Полуночная буря

У главных ворот к Вольфману и Милене присоединились Эрл Догмар – правая рука Вигмана Барлотомея и командующий его войском – и Хьюго Кнут, главный визирь.

На плечах Эрла Догмара сверкали начищенные до блеска доспехи, в каштановых волосах виднелась седина. У него был прескверный характер, но Вигман считал, что Догмар никогда не вонзит ему нож в спину.

Хьюго Кнут умел быть незаметным. Он был призраком в Станхенге, несмотря на толстый живот и нелепые курчавые волосы. Ему нравилось вести беседу, а не поддерживать ее. И он возглавлял совет Вигмана. Кнут был единственным человеком, который предвидел недовольство Алмана Барлотомея. Но даже в самых диких мыслях Вигман не мог представить, что встретит свою смерть от руки брата.

– Дядя не берет меня в расчет, – пожаловался Вольфман, оказавшись в просторном тронном зале, и отошел от матери. К трону вел коридор из гигантских мраморных колонн и обсидиановых ступеней. В них отражались солнечные лучи, прорывающиеся сквозь огромные витражные окна. Зал в Станхенге был светлым, в отличие от сумрачного зала Арбора. Вот только на трон больше некому было садиться. Вольфман с грустью посмотрел на красное сиденье. – Это конец?

– Конечно, нет, – решительно отрезал Эрл Догмар. – Мои люди…

– …уже перебираются в лагерь Арбора, потому что, как бы отчаянно они ни любили Вигмана Барлотомея, их король – Алман Барлотомей Многолетний. – Кнут сложил на животе толстые пальцы.

– У нас нет шансов?

– Шансы всегда есть, мой юный друг. Но они ничтожно малы.

– Нельзя оставить смерть Вигмана безнаказанной. – Грубый тон Догмара выдавал его с головой. Начальник войска, безумец и убийца, он кидался в бой не раздумывая и часто не обращал внимания на расположение сил. Догмар должен был просто выполнять приказ, а Кнут привык приказы обдумывать.

– У нас мало ресурсов и нет способа воздействия, – сказал он.

– У нас есть преданные люди.

– Которые забудут о своей преданности, едва разговор зайдет о жизни их родных.

Вольфман посмотрел на мать. Все это время она стояла в стороне и молчала. Милена не знала, как найти в себе силы двигаться дальше. Болезненный вид сына пугал ее. Смерть мужа пугала ее. Жизнь нестерпимо пугала Милену, и она терялась в догадках: как быть с тем, что оказалось в разы опаснее? Никогда прежде она не ощущала себя настолько уязвимой. Она горевала по мужу и мечтала отомстить за него, но боялась, что в погоне за местью раньше срока потеряет и сына.

– Эта земля, эти люди… все принадлежало твоему отцу, – наконец сказала она. Ее руки сжались в кулаки, и она серьезно посмотрела на Вольфмана. – Теперь все принадлежит тебе.

– Я не король Вудстоуна.

– Ты владелец Станхенга.

– Люди не пойдут за смертельно больным семнадцатилетним юнцом. Я выгляжу в их глазах слабым. Потому и отец мертв, что я – не угроза!

Милена Барлотомей решительно подошла к сыну и схватила его за руки. В эту минуту она была той самой женщиной, на которой женился младший сын Барлотомеев, – ледяной леди Станхенга Миленой де Труа. Ее малахитовые глаза вспыхнули лютым гневом.

– Так докажи, что они ошибаются.

Вольфман вдохновленно расправил плечи, но посмотрел на каскад ступеней, что вели к красному трону, и представил, как трудно ему будет туда забираться.

Он выпустил руки матери, провел ладонью по лицу и пошел к трону, прекрасно осознавая, что никогда не сможет заменить отца. Он не был даже тенью Вигмана Барлотомея. Но он мог отомстить за него или хотя бы попытаться. Вольфман преодолел пять ступеней и уже начал задыхаться. Затем поднялся еще на десять.

Он неуклюже добрался до трона и с усилием вдохнул прохладный воздух. Милена с восхищением смотрела на сына, а Кнут и Догмар предвкушали шахматную партию. Когда Вольфман присел на кроваво-красный трон, у него внутри что-то перевернулось. Он вдруг понял, что может сделать нечто важное, несмотря на свой страшный недуг.

Впервые он почувствовал вкус власти, отчего голова пошла кругом, а сердце забилось чаще.

– Кнут прав, – досадливо сказал Вольфман, – большинство людей уйдут к дяде.

– Это можно было бы исправить, приплатив им пару лишних толий…

– Я не смогу приплачивать им вечно, а кто ушел однажды – уйдет еще раз.

– И что же вы предлагаете, мой юный друг?

Вольфман задумчиво посмотрел на голубые вены на своих слабых руках. Словно реки, они поднимались по запястью и бежали к локтю. Юноша взглянул на главного визиря и наклонил голову к нему.

– Нам нужны союзники. – Эти слова сорвались с языка удивительно легко. – Это же очевидно.

– И с кем нам сотрудничать? – скептически бросил Догмар. – С летающими людьми, которые сами определиться не могут, один у них клан или несколько, служат они Эстофу или Ровену, Нириане или Кигану? А может, обратимся сразу к верующим речным фанатикам? Уж они-то со своей Пифией не сунутся в войну.

– У Алмана есть план, он убил моего отца с определенной целью. Что если эта цель – подчинить себе не только весь Вудстоун, но и весь Калахар? Союз с Эриданом нужен нам так же, как и Эридану союз с нами.

– У нас разные религии.

– На войне это не проблема.

– Речные люди не солдаты, они не умеют сражаться!

– Тогда тем более им пригодится наша помощь.

– Но как можно заключить союз с этими дикарями? Атолл Полуночный – человек, для которого важны лишь рыба в море да журчание водопадов. Сегодня он на нашей стороне, а завтра ему покажется, что у Пифии поменялось настроение.

– Скрепим союз на кровном уровне. Семейные узы для них священны.

Милена застыла, услышав слова сына. Она приблизилась к ступеням и недоуменно свела светлые брови:

– О чем ты, Вольфман?

– Не торопитесь, мой друг, – вмешался Кнут, – такие решения…

– Нам нужны союзники! – перебил визиря Вольфман и нервно вскочил с трона. – С Дамнумом найти общий язык трудно. Но с Эриданом мы договоримся. Нужно пообещать Атоллу Полуночному то, от чего он не сможет отказаться.

Вольфман замолчал на какое-то мгновение, а потом перевел дыхание и твердым голосом отрезал:

– Я предложу ему Станхенг. Я женюсь на одной из его дочерей.

Догмар отступил назад, как от крепкой пощечины, а Кнут наоборот поспешил к королю, округлив и без того большие глаза.

– Позвольте сказать, ваша милость, что это крайне плохая идея.

– И чем же она плоха? Нам нужен Эридан.

– Но вы… вы же должны понимать, что… случись что-то с вами… – визирь говорил очень осторожно, боясь ненароком задеть юные чувства, – Полуночная станет хранительницей Станхенга, а в случае победы над Алманом и всего Вудстоуна.

– Я знаю, – беспечно ответил Вольфман, отчего лицо Кнута побледнело.

– Знаете…

– Я умру рано или поздно, а девчонкой легко помыкать. Вам так не кажется?

– Но за ней стоит Атолл Полуночный, вождь речных шутов, – вмешалась Милена, – а он не глупец, Вольфман. Пусть его и не прильщает власть, но он мудрый правитель.

– А за мной стоишь ты, – с нажимом отчеканил юный король, шагнув к ступенькам, – за мной стоит самая могущественная династия Калахара. И мы выиграем эту войну, подчиним себе Арбор, а затем и Эридан. Мы построим новый мир. Дочь Атолла станет женой Барлотомея, и она будет делать то, что мы ей скажем, – губы Вольфмана тронула усмешка, – она будет делать то, что ей велит ее новый дом.

Фьорд

Фьорд не спал. Он касался ладонями и коленями травы и читал молитву, поглядывая на небо. Сегодня оно казалось не таким, как обычно. В саду его матери Морейн Полуночной цвели красные розы. Она любила собирать их на закате. После ее смерти розы завяли все до единой.

Рассвет сегодня был точно таким, как и алые розы из маминого сада, – ярким и кровавым.

Фьорд заметил сестру. Он резко поднялся на ноги и прошептал:

– Жива.

Эльба двигалась по тропе. У нее были грязные волосы, платье порвалось во многих местах. Нимфа брела домой в надежде поскорее забраться на самый высокий водопад, дабы убедиться, что бухта не уничтожена огненными языками и не поглощена угольным дымом. Она едва не прошла мимо брата, но он выбежал к ней навстречу.

– Эльба, – Фьорд затормозил перед сестрой, – ты вернулась. Слава богам!

– Вернулась.

Брат и сестра посмотрели друг на друга. Фьорд вдруг подумал, что Эльбе холодно, и решительно стянул со своих плеч льняную накидку.

– Держи.

– Я должна поговорить с отцом.

– Тебя долго не было. Почему ты так задержалась?

– Меня не было одну ночь.

– Ночь? – Фьорд нахмурился. – Эльба, мы ждем тебя двое суток. Отец места себе не находит. Вчера я ходил вместе с ним на болота, но тебя там не было.

Двое суток? Эльба в растерянности округлила глаза. Как такое возможно? Она не сворачивала с пути, не задерживалась в Черной Топи. Неужели время в Рифтовых Болотах течет иначе? Впрочем, теперь ее трудно удивить.

– Я не хотела вас беспокоить.

Голос Эльбы был совершенно иным. Фьорд хорошо знал ее и сейчас чувствовал, что смелая своенравная Эльба дрожит от страха. Раньше она никогда не дрожала от страха.

Эльба набросила на плечи накидку Фьорда и пошла к дому. Брат шел рядом. Ему хотелось спросить, что случилось в Рифтовых Болотах, но внезапно он заметил на шее сестры маленькие свежие ранки.

– Что это?

– Где?

– Тебя кто-то укусил.

Эльба поежилась и тихо ответила:

– Так было нужно.

– Ты узнала, почему боги разгневались? Отец ждет ответа.

– Мой ответ ему не понравится.

Эльба ускорила шаг, но Фьорд взял ее за руку и потянул обратно.

– Что с тобой? Ты какая-то другая.

– Другая? – Эльбу трясло. Ее не отпускал дикий страх, хотелось сорваться с места и убежать. Ей пришлось пройти через змеиное болото, ее укусила черная гадюка, она увидела гибель Дор-Валхерена, а еще она увидела их маму, мертвую, с серой кожей и острыми клыками. Эльбе хотелось навзничь упасть на землю, но она не поддалась слабости, а просто ответила:

– С Черной Топи никто не возвращается прежним.

И вновь пошла вперед.

Эльба

Эльба задумчиво сидела перед небольшим озерцом. В нем отражалось ее искаженное лицо. Иногда она видела в себе черты матери, но сегодня не заметила ничего родного в своих голубых глазах, иссиня-черных локонах и острых скулах.

Мама умерла или нет? Кто была та женщина, которая прокляла ее?

«Пока жизнь не победит смерть». Эльба будет терять близких вечно. Сердце разрывалось на части, и ей хотелось зарычать от злости и обиды. Она смотрела в воду, но видела лишь перепуганную незнакомку. Почему эта дрожащая девчонка не могла взять себя в руки? Здесь, в окружении плачущих ив, ей всегда было спокойно, но сегодня укромное место, спасающее от печали, превратилось в клетку.

– Я знал, что ты будешь здесь, – сказал Атолл Полуночный и подошел к дочери. На нем был блекло-коричневый кафтан с ритуальными стружками на рукавах, и на какое-то мгновение Эльбе показалось, что вместо рук у отца крылья. – Ты цела?

Эльба не ответила. Она сидела на холодной земле и рассматривала отражение яркого солнца. Озеро особенно красиво переливалось нежными цветами на рассвете, и на душе у нее стало совсем невыносимо: мама любила это место, а Эльба любила маму.

– Нужно вернуться в замок. Мы должны…

– Мама была там, – перебила она отца. Эльба наконец нашла в себе силы встать и с упреком посмотрела на Атолла. – Она была на Рифтовых Болотах. Я не ожидала, что именно она потребует от меня платы.

Атолл нахмурил седые брови.

– Морейн умерла.

– Она. Стояла. Там.

– Твоя мама скончалась при родах, – настаивал отец, – а на болотах ты встретилась с совершенно чужим человеком. Такова цена, Эльба.

– Цена чего?

– Знания.

Эльба фыркнула и отвернулась. Она скрестила на груди руки и нервным шагом прошлась вдоль озера, пытаясь унять ураган в мыслях. Родной дом пугал Эльбу. Она видела, как он сгорал, как сгорали люди, как иссохли реки, а солнце спалило Эридан.

– Безумие, – она прошлась ладонями по волосам, – они мне соврали.

– Кто?

– Жрицы.