Помоги проекту - поделись книгой:
— Послушай, вот мы, — он запнулся, потому что никаких «мы» уже не было, был один он и два трупа (в том, что Колян мертв, Марик не сомневался), — по-беспределу с ней обошлись, я согласен… Слышишь? Я согласен! И ты с нас спрашиваешь. Но посмотри вокруг, весь мир превратился в ад! Миру пиздец! Сколько миллионов, или, может, миллиардов сгорели?! Кто за них спросит? И с кого?
Марик повернулся лицом к открытой двери. Смерть стояла теперь совсем рядом. Лица Смерти, по-прежнему, не было видно, — только направленное на Марика черное дуло пистолета отчетливо выделялось в желтом освещении салона.
— Спросят. Я уверен. Теперь каждый, кто выжил, может и должен спрашивать. С себя и с других. Чтобы оставаться человеком.
Сказав это, человек нажал на спуск.
Он убрал пистолет в кобуру. Обойдя машину, открыл заднюю дверь, потом боковую… Осмотрел салон. В найденный в машине рюкзак он сложил то, что посчитал нужным. Это не было грабежом или мародерством, это были его трофеи. Все оружие, патроны, найденные в багажнике консервы… Видимо, бывший хозяин внедорожника был охотником, — в багажнике имелось традиционное для охотника и рыболова снаряжение. Человек переоделся и сменил обувь на пришедшиеся как раз впору резиновые сапоги, надел плащ—дождевик, закинул за спину увесистый рюкзак и взял автомат и вышел на дорогу.
Трупы бандитов человек оставил лежать, как лежали, забрав лишь имевшееся при них оружие. Очень скоро они станут пищей для подвывавших в нескольких километрах от того места шакалов.
Проснувшись утром, Илья Лисов, бывший менеджер, долго не мог понять, почему его механические часы показывали половину девятого. Рассвет казалось только собирался. Солнца видно не было. Пепельно-серое небо слабо светилось, но определить точно где находилось светило Лисов так и не смог. Вокруг висела уже ставшая привычной муть. Илья подкинул сухих палок в так и не давший ему нормально выспаться костер, потом пристроил сбоку трофейную банку с надписью «Завтрак туриста» и солдатский котелок, налив в него пару кружек минеральной воды из баклажки.
Прошлой ночью он шел еще какое-то время по дороге, пока тьма не опустилась такая, что дальше вытянутой руки уже ничего нельзя было разглядеть. Шляться ночью в горах было явной глупостью, — не хватало только ногу еще сломать... Был, конечно, фонарь, но Илья предусмотрительно решил, что лучше им не пользоваться. Не стоило привлекать к себе лишнего внимания. Он свернул с дороги, подыскал удобное место для ночлега, — такое, чтобы можно было разжечь костер, без риска быть замеченным и привлечь на огонек незваных гостей.
Около часа ушло на сбор палок для костра в достаточном количестве, чтобы не пришлось потом среди ночи бродить по лесу в поисках дров. Наскоро поужинав трофейной рисовой кашей с мясом, и запив ее холодной водой с лимонной кислотой и парой ложек сахара, Илья развернул поверх туристической пенки спальный мешок и залез внутрь вместе с оружием, не застегиваясь и накрывшись дополнительно дождевиком.
Его совесть нисколько не мучило совершенное им накануне тройное убийство. Нет, он не радовался тому, что сделал, но и не сожалел. Семь раз он просыпался, чтобы подкинуть в затухавший костер палок, а пока спал, даже видел сны.
Был солнечный день. Легкий ветерок шевелил густую, нагретую солнцем сочную зеленую траву. Илья стоял, как ему показалось, на одной из полян на склоне Колдун-горы за поселком Мысхако. Впереди простиралась покрытая легкой рябью морская гладь. Над берегом кружили несколько чаек. Внизу, у воды, было поразительно много народу. Столько можно видеть, разве что, где-нибудь на пляже в Сочи или в Лазаревском. Здесь он никогда еще не видел такого количества людей, — это был «дикий пляж», куда, обычно, приходят местные, — те, кому не лень топать несколько километров по берегу из Мысхако или Широкой Балки. Шумели дети. Недалеко от берега Илья заметил стайку дельфинов. Сложно сказать, сколько времени прошло, пока он стоял на той полянке и смотрел сверху на море, на людей, на корабли, видневшиеся далеко на линии горизонта. Его окликнули по имени. Илья обернулся и увидел стоявшую в десяти шагах от него девушку в летнем коротком платье. Это была та самая девушка, в том самом платье с васильками… Девушка улыбнулась ему, как давнему знакомому, и быстро подошла, почти подбежала к нему. «Спасибо тебе, Илья!» — Она потянулась на носочках, чмокнула его в щеку, и, улыбнувшись, погладила его ладонью по щеке. Потом также быстро развернулась и побежала, босыми ногами по траве, к тропинке спускавшейся вниз, к морю…
Очень странный сон.
Илья не был склонен к религиозным суевериям и мистике, он не верил в бога и не ходил в церковь и сновидение объяснил для себя вчерашними событиями и событиями прошедшей недели, — от всего пережитого Ильей за эти дни у кого-нибудь другого могла бы и крыша запросто поехать, а не то, что сны всякие сниться…
Если не считать вчерашнего ужина, Илья впервые за три дня поел досыта. «Завтрак туриста» оказался настоящим деликатесом. Запах от разогретой на костре каши шел такой, что голова кружилась. Утолив голод, и напившись под завязку горячим чаем, Илья закидал костер землей, собрал вещи в рюкзак и направился к перевалу, до которого было около двухсот метров.
День упорно не желал наступать. Это вообще нельзя было с уверенностью назвать днем. Как и ночью тоже... Раньше нечто подобное бывало перед сильным ливнем, о каком обычно говорили: «льет, как из ведра», но теперь с неба не падало ни единой капли. Да, в предыдущие дни солнце тоже нечасто выглядывало из-за сплошной облачности. Но если еще пару дней назад можно было с уверенностью отличить день от ночи, то теперь самым подходящим словом, определявшим текущее время суток, было «сумерки».
Это и были
В некоторых местах Ночь уже наступила. Сутки, двое и даже трое назад. Планету окутывала тьма, вызванная из ее горящих недр, лесов, сожженных силой атома городов. Миллионы тонн сажи, единовременно, были выброшены в стратосферу Земли тысячами взрывов. В результате подвижек земной коры были разбужены десятки вулканов, продолжавшие пополнять дымовую завесу, укутывавшую постепенно планету, своими выбросами даже спустя недели и месяцы после короткой войны.
Приближаясь к месту, откуда открывался вид на Новороссийск, — город, который он, Илья, помнил с раннего детства, он ускорял и ускорял шаг, пока не перешел на бег. Его сердце билось все быстрее и быстрее. Впереди было только мутное небо и сто, девяносто, восемьдесят… сорок, тридцать шагов… Он бежал. Сердце колотилось. Бешено. Вот еще десяток, и…
Он увидел его. Город в сумерках.
Он упал на колени и заплакал.
Была середина дня. Илья не думал о времени, — плевать на время. Он сидел на желтой траве и смотрел на свой город, которого больше не было.
Внизу, под горой, лежал Гайдук, правее — Владимировка (пригороды Новороссийска), а слева… Если в Кирилловке и Борисовке еще можно было рассмотреть относительно целые здания, то с Цемдолины начинался ад: сплошное месиво из всего того, что раньше было городом. Илья рассмотрел два черных пятна, рельеф вокруг которых изменился до неузнаваемости. Дальше все скрывала проклятая муть.
Там, внизу, осталось все, что было ему дорого — его родители, сестра, близкие, его прошлое… Ничего не осталось. Пока он шел сюда, у него была надежда, пусть маленькая, но она была.
ЗИМА
Человек с обрезанным дробовиком наизготовку обошел здание бывшей котельной по кругу и остановился, прислушался.
Тишина.
Ледяная лестница, что ведет ко входу в Убежище, в паре метров.
Холодно. Термометр на плече бушлата показывает минус тридцать.
Запаха дыма нет — все улетает вверх, прямиком в низкое клубящееся грязью небо.
Как же холодно! Человек поежился.
Тридцать градусов в середине июня! Кто бы мог подумать! Нет, были, конечно, такие кто думал. И теорию ядерной зимы придумали, и компьютерные модели всякие, прогнозы разрабатывали задолго до наступления этой самой зимы… и книжки страшные писали про «это»… да только избежать так и не сумели.
За время «зимы» здание обнесло серыми сугробами чуть выше окон, и теперь, чтобы попасть внутрь, нужно сначала спуститься вниз по вырубленной в обледенелом насте лестнице.
Там, внутри, сейчас тепло и уютно, но человек не спешит. Слушает. Несколько долгих минут он вглядывается в темноту, в которой лениво кружились редкие колючие пылинки.
Когда в августе прошлого года «они» обменялись ядерными ударами, уже через неделю, стемнело. Температура падала стремительно день за днем.
Сейчас «день», если верить часам — дней, в привычном понимании этого слова, с тех пор, как стемнело в конце августа, не было, была только ночь, темная и холодная. Уже в сентябре на юге России стояли пятнадцатиградусные морозы, а зимой — календарной зимой! — температура опустилась до семидесяти. Так что тридцатник в июне — не так страшно, если вспомнить январь…
Убедившись, что поблизости нет никого, человек с обрезом оборачивается и делает знак рукой тому, кто все это время стоял в стороне.
Другой человек, тоже с обрезом в руках, отделился от черной стены в пятнадцати метрах от бывшей котельной. Это товарищ. Он отстал за полкилометра отсюда и шел позади, готовый в любую минуту прикрыть первого.
Опустив на землистый наст добычу — окоченевшую, со связанными веревкой лапами, средних размеров собаку, — первый человек шагнул к стене бывшей котельной, вдоль которой вверх из снега торчит вентиляционный короб из нержавейки. Достав из ножен на поясе поверх ватного военного бушлата охотничий клинок, он стучит рукоятью по коробу:
Ему отвечают:
Подобрав добычу, человек дает знак товарищу и спускается вниз по ледяной лестнице.
За железной дверью слышится скрежет, после чего дверь приоткрывается, из появившейся щели на серую ледяную стену падает полоска тусклого желтого света.
— Илья, ты? — спрашивает из-за двери ломающийся мальчишеский голос.
— Я, — отвечает человек. — Ты, Ваня, стук не слышал? Открывай давай, не морозь!
Войдя в тамбур, Илья Лисов скинул собаку с плеча и аккуратно снял рюкзак с привязанными к нему по бокам снегоступами. Обрез — бывший в прошлой жизни охотничьей вертикальной двустволкой ИЖ-27 — положил на специально пристроенный в углу столик, снял с груди короткий автомат — ментовскую «Ксюху», положил рядом, — пусть оружие пока здесь полежит. В Убежище сильно теплее, стволы сразу конденсат словят, их придется тут же чистить, а после вылазки охота отогреться, помыться, поесть, в себя прийти. Почистить оружие можно позже.
Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.
— Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.
— Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.
— Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?
— Ну, ма-а-ам!.. — отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.
Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чем та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.
— Все хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замерзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…
Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.
В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.
— Недурно поохотились! — поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.
— Да, Николаич, в этот раз неплохо, — согласился Илья.
— За косым, небось, побегать пришлось… — поинтересовалась Марина.
— Не, — ответил ей Антон, — больной он какой-то, медленный был…
Седой парень подошел к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.
— Его раньше уже кто-то прихватил за ногу… Вот, смотрите… — он показал заживший рубец на шкуре русака. — Собака, или шакал… Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.
— Ну, спасибо тебе, Стёп… — ответил ему Антон, — теперь я себя виноватить буду.
— А чего виноватить? — не смешно усмехнулся седой парень. — Времена сейчас такие… Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли… Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он все равно первым из своих сородичей попался бы… О, котэ!
— Ага, — усмехнулся Антон. — Хитрожопые… Крались за нами целой кодлой по деревьям, ловили момент, чтобы на шею прыгнуть…
— Что, — поддержала тему котиков Марина, — котэ уже не те?
— Так все уже не те, — философски заметил Илья. — Этот вон… — он кивнул на труп собаки, — «друг человека»… а попадись этому «другу» один и без оружия…
— Ну! И чего вы тут застряли? — выглянула из-за полога Татьяна — подруга, или правильнее сказать, супруга Ильи, молодая женщина тридцати двух лет с ожогом вполовину безупречно красивого лица.
— Сейчас, Танюша, — улыбнулся ей Илья. — Надо же остыть немного от холода.
— Идите уже давайте, — объявила Марина, подмигнув Татьяне, — мы с Николаичем дальше сами разберемся… Через полчаса ужин! И ты, Ваня, тоже иди, погрейся! — добавила она, обращаясь к мальчишке. — Небось замерз тут как цуцик. На кухне чаю попей.
— Ну, наконец! — Татьяна, встав на цыпочки, прижалась гладкой щекой к еще холодному лицу Ильи, когда они вошли в Убежище.
Главный зал котельной в дальнем конце был в два уровня застроен деревянными комнатушками — три на первом этаже и три на втором. В широком проходе вдоль правой стены расположились кухня и столовая с длинным обеденным столом. Б
— Я изволновалась, Илюша… Три дня вас не было…
— Так надо, милая, — Илья крепко обнял любимую женщину.
— Я боюсь, — тихо сказала Татьяна, — что однажды ты не вернешься…
Они встретились через девять дней после бомбардировки, когда холодная противоестественная ночь уже окутала мир.
Илья брел тогда бесцельно вдоль федеральной трассы М-4 прочь от города, в котором погибли его родители и младшая сестра. Впереди шла небольшая группа беженцев, к которой Илья не спешил присоединяться. Он отстал примерно на километр от группы, ориентируясь на свет фонарей и костров на привалах.
Избегая людей, Илья держался зарослей вдоль трассы и кюветов, не разводил огня и старался не шуметь, когда слышал поблизости голоса.
На вторые сутки, когда группа впереди остановилась на ночлег возле какого-то поселка, со стороны лагеря беженцев раздался выстрел, потом еще и еще… Послышались крики. Тогда-то Илья и решился подойти ближе.
Он был вооружен. За два дня до того Илья встретился с бандой из троих отморозков промышлявших грабежом и убийствами.
Сначала нашел тело одной из жертв подонков, а после — и их самих. Он убил их всех и забрал оружие: полицейский АКС-74У, два пистолета ПМ, охотничье ружье и ручную гранату Ф-1 — приличный арсенал. Рюкзак его был полон провизии и всего необходимого для нескольких недель безопасного и сытого существования, если не лезть лишний раз на рожон.., но слова, что он произнес за два дня до того, перед тем как выстрелить в лицо главаря бандитов, обязывали его действовать…
— Послушай, — говорил ему отморозок, — вот мы по-беспределу с ней обошлись, — отморозок имел в виду изнасилованную и убитую им и его подельниками девушку, тело которой и нашел Илья, — я согласен… Слышишь? Я согласен! И ты с нас спрашиваешь. Но посмотри вокруг, весь мир превратился в ад! Миру пиздец! Сколько миллионов, или, может, миллиардов сгорели?! Кто за них спросит? И с кого?
— Спросят, — ответил ему тогда Илья. — Я уверен. Теперь каждый, кто выжил, может и должен спрашивать. С себя и с других. Чтобы оставаться человеком. — После этих слов он выстрелил в бандита.
Что ж, ты сам сказал это. Твои слова, — говорил он себе пока бежал вдоль кювета к месту, где остановились беженцы. — Теперь выполняй…
И он выполнил.
Увиденное на стоянке совсем не удивило его. Примерно на это он и рассчитывал.
Четверо молодчиков с ружьями окружили разбитый на ровной поляне в стороне от трассы лагерь беженцев и стояли так, чтобы согнанные в кучки вокруг нескольких костров люди — в большинстве женщины и подростки — их хорошо видели и не пытались сопротивляться. Еще трое вооруженных мордоворотов расхаживали по лагерю и набивали увесистые на вид рюкзаки отнятой у беженцев добычей.
Присмотревшись из тени к мародерам, Илья убедился, что ни у кого из них не было автоматического оружия. Лишь у двоих были помповики, еще двое в руках держали обычные двустволки. У тех, что грабили, были обрезы, которыми они то и дело тыкали в людей.
Илья не сразу заметил тела убитых (как после выяснилось, то были часовые из числа самих беженцев, всего трое), когда же обошел поляну по кругу, чтобы занять более выгодную позицию на пригорке, и увидел полную картину произошедшего, последние сомнения отпали.
Рюкзак с пистолетом и ружье Илья спрятал в кустах в кювете на подходе к лагерю. С собой взял автомат, известный среди вояк, полицаев и просто любителей оружия как «Ксюха» или «Ублюдок», второй пистолет и «лимонку». Выбрав место так, чтобы одновременно трое из окруживших лагерь находились на линии огня, Илья достал гранату, выдернул чеку и зашвырнул ее в неглубокий овражек за пригорком, после чего быстро лег на землю, широко раскрыв рот…
Бабахнуло, как говорится, будь здоров. Шум и осветившая овраг вспышка сработали как надо, вызвав у грабителей замешательство. Бандиты все как один обернулись в сторону взрыва, направив туда же и ружья. Илья, не вставая, прицелился и дал первую короткую очередь… Один упал. Чуть отвел ствол «Ксюхи» в сторону и еще три выстрела… Второй сложился пополам и стал заваливаться вбок. Не дожидаясь, пока тот упадет, Илья развернулся, встал на одно колено и снова дал очередь… Третий готов!
В этот момент в лагере кто-то выхватил из костра горящую палку и сунул ею в лицо одному из грабителей. Раздался вопль, потом выстрел, крики… Началась драка, беженцы стали бить двоих бандитов. Бахнул обрез и женщина, пытавшаяся отнять рюкзак у грабителя, упала замертво. Сцена эта настолько захватила Илью, что он, позабыл об опасности нарваться на выстрел, встал и, подобно бездумной машине пошел в лагерь, прямиком на стрелявшего…
Выйдя на освещенную кострами поляну, Илья подошел к грабителю на расстояние вытянутой руки и выстрелил в упор, точно в голову, одиночным. ТАХ! — скупо треснул автомат. Пуля прошла сквозь череп и улетела в темноту. Бандит упал.
Лишь один из семерых налетчиков тогда ушел живым. Сбежал. То был четвертый из «оцепления». Четверых застрелил Илья; еще двоих забили сами беженцы — близкие погибших от рук грабителей. В тот вечер группа беженцев из двадцати семи человек потеряла пятерых, еще двое умерли на следующий день.
Поделиться книгой: