Помоги проекту - поделись книгой:
Джон Диксон Карр
Контора Уильяма Вильсона
William Wilson's Racket, 1941
Перевод: zaa
Полковник Марч из Департамента странных жалоб встречал в своём офисе в Новом Скотленд-Ярде многих странных личностей. Но редко его удостаивали визитом особы столь высокого положения, какова была леди Патрисия Мортлейк, единственная дочь графа Кря.
Она ворвалась подобно смерчу прекрасным весенним утром пару-тройку лет назад. Она чуть ли не фыркала своим аристократическим носом. И это несмотря на то, что обыкновенно представляла типичный образец тех томных дам со скучающим бесцветным взглядом и хмурой губой, что столь любимы мистером Ковардом.
— Она отказывается заполнять официальный бланк, сэр,— доложили Марчу. —И с ней проклятый пекинес! Но она показала мне записку он самого комиссара..
— Впустите её, — велел полковник Марч.
Леди Патрисия погрузилась в кресло, взмахнув мехами, с пекинесом на руках. Будучи прославленной красавицей, она, вероятно, на фотографиях выходила лучше, чем в жизни. Её красота была подобна отшлифованной статуе, а её скулы казались твёрже фарфора.
Она обнаружила себя напротив полного и добродушного человека (в семнадцать стоунов 1 весом) с рябым лицом, скучающими глазами и коротко стрижеными усами. Он покачивался у камина, куря коротенькую трубку; инспектор Робертс стоял возле него с раскрытой записной книжкой.
— Я хочу, чтобы вы нашли его, — сказала леди Патрисия жёстко.
— Нашли его? — переспросил полковник Марч. — Кого нашли?
— Фрэнки, естественно, — сказала леди Патрисия с долей нетерпения. — Моего жениха. Вы ведь слышали о нём?
Лицо Марча просветлело. Всякий читатель газет вспомнит, какие политические надежды возлагались в то время на достопочтенного Фрэнсиса Хейла, самого младшего из министров кабинета. Фрэнсис Хейл был молод. Он был богат. Он был образован. Перед ним расстилалось будущее, полное величия. Всё, что говорилось против него, оборачивалось, если позволите так сказать, ему же во благо. Фрэнсис Хейл совершал исключительно правильные поступки, даже в своём обручении с обедневшей дочерью обедневшего пэра. Он был трезвенником, противником курения и человеком исключительно морального поведения. Полковник Марч в своём частном мнении полагал его в некоторой степени ”напыщенным ничтожеством”.
— Что касается меня, — холодно заметила леди Патрисия, — у меня с ним всё кончено. Мы сделали для этого мужчины всё! Всё! Правильные люди, правильные места, правильные знакомства. И я считаю себя женщиной широких взглядов. Но когда он собрался читать речь на банкете Корпорации2 и явился в стельку пьяным!
Прежде уже говорилось, что едва ли что-то на свете могло удивить полковника Марча. Этому заявлению, однако, почти это удалось.
— И потом, — продолжала леди Патрисия, возмущённо взмахивая мехами, — когда появляется эта рыжая бестия — и он на полном серьёзе волочится за ней на публике — это, простите, нечто!
Полковник Марч прокашлялся.
В действительности, он едва успел скрыть довольную улыбку. Все нормальные человеческие существа находят весьма приятным, приносящим неизъяснимое удовлетворение наблюдать, как надутые щёголи пускаются во все тяжкие. Полковник Марч не был в этом случае исключением. Но он поймал её взгляд — и не произнёс ни слова. Леди Мортлейк была не глупа. К тому же он заметил суровость её взора и напряжённость скул.
— Я осмелюсь предположить, вы находите всё это очень смешным? — произнесла она. — Ни в коей мере… И ещё я предположу, — продолжала она, широко распахнув глаза и поглаживая собаку с пугающим спокойствием, — вам непонятно, как это касается полиции?
— Раз уж вы это упомянули..
— Но полицию должно волновать, я уж надеюсь, что Фрэнки бесследно исчез? Весь его департамент низвергнут в хаос в самый критический момент; не говоря уже про неудобства, доставленным моим родителям и мне? Не должно ли вас смутить, что он испарился прямо из того ужасного офиса на Пикадилли, где творились вещи, недоступные пониманию?
Полковник Марч мрачно оглядел её.
— Продолжайте, — пригласил он.
— Он стал вести себя странно, — начала леди Патрисия, — около месяца назад. С тех самых пор, как впервые увидел это.
Из-под пальто она извлекла экземпляр известного художественного еженедельника консервативно-снобистского толка и развернула его. Она пролистала газету до раздела объявлений. Кончиком алого ногтя она указала на одно из объявлений, набранное жирным чёрным шрифтом. Оно гласило просто:
И больше ничего.
— Объявление напечатано лишь в лучших газетах, — уверила девушка. — И как только Фрэнки его видит, он сходит с ума.
Полковник Марч нахмурился.
— И чем же, — спросил он, — занимаются Уильям и Вильгельмина Вильсон?
— Вот в том-то и дело! Я не имею понятия.
— Но если у них законное дело, они должны быть внесены в реестр?
— А они — нет. — Её верхняя губа торжествующе поднялась. — Я знаю, потому что мы отправили за Фрэнки частного детектива. И детектив уверяет, что они продают пылесосы.
Хотя инспектор Робертс в отчаянии прекратил попытки вести записи, полковник Марч воспрянул с обновлённым интересом. Он продолжал покачиваться возле огня и выпускать дым из своей короткой трубки.
— Всё началось, — продолжила она, — однажды вечером, когда я дожидалась его в автомобиле у Палаты общин. Он стоял на ступеньках входа и нескончаемо говорил с этой ужасной лейбористской свиньёй — не знаю его имени. Он просто не спускался, сколько бы я ему ни махала. Когда же он соизволил присоединиться ко мне, он смотрел на меня странным взглядом и велел шофёру остановиться у ближайшего газетного киоска. Там он вышел и купил номер этой газеты.
Она продемонстрировала,
— Я не могла разобрать, что именно он высматривает. Но я знала, что с ним что-то не так. Я спросила его, может ли он проявлять хоть немного интереса в том, что я для него делаю. Хотя бы посетить концерт камерной музыки, который я организовала в тот день, где трио Хулио будет представлять нарезки из произведений современных мастеров. А он ответил... — И что же? — спросил полковник Марч.
— Он сказал: ”К чёрту всех современных мастеров”. А это просто несправедливо, ведь Хулио на пике своей формы в этом сезоне.
— Да ну?
— Потом я застала его вырезающим вот это объявление из газеты. Это могло ничего не значить, и я позабыла о случившемся. Но буквально неделю назад я вновь увидела, как он его вырезает, на сей раз из ” Таймс”. Так что, — объяснила леди Патрисия, — я решила выяснить, что есть эти ” Уильям и Вильгельмина Вильсон“ на самом деле. Вчера я нанесла им визит.
Её глаза приняли проницательный, задумчивый вид.
— Кем бы они ни были, — медленно произнесла она, — денег у них немерено. Я ожидала, что это будет какая-то задрипаная старая комната, понимаете. Но нет! Боже мой, они работают в громадном новом офисном здании прямо напротив Грин-Парка. Это настолько по-деловому: совершенно непонятно для меня. Вы поднимаетесь на лифте, а там широкий мраморный коридор и стеклянная дверь с табличкой ”Уильям и Вильгельмина ВИЛЬСОН“ на ней.
Было видно, что она с трудом подавляет гнев. Как будто вспомнив, что надо быть женственной, леди Патрисия подняла пекинеса, потрясла им в воздухе и посюсюкала ему своими соблазнительными губами; пёс старательно сдувал из своих глаз попавшую туда шерсть и выглядел совершенно незаинтересованным.
— Я открыла дверь, — сказал она, — и там была большая гостиная. Пустая. Там были неплохие бронзовые статуэтки и гравюры. Я позвала. Я постучала по столу. Но никто не явился. И вот, когда я думала, что делать дальше, мой Флопит — прелестное создание, не правда ли? — заметил другую дверь и начал на неё лаять.
Она глубоко вдохнула.
— Я открыла эту дверь. Там оказался просторный кабинет, вроде кабинета секретаря. В середине стоял большой рабочий стол, а возле него кресло-качалка. И вот в кресле сидел Фрэнки — мой Фрэнки. А на его коленях, обхватив его шею своими руками, сидела кошмарная рыжая девчонка лет девятнадцати от роду!
Больше сдерживаться не было сил. Кашель полковника Марча был столь долгим и вымученным, что даже слепому было бы понятно, что что-то не так. Острый взор леди Патрисии тоже это заметил и не одобрил. Но теперь ей нужно было уже договорить до конца.
— Ну, в самом деле! Я надеюсь, я достаточно широко мыслю, но настолько!.. Я кипела, понимаете, совершенно кипела. Я ничего не сказала, просто подхватила Флопита за его бесценную шейку и вышла прочь, и дверь захлопнула. Я прошла через приёмную и вышла назад в холл. Но дальше я не пошла. В конце концов, судьба Фрэнки беспокоит меня. И Фрэнки настолько богат, и после этого она заграбастает его деньги, в то время как я, работая и вкалывая ради Фрэнки как никто... короче, это очень подло.
Я ждала у входа. Наконец я решилась вернуться и разобраться с ними. Но войдя в приёмную вновь, я застали там человека, которого раньше не видела. Хорошо одетого пожилого джентльмена. Очень приметной внешности: совершенно лысого, за исключением седой пряди на самом затылке, спускающейся аж до воротничка.
Он сказал: — Да, мэм?
Я сказала: — Кто вы такой?
Он сказал: — Меня зовут Уильям Вильсон. У вас назначена встреча?
Тут я потребовала немедленно провести меня к мистеру Хейлу. Он как ни в чём не бывало поднял брови и нагло заявил, что Фрэнки там нет; что он никогда не слышал ни про какого мистера Хейла и не понимает, о чём я говорю. Я тогда предположила, что он, видимо, и о рыжей девушке не знает? Он поглядел на меня удивлённо и сказал, что речь, вероятно, идёт о мисс Вильгельмине Вильсон, его племяннице и секретарше — только подумайте об этом! — но он всё равно не знает никакого Хейла.
Это было уже слишком! Я просто прошла мимо него и распахнула в дверь в кабинет, где я видела Фрэнки раньше. Фрэнки там больше не было; но рыжая оставалась там. Она стояла перед другой маленькой дверцей, ведущей в своего рода гардеробную, и выглядела омерзительно виноватой. Я просто отодвинула её прочь и заглянула туда. Но... — Леди Патрисия Мортлейк сглотнула.
— Да? — произнёс полковник Марч.
— Фрэнки там тоже не было, — закончила она.
— Его не было в гардеробной?
— Его не было нигде, — заявила леди, пожимая плечами. — Там была всего лишь ещё одна комната, большой частный офис с видом на Пикадилли на четвёртом этаже. Он там не прятался, я и туда заглянула. И ни из одного кабинета некуда выйти, кроме как обратно через дверь в главный коридор, где стояла я. Фрэнки там не было. Но его одежда была.
— Что? — воскликнул полковник Марч.
— Его одежда. Костюм, в котором он был: включая его часы, и записную книжку, и документы, и перстень, и перьевую ручку, которую я подарила ему на день рождения. Все они были сложены в шкафчике в гардеробной. Только одежда, но ни следа самого Фрэнки. И с тех пор он не появлялся. Теперь вы понимаете, почему я здесь?
Доселе полковник Марч выслушивал рассказ в снисходительной манере. Теперь его пепельные брови сдвинулись вместе.
— Позвольте мне уяснить кое-что, — потребовал он резким и довольно жутковатым голосом. — Вы говорите, он в буквальном смысле слова исчез? Не мог он, к примеру, выскользнуть наружу, пока вы были заняты осмотром остальных помещений?
— Без всей своей одежды? — риторически спросила Патрисия.
Настала пауза.
— Фрэнки! — почти простонала она. — Из всех людей на свете, именно Фрэнки! Конечно, я допускаю, что он мог выскользнуть. Да, вообще говоря, он мог и из окна вылезти и спуститься по стене здания прямо на Пикадилли. Но не в нижнем белье же? Фрэнки?!
— Предположим, у него был с собой запасной комплект одежды?
— С чего бы? — спросила Патрисия, вновь не ожидая ответа.
Нечасто полковник Марч находил себя в тупике, совершенно выпотрошенным и приставленным к стенке. Но теперь, похоже, был один из таких случаев.
— И что вы предприняли после этого?
— А что я могла сделать? Его нет в его квартире, и в своём загородной доме он не появлялся. Никто из его друзей, даже личный секретарь, не догадывается, где бы он мог быть. Я даже говорила с этим ужасным лейбористом, с которым они, предположила я, сблизились в последнее время, и мне показалось, что он собирается расхохотаться мне в лицо. Но даже он поклялся, что не знает местонахождения Фрэнки.
— Гм, — произнёс полковник Марч.
— Мы не можем сделать эту историю публичной, видите ли. Это было бы разрушительно! Так что вы — последняя наша надежда. У вас есть теория?
— Ох, теории! — раздражённо отмахнулся рукой полковник. — Я могу выдумать с полдюжины теорий. Но ни одна из них не разрешает главной трудности. Допустим, загадочные Уильям и Вильгельмина Вильсон убили его и прячут тело. Предположим, против него устроен жуткий политический заговор. Допустим, Фрэнсис Хейл загримировался и выдаёт себя за достойного пожилого джентльмена с седыми волосами...
Патрисия дёрнулась.
— Гипотеза ничуть не хуже, — хмуро заметил полковник, — чем идея о выходе на улицу в нижнем белье. Но я повторю: допускайте что угодно! Это всё равно не даст мне ответа на самую главную загадку.
— Какую именно?
— Профессию Уильяма и Вильгельмины Вильсон, — отозвался полковник Марч. — Есть мысли, Робертс?
Инспектор Робертс, захлопнув свою записную книжку, отнесся к вопросу со всей серьёзностью.
— Ну, сэр, — начал он нерешительно.
— Да-да, продолжай!
— Ну, сэр, вопрос, видимо, стоит так. Либо мистер Хейл испарился по собственной воле, либо нет. Мне думается, что скорее нет.
— А? Почему же?
— Личные вещи, — сказал Робертс. — Часы, бумаги и прочее. Если вы собираетесь залечь где-нибудь на дно, разве не будут это те вещи, что вы возьмёте с собой в первую очередь? Это ведь совсем не то, чтобы подстроить ложное самоубийство или что-то в этом же роде. Только что он удобно расположился в кабинете с юной леди на коленях, — Робертс закашлялся и быстро отвёл взгляд от посетительницы, — и вот он уже пропал. Вот эта часть мне и не по душе.
Полковник Марч хмыкнул.
— И тем не менее, — продолжал Робертс с энергией, — если эта парочка решила его убрать с дороги, я в упор не вижу ни как, ни зачем. Это как будто история из-под пера Эдгара Аллана По.
Он прервался, ибо любопытное выражение озарило лицо полковника Марча: а именно, в точности такое, что бывает у людей, с размаху ударенных по затылку клюшкой для гольфа,
— Боже всевышний! — пробормотал он замогильным голосом призрака. — Неужели всё именно так?
— Именно— как? — потребовала объяснений леди Патрисия.
Она уставилась на него в ответ:
— Я не понимаю, о чём вы говорите!
— Нет, прекрасно понимаете, — полковник умел быть настойчивым. — Вы мне сами сказали, что Хейл в один из его приступов отчаяния — ээ— в один из его эпизодов необычного поведения напился на банкете Корпорации. Что именно он пил?
Леди подняла голову,
— Абсолютно всё подряд, — сказала она. — Начиная с коктейлей и вплоть до бренди. Он просто брал бокалы и выхлебывал залпом. Мой отец был в жутком гневе.
Поделиться книгой: