Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 2

Принципиально важно, что все приготовления к нападению осуществлялись независимо от политики советских властей. Лишь накануне агрессии фашистская пропаганда придумала оправдательную схему. Ее суть сводилась к «агрессивным намерениям Кремля», которые вермахт «вынужденно» предотвратил. Тезис о «превентивной войне» превратился в конек нацистской пропаганды. А. Гитлер и сам в него поверил. По его приказу все высшие советские офицеры из числа военнопленных всегда опрашивались на эту тему. Затем текст печатался крупным шрифтом (фюрер не любил читать в очках) и посылался лично А. Гитлеру. Кроме сведений о большой численности войск, других убедительных данных немцы так и не собрали. Однако тезис широко использовался генералами вермахта для собственного оправдания, и до сих пор он циркулирует в праворадикальной литературе. Отдельные авторы называют даже конкретные даты предполагаемого советского «удара». Ни в архивах Кремля, ни в архивах Генштаба и Министерства обороны до настоящего времени никаких подробных указаний или приказов не обнаружено.

Первоначально А. Гитлер планировал нападение на май 1941 г., но из-за событий на Балканах в марте и апреле окончательную дату перенесли на июнь. В Югославии 27 марта произошел государственный переворот, заслугу в организации которого приписывали себе как советская, так и британская разведка. Поскольку до сих пор у историков нет убедительных данных, какая-то из разведок, а может быть и обе, «преувеличивают» свое влияние. В Москве решили воспользоваться ситуацией и при активном содействии югославов заключили межгосударственный договор о дружбе. Однако наличие неподконтрольного государства, да еще сотрудничающего с Россией, никак не входило в планы фюрера. К тому же А. Гитлер жаждал возмездия. Ему хотелось наказать сербов за «беды» Германии в 1914 г. Он специально приказал бомбить Белград (операция «Расправа»), зная, что город беззащитен и там нет даже зенитных орудий. С 6 по 12 апреля, совместно с венгерскими и итальянскими войсками, стремительным наступлением немцы быстро оккупировали Югославию, а затем нанесли поражение греческим вооруженным силам, которые до этого успешно сопротивлялись итальянцам. В конце мая немцы заняли остров Крит. Для англичан это стало чувствительным ударом — им пришлось спешно покидать Эгейское море. В итоге Балканы попали под полный контроль Германии. Южные тылы германской армии были укреплены. До «Барбароссы» оставались считанные недели.

Поведение И. В. Сталина и его неспособность адекватно воспринять немецкую угрозу являются предметом многочисленных споров. Специалисты приводят массу причин «объективного» и «субъективного» свойства. Вместе с тем несложно заметить, что состояние советского вождя накануне войны — это классическое поведение жертвы агрессии, которая не знает, что на нее нападут, очень боится этого нападения и, соответственно, не может принять грамотного решения. Германская разведка умело дезинформировала Кремль, поставляя по всевозможным каналам, включая компартии и Коминтерн, крайне противоречивую информацию. Разобраться в ней одному человеку было практически нереально. В отечественной литературе популярна версия, что «секреты» А. Гитлера, благодаря советской разведке, сразу же попадали «на стол» И. В. Сталина. Действительность была не такой радужной. План «Барбаросса» привезли в Москву лишь вместе с другими трофейными документами после войны. Направление главного удара и общий замысел операции не были понятны руководству СССР. Окончательная дата нападения стала известна лишь за несколько дней, и этому все равно не верили или не хотели верить.

В мае 1941 г. случились также два события, которые, судя по всему, еще больше дезориентировали И.В. Сталина. Первое — это «мирные» инициативы германского посла Ф.-В. фон дер Шуленбурга. 5 и 9 мая он встретился с находящимся в то время в Москве послом СССР в Германии В.Г. Деканозовым. Ф.-В. фон дер Шуленбург высказал опасения о состоянии межгосударственных отношений и предложил срочно обменяться письмами на высшем уровне, дабы снять разногласия и «развеять слухи». В.Г. Деканозов встретился с И.В. Сталиным и В.М. Молотовым, и те сразу же согласились. Каково же было удивление советской стороны, когда на встрече 12 мая, во время которой предполагалось обсудить детали обмена, немецкий посол взял свои слова назад. Он заявил, что действовал по «личной инициативе», что у него «нет полномочий», и будет лучше, если правительство СССР само проявит инициативу. Большинство немецких историков считают, что «русофил» Ф.-В. фон дер Шуленбург действовал «по совести», искренне желая помочь. Записи с немецким послом Сталин хранил в своем архиве. Они были рассекречены недавно. Если внимательно изучить их содержание, то видно, что Шуленбург в концентрированном виде донес до кремлевского лидера всю нацистскую дезинформацию: А. Гитлер будто бы осуществляет оборонительные мероприятия на границе с СССР; приоритетом является война с Англией, и Москва должна в этом помогать; предстоящая война — это слухи и так далее. Но главное (именно эту фразу подчеркнул И. В. Сталин красным карандашом), Ф.-В. фон дер Шуленбург сказал, что в ближайшее время Германия и Англия, возможно, договорятся друг с другом.

И.В. Сталин не был так наивен, чтобы воспринять поведение берлинского посланника как простую «самодеятельность». Однако еще сложнее было оценить другое сенсационное известие — полет заместителя фюрера по партии Р. Гесса в Шотландию. Любой трезвомыслящий политик заподозрил бы в этом нечто странное. До настоящего времени существует три основные версии этого поступка. Первая и самая распространенная — Р. Гесс был не совсем нормальным человеком, вот и полетел «мириться». Вторая — британская разведка давно «разрабатывала» Р. Гесса, провоцируя его на такой полет. И, наконец, третья версия, что А. Гитлер обо всем знал. Сохраняется надежда, что окончательную ясность внесут английские архивы, однако правительство Ее Величества до сих пор стесняется полностью рассекретить все документы о миссии Р. Гесса. По-видимому, разговоры шли слишком откровенные...

Независимо от мотивов поведения Р. Гесса и Шуленбурга и от того, кто стоял за их спинами, синхронность этих событий произвела на И.В. Сталина и В.М. Молотова неизгладимое впечатление. Они восприняли их как «большую игру», хотя никакой игры в действительности уже не было. Какое-то время вождь выжидал, пытался разобраться. Но через месяц решился сделать свой ход. Вечером 13 июня по московскому радио диктор зачитал заявление ТАСС, а утром оно было опубликовано во всех газетах. Ранее историки терялись в догадках, не будучи знакомы с кремлевскими документами. Сейчас понятно, что заявление ТАСС — это и есть письмо И.В. Сталина А. Гитлеру. Оно почти дословно повторяет те формулировки, которые обсуждались на встрече с послом Шуленбургом. Сталин стремился развеять «слухи» и определенно ждал реакции Берлина. Ответ пришел ранним воскресным утром 22 июня.

Советский лидер совершил ту же ошибку, что и западные политики. Он относился к А. Гитлеру, словно тот был разумным, трезвомыслящим руководителем, с которым можно договориться. И.В. Сталин совершенно не учитывал иррациональности нацизма. Фюрер до такой степени ненавидел большевизм и еврейство, что был готов к любому риску. Он верил в провидение, считая, что «звезды сошлись». К тому же он сильно тяготился «пактом с сатаной», «пятном на наших знаменах» — так он называл Договор о ненападении 1939 г. Весь день и ночь с 21 по 22 июня А. Гитлер находился в состоянии сильнейшего нервного возбуждения. Он очень боялся, что кто-то или что-то помешает осуществлению его мечты. Утомившись от тяжелого ожидания, в 2.30 минут фюрер пошел спать. В это же время в Кремле разошлись и члены Политбюро, еще не ведая, какое испытание их ждет. В 3 часа утра началась самая масштабная и самая кровопролитная война в истории человечества.

Германским войскам в количестве около 3,6 млн солдат и офицеров (75% всех вооруженных сил рейха) на границе противостояли чуть менее 3 млн красноармейцев. По количественным показателям РККА почти ни в чем не уступала вермахту. Однако несвоевременное приведение войск в боевую готовность, отсутствие адекватных приказов, оцепенение и растерянность в Кремле быстро привели к катастрофическим последствиям. И.В. Сталин был зол и раздражен. Ему хотелось как можно скорее наказать А. Гитлера. Поэтому он, не зная обстановки, без достоверной информации, безрассудно требовал контратаковать и наступать. Трудно избавиться от впечатления, что вождь нарочито действовал вопреки правилам военной науки. Он крайне подозрительно относился к отступлениям. В каждом, даже вынужденном отступлении он ошибочно искал измену и стремился оперативно наказать «предателей». Сталин не раз заявлял, что современная армия должна наступать, не понимая, что отступление, как и оборона, — это довольно тонкий инструмент военной стратегии и тактики. Вождь никогда не признавал своих ошибок. Ему пришлось обучаться военному делу по ходу войны. За все это расплачивался жизнями советский народ.

Немцы больше всего опасались, что Красная Армия не ввяжется в приграничные сражения, а начнет отходить к оборонительным рубежам в глубине страны. В ставке фюрера с удовлетворением отмечали, что этого не произошло. Более того, необеспеченные контрнаступления Красной Армии, часто без достаточной огневой поддержки, оборачивались огромными потерями. И все равно приходилось отступать, но в еще более тяжелых условиях. В начале июля нацисты полагали, что уже победили. В штабах стали готовиться к параду в Москве и возможным военным операциям на Урале. Прошло две-три недели, и помпезный пафос реляций постепенно утих. Главный сюрприз — упорное и повсеместное сопротивление советских войск даже в совершенно безнадежных условиях, а также мобилизационные возможности Советского Союза. Всем немецким командующим казалось, что при таких катастрофических поражениях в Белоруссии и на Украине РККА уже никогда не оправится. Действительно, согласно официальной статистике, военные потери СССР (убитые, раненые, пропавшие без вести и пленные) к концу 1941 г. приближались к 5 млн. Поскольку потери ополчения и гражданского населения не учитывались, реальная цифра была еще выше. Тем не менее никакого развала армии не случилось. Наоборот, сопротивление становилось все более и более ожесточенным. Обескровленная летними боями Красная Армия уже многому научилась.

Не сумев взять Ленинград, гитлеровцы решили сосредоточиться на московском направлении. 30 сентября они начали операцию «Тайфун», главной целью которой был захват столицы СССР. С каждой стороны участвовало приблизительно около 1 млн человек. Двухмесячные кровопролитные бои измотали немецкие войска. К концу ноября наступление окончательно выдохлось, хотя 4-я германская танковая армия и достигла максимального успеха — она стояла в 30 км от Кремля. 5 декабря при почти 40-градусном морозе Красная Армия перешла в триумфальное контрнаступление, отбросив противника на 120-250 км от Москвы. Хотя полного разгрома немецких армий не произошло, Московская битва имела колоссальное морально-психологическое и политическое значение. Это было первое крупное поражение нацистов с начала войны, а также сильнейший удар по репутации фюрера. Блицкрига не получилось. Москва выстояла даже без материальной помощи союзников. Если до нападения на СССР немцы потеряли в Европе убитыми 102 тыс. человек, то с 22 июня по 30 ноября — 262 тыс. С учетом раненых и пропавших без вести к началу февраля 1942 г. цифра потерь вермахта в России составляла почти 1 млн человек. Операция «Барбаросса» провалилась.

В.М. Молотов подписывает Соглашение между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии. Москва, 12 июля 1941 г. РГАКФД

Не менее драматические события разворачивались в то же время и в Тихом океане, где Япония готовилась нанести удар по Соединенным Штатам. Противоречия между двумя странами нарастали в 1941 г. как ком. Американцы пытались сдерживать экспансию японцев путем усиливающегося экономического давления и жесткого санкционного режима. В штабах и в Госдепартаменте были готовы к войне и ждали первого выстрела. Споры шли не о том, как уладить отношения с Токио, а о том, какую стратегию действий избрать после нападения Японии. В самой же Стране восходящего солнца, несмотря на смену нескольких кабинетов министров, высшее чиновничество долго питало надежды, что с Америкой удастся договориться. Последние безрезультатные попытки были предприняты летом и осенью 1941 г. Столкнувшись с жесткой и бескомпромиссной позицией американцев, новое правительство во главе с Х. Тодзио взяло курс на войну.

Имеет хождение версия, что англо-американские капиталисты, стремясь экономически «задушить» Японию, будто бы не оставляли ей выбора. Действительно, нефтяное эмбарго, введенное против Токио в ответ на захват французских колоний в Индокитае, было болезненным ударом. Импорт нефти составлял 88% от всех поставок. Имевшихся запасов, по подсчетам военных, хватало лишь на полтора года боевых действий. Ключевое слово здесь — «боевых». Для расширения империи и колониальных владений требовалось много нефти. Японцы не скрывали, что им нужно горючее, дабы сломить сопротивление в Китае и полностью его оккупировать. То же самое относится к Филиппинам, Гонконгу, Сингапуру и Бирме. Растущие потребности Японии были обусловлены не индустриальными факторами внутреннего развития, а имперскими амбициями. Как и в случае с нацистами в войне против СССР, тихоокеанский агрессор оправдывал свои преступления действиями тех государств, на которые нападал.

На что же надеялись японцы, начиная войну против самого богатого и мощного государства в мире? Они полагали, что быстрыми ударами нанесут существенный урон ВМС США на Тихом океане и на какое-то время захватят инициативу. Разобьют или вытеснят армии союзников с основных территорий, а затем займут оборону и будут отбиваться от возможных атак своих врагов. В принципе, так и произошло. Однако в Токио совершенно не учитывали других весомых аргументов: быстрой переориентации и мобилизации промышленного потенциала Америки на нужды войны, экономические возможности британских доминионов, а также появления новых видов вооружений, например тяжелых бомбардировщиков, способных непрерывно бомбить Страну восходящего солнца. Простота и наивность подобной стратегии объясняются сильными идеологическими предубеждениями. Правящие слои рассматривали японцев как особую одаренную расу, которая будто бы интеллектуально и духовно превосходит «белых людей». Соответственно, важнейшей задачей японцев должно было стать «освобождение» Азии от «тлетворного» влияния «белых», либерализма, демократии и «создание Великой восточноазиатской сферы сопроцветания», в которой хозяевами должны были быть только одни японцы. Именно этот лозунг часто использовала японская оккупационная администрация. При этом считалось вполне естественным, что «освобожденные» народы Азии будут обслуживать интересы господ из Токио. Для убеждения собственного населения использовалась сформулированная еще в XIX в. идеологическая конструкция «кокутай» («тело нации»), суть которой в своеобразном единении, послушании и подчинении подданных и императора. Такие взгляды шли вразрез с претензиями нацистов на собственную исключительность. Поэтому в Японии книга А. Гитлера «Майн Кампф» печаталась с большими купюрами.

Пренебрежительное отношение к американцам прослеживается во многих японских документах кануна войны. Так, адмирал И. Ямамото, командующий флотом во время атаки на Перл-Харбор, утверждал, что достаточно будет потопить один боевой корабль США, как они сразу закричат «Хватит!» и запросят мира. Поразительная самоуверенность для бывшего студента Гарвардского университета и военного атташе Японии в Вашингтоне.

Американцы не смогли предвидеть неожиданной атаки японцев. В Вашингтоне готовились защищать наиболее уязвимую территорию — Филиппины. Вместо этого ранним утром 7 декабря 1941 г. японский флот нанес удар по базе американского флота на Гавайских островах. Несмотря на шокирующий эффект, это нападение не сотрясло государство, как операция «Барбаросса» в Советском Союзе. Наоборот, снимались последние препоны на пути США к войне. Материальная помощь Великобритании уже оказывалась. Американцы также согласились сопровождать атлантические конвои своими военными судами. Однако изоляционистские настроения в США были крайне сильны. Ф.Д. Рузвельт всегда опасался сделать какой-либо опрометчивый поступок, который мог бы позволить его оппонентам обвинить Белый дом в разжигании войны. К примеру, во время боев во Франции он послал телеграмму «поддержки» французскому правительству, но узнав, что те готовы капитулировать, потребовал ни в коем случае телеграмму «не публиковать». Во время встречи с У. Черчиллем в августе 1941 г. Ф.Д. Рузвельт говорил, что он готов вести войну, но не может ее объявить. Ему нужен какой-нибудь «инцидент», дабы оправдать начало вооруженной борьбы. Перл-Харбор и стал таким «инцидентом».

Поведение американского президента до сих пор вызывает споры в литературе и порождает различные «теории заговора». Некоторые авторы усматривают в событиях вокруг Перл-Харбора «злоумышленные» действия, «спровоцировавшие» вступление США в кровавую военную бойню. В Конгрессе США не раз проводились слушания на эту тему, но никаких убедительных доказательств так никогда и не появилось.

Весть о Перл-Харборе в Берлине восприняли с большой радостью. 11 декабря Германия объявила войну США. Некоторые историки называют этот шаг большой ошибкой фюрера. Сам же он считал, что война все равно уже фактически шла и формальное объявление об этом мало что меняло. Ему также было важно поддержать своего союзника. А. Гитлер думал, что распыление американских ресурсов на Атлантику и Тихий океан даст ему время собраться с силами и окончательно «разделаться» с СССР.

Вступление в войну Советского Союза и США кардинально изменило соотношение сил. Сразу это не было заметно. До перелома в войне, не говоря уже о полной победе, было еще далеко. Однако изречение У. Черчилля — «Теперь мы победим» — накануне 1942 г. разделяли и в Москве, и в Вашингтоне.

Преступления против человечности, радикализация воины и общественной жизни. Германия и ее союзники

Одна из особенностей Второй мировой войны заключалась в том, что агрессоры целенаправленно использовали ее для радикализации и ужесточения политики в тылу и на фронте. А. Гитлер никогда не скрывал, что развязывание масштабных боевых действий в Европе позволит нацистам гораздо быстрее воплотить в жизнь свои расово-политические планы. Практически синхронно осенью 1939 г. высшее руководство рейха начинает два важных мероприятия, ставших олицетворением фашистского террора и кардинально повлиявших на «методы» его осуществления. В Польше айнзатцгруппы истребили верхушку польского общества и провели первые «акции» против евреев. Именно в Польше отрабатывались приемы и методы по розыску, изоляции и уничтожению «врагов» рейха — политиков, части духовенства, профессоров, учителей, редакторов и журналистов. Задача физического истребления евреев как этнической группы еще не ставилась, однако айнзатцкоманды (всего их было 15) сыграли главенствующую роль в первой волне грабежа и издевательств, а затем изоляции и последующей «геттоизации» польского еврейского населения. К чести отдельных германских военных, они написали несколько рапортов-протестов, но дальше этого дело не пошло. В Берлине быстро дали понять, кто за этим стоит. Специальным распоряжением фюрер освободил всех участников польской кампании от какой-либо ответственности за совершенные преступления. По разным данным, с сентября по ноябрь 1939 г. оперативные группы убили от 15 до 40 тыс. человек.

В это же время нацисты приступили к осуществлению планов эвтаназии — умерщвления людей по медицинским показаниям. Круг жертв составляли тяжелые инвалиды, психически больные, слабоумные, а также люди с наследственными заболеваниями. Ограничений по возрасту не предполагалось. На территории рейха создали 30 «детских специализированных центров», в которых убивали детей инъекциями морфия, скополамина или люминала. Для уничтожения взрослых организовали внутри гитлеровской канцелярии специальную структуру со штатом около 100 сотрудников. Затем, стремясь скрыть причастность фюрера, сформировали сеть подставных фирм. К примеру, одна из зондеркоманд убивала пациентов в фургоне с надписью «Кайзеровское кофейное предприятие». Чуть позднее весь штат перевели на отдельную виллу по адресу: Тиргартенштрассе, 4. С этого времени центр по эвтаназии получил кодовое обозначение «Т-4» или «акция Т-4».

Масштабы планируемых убийств требовали определиться с главным вопросом: как умерщвлять — путем инъекций или газами? В начале 1940 г. в одной из тюрем в присутствии врачей поставили эксперимент. Одних заключенных убили уколом, других угарным газом. Сопоставив результаты, берлинские чиновники выбрали газ. Таким образом, в рамках «акции Т-4» ликвидировали приблизительно 70 тыс. человек. Несмотря на все усилия канцелярии фюрера, огласки избежать не удалось. Служба безопасности зафиксировала многочисленные общественные протесты, к которым присоединились и отдельные служители культа. В августе 1941 г. Гитлер вынужденно издал директиву о прекращении «акции Т-4». Однако через два месяца всем ответственным сотрудникам секретно «сообщили», что акция не считается «завершенной», она будет «продолжаться в измененной форме».

Под «изменениями» подразумевалось желание фюрера вернуться к практике «нормальных убийств», т. е. к умерщвлению уколами или голодом, которые стали применять и к другим социальным группам, нежелательным с расовой или политической точки зрения. К ним относили истощенных иностранных рабочих, асоциальные элементы, больных и престарелых, не способных самостоятельно подняться с постели. И каждый раз фашисты оправдывали эти чудовищные меры высокими целями по «очищению расы» или «гуманной заботой» о жертвах, чтобы они «не испытывали лишних мучений». Историки подсчитали, что «терапевтическим убийствам» (так в литературе назвали смертельные инъекции или «метод лишения пищи») подверглись около 150 тыс. человек.

Особую категорию лиц составляли граждане Германии, которым «позволяли» жить, но в силу «медицинских» показаний им запрещали иметь потомство. Такие люди подвергались насильственной стерилизации. За годы существования рейха фашистские медики провели более 360 тыс. операций принудительной стерилизации.

Опыт «Т-4» сильно заинтересовал Г. Гиммлера. Он обратился в канцелярию фюрера с просьбой применить накопленные «знания» для избавления концлагерей от «живого балласта». Его охотно поддержали, и персонал «Т-4» оперативно перешел в подчинение СС. Была сформирована бригада врачей, которая отбирала нетрудоспособных и нежелательных узников концлагерей для последующего умерщвления газом в одной из спецлечебниц. Один из нацистских докторов писал жене об этой процедуре: «Наша работа очень, очень интересна...» Руководство РСХА по достоинству оценило усилия организаторов программы «эвтаназии». Неудивительно, что костяк персонала в лагерях уничтожения (Белжец, Собибор и Треблинка) рекрутировался из бывших участников «акции Т-4».

Перед развязыванием войны берлинские власти позаботились и об учреждении особого законодательства, в корне пресекавшего какие-либо оппозиционные настроения. 26 августа 1939 г. газеты обнародовали «Постановление о чрезвычайном уголовном праве во время войны и в особых ситуациях». Вводился новый состав преступления — «подрыв обороноспособности», за что требовали «беспощадной ликвидации элементов, подрывающих сплоченность и волю к борьбе немецкого народа». Особые суды (в 1942 г. их было 74) должны были наказывать потенциальных оппонентов режима. За прослушивание радиопередач союзников можно было, например, получить смертный приговор.

За соответствующую идеологическую мобилизацию населения отвечали многочисленные структуры различных министерств и ведомств. Ряд историков подвергает сомнению всеобщую «отзывчивость» немцев на нацистскую пропаганду. Анализируя документы полиции, службы безопасности, частные архивы, культурную жизнь и прочее, они показывают, что германское общество не было таким монолитным, как представлялось ранее. А. Гитлер не имел всеобщей поддержки, а воинственность нацистов не вызывала повсеместного энтузиазма. На микроуровне подобные исследования выглядят весьма убедительно. Вместе с тем, когда те же самые простые немцы попадали в военные структуры рейха, то происходили удивительные метаморфозы. К примеру, во время французской кампании германские солдаты расстреляли около 3 тыс. солдат-африканцев, служивших во французской армии и попавших в плен. Их убили за цвет кожи. Призывы к жестокости нашли отклик и в короткой войне против Югославии, где убивали пленных сербов. Это говорит о распространенности расистских идей в военной среде и в обществе. Показательно, что количество функционеров НСДАП, непосредственно отвечавших за пропаганду нацизма, выросло к началу войны до 2 млн человек (в 1937 г. их было 700 тыс.).

Другая бесчеловечная черта ведения войны — взятие заложников — рутинно практиковалась вермахтом с первых же дней польской кампании. Таким образом, военные стали пособниками претворения в жизнь преступной идеологии. Сначала в приказах упоминаются соотношения 1: 3 или 1: 5. То есть за каждого раненого или убитого немецкого военнослужащего подлежали расстрелу три, пять, а затем и более гражданских лиц. В Сербии и Греции речь уже шла о десятках, а в России о сотнях людей. На оккупированных территориях в заложников превращали целые деревни. На них вымещали злость за действия партизан или неповиновение. В ряде случаев нацистские акции мести организовывались публично. 27 мая 1942 г. в Праге при помощи британской разведки чешские борцы Сопротивления совершили покушение на начальника Главного управления имперской безопасности Р. Гейдриха. После его помпезных похорон нацисты решили преподать чехам наглядный «урок покорности и послушания». 10 июня немецкие части окружили деревню Лидице. Всех мужчин и подростков расстреляли (173 человека), а 198 женщин и 98 детей отправили в лагеря смерти. Саму деревню сожгли дотла. Демонстративная жестокость оккупантов должна была заставить народы покоренной Европы смириться с участью безропотных исполнителей нацистской воли.

Постоянно призывая к беспощадности в «большой войне рас», берлинские лидеры прекрасно понимали, что нарушают все моральные нормы. Судя по их личным дневникам, они делали это осознанно. По выражению Й. Геббельса, «на нашей совести столько всего, что отступать некуда». «Когда мы победим, то никто не будет нас спрашивать о методах». «Итак, за дело!» — писал он накануне нападения на Советский Союз, которое вылилось, по мнению историков, в мощный импульс к эскалации насилия и радикализации войны.

Целенаправленная идеологическая обработка солдат и офицеров принесла свои реальные плоды. Бывший посол Германии в Италии У. фон Хассель писал в те дни: «Война на Востоке ужасна, всеобщее одичание». Острием террора выступали айнзатцгруппы, которым в приказном порядке должны были помогать все части вермахта. Ввиду колоссальной протяженности пространств и масштабности задач основной упор делался на оперативность и безжалостность. Первые недели и месяцы войны группы находились в постоянном движении. Лишнее время на выяснение обстоятельств дел, степени «виновности» не тратилось. Если задержанные попадали под категорию политически враждебных элементов (комиссары, журналисты, врачи и пр.) или просто вызывали подозрение, то они быстро расстреливались. Принципиальное внимание уделялось расовому вопросу. Судя по отчетам командиров команд, убивали евреев, цыган и «азиатов», т. е. людей с азиатской внешностью. Несмотря на то что, согласно распоряжению Р. Гейдриха, должны были уничтожаться евреи из партийного и государственного аппарата, в считанные дни акценты сместились на еврейство в целом.

В летние месяцы 1941 г. айнзатцгруппы не утруждали себя излишней секретностью. Экзекуции легко проводились в присутствии солдат других частей. Однако берлинские власти быстро осознали деморализующий эффект открытых расправ, и приблизительно с осени 1941 г. массовые расстрелы стали проводиться скрытно в специально охраняемых местах. Изменился и язык отчетности. В нем появились эвфемизмы. Вместо экзекуций начали писать об «акциях», «специальном обращении», «переселении» и т.д.

В отношении компактно проживающих групп еврейского населения осуществлялась особая политика. В первую очередь евреев отделяли от других, заставляя носить специальный знак в виде повязки или нашивки со звездой Давида, а затем загоняли их в гетто. Там создавали собственную еврейскую полицию и юденрат, некое подобие органа власти из старейшин, через который евреи получали приказы от германской администрации. На гетто регулярно накладывались контрибуции и всевозможные штрафы. За неисполнение — расстрел части населения. На оккупированных территориях СССР и Польши гетто превратились в издевательски медленный способ умерщвления людей, когда из них сначала выкачивали все средства, а потом, прежде чем убить, делали все, что только может представить себе воспаленное воображение садиста.

Крупные акции айнзатцгруппы готовили тщательно и заранее. Принципиально важная роль отводилась обману, так как до самого последнего момента жертвы не должны были знать, что их ждет. Один из наиболее чудовищных примеров — Бабий Яр в Киеве, где за два дня Зондеркоманда 4а лишила жизни 33 771 еврея, включая детей. Казни в Бабьем Яру продолжались до весны 1943 г. Вместе с евреями там убивали советских военнопленных разных национальностей, цыган и подпольщиков.

За спиной каждой айнзатцгруппы тысячи злодеяний. Редко какой крупный населенный пункт, не говоря уже о городах, избежал их «визита». Они также сыграли большую роль в организации оккупационного режима. По мере его консолидации айнзатцгруппы превращались в местные службы полиции безопасности и СД. Фюреры групп и команд, как правило, возглавляли соответствующие отделения СД своих районов. После массовых расстрелов 1941-1942 гг. центр их деятельности переносился на антипартизанскую борьбу, в которой пригодился опыт прошлых расправ.

К сожалению, современная документальная база не дает возможности ответить точно на вопрос о количестве жертв. Архивы оперативных групп не сохранились. Мы располагаем сообщениями с мест, рассылавшихся в ограниченном количестве высшему руководству, и рядом показаний на послевоенных судебных процессах, которые, разумеется, не всегда точны. Отнюдь не все жертвы подлежали упоминанию, часть людей убивали другие подразделения. По приблизительным подсчетам, оперативные группы самостоятельно убили около 600-700 тыс. евреев и от 100 до 300 тыс. граждан других национальностей.

Необходимо учитывать, что немцы сделали все возможное, чтобы скрыть следы преступлений. Первым делом Р. Гейдрих и Г. Гиммлер запретили фотографировать любые казни и разговаривать о них в армии. Солдаты и офицеры, сделавшие «на память» какие-то снимки, были обязаны сдать их под расписку. Изъятые фотографии отсылались в РСХА. Судя по всему, отдельные расстрелы СД снимало на пленку, но в какое-то время уничтожило все материалы. Поэтому в архивах сохранилось очень мало фотографий, запечатлевших массовые казни на Восточном фронте. Затем была проведена тайная операция под кодовым наименованием «акция 1005». Суть ее сводилась к тому, что зондеркоманды вскрывали массовые захоронения и уничтожали трупы на кострах. Кости перемалывались в специальной машине до полного измельчения, а пепел, перед тем, как его развеять, просеивали, чтобы выявить золотые зубы, обручальные кольца и прочие ценности. Говорили, что пепел от тысячи сожженных тел заполнял пять ведер. По советским данным, только во Львове и Восточной Галиции немцы извлекли из останков людей 110 кг золота. Разумеется, основную работу выполняли смертники, — заключенные из близлежащих лагерей. Они подлежали безусловной ликвидации после окончания операции. Единицам удалось бежать и выжить. Доподлинно известно, что уполномоченные «акции 1005» на территории СССР «работали» минимум в 40 пунктах.

Другой массовой категорией жертв фашистского террора стали советские военнопленные. С первых же дней боевых действий немецкое командование относилось к ним как к расовому «балласту». Поскольку война предполагалась быстрая, большое количество пленных «мешало» колонизаторским планам. Поэтому избыток «ртов» устраняли пулями и условиями искусственного голода. Захваченные или сдавшиеся в плен солдаты направлялись в специальные сборные пункты при немецких дивизиях и армиях. Подобные пункты устраивались в оврагах или просто в поле под открытым небом. Там, как правило, солдат не кормили, и даже воду давали не всегда. Из сборных пунктов пленные в пешем порядке направлялись в транзитные лагеря, а оттуда в постоянные. Этапирование из лагеря в лагерь для большинства оголодавших пленных было очень тяжелым испытанием, так как всех, кто отставал от колонны, немецкая охрана пристреливала. Практика убивать раненых, ослабленных и отстающих применялась повсеместно и вплоть до окончания войны. Не менее тяжелым было транспортирование по железной дороге, когда людей в больших количествах загоняли в товарные вагоны и перевозили в течение нескольких суток без пищи, воды и каких-либо санитарных условий. Если же транспортировка происходила зимой, то пленные замерзали заживо, а в некоторых случаях целыми вагонами.

Особо необходимо отметить, что немецкое начальство запрещало местным жителям помогать военнопленным. Вид обезумевших от голода людей почему-то вызывал у части немцев веселое настроение. Они любили фотографировать пленных, пьющих из лужи, роющихся в помойках или дерущихся за одну-две картофелины. На послевоенных судебных процессах некоторые коменданты лагерей пытались оправдаться, заявляя, что они столкнулись с большими организационными трудностями и не могли обеспечить нормальное снабжение. Однако лето 1941 г. было теплым и урожайным. При желании немцы могли использовать пленных для сбора урожая, включая злаковые культуры, свеклу, картофель или фрукты. Ничего этого сделано не было. Более того, уже в октябре 1941 г., когда смертность среди советских пленных достигала почти 6 тыс. человек в день, нормы питания для них были урезаны еще больше. Хотя на бумаге рацион пленного должен был составлять от 2000 до 2200 калорий, на деле он был в несколько раз меньше и колебался в зависимости от лагеря от 300 до 500 калорий. В немецких документах упоминаются нормы в «100 г проса без хлеба» или «до 20 г проса и 200 г хлеба», но под «хлебом» понимался не традиционный продукт, а специально изобретенный «русский хлеб». Он состоял из 50 % ржаных отрубей, 20 % свекольного жмыха, 20 % древесных опилок и 10 % «муки», изготовленной из соломы или листьев. Не сложно представить, что подобное «снабжение» наряду с трудовой эксплуатацией приводило к быстрому физическому истощению, авитаминозу, болезням и, как следствие, высокой смертности. Во многих лагерях отмечались случаи массового каннибализма.

Подобное нельзя объяснить организационными неурядицами внутри германского командования. Это результат сознательной расовой политики. Например, на территории самой Германии продовольственное положение было несравненно лучше, чем на оккупированных восточных территориях, но несмотря на это, к апрелю 1942 г. из находившихся там советских военнопленных умерли от голода и болезней более 200 тыс. человек (47%). Всего же к этому времени в немецком плену погибли более 2 млн красноармейцев, а к концу войны эта печальная цифра приблизилась к 3,3 млн (60%). Отношение к военнопленным из армий союзников было совсем иным. Из 232 тыс. умерли в плену 8,348 человек (3,59%).

Общее количество советских военнопленных до сих пор вызывает споры. Наивысшие немецкие подсчеты — около 5,7 млн — оспариваются российскими военными историками. Они приводят цифры от 4 млн 59 тыс. до 4 млн 560 тыс. человек. Столь большое расхождение объясняется не только противоречивостью и неполнотой германской статистики, но и нежеланием российской стороны относить к военнопленным лиц, не входящих в «списочный состав» армии. Действительно, ополченцы, не говоря уже о партизанах, не учитывались районными военкоматами. Но как тогда их называть, если они тоже попадали в плен? Этот вопрос, безусловно, требует дальнейшего изучения.

Союзники фашистской Германии также ответственны за многие преступления. Бытует мнение, что венгры, испанцы, румыны, итальянцы или финны ничего особенного не делали, что они будто бы лишь «боролись с большевизмом». Это впечатление усиливают разного рода современные монументы и «памятные» мероприятия, обустраиваемые на территориях, где действовали войска сателлитов. На деле все союзники нацистов были встроены в структуру вермахта и выполняли приказы германского верховного командования. Грабежи, изнасилования, расстрелы мирных жителей, показательные «акции возмездия» за действия партизан, издевательства над военнопленными, а также общая координация действий с карательными подразделениями СС и СД — все это являлось составной частью союзнической деятельности. Правда, в Финляндии некоторые авторы приложили немало усилий, чтобы изобразить финскую армию как «защитницу», что она якобы активно немцам не помогала и т. д. Однако финны контролировали важный участок фронта, тем самым поддерживая блокаду Ленинграда, во время которой, как известно, погибли около 1 млн мирных жителей. Блокада одного из крупнейших городов СССР не являлась «побочным продуктом» боевых действий. Это была часть целенаправленной политики по приданию войне «варварского характера». Показательно, что гибель неповинных людей не вызывала у К. Маннергейма и его окружения никакого сочувствия.

Некоторые палачи ни в чем не уступали своим нацистским собратьям. Созданный при поддержке немцев режим власти усташей в Хорватии был до такой степени жесток, что некоторые эксперты считают А. Павелича (лидера хорватских националистов) психически ненормальным. Точные данные о жертвах неизвестны. Приблизительные оценки колеблются от 400 тыс. до 1,2 млн человек. Невзирая на эти преступления, насильственное обращение сербов в католическую веру позволило А. Павеличу заручиться поддержкой Ватикана, который после войны помог ему избежать наказания и скрыться в Латинской Америке.

По мере продолжения войны планы и деяния нацистов становились все радикальнее. Большую озабоченность в Берлине вызывала численность славянских народов. Эксперты из ведомства Г. Гиммлера разработали специальный план — генеральный план «Ост», по которому предполагалось насильственно переселить десятки миллионов человек, сократить количество славян, а на «освободившихся» землях обустроить колонии германских поселенцев. Полный текст плана до сих пор не обнаружен, но сохранились документы, в которых обсуждаются его различные детали. Первые скромные шаги были сделаны уже в ходе войны — немецкие поселения на Украине (с октября 1942 г. «Хегевальд») и в Крыму («Готенланд»). Лишь победное наступление Красной Армии не позволило фашистам воплотить задуманное.

Однако другой криминальный план, завуалированно названный «окончательным решением еврейского вопроса», им почти удалось осуществить. С легкой руки американских кинематографистов начиная с 70-х годов ХХ в. в литературе закрепилось понятие «холокост». Термин имеет греческое происхождение и дословно означает «пожертвование через огонь», когда жертва (животное) сжигалась целиком. И уже здесь возникают вопросы. Пожертвование кому, во имя чего, и кто просил жертвовать? Есть ли смысл придавать религиозно-мистическое звучание зверскому убийству миллионов людей, большинство из которых вовсе не имели выбора жертвовать или не жертвовать? Некорректность определения особенно заметна, когда его применяют к другим народам (армянам, курдам и пр.) или к советским военнопленным. В Израиле и еврейской диаспоре употребляется библейский синоним «шоа» (катастрофа). Хотя этим словом называют катастрофы и иного рода — экологические, стихийные, оно точнее отображает смысл происшедшего с европейским еврейством. Еще более конкретно немецкое определение «Judenvemichtung», т. е. «уничтожение евреев», которое до недавнего времени часто встречалось в немецкой историографии. Однако нацистское происхождение словосочетания, его регулярное употребление в документах СС вызывает отторжение у некоторых авторов. Другой известный синоним — геноцид — также оспаривается рядом исследователей. Они полагают, что геноцид не означал тотального уничтожения угнетаемой нации, хотя бы потому, что покоренные народы нужны были завоевателям в качестве рабов. По нацистской терминологии славянские народы были «унтерменшами», недочеловеками, но это и отличало их от евреев, которые не признавались даже за низшее подобие людей. И все же, несмотря на неточность, именно термин «холокост» прочно вошел в словари и энциклопедии с конца ХХ в.

Историки пока не пришли к единому мнению о том, когда гитлеровцы приняли решение о физическом истреблении евреев. Наибольшее распространение получила точка зрения, что это была волнообразная политика, которая резко ужесточилась после нападения на Советский Союз[1]. Своего рода «водоразделом» считается секретное совещание крупных германских чиновников, которое по распоряжению Г. Гиммлера, 20 января 1942 г. провели в пригороде Берлина Ванзее. Под председательством Р. Гейдриха на Ванзейской конференции обсуждалась координация действий различных ведомств в период массового уничтожения евреев. Именно в это время на территории оккупированной Польши возводятся специальные лагеря смерти. Всего их было построено шесть.

Из пересыльного лагеря «Освенцим» («Аушвиц» — в немецких документах) сделали самый крупный индустриальный комплекс по уничтожению и эксплуатации узников режима. Он занимал огромную территорию в 40 км2, и в нем погибли по приблизительным подсчетам до 1,5 млн человек (около 90% из них — евреи). Другой лагерь — Майданек первоначально предназначался для военнопленных, но затем был превращен в лагерь уничтожения. В нем содержалось около 300 тыс. человек, 235 тыс. погибли. Большую часть из них составляли евреи (40%) и поляки (35%). В Освенциме и Майданеке заключенных не только убивали при поступлении, но и использовали как дешевых рабочих, пока у них сохранялись хоть какие-то силы. «Уничтожение трудом» — таково изобретение сановников Третьего рейха, прочно вошедшее в немецкий язык в годы войны. Причем трудом уничтожали и в так называемых «исправительно-трудовых лагерях», которые обслуживали различные германские инстанции. А. Эйхман на конференции в Ванзее заявил, что строительство дорог — это идеальный пример уничтожения.

Четыре других истребительных центра — Хелмно, Бельзец, Собибор и Треблинка — в прямом смысле «лагерями» не являлись, поскольку содержание узников там изначально и не предполагалось. Подавляющая часть поступавших в эти заведения людей подлежала уничтожению в газовых камерах в кратчайшие сроки, как правило, в течение нескольких часов. Главное правило палачей в лагерях смерти заключалось в том, чтобы жертвы до последних минут жизни не осознавали свою участь. Свежевыкрашенные фасады зданий, аккуратные газоны, громкое музыкальное сопровождение, обманчивая корректность охраны и стремительность процедуры приема должны были создавать у вновь прибывавших иллюзию, что они находятся в пересыльном или трудовом лагере. В Хелмно убили около 300 тыс. человек, в Бельзеце до 600, Собиборе до 500, а в Треблинке, считавшемся наиболее «оснащенным» лагерем, погибли около 800 тыс. человек. В Собиборе и Треблинке узники, обслуживавшие лагеря, подняли восстания. Несколько сотен восставших бежали. Войну удалось пережить не более 100 человекам.

Опыт лагерей смерти использовался во всей системе нацистских концентрационных лагерей — будь то практика обмана жертв или принципы эксплуатации газовых камер. Наряду со стационарными, на оккупированных территориях применялись мобильные газовые камеры-душегубки (Gaswagen), специально сконструированные грузовики, в герметический кузов которых поступал угарный газ от работающего двигателя автомобиля. Все айнзатцгруппы получили по несколько машин еще осенью 1941 г., в каждой из них можно было умерщвлять до 60 человек. Жертвы загонялись в кузов, и машина направлялась к месту заранее приготовленного захоронения, где ее уже ожидали могильщики. В пути пускался газ, и к моменту прибытия люди погибали мучительной смертью. Затем кузов тщательно мыли, после чего автомобиль был готов к новой партии. Всего по оккупированной советской территории разъезжало 15 машин. Душегубки применялись также в Югославии. Подсчитать общее количество убитых не представляется возможным. В литературе приводятся данные от 250 до 700 тыс. человек.

Очень много заключенных погибло на последнем этапе войны. Скрывая следы своих злодеяний и опасаясь оставлять свидетелей для Красной Армии, немцы заставляли ослабленных узников пешими колоннами маршировать на Запад. В эти «марши смерти» в последние месяцы войны были отправлены около 250-300 тыс. человек. Всех, кто не мог идти, охрана убивала.

Другой метод преступной радикализации войны — опустошение оставляемых территорий — повсеместно применялся немцами на оккупированных советских территориях, что было оформлено особым распоряжением фюрера. 24 апреля 1943 г. в здании Харьковского университета Гиммлер выступил с речью перед командирами дивизий СС «Мертвая голова», «Рейх» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Там он поставил вопрос, как лучше всего отнять у русских людские ресурсы — живыми или мертвыми? И дал на него ответ: «Либо они должны быть угнаны в Германию и стать ее рабочей силой, либо погибнуть в бою. А оставлять врагу людей, чтобы у него опять была рабочая и военная сила, по большому счету, абсолютно неправильно. Такое нельзя допустить. И если в войне будет последовательно проводиться эта линия на уничтожение людей, в чем я убежден, тогда русские уже в течение этого года и следующей зимы потеряют свою силу и истекут кровью». Таким образом, отступая, германские войска и их союзники вывозили все, что можно было вывезти, а остальное уничтожали.

Понимали ли немцы, что они творят? Безусловно. На многочисленных послевоенных процессах некоторые даже раскаялись, но большинство солдат, офицеров и государственных чиновников следовали одной логике самооправдания: даже если они и совершали противоправные действия, то они вынуждены были исполнять приказы вышестоящего начальства. Поскольку часть фашистских лидеров, включая фюрера, покончили жизнь самоубийством, то у преступников и их пособников появился соблазн свалить все на порочное руководство. Подобная тенденция до сих пор прослеживается в праворадикальной литературе.

Скамья подсудимых во время одного из судебных заседаний в Нюрнберге. Г. Геринг, К. Дениц, Э. Редер, Р. Гесс, Б. Ширах, И. Риббентроп, Ф. Заукель, В. Кейтель перед заседанием трибунала. Германия, г. Нюрнберг, декабрь 1945 г. Фото Е.А. Халдея

Свои грязные дела нацисты творили тайно. Общая направленность действий против евреев, коммунистов, «унтерменшей» и прочих никогда не скрывалась, но чем ближе то или иное лицо находилось к практике уничтожения, тем секретнее становились условия «работы» и документация. Все подробности массовых убийств являлись строжайшей государственной тайной. Более того, многие решения принимались устно, не обнаружено ни одного документа или приказа с подписью А. Гитлера, требующего убивать евреев. Это породило массу конспирологических теорий. Отдельные слабо подготовленные авторы, в основном дилетанты или самопровозглашенные историки радикальной ориентации, пытаются обелить образ фюрера, а вместе с ним и нацистов. Используя возможности Интернета, они распространяют «сенсации» о малочисленности жертв, о неэффективности газовых камер, что А. Гитлер будто бы мог ничего не знать об убийстве евреев, что он якобы «спас» некоторых из них. Ответственность за злодеяния эти авторы перекладывают на окружение фашистского вождя. Результаты подобных «находок» для некоторых из «писателей» вылились в череду судебных процессов и реальные тюремные сроки. Тем не менее такого рода взгляды продолжают циркулировать в Интернете и околонаучной литературе.

Поэтому поиск истины продолжается. Восстановлением и изучением картины нацистского террора занимались и занимаются специалисты разных профессий. К настоящему времени, несмотря на отсутствие каких-то материалов и тщательные усилия нацистов по сокрытию следов преступлений, все доказательства сходятся в одном — в лице гитлеровской Германии человечество столкнулось с целенаправленно созданной преступной государственной машиной. Все структуры нацистской власти были ориентированы на уничтожение оппонентов по расовым или политическим мотивам. Высшее руководство рейха использовало войну для радикализации процесса и масштабного расширения сложившихся преступных практик. Германское военное командование приняло гитлеровские идеи, что привело к массовым преступлениям на фронте и в тылу.

Под влиянием кино и литературы вошло в моду искать отдельных германских военных, которые сочувствовали жертвам и даже спасли некоторых из них. Разумеется, в этом нет ничего предосудительного. Однако, к сожалению, историки насчитывают не более сотни таких случаев благородства. С учетом того факта, что почти 18 млн человек прошли через вермахт и различные военные структуры рейха, не сложно представить, с какой чудовищной исполинской машиной пришлось столкнуться в войне с нацизмом.

Не менее драматичные события разворачивались и в Тихоокеанском регионе. В отличие от гитлеровцев японцы не создавали поточных лагерей смерти, где бы умерщвлялись люди по расовому или политическому признаку. Но их отношение к поверженным народам носило те же черты упоения садизмом и жестокостью, как и у нацистов. В Японии существует литературная традиция описывать собственную армию как поколение «жертвенных героев, сражавшихся в справедливой войне за Азию без западного влияния». Некоторые авторы пытаются вывести из под критики императорскую фамилию. За всем этим скрывается сильная апологетическая тенденция, которой, во-первых, способствует отсутствие важных документов — правительство и императорская фамилия заранее позаботились об их уничтожении. А во-вторых, свою роль играет и образ жертвы, пострадавшей от Запада (атомные бомбардировки) и большевиков (утратили территории и часть пленных погибла в СССР).

Историки полагают, что преступления японской армии надо рассматривать в контексте более длительного периода времени. Один из центральных сюжетов — «Нанкинская резня» — вызвал взрыв негодования во всем мире. В декабре 1937 г. во время войны с Китаем, овладев городом Нанкином, японцы устроили вакханалию расправ. За несколько недель они убили от 200 до 300 тыс. человек, проявляя демонстративную жестокость и беспощадность, а затем уничтожили все компрометирующие документы. Лишь в XXI в. лидеры Страны восходящего солнца стали сдержанно извиняться и признавать ответственность своей страны. Однако спорадические попытки отдельных чиновников и политиков подвергнуть весь «инцидент» сомнению, приравняв его к «фальсификации», накладывают сильный отпечаток на восприятие исторических событий.

В той или иной форме преступления, аналогичные тем, которые были совершены в Нанкине, повторялись на других оккупированных территориях. Жестокость поощрялась высшим руководством, а убийцы освобождались от какого-либо наказания. В японском исполнении жертву нельзя было просто убить. Она должна была испытать мучения — и здесь «изобретательность» не знала предела. В отличие от гитлеровцев, японцы часто отрубали жертвам головы мечом. Находились офицеры, которые устраивали из казней соревнование, а пресса не стеснялась об этом писать, выставляя палачей в виде национальных героев.

Все командиры японских подводных лодок получили приказ уничтожать не только корабли союзников, но и уцелевших членов экипажей или пассажиров. Специально торпедировались плавучие госпитали и суда со знаками Красного Креста. Сохранились редкие свидетельства чудом выживших очевидцев. Так, в одном случае японский командир заставил спасавшихся на ботах людей подняться на палубу подводной лодки. Затем всем европейцам, под смех команды и жужжание камеры, по очереди отрубили головы, а оставшихся «азиатов» связали одной веревкой, чтобы после погружения лодки они утонули. Два человека выжили и рассказали об этом преступлении на суде.

Отдельная и весьма болезненная тема — организация публичных домов, массовые изнасилования, убийства женщин и детей. Как и немцы, японцы при каждой дивизии или крупной части создавали бордели. В подавляющем большинстве случаев женщин туда загоняли силой или голодом. Любое сопротивление безжалостно каралось. Встречаются утверждения, что солдаты на войне находятся под постоянным стрессом и вынуждены длительно воздерживаться от половой жизни. Поэтому будто бы сексуальные преступления это неизбежный побочный продукт любой войны. Действительно, все военные конфликты в истории человечества сопровождаются насилиями над женщинами, и вполне вероятно, что полностью предотвратить подобное невозможно. Однако в случае с гитлеровцами и японцами мы имеем дело с целеустремленной государственной политикой, когда массовые издевательства над женщинами и детьми не пресекаются, а поощряются. Например, на самых разных театрах военных действий фиксировались многочисленные факты, когда японские военные вскрывали животы беременным женщинам, вырезали плод, нанизывали его на штык и на этом «фоне» даже фотографировались. Такие зверства нельзя объяснить длительным воздержанием императорской армии. Их причины надо искать в японских школах и коридорах власти в Токио.

Почему, решившись на массовое истребление других народов, ни немцы, ни японцы не применили химическое или бактериологическое оружие против союзников? Этот вопрос неоднократно обсуждался в Берлине и Токио. У фюрера был крайне неприятный личный опыт. Он попал под газовую атаку в конце Первой мировой войны и на непродолжительное время даже лишился зрения. Он не мог не понимать, что на любое применение такого оружия последуют ответные меры союзников. Тем более что после нападения на Советский Союз сделали соответствующие предупреждения англичане и американцы. В частных беседах А. Гитлер не раз жаловался на нехватку химического оружия, разработка которого продолжалась в германских лабораториях. Именно во время войны немцы начали производить нервно-паралитический газ табун, затем зарин и более сильнодействующий зоман. Но применять их не стали.

Японские острова также крайне уязвимы в случае применения бактериологического или химического оружия. Поэтому военные сразу же после атаки на Перл-Харбор отказались от использования химоружия в качестве наступательного, опасаясь ответных действий американцев. В литературе встречаются утверждения, что японцы несколько раз все же применяли в Китае такое оружие, но убедительных свидетельств нет.

Печальную известность получил специальный отряд 731, служащие которого занимались биологическими экспериментами на живых людях подобно нацистским врачам в германских концлагерях. Лишь небольшая группа сотрудников отряда понесла наказание в Советском Союзе (Хабаровский процесс). Американцы сочли накопленный опыт японских экспериментаторов крайне полезным и никого из них не преследовали. Трудно поверить, но часть служащих отряда стали респектабельными врачами в Японии и США.

Радикализация войны и страны антигитлеровской коалиции

Война сильно повлияла на общественную жизнь в Великобритании, США и Советском Союзе. В каждой стране существенно ограничивались свободы граждан, вводилась цензура, предпринимались превентивные меры против появления так называемой «пятой колонны», а также проводилась массированная пропаганда против стран Оси.

В относительно мягкой форме многие из этих мероприятий реализовывались в Великобритании и США. Их территории не были оккупированы, прямой угрозы разрушения институтов государства не существовало. Поэтому насилие в отношении граждан осуществлялось в ограниченных формах, в основном это было интернирование. Главной категорией ущемленных в правах стали выходцы из Германии, Австрии, Италии и Японии, включая даже тех, кто получил гражданство страны пребывания. На британских островах выходцев из враждебных стран поделили на три категории — А, В и С. К первой категории (всего 569 человек) относили наиболее опасных лиц, угрожавших безопасности страны. Среди них оказались и активисты профашистских организаций. Ко второй (6782) причисляли тех, за кем надо было присматривать или ограничить их передвижение. В третью, самую большую группу (66 тыс.), включали преимущественно беженцев из оккупированных стран (55 457 человек). Ограничивать их в правах не планировалось. Однако по мере эскалации войны и не без напора прессы и военных министерство внутренних дел решилось на более жесткие меры. В мае 1940 г. почти все мужчины и некоторые женщины из категории В (от 16 до 70 лет) и С (от 16 до 60 лет) были арестованы и отправлены в специальные лагеря или поселения. Часть интернировали на остров Мэн, а других депортировали в Канаду или в Австралию. По пути один из кораблей атаковала немецкая подводная лодка, и 661 человек утонули в холодной воде. Это вызвало бурные дебаты в парламенте, которые привели к пересмотру политики. С августа 1940 г. интернированных стали постепенно освобождать. К осени 1941 г. на британских островах в различных поселениях содержалось всего около 5 тыс. интернированных лиц.

Американский президент еще 21 мая 1940 г. санкционировал прослушивание всех, кто «подозревается в подрывной деятельности», а ФБР стало заранее готовить списки будущих арестантов. Критерии отбора до сих пор не афишируются. В течение нескольких дней после известий из Перл-Харбора было арестовано 3846 «опасных вражеских лиц». Затем власти задержали около 110 тыс. американцев японского происхождения (две трети из них были гражданами США) и отправили их в 11 специально созданных лагерей. В это же время в Канаде интернировали 22 тыс. человек. В 1943 г. молодым интернированным предложили записаться в армию США. Когда часть из них отказались, их отправили за колючую проволоку в лагерь в Калифорнийской пустыне. За годы войны ФБР расследовало 19 649 случаев саботажа, однако нет точных данных, сколько из них оказались реальными. По официальным данным, в 1941 г. было арестовано 33 немецких агента, а до конца войны поймано еще 10 германских диверсантов, шестерых казнили. Учитывая негативный опыт Первой мировой войны, одной из главных задач ФБР было предотвращение паники и волнений среди населения. С этой задачей Бюро справилось успешно.

Проблема мобилизации общественного мнения и армии на победу решалась с помощью масштабной пропаганды. С 1942 по 1945 г. американские средства массовой информации единодушно клеймили японцев как самых лютых изуверов на планете. Адмирал У. Холси-младший, командующий американскими силами в Тихоокеанском регионе, взывал к войскам: «Уничтожай япов, истребляй япов, убивай как можно больше япов». Это приносило свои плоды. По опросам общественного мнения, 10% американцев считали, что всех японцев поголовно надо истребить. В 1945 г. 25% солдат армии США, воевавших против Японии, ответили, что главной задачей считают убить как можно больше японцев. В декабре 1945 г. почти четверть американцев полагали, что на Японию надо было сбросить больше атомных бомб.

Британская пресса в описаниях ужасов войны была более сдержана, так как правительственные чиновники считали, что не стоит акцентировать внимание людей на жестокостях и насилии, уделяя особое внимание формированию чувства единения и духа осажденной крепости, однако информация о фашистских преступлениях делала свое дело. Если в начале 1942 г. генерал Б. Монтгомери еще жаловался, что «проблема с нашими парнями заключается в том, что они по натуре не убийцы», то год спустя никаких нареканий уже не высказывалось.

Пожалуй, нагляднее всего ожесточение и радикализация войны на Западе проявились в воздушной войне. А. Гитлер образцово-показательно бомбил Гернику, Варшаву и Роттердам, но проявляя внешнее «джентльменство», какое-то время воздерживался от бомбардировок гражданских объектов в Великобритании. Однако 24 августа 1940 г. немецкий пилот, по официальной версии, по ошибке сбросил весь боезапас на ночной Лондон. Англичане, решив, что противник начал бомбить города, в ответ ударили по Берлину. Фюрер разозлился и приказал «наказать» англосаксов. С 7 по 15 сентября немцы предприняли самую массированную воздушную атаку на Лондон, потеряв в ней 60 самолетов. Затем разбомбили Саутгемптон, а в ноябре почти стерли с лица земли Ковентри. Королевские военно-воздушные силы, разумеется, не остались в долгу. Британский маршал авиации А. Харрис убежденно доказывал правительству, что войну можно выиграть с воздуха, а если не получается, то это проблема с точностью наведения на цель. Англичане разработали специальную тактику: сначала ночью на город сбрасывались зажигательные бомбы, хорошо освещавшие цель, а затем бомбили основные силы авиагруппы. Таким образом, наносился серьезный урон немецким городам. Британские летчики совершили за всю войну около 300 тыс. ночных и 67 тыс. дневных боевых вылетов, потеряв соответственно 7500 и 876 самолетов. В Гамбурге две трети населения были вынуждены покинуть свои дома, а Дрезден был уничтожен почти полностью. «Наша цель, — говорил А. Харрис, — это разрушение немецких городов, убийство как можно большего количества немецких рабочих и полная дезорганизация цивилизованной жизни во всей Германии». Тем не менее уже во время войны эксперты знали, что воздушные удары по гражданским объектам не приносят ожидаемых результатов. Но ненависть к немцам была так сильна, что многие считали крайне важным продолжать массированные бомбардировки. От воздушных налетов погибли около 500-600 тыс. немцев, 67 078 французов и 60 595 жителей Соединенного Королевства. На европейском театре военных действий погибли более 160 тыс. пилотов и членов экипажей союзнических войск.

Американцы вначале заявляли, что бомбят в Европе исключительно «военные» объекты. Однако с декабря 1943 г. их самолеты стали оснащаться новыми радарами, позволявшими увереннее летать в плохую погоду и ночью. С этого времени ВВС США также начали наносить удары по гражданским целям. В ноябре 1944 г. американцы захватили Марианские острова в Тихом океане. Это позволило создать там большую авиабазу, с которой тяжелые бомбардировщики «Б-29» могли наносить удары по всей территории Японии. К концу июля 1945 г. каждый японский город подвергся бомбардировкам. Около 300 тыс. мирных жителей погибли, 500 тыс. были ранены, а 8,5 млн лишились своих домов. Столь масштабные гражданские потери, впрочем, не сильно повлияли на умонастроения военной элиты Японии — они были готовы продолжать войну.

Значительно более противоречивая и трудная ситуация складывалась в Советском Союзе, где общество годами жило в состоянии милитаризации и мобилизации, а власть часто оправдывала насилие необходимостью подготовки к войне. Именно это было одним из лейтмотивов в репрессивной политике на присоединенных территориях в 1939-1941 гг. Сталинский режим также показал свое жестокое лицо, тайно совершив деяние, преступный эффект и отголоски которого будут сказываться многие годы и после войны. В марте 1940 г. Политбюро санкционировало расстрел части польских военнопленных офицеров. Без предъявления обвинения, без следствия и суда, без права на защиту от поляков «избавились» таким же безжалостным способом, как и от миллионов сограждан, казавшихся враждебными кремлевским властям по классовым или политическим соображениям. Были расстреляны свыше 21 тыс. человек. Все это находилось в вопиющем противоречии с официальной пропагандой и декларируемыми нормами советского образа жизни.

Катастрофическое развитие событий на фронтах поставило советскую власть на грань выживания. Принимались радикальные меры для стабилизации положения во всех государственных и общественных сферах. Главная их цель — не дать агрессору сломить волю к сопротивлению, максимально мобилизовать армию и народ для отпора врагу. Избранные методы и способы достижения цели по-прежнему вызывают оживленные дискуссии, хотя большинство отечественных исследователей готовы согласиться с их неизбежностью. Если судить по трофейным документам, то крайне неприятным сюрпризом для гитлеровцев стало уничтожение отступающими частями Красной Армии материальной части и всех наиболее значимых объектов, включая склады с продовольствием. Это быстро развеяло радужные представления берлинских экспертов о «советском пироге», который предполагалось грамотно «завоевать», «разделить», а потом «употребить». Уничтожением имущества, которое невозможно было эвакуировать, занимались в основном истребительные батальоны. В июле 1941 г. в 1755 батальонах числилось 328 тыс. бойцов.

Другой фактор, которому, как и на Западе, придавали принципиальное значение, — это разжигание ненависти к противнику. С первых дней войны в Москву посыпались жалобы на «мягкотелость» красноармейцев. Некоторые из них никак не могли взять в толк, почему немецкие пролетарии воюют против классовых собратьев. Пришлось принимать срочные меры для соответствующей антифашистской и антинемецкой агитации. На это были брошены лучшие силы творческой интеллигенции. Своего пика эта пропаганда достигла летом 1942 г. после череды военных неудач. Наибольшую известность получила статья писателя И. Г. Эренбурга «Убей!», опубликованная 24 июля 1942 г. в газете «Красная звезда».

Разжигание ненависти советской пропагандой часто увязывается с поведением красноармейцев в Германии в 1945 г. Это стало традиционным сюжетом в западной историографии, где даже подсчитано общее количество изнасилованных немок — около 2 млн. Несмотря на ангажированность, тема все еще мало изучена и плохо обеспечена источниками. Необходимо перенести дискуссию из эмоциональной в академическую плоскость. Что происходило в армиях союзников на территории оккупированной Германии? Как регулировались взаимоотношения с гражданским населением, какие меры предпринимались для противодействия насилию, мародерству и вообще любому произволу? Для ответа на эти вопросы требуется сводная статистика советских военных трибуналов, которая еще не рассекречена. Поэтому в настоящее время можно утверждать только очевидное — командованию всех союзнических войск приходилось наводить порядок, в том числе и с помощью судов. Несмотря на высказывания отдельных пропагандистов и высших офицеров, насилие в отношении гражданского населения Германии после завершения военных действий не являлось частью государственной политики и не санкционировалось верховным командованием.

Постоянно присутствовавший в сталинском режиме насильственный подтекст в годы войны никуда не исчез. Наоборот, произошло дальнейшее ужесточение трудового законодательства, упрощалось уголовное и политическое преследование. 26 декабря 1941 г. был издан указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий», по которому самовольный уход приравнивался к дезертирству из армии. С мая 1942 г. стали направлять на производство подростков с 14 лет, установив для них 6-часовой рабочий день. Введение военного положения в ряде регионов страны позволяло в корне пресекать любую критику или недовольство, что, разумеется, создавало и поле для произвола. Язык угроз, требование и исполнение быстрых наказаний (расстрел на месте), соблазн объяснить любые трудности наличием «трусов и паникеров» — все это, даже если и позволяло решать какие-то сиюминутные задачи, не способствовало консолидации страны в целом. Демонстративная жестокость по отношению к своим не могла заставить народ и армию сражаться лучше. В этом смысле показательны сталинские приказы № 270 (август 1941 г.) и № 227 (июль 1942 г.), тексты которых Верховный главнокомандующий подготовил лично. Первый приказ огульно обвинял ряд генералов в трусости и измене и санкционировал преследование родственников офицеров, попавших в плен. На самом деле никакого предательства не было. После смерти Сталина всех генералов и их родственников реабилитировали. Другой приказ, более известный по краткому призыву «Ни шагу назад!», фактически обвинял армию в неустойчивости, пораженчестве и желании «утекать на восток». Дабы пресечь «отступательные настроения», И.В. Сталин требовал учиться у фашистов и разрешил создание штрафных рот и заградительных отрядов. Однако до настоящего времени нет убедительных данных о какой-либо неустойчивости, не говоря уже о панике в Красной Армии летом 1942 г. Ничто не подтверждает и слов Сталина о существовании «пропаганды», что «мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток». Красная Армия воевала так, как ей командовали. Тяжелая ситуация на фронтах летом 1942 г. сложилась не из-за мифических «паникеров», а из-за ошибочных действий Ставки и лично И.В. Сталина. Нет серьезных исследований и об эффективности штрафных подразделений.

Другим примером радикализации войны стала практика выселений (депортаций) отдельных народов в отдаленные районы Советского Союза. Хотя в каждом конкретном случае власти оправдывали свои акции соображениями безопасности или коллективной ответственности за сотрудничество с врагом, это шло в разрез с Конституцией и нормами советского права. Принудительные переселения обостряли социальные отношения, резко увеличивали смертность, а в перспективе становились «миной» замедленного действия в послевоенных межнациональных отношениях. Этой проблемой в дальнейшем пришлось заниматься всем руководителям советского государства. Всего за годы войны депортациям подверглись граждане 61 национальности, включая русских. К моменту окончания Второй мировой войны в восточных регионах СССР насчитывалось на спецпоселении 2 230 500 человек.

Союзы и союзники

В свое время Б. Муссолини собирался написать книгу под названием «Год 2000». В ней он хотел рассказать про «новый мир» на рубеже тысячелетий, который должны были бы поделить между собой Германия, Италия, Япония и Советский Союз. С величием Франции и Англии предполагалось покончить навсегда, а США отводилась аморфная роль региональной заокеанской державы. Большевистская Россия у одного из идеологов фашизма не вызывала такого отторжения, как у нацистов. Италию он изображал тюремной пленницей Средиземного моря. Вырваться из него могла помочь только Германия. Соответственно «ось Рим-Берлин» есть главная предпосылка на пути к мировой гегемонии.

Однако напутствие А. Гитлера генералам вермахта накануне нападения на СССР — «Никаких иллюзий по поводу союзников!» — красноречиво отображает взаимоотношения между «братьями по оружию». В 1930-е годы, когда союз между Италией, Германией и Японией только складывался, многим казалось, что появляется страшная сила, способная если уж и не сокрушить мировой порядок, то полностью покончить с левыми движениями. Начав изучать государственные архивы этих стран, историки не без удивления обнаружили, что говорить о каком-то монолитном или скоординированном альянсе духовно близких партнеров нет никаких оснований.

22 мая 1939 г. в Берлине был подписан германо-итальянский договор о союзе и дружбе, вошедший в историю как «Стальной пакт». Прочный металлический подтекст сотрудничества, согласно пафосу преамбулы соглашения, обеспечивало «внутреннее родство мировоззрений» и «полное совпадение интересов». В отличие от «Антикоминтерновского пакта» 1936 г. между Японией и Германией[2], «Стальной пакт» включал статью о немедленном выступлении на стороне союзника в случае войны «с одним или несколькими другими государствами». Немцы хотели сохранить этот пункт в тайне, закрепив его в секретном протоколе, но итальянцы настояли на публичности. Б. Муссолини демонстрировал миру, что у него есть весомая и безоговорочная поддержка Германии, поскольку договор носил взаимно обязывающий характер.

Судя по всему, верхушка нацистского руководства, очарованная внешней символикой и обманчивым динамизмом итальянского фашизма, а также ограниченными успехами в Африке и Испании против республиканского правительства, переоценивала военные возможности Рима. Это подтвердили первые же серьезные боевые действия в Средиземноморье. Оказалось, что без помощи вермахта и люфтваффе итальянцам очень сложно держать удар против равных соперников. Благодарный Б. Муссолини с готовностью поддержал «восточный поход» Гитлера, предоставив в его распоряжение в совокупности 9 дивизий (почти 300 тыс. солдат). Однако прилежные в усмирении населения и обеспечении тылов, итальянцы не завоевали симпатий германских патронов как фронтовые войска. В СССР они понесли тяжелые потери — 150 тыс. убитыми, пропавшими без вести и ранеными.

Смещение Б. Муссолини и попытку выхода Италии из войны в рейхе восприняли с яростью, как «предательство, больше и коварнее которого едва ли можно найти в истории». В ночь с 9 на 10 сентября 1943 г. немцы разоружили войска союзника, более 750 тыс. итальянцев оказались в плену. Эсесовцы, прошедшие кровавую школу террора в Советском Союзе, вымещали зло на беззащитных людях. Под предлогом борьбы с Сопротивлением и поиском партизан проводились показательные акции возмездия против целых деревень. События того периода до сих пор болезненно воспринимаются в современной Италии.

Экономическое сотрудничество между странами Оси не сложилось, а их торговые связи никогда не носили стратегического характера. Ни одна из сторон не собиралась делиться ни своими, ни захваченными ресурсами. В тех случаях, когда Германия неохотно уступала итальянским требованиям и поставляла уголь и сталь, то в ответ она требовала непропорционально больших поставок продовольствия. Морская блокада не позволяла Японии поддерживать сколь-либо значимые связи со своими европейскими союзниками. Лишь торговый договор, подписанный в марте 1944 г., позволил Токио получить ряд немецких технических патентов для военной промышленности, но реально воспользоваться ими они смогли уже только после капитуляции.

Впрочем, тесные политические отношения между Берлином и Токио тоже не складывались. Как часто в таких случаях бывает, идеологические противоречия и различие государственных интересов скрывали за фасадом патетичных деклараций и громкой пропаганды. К этому примешивались нешуточные расовые предубеждения. А. Гитлер не раз высказывался о неполноценности «желтых». Японские националисты, в свою очередь, не собирались признавать «белых» за равных партнеров. Разграничивать территориально свои амбиции обеим сторонам было очень непросто. Немцы неоднократно зондировали почву о возможном военном союзе против СССР и Запада. С января до августа 1939 г. японский кабинет министров рассматривал соответствующие предложения Берлина более 70 раз. В итоге никакого решения не приняли и стали склоняться к «политике свободных действий». Быструю переориентацию фюрера и заключение Советско-германского договора о ненападении в Токио приравняли к предательству. Оскорбленное японское правительство ушло в отставку и отозвало из Берлина своего посла.

Тем не менее военные победы рейха над колониальными державами (Нидерланды и Франция) подталкивали Японию к расширению экспансии в Юго-Восточной Азии. После отказа Германии от притязаний на эти территории соблазн «вступить во владение» оказался непреодолимым. Таким образом, быстро созрела почва для нового союзнического соглашения, которое было оформлено в Берлине 27 сентября 1940 г. подписанием Пакта трех держав. К нему предложили присоединиться и Москве. Однако умозрительные рассуждения о дележе британских колоний Кремль явно не волновали. Во время визита в Берлин в ноябре 1940 г. В.М. Молотов задавал много «неудобных» вопросов, в основном о безопасности СССР на Балтике и защите его интересов в Средиземноморье и на Балканах. Поняв, что договориться не удастся А. Гитлер взял курс на войну. Японцы же пошли своим путем. Не получив советской подписи под трехсторонним пактом, в Токио решили заключить с Москвой отдельный двухсторонний договор о нейтралитете (13 апреля 1941 г.). Он позволял избежать столкновения с Советским Союзом, поскольку Япония решилась прорываться на юг.

В некоторых публикациях события тех лет преподносятся так, как будто Япония уже почти изготовилась к нападению на СССР, но из-за опрометчивости политиков «неблагоразумно» отказалась от этого шага. Соответственно допускается, что при координации действий вместе с вермахтом японцы могли бы помочь победить СССР. В реальности подобной альтернативы никогда не существовало. В Токио неоднократно обсуждали перспективы вторжения на советские территории и каждый раз однозначно отказывались из-за сугубо прагматических соображений — слишком дорого с экономической и военной точки зрения. В Азии для контроля огромных регионов Японии часто хватало трех-четырех дивизий. В России, как показал опыт вермахта, требовались десятки, если не сотни, дивизий. Таких резервов у Токио просто не было. Нельзя сбрасывать со счета и роль китайских армий, сковавших большие силы Японии на континенте.

Принципиальную роль играло и то обстоятельство, что Гитлер не собирался делиться с японцами лаврами легко ожидаемой победы над большевиками. Даже после поражения под Москвой нацисты считали, что все равно справятся сами и не желали помощи от японцев. Поэтому нападение на Перл-Харбор было воспринято в Берлине с большим воодушевлением. Предполагалось, что американцы окончательно «увязнут» в войне на Тихом океане, а тем временем немцы «решат» свои вопросы в Европе.

Добившись ощутимых успехов, японцы решили разделить сферы влияния и предложили Берлину провести линию разграничения по 70-му градусу восточной долготы (район Карачи в устье Инда). Несмотря на возражения собственного МИДа, который не хотел «терять» Индию, фюрер согласился и 18 января 1942 г. был подписан соответствующий договор. Поражает удивительная самоуверенность обеих стран. Они вели себя так, словно не было армий противников, мир уже лежал у их ног, а Индия только и ждала, когда ею «займутся» господа из Токио и Берлина.

Альянс стран Оси характеризовали переменчивость, недоверие, конфликты и преднамеренная скрытность. Фактически каждая из сторон вела собственную войну, втайне надеясь, что эти войны будут в чем-то дополнять друг друга, отвлекая силы союзников. Германия, Италия и Япония не согласовывали свои планы и не выработали общей стратегии действий. В результате ресурсы распылялись, в нужное время их всегда не хватало. Союз оказался более эффективен в пропаганде, чем в реальном взаимодействии друг с другом. Впрочем, даже в культурной области возникали непреодолимые расовые трения. К примеру, общество германо-японской дружбы в Берлине всю войну обсуждало «главный» вопрос: можно ли представителям неарийской «желтой» расы стать членом общества?

Куда более заметную роль сыграла помощь нацистам так называемых малых стран — союзниц Германии, каждая из которых внесла свой вклад в войну против СССР и поддержание оккупационных режимов. Нацисты предприняли титанические усилия, чтобы представить свою агрессию как «освободительный поход против большевизма». Во всех захваченных странах проводилась агитация и мобилизация добровольцев на войну. Около 700 тыс. войск предоставили Гитлеру его союзники в походе на СССР летом 1941 г. — Румыния, Венгрия, Хорватия и Словакия. Воодушевленные антикоммунизмом, многие из них с энтузиазмом размещались на фронте и оккупированных территориях. Чуть позже к ним присоединились валлонцы, норвежцы, голландцы и пр. Генерал Ф. Франко послал более 20 тыс. солдат («Голубая дивизия»), что почти в 10 раз больше, чем количество советских военных на Пиренеях в годы гражданской войны. Неожиданное сопротивление Красной Армии, недружелюбие населения, превратности погоды (то дождь, то снег), а самое главное — большие потери — сделали свое дело. Уже через несколько недель ненемецкие войска стали роптать и задаваться исконным вопросом всех чужеземных завоевателей в России: а что мы здесь вообще делаем и наша ли эта война? Осознав неэффективность вассальных войск, германское командование начало их постепенный вывод с Восточного фронта. Лишь румыны оставались до конца, поскольку их было некем заменить[3]. Особую роль также играли финны. Гитлер очень их хвалил, считая наиболее ценными союзниками. Они цементировали Северный фронт и помогали блокировать Ленинград. В июне 1942 г. фюрер дважды встречался с К. Маннергеймом. Это происходило в канун летнего наступления на юге[4], предполагаемый успех которого должен был закончиться взятием Ленинграда на севере. «Петербург будет и в дальнейшем приносить несчастье Финляндии. Усилиями немцев город и его укрепления будут уничтожены», — уверял своего союзника А. Гитлер. Затем добавил: «Может быть, следует уничтожить и гражданское население в Петербурге, поскольку русские являются такими ненадежными и коварными, в силу чего нет причины жалеть их. Война между Германией и Советским Союзом является, безусловно, войной на уничтожение». Благосклонность К. Маннергейма к столь «деликатным» откровениям не вызывает сомнений, но чтобы избежать неприятных вопросов, он после войны предусмотрительно уничтожил почти весь свой архив. Даже после высадки союзников во Франции финское руководство колебалось и серьезно обдумывало продолжение войны на стороне Германии. Лишь успехи советских войск (взятие Выборга в июне 1944 г. и выход советских войск к границе Финляндии в июле 1944 г.) и давление американцев, разорвавших дипотношения с Хельсинки 30 июня 1944, заставили финнов выйти из войны. Впрочем, И.В. Сталин не раз заявлял, что проявил в отношении Финляндии «великодушие по расчету»: «Когда мы к другим хорошо относимся, и они к нам хорошо относятся».

Союз «Большой тройки» — Великобритании, США и СССР — складывался не просто. Ему также были свойственны свои противоречия, взлеты и падения. Тем не менее, в отличие от фашистов и японских милитаристов, этим странам удалось договориться, мобилизоваться и победить. Сначала выстраивались отношения между США и Великобританией. Хотя два обстоятельства — распространенные изоляционистские настроения в Америке и имперские амбиции британцев — омрачали налаживание отношений, языковая и культурная близость, наряду с общностью политических интересов, облегчали путь к боевому альянсу. Англичане хорошо понимали, что ресурсов Соединенного Королевства даже с доминионами и колониями не хватит для противодействия странам Оси. Со своей стороны администрация президента США также осознавала, что доминирование фашистов в Европе, Японии, Азии и перспективы возможной капитуляции британцев нанесут непоправимый урон экономике и имиджу североамериканцев в мире. Поэтому Ф. Д. Рузвельт, не обещая непосредственной военной помощи, твердо заявил, что США станут «арсеналом демократии».

Женщины-работницы одного из военных заводов. Великобритания, 1940 г. РГАКФД

Однако законы о нейтралитете, одобренные Конгрессом, не позволяли торговать с воюющими державами. Администрация президента с трудом добилась одобрения поправки, которая позволяла покупать Англии различные товары при условии оплаты наличными и транспортировки грузов на собственных судах. Казалось, схема найдена, но очень быстро выяснилось, что у британцев просто нет достаточного количества наличности. Ф.Д. Рузвельт и его окружение сильно удивились: «Как возможно, что у такой огромной империи нет денег?» У. Черчиллю пришлось послать в Вашингтон целую команду финансистов с отчетами и бухгалтерскими книгами, дабы убедить несговорчивых партнеров в плачевном состоянии английской казны. Американцы поверили. Тем более, по образному выражению одного из экспертов, очень трудно оценить в денежном выражении «активы, подобно Индии или Суэцкого канала». Далее со стороны Ф.Д. Рузвельта последовала серия сложных юридических ходов и завуалированных объяснений. Их суть сводилась к тому, чтобы начать оказывать помощь в долг, но при этом оставаться вне войны и не нарушать актов о нейтралитете словами «займы», «кредиты» или «военные поставки».

Выход нашли в формулировке «ленд-лиз», согласно которой стратегически важным для США странам товары поставлялись как бы в аренду. Утраченные и использованные материалы оплате не подлежали. Все оставшееся необходимо было вернуть или оплатить. В тщательно подготовленной пресс-конференции Ф.Д. Рузвельт сравнил ленд-лиз с брандспойтом. Он позволяет потушить пожар, ну а если «шланг» порвется, то тот к кому он тянется, сам его и залатает или возместит «ущерб» товарами и услугами. Президент стремился придать дискуссии о ленд-лизе как можно больше публичности, чтобы заручиться поддержкой общественности и получить большинство голосов в конгрессе. Интересно, что при обсуждении закона ряд конгрессменов пытались внести положение, запрещающее любую помощь или поставки Советскому Союзу, но Госдепартамент был против.

Ф. Д. Рузвельту удалось побороть изоляционистские настроения. В марте 1941 г. закон о ленд-лизе был принят. Начались массированные поставки союзникам (сначала Великобритании и Китаю, а с конца 1941 г. и СССР), которые привели фактически к экономической революции в американской военной промышленности. В середине 30-х годов США тратили на оборону около 1% национального дохода. В 1939-1941 гг. уже 11%. В 1944 г. американцы производили 40% всех вооружений мира и 60% вооружений союзников. Доля США в мировой добыче нефти возросла в 1943 г. до 67%. В это же время Советский Союз производил около 10%, а на долю Германии с нефтяными вышками Румынии, Венгрии и Галиции приходилось чуть более 2%. В совокупности союзники контролировали 90% мирового производства нефтепродуктов. К 1945 г. США, бесспорно, стали крупнейшей военной державой в мире. Объем ее экономики удвоился. Половина промышленного производства всей планеты приходилась на США, две трети мировых запасов золота также хранились в Северной Америке.