Земля после

К середине четвертого дня поднялся ветер. Темно-серое небо завыло и налилось свинцом, началась поземка — пора выходить.

Оделись «по-летнему» легко, — то есть, вместо трех комплектов термобелья — один, а вместо тяжелых армейских ватных штанов с высоким поясом — легкие горнолыжные, вынесенные два месяца назад из магазина спецодежды в Абинске. Взяли лучшее из запасов Убежища «на случай исхода». Вооружились автоматами и помповиками в качестве основного оружия и дополнительно ножами, пистолетами и обрезами. Илья и Антон взяли уже привычные «Ксюхи» и обрезы; третий АКС-74У из арсенала Убежища и к нему потертого ментовского «Макарова» выдали Степану; имевшийся в единственном экземпляре АК-74, он же легендарное «Весло» вручили Николаичу, как человеку, умеющему им пользоваться (с таким он служил в Советской Армии). Неизменный чехол с обрезом марки «Remington», который сам он называл странным словом «хауда», Николаич перевесил на ремень поверх бушлата, между автоматными подсумками. В сочетании с хронической небритостью это придало боевому облику Николаича особого шарма, что сразу отметили женщины, посоветовав ему добавить к гардеробу пулеметные ленты на грудь крест-накрест. Татьяне с Настей достались помповые ружья Ижевского и Тульского оружейных заводов — ИЖ-81 и ТОЗ-194 и пистолеты «Макарова». Ивану выдали двустволку ТОЗ-34, с которой мальчик уже привык обращаться во время его дежурств, и старенький ТТ. Боекомплектов взяли по принципу: патронов мало не бывает. К автоматам — по три войсковых подсумка на четыре магазина; к пистолетам — по два полных запасных магазина плюс пачка патронов сверху; к ружьям — по пятьдесят патронов на человека, у кого ружье за основное оружие; у кого обрез вторым номером, те взяли по двадцать. Выгребли арсенал Убежища на три четверти.

До места, где Илья с Антоном решили устроить временную базу, шли пять часов. Это было здание разграбленного подчистую автосервиса рядом с выгоревшей заправкой, от которого до поселка людоедов оставалось чуть более километра. Преимущество места заключалось в том, что вряд ли кто туда сунется намеренно. Обнесенная сугробами, продуваемая всеми ветрами коробка, внутри которой нет ничего ценного; костер не разожжешь — за дровами далеко ходить, окон нет, створки ворот одного из двух смежных боксов отсутствуют, вторые приоткрыты и завалены сугробом. В здании расчистили место, в углу за закрытой створкой поставили две двухместные палатки с переходом, внутри зажгли газовые обогреватели, — в тесноте, как говорится, да не в обиде. С дороги не видно.

На разведку пошли вдвоем Илья и Антон. Николаич остался в автосервисе за старшего.

Когда свернули на дорогу к поселку, увидели характерный тройной след, с широкой полосой от гусеницы. Такой ни с чем не спутаешь. След уходил в темноту, заворачивая в сторону, противоположную той, откуда пришли Илья с Антоном.

— Недавно ездили, часа может три-четыре… — предположил Антон.

Следы почти замело, но они еще угадывались. Знак неоднозначный, поскольку понять точно, сколько снегоходов прошло и в каком направлении — было нельзя.

Свернули с дороги, заметя за собой снег сломанными ранее в другом месте ветками. Мало ли… вдруг поедут и заметят следы?.. Тогда лучше сразу назад заворачивать и откладывать мероприятие. Прошли к лесной опушке, и вдоль опушки двинулись к поселку. Чуть углубившись в лес, обошли поселок, зайдя с другого конца. Там была еще одна проходная, целая, не сгоревшая. Ворота закрыты, но снег перед воротами почищен. Дорога от проходной разделяется на две — одна огибает поселок и закрывающую часть поселка от обзора с главной дороги рощицу, соединяясь с этой самой дорогой метров через семьсот, другая сворачивает в лес. В проходной никого. Да и в самом поселке тихо. Свет в трех домах горит — в двух уже знакомых Илье, и еще в одном, соседнем со «столовой», не в том, где костница, а с другой стороны. Дымом тянет.

— Топят углем, — заметил Антон.

— Раньше вроде дровами топили, — сказал Илья. — Видать разжились где-то.

— Значит, обосновались капитально… Что дальше, командир?

Слово «командир» прозвучало просто и без подкола. Антон Мельников, как и Лисов, служил в армии, был даже старшим сержантом, Лис же — рядовой запаса. Но Антон не сомневался в уме и мужестве товарища, уступая тому первенство. Если бы не Лис, лежать Антону под снегом в придорожном кювете, а его жене и дочери… Лучше не думать о том, что сделала бы с ними шайка озверевших «гордых сынов Кавказа», остановившая их «Ниву» на ночной дороге тогда, в октябре… Лис появился из темноты и без слов открыл по шайке огонь, убив двоих наповал, и после добив еще двоих раненых. Он не проронил ни слова, не ответил молившим его о пощаде бандитам. Просто убил всех, как каких-нибудь насекомых-вредителей… Нет, скорее, как бешеных собак. После, когда они познакомились и пожали руки, из темноты появилась Татьяна, подруга Лиса, женщина с обожженным лицом. Оказалось, Лис специально следил за бандой, подозревая горцев в беспределе, но ему нужно было подтверждение. Такой человек, Илья Лисов, справедливый. Фанатично справедливый. Антон старался брать с него пример.

— Давай обойдем с другой стороны, вдоль забора, посмотрим подходы и задний двор вон того дома, — Илья кивнул в сторону четырехэтажного куба под кургузой четырехскатной крышей, в окнах которого горел свет. Как раз перед ним в прошлый раз он видел снегоходы. — Потом зайдем через сгоревший КПП и по знакомому мне маршруту, вон через те дворы… — он указал рукой на левую сторону улицы. — А там посмотрим…

Между кирпичными и каменными стенами на границах домовладений и окружавшим поселок железным забором имелись прямые проходы шириной в пару метров, нечто вроде узких улочек, по которым раньше наверняка прохаживались охранявшие покой и благоденствие обитателей поселка ЧОПовцы. В прошлый раз ближний к лесу проход был почти доверху завален снегом. Как и дворы. Илья мог легко вперевалку преодолеть любой из заборов, не снимая снегоступов. Теперь же проход этот оказался очищен от сугробов, превратившись в двухметровый «ров». Попасть в этот «ров» снаружи было легко — профиль окружного забора торчал из снега сантиметров на сорок, а вот чтобы выбраться обратно, надо или карабкаться по скользкому металлопрофилю, или идти до сгоревшего КПП в нежилой части поселка. Центральная улица, в обитаемой ее части, была тоже почищена. Как и проход за четырехэтажным домом, по которому хотел прогуляться Илья.

— Лучше в эту «траншею» не лезть, — сказал Антон. — Смотри, как натоптано… — добавил он, указывая на цепочку припорошенных следов. — Патрулем ходят.

— Да, — согласился Илья. — Ходят. Подождем следующего обхода, а потом еще пару раз. Узнаем расписание, и откуда ходят.

Антон согласно кивнул.

Засели в сугробе за проходной, так, чтобы видеть центральную улицу, подложив под пятые точки туристические сидушки из вспененного полиэтилена, без которых теперь никуда.

Ждать долго не пришлось. Не прошло и пяти минут, как из дома рядом со «столовой» вышел человек с собакой и пошел прямо на них. Вернее в сторону КПП. Друзья замерли, стараясь лишний раз не дышать. Хотя ветер дул со стороны поселка. Тут главное сидеть тихо. Дуй ветер с обратной стороны, собака — по виду здоровенный кавказец или алабай — вполне могла бы их унюхать, как тихо не сиди. Дойдя до проходной, человек свернул в проход направо. Илья достал из-за пазухи электронные часы и засек время, отметив, что вышел собачник ровно в 20:00, плюс-минус минута.

Патрульный появился из противоположного прохода через четырнадцать минут, обойдя поселок по часовой стрелке, потом вернулся в дом, из которого вышел. Получалось, этот дом был у людоедов чем-то вроде караульного помещения. Дом был по поселковым меркам среднего размера, двухэтажным. Свет в доме горел только на первом этаже, как и в доме «столовой». На следующий обход человек с собакой вышел ровно через час, в 21:00, и обошел поселок за тринадцать минут. Друзья решили не дожидаться следующего обхода, небезосновательно предположив, что следующий будет в 22 часа, и двинулись вдоль железного забора, обходя поселок против часовой.

Со стороны рощицы в четырехэтажном доме не светилось ни одно окно выше первого этажа.

— Умно, — хмыкнув, отметил Антон. — Другие два дома двухэтажные и дальше, а этот с дороги можно заметить… Похоже, твой визит научил их осторожности.

— Не факт, что только мой… — сказал Илья. — Идем, осмотримся…

Они пошли вдоль железного забора, и вскоре выяснилось, что из прохода можно попасть в каждый из дворов через имевшиеся в оградах проемы, в которых раньше, по-видимому, были калитки. Теперь калитки сняли, а в снегу за забором прорубили крутые ступеньки.

— Недурно… — заметил по этому поводу Антон. — Местные так могут оперативно появиться в любом месте… Тут вариант только один: посадить на каждый проход по пулеметчику.

— Это если нападать силами тяжкими, — покивав, сказал на это Илья, — а наше дело маленькое: внезапная диверсия и геноцид.

Они обошли поселок со стороны рощицы и вошли в него через сгоревшую проходную, тщательно заметя следы. Вьюга усилилась, и через десять минут заметить, что кто-то прошел извне к крайнему обгоревшему дому не сможет никакой следопыт, даже самый бывалый.

— Интересно получается, — поднявшись на второй этаж провонявшего сажей коттеджа и глядя в сторону слабых огоньков на дальнем краю поселка, тихо произнес Илья. — Это место мне напоминает вентерь… Смотри, с этой стороны никаких ворот или заграждений. Даже «окоп» этот между заборами не почищен… — он указал рукой в сторону внешнего забора. Обходя поселок они отметили, что проход между капитальными ограждениями дворов и внешним металлопрофилем очищен не до конца. За предпоследним двором в утрамбованном до состояния камня сугробе были вырублены длинные ступени, от которых расчищенная дорожка вела через двор на улицу и дальше в ворота двора напротив. — У случайных людей должно складываться впечатление, будто здесь все разграблено. Заходи, выходи, все открыто… Ну, живет кто-то в поселке этом… Можно заглянуть, попросить ночлега, поторговать, узнать про эти места, что да как… А можно и пограбить… Лохи же наверняка какие-то… Не были бы лохами, забор бы окопали, ворота починили, охрану на входе организовали…

— И лох идет, как судак в вентерь, — закончил мысль Ильи Антон.

— Ага. Именно.

Антон лишь хмыкнул, поправляя шарф на лице.

На разведку поселка ушло без малого два часа. Они обошли и проверили все дворы по обе стороны улицы до обжитых домов и за ними. Внутрь большей части домов не заходили — двери в них были закрыты, а кто его знает, что там за дверями теми… Там же, куда заходили, все было как везде: холод, пыль, мусор, следы грабежей. В паре мест на полу и стенах бурые пятна и россыпи стреляных гильз. Ходили осторожно, внимательно смотрели под ноги и по сторонам, закрытые двери не трогали, руководствуясь мудрым принципом «не вижу — не лезу». И, как оказалось, не зря. На входах в дома по соседству с обитаемыми, осмотреть которые следовало обязательно, стояли примитивные — из одной «эфки» — растяжки, какие способен поставить всякий, у кого руки не кривые. В эти дома вошли через окна, выломав оконные рамы с помощью компактных монтировок, без коих из Убежища не выходили, проверили помещения, сняли растяжки, пополнив тем самым свое вооружение четырьмя гранатами Ф-1.

Гараж с костницей оказался заперт снаружи. Илья решил показать его Антону, чтобы товарищ проникся перед боем — чтобы лучше понимал, с кем им предстояло иметь дело. В гараж прошли через дом. Костей там заметно прибавилось. Причем свалены они были вдоль стен без прежней аккуратности.

— Нелюди, блядь… — выдавил сквозь образовавшийся комок в горле Антон, постояв минуту окруженный кучами человеческих останков.

— Здесь я в прошлый раз застрелил ребенка, — произнес тогда Илья. Про «Илюшу» он до того рассказывал только Татьяне.

Антон ответил не сразу. Он молчал некоторое время, пытаясь сосчитать попадавшиеся в свет фонаря черепа. Потом спросил:

— Что?

— Пацана, лет одиннадцати-двенадцати, — спокойно добавил Лисов. — Он принес мешок с костями матери Степана и Ваньки, собирался красиво сложить… вон… — он указал рукой на тщательно уложенную костницу, поверх которой останки были навалены как попало, — видишь, как сложено?.. Это у пацана хобби такое было. А тут я…

Антон медленно покивал, потом сказал:

— Правильно сделал. Это уже не ребенок был, а нелюдь.

— Да. Потому и пристрелил.

— А мне ты это рассказал зачем?

— Чтобы ты был готов. Там, — Илья сделал неопределенный жест в сторону опущенной ролеты, — будут не только взрослые…

— Я тебя понял, — после короткой паузы произнес Антон. — Можешь не сомневаться во мне, Лис. Я сделаю то, что должен сделать каждый нормальный человек, встретивший людоеда. Невзирая на возраст этого людоеда.

— Это я и хотел услышать, Антон, — сказал Илья.

Снегоходов на прежнем месте перед четырехэтажным домом не оказалось, но они, скорее всего, в запертом гараже рядом. Уже почти заметенные следы перед гаражом тому подтверждение. Или нет? Или снегоходы ушли из поселка? Проверить гараж не получалось. Окон нет, ролета открывается изнутри, а дверь сбоку гаража заперта на замок и просматривается из окон дома, — стоит кому-то подойти к окну и посветить фонариком… Пусть лучше снегоходы окажутся в гараже.

А если нет, придется потом дождаться их возвращения.

Огневую точку решили устроить на втором этаже дома по соседству с четырехэтажным, который напротив «караулки». Место удобное: можно и по «караулке» бить прямо в упор и по «столовой», чуть правее. Посадить сюда Николаича с его «Веслом» (РПК бы ему…), с ним Степана с «Ксюхой». Сила! Женщин с Ванькой оставить бы вообще в автосервисе… Да не согласятся… Придется «в оцепление» за пару домов от места боя усадить. Если кто из каннибалов побежит, пусть бьют.

Заполночь выдвинулись назад. Дождались, когда патрульный собачник вернулся в «караулку» и пошли дворами. В автосервисе уже наверняка начали волноваться, — обещали вернуться до двенадцати. Но ждать будут до двух часов, потом Николаич с братьями пойдут на выручку.

Метель не стихает. Термометр на бушлате показывает минус двадцать восемь.

Резкий звук мотора возник из ниоткуда. Только что ничего кроме ветра не было слышно, и вот он, мотоцикл, газует. За ним еще один. Снегоходы!

Возле сгоревшей проходной вспыхнул свет фар, затем по улице, поднимая облако снега, промчался сначала один снегоход, за ним второй. Илья с Антоном, пригнувшись, быстро прошли вдоль кирпичного забора и присели за накрытым кованным навершием угловым столбиком.

На каждом снегоходе сидели по двое, и каждый тащил за собой довольно длинный — чуть короче самого снегохода — крытый прицеп-сани.

Подъезжая к дому с костницей, первый снегоход сбросил газ и, замедлившись, свернул во двор «столовой», второй последовал за ним. Немного порычав на низких оборотах, двигатели один за другим заглохли, послышались голоса, залаяла собака, кто-то вышел со двора четырехэтажного дома с керосинкой в руке и пошел во двор «столовой», за ним еще несколько темных силуэтов.

— Ну вот, теперь все дома, — сказал Антон. — Во сколько начнем?

— Часа в четыре, — ответил Илья. — Идем! Наши уже заждались.

Пошли по дороге, прямо по следам снегоходов. Вряд ли за теми двумя в отрыве идут еще, — было бы их больше, шли бы вместе. И те назад вряд ли поедут в метель. Зато по следам этим идти куда быстрее. На развилке след не свернул влево, как ожидалось, а вправо — в направлении автосервиса. Получалось, что людоеды сделали круг — выехали в сторону Славянска-на-Кубани, а вернулись по М-4. Со стороны Крымска или Краснодара?

Со стороны Краснодара. На трассе «Дон» следы снегоходов свернули в направлении автосервиса…

Шли быстро, молча. Поравнявшись с заправкой, перешли на бег. Когда из темноты появилась коробка здания автосервиса, обоим стало ясно, что случилось плохое.

Множество следов перед воротами уже начало заметать.

Скинули снегоступы, бегом внутрь…

Внутри боксов никого. Палаток нет. На полу в паре мест следы крови, но гильз не видно. Никого. Ничего. Только вьюга воет в щели между створами ворот, за которыми раньше были палатки. По боксу кружат редкие снежинки.

— Это они наших везли… — опустив голову, говорит Антон. Под глазами у него льдинки. — А мы…

— Спокойно, брат, — Илья положил Антону руку на плечо. — Сейчас мы вернемся за ними.

— Клянусь! Я! Убью! Каждого! Из этих! Ублюдков! — выплевывая каждое слово, рычит Антон. — Каждого!

— Каждого, брат… — рука Ильи в толстой перчатке сжимается на плече товарища, на его глазах тоже лед. — Каждого. — Антон поднимает глаза на лицо товарища и в свете однодиодного фонаря видит, как тот улыбается. Антону стало страшно от этой улыбки.

Из проема, ведущего в соседние с боксом помещения, где раньше были какие-то бытовки, кладовые и небольшой магазинчик автозапчастей, слышится какой-то посторонний звук, похожий на шарканье. Илья вскидывает автомат, щелкает предохранитель, широкими беззвучными шагами идет к проему. Две секунды и он уже за дверью.

— Лапы в гору! Завалю на хер!

— Не стреляй, Лис, это я… — Ванька. Стоит, выставив перед собой ствол ружья, но в Илью не целит. — Это я, не стреляй!

— Что здесь произошло, Ваня?

— Мужики на снегоходах, четверо… — отвечает мальчик. — Я до ветра отошел туда… — он кивает куда-то назад, — в магазин… А они появились… Тихо подошли и… Они без снегоходов поначалу были. Это потом, когда всех повязали, двое отошли куда-то и подъехали… Я в окно вылез и снаружи за углом прятался… Я мог бы по ним стрельнуть… — голос Вани задрожал, — но побоялся… — он всхлипнул и разревелся.

— Тихо, парень… — Илья подошел и обнял мальчика. — Не хнычь. Ты все правильно сделал.

Подошедший сзади Антон стоит молча, видя как страшное перед этим лицо Лиса снова изменилось. Видно, что Лис не тянет время и не придается рефлексии. Лис думает.

— Если бы высунулся, — продолжает Илья, похлопывая мальчика по спине, — подстрелили бы тебя в два счета. И не побил бы ты тогда людоедов… — он отстраняется от Ивана и смотрит тому в глаза. — Понимаешь?

Арсений заступил дежурить с восьми вечера вместе со своими двоюродными братьями Прохором и Германом. В восемь утра их сменят Артём, Тимофей и Никита, а тех завтра вечером — Данила с Матвеем и Ярослав. Следующая смена через сутки с утра. Так они жили последние полгода после нападения неизвестных на их хутор. Отдежурил, отоспался, примерно через раз или через два съездил на охоту с Борисом, старшим на хуторе и первым охотником, и снова на дежурство…

Но охоты в ближайшее время теперь не предвиделось. Борис с сыном-вдовцом Ярославом и родными братьями Данилой и Матвеем вернулись с охоты с хорошей добычей. Отловили четверых бодычей. Еды теперь хватит надолго. Придется сидеть на хуторе безвылазно хорошо если месяц, а то и все полтора. Арсения это огорчало. Итак день и ночь — сплошная темень, считай и нет того дня… по привычке днями время считают… так теперь и не выбраться с хутора. Охота для хуторских мужчин как праздник, аналог базарного дня у предков. Арсений любил охоту. То зайца подстрелишь, то лисицу, а то и бодыча живьем изловишь — благодать!

Прошлым днем, как началась метель, на Бориса словно нашло что-то. Поднял едва проспавшуюся смену, приказал собираться на охоту. Борис — мужик непростой, чуйка у него на такие дела. С ним не пропадешь. Что значит потомственный казак! С начала осени, когда пять больших и дружных между собой семей собрались вместе под рукой Бориса, и до этого самого дня никто из них не мерз и не голодал. И целы все… кроме жены, невестки и двенадцатилетнего внука самого Бориса. После же нападения собрал Борис всех мужчин в трапезную и объявил, что отныне заживет их хутор по новым правилам. «А кому не по душе, вот Бог, вот порог… никого не держу», — добавил Борис тогда. Никто не ушел. И не зря. Жили теперь как настоящие мужики — несли службу, охраняли семьи, добывали пропитание. А слово Бориса стало для всех теперь как Слово Божье. Сказал: «собирайтесь, через полчаса выезжаем на охоту», и через двадцать минут все у снегоходов. А что метель — так и бес с ней.

Арсений был бы рад, если бы его ребята сменились тем утром. А теперь вот сынок Борисов с дружками будет хорохориться: второй охотник на хуторе… ага… Вот только Марию с Ильей не уберег «герой» этот… А приучил бы тех к оружию, глядишь и живы бы сейчас были. Зато он, Арсений, свою жену Людмилу и падчерицу Катюшу, которая ему в последнее время стала как вторая жена, к оружию сразу приучил, как началось… С осени пистолеты под юбками на бедре носят, и ночью под подушку кладут. Вот родит Катюша ему сына — конечно же, это будет сын! — пара месяцев осталась, и тому ствол первой игрушкой будет. А годков с пяти Арсений начнет учить его стрелять.

Время без пяти четыре — пора на обход. Очередь Арсения чресла морозить.

В сторожевом доме никто не спит — с этим строго, все бдят, забивают «козла» (Борис не одобряет, но и прямого запрета нет), поглядывают на пульт с двумя красными лампочками. После нападения в общем доме и в трапезной установили тревожные кнопки и наладили женские дежурства. Кроме того, теперь каждая хуторянка носит при поясе кобуру с пистолетом. Пробовали было соорудить сигнализацию по всему хутору — натянули провода по периметру, которые при задевании должны были замыкать контакты, подавая сигнал на пульт, — но вскоре отказались от этой идеи, так как оледенение проводов и замыкателей приводило то к ложной тревоге, то к несрабатыванию сигнализации. В итоге ограничились тем, что заминировали двери нескольких домов и поставили старые добрые растяжки, — взрыв гранаты в любую вьюгу услышишь. Проверяли.

Собрав под конец сдачи «буру», Арсений закончил партию победителем. Накинув бушлат и взяв на поводок Бурана — здоровенного трехлетнего алабая, за которого хуторяне отдали два цинка патронов дружественной общине из станицы Северской, Арсений взял автомат на плечо и вышел в метель.

Дошел до запертых ворот со сторожкой, свернул направо в узкий проход между заборами.

Проходы эти больше месяца копали бодычи. Получилось нечто вроде траншеи по периметру хутора в виде буквы «П». Теперь можно было легко попасть в любой двор, не выходя на центральную улицу и не скача через заборы.

Ветер не унимался. В проход намело снега сантиметров пятнадцать, — новым бодычам будет работа. Хотя там две бабы… С них работы… Эх, жалко, что Борис не разрешает их трахать… Под страхом изгнания с хутора. Одна там вроде ничего. Вторая тоже недурна, фигуристая, только морда наполовину обожженная. Хотя, если набок повернуть…

Дойдя до конца прохода, Арсений поднялся по ледяным ступеням и зашагал через двор по прорезанной сквозь сугробы дорожке.

Буран шел чуть впереди, натянув поводок. Возле сгоревшего дома раздался хлопок, в котором Арсений не сразу узнал пистолетный выстрел, и пес, взвизгнув, завалился набок, засучив толстыми мохнатыми лапами. Тут же от дома отделилась среднего роста плечистая фигура, за ней вторая поменьше, одновременно кто-то рванул сплеча Арсения ремень автомата, чья-то крепкая рука обхватила его шею, а к горлу прижался ледяной метал.

— Спокойно, не рыпайся, — произнес голос за плечом. От голоса исходил такой холод, что Арсению показалось, будто это произнес не человек вовсе и не зверь, а существо изо льда. — Антон, проверь карманы, — добавил голос, обращаясь к продолжавшей приближаться фигуре.

— Сколько человек в поселке? — повторил вопрос человек с ледяным голосом, другие двое, плечистый и пацан-подросток называли его «Лисом». Не дожидаясь ответа, Лис сломал Арсению еще один палец. Арсений, было, взвыл, но тут же получил холодной подошвой в лицо.

Он сидел на полу в сгоревшем доме, куда его затащили пару минут назад. Руки его были скручены за спиной шнуром от какого-то бытового прибора. Перед ним стояли двое: широкоплечий мужик лет тридцати, который только что саданул его ногой, и подросток с тусклым фонариком. Еще один, Лис — высокий, с худым гладко выбритым лицом — сейчас был сзади. Он задавал вопросы и ломал пальцы. Подросток светил в лицо Арсению тусклым фонариком. Несколько раз луч слабого света падал на лицо подростка, и Арсению показалось, что раньше он уже где-то видел это лицо.

Прошло не больше двух минут, за которые Арсению сломали четыре пальца, нос, выбили несколько зубов и расшибли в кровь лицо. Он обмочился в штаны, но все еще держался, тянул время, понимая, что уже не жилец. А этим троим было необходимо получить от него ответы. Они не убьют его, пока не узнают все, что им нужно.

— Сколько человек в поселке? — снова схватив изуродованную руку Арсения, повторил вопрос Лис и, не дожидаясь ответа, сломал еще один палец. Мизинец. Открытый перелом: Арсений почувствовал, как горячее потекло по руке. Перчатки с него сорвали сразу, вместе с шапкой, и мороз больно грыз уши и здоровые пальцы, — сломанные же горели огнем и неприятно подергивали.

— Лис, четвертая минута… — спокойно произнес широкоплечий. — Время…