Трепет света

— Всех, — ответил он. — И ничего не почувствовал, кроме страха уронить их. Они такие маленькие.

Раздался хриплый и тихий голос Галена, он говорил шепотом, чтобы не разбудить малыша рядом с ним:

— Я тоже боялся их уронить, но это прошло. Как только прошло ощущение, что я понятия не имею, что делать, я почувствовал нечто удивительное.

— Я этого не почувствовал, — сказал Шолто.

— У тебя не было возможности остаться и позаботиться о них, как у большинства из нас. Думаю, отцам приходится потрудиться, чтобы почувствовать связь, поскольку малыши не появляются на свет из наших тел.

Гален был ужасен в дворцовой дипломатии и во многих иных областях, в которых другие мужчины моей жизни были хороши, но большинство из них не были настолько проницательны. Это было хорошее качество.

— Вот не думала, что вам так трудно установить связь с малышами, — проговорила я.

Гален улыбнулся.

— Ты чувствовала эту связь на протяжении нескольких месяцев, когда была с ними так близка, как мы никогда не сможем.

— То есть, ты тоже сперва не почувствовал связи с малышами?

— Не такую, лишь после того, как подержал, убаюкал и покормил их из бутылочки. Был момент, когда Аластер посмотрел на меня своими темными глазами, совсем как у Дойла, но это было не важно, он вдруг стал и моим сыном тоже.

Голос Риса прозвучал еще тише. Думаю, он старался не разбудить ребенка, спящего на его груди.

— У меня с Гвенвифар тоже такое было. Она, очевидно, дочь Мистраля, но теперь и моя тоже.

— Подожди, — сказал я. — Разве мы не решили назвать ее Гвенни, прежде чем я уснула?

— Гвенвифар ей больше нравится, — как ни в чем не бывало сообщил Рис.

— Гвенни все волновалась, пока Рис не назвал ее Гвенвифар, и вот тогда она успокоилась, — сказал Гален.

Я хмуро посмотрела на него.

— Она слишком мала, чтобы понимать разницу.

Он улыбнулся в ответ и слегка пожал плечами.

— Она создала небольшую молнию, когда Мистраль впервые прикоснулся к ней, Мерри. Так почему тебя удивляет предпочтение одного имени другому?

Я не могла с ним поспорить, хотя хотелось.

— У Гвенвифар твои волосы, — сказал Шолто. — Но ни у кого из детей нет ничего от меня.

— Мы этого пока не знаем, — возразила я.

— Они слишком маленькие, — добавил Гален. — Дай им хотя бы несколько недель, чтобы выяснить, что они такое, кто они такие.

Шолто покачал головой.

— Я мечтаю о наследнике своего трона. Я достаточно хорошо правил, чтобы Воинство и выбор народа позволили мне передать царствование по наследству, но не в том случае, когда в наследнике нет ничего от Воинства.

А я и не предполагала, что детям нужно передать в наследование больше одного трона, и вдруг все беспокойство Шолто о крови его отца перестало казаться таким бессмысленным.

— Хочешь сказать, что, благодаря твоим дополнительным частям тела слуа признали тебя своим королем? — спросила я.

— Да, — подтвердил он. — И они не признают своим королем или королевой идеального сидхе.

— Брилуэн не совсем сидхе, — напомнил Гален.

— Она фея-крошка и, может быть, змеегоблин, но с моим народом на таких крыльях далеко не улетишь.

Я задумалась, хотел ли он сказать, что с его народом этот номер не пройдет, но все же решила, что он буквально имел в виду, что его народ летает не на таких крыльях.

— Гален прав, Шолто. Дети родились только сегодня. Кто они и как они выглядят — все это будет меняться по мере их взросления.

— Они не слишком изменятся, — сказал Шолто.

— Ты будешь поражён, как сильно дети меняются с возрастом, — ответил Рис.

— Это верно, — поддержал его Гален. — У тебя ведь уже были дети?

— Да, — ответил Рис. Гвенвифар заерзала у него на груди, и он погладил ее по спинке, запечатлев нежный поцелуй на кудряшках. Все это он делал, практически не задумываясь. Я знала, что он был отцом столетия назад… Родительские навыки сохранились с тех пор, как он однажды их познал? Или, может, Рис от природы был лучшим отцом, чем я ожидала? Я хотела спросить его, но не знала как, не намекнув при этом, что не ожидала, что он будет так хорошо ладить с малышами.

Дойл сразу же почувствовал близость с Аластером, но он не помогал кормить и заботиться о нем в той же мере, что и Гален. Может быть, об этом Гален и говорил: он не сразу почувствовал связь, поэтому ему пришлось потрудиться над этим. А может, Дойл слишком занят, стараясь не позволить Королеве Воздуха и Тьмы напакостить нам, поэтому прямо сейчас ему было не до игры в «дочки-сыночки».

— Королева угрожает нам или детям? — спросила я.

Мужчины беспокойно заерзали… Гален смотрел в пол, чтобы не встречаться с остальными взглядом. Рис снова и снова целовал малышку, намеренно не обращая внимание на других. Шолто взглянул на них обоих и снова посмотрел на меня. Его лицо было очень серьезным, надменным, непроницаемым, а значит, что бы там ни натворила королева, это меня напугает или, как минимум, расстроит.

Сердце теперь забилось где-то в горле, и я испугалась. Что такого могла сказать или сделать королева, что они не хотели мне рассказывать? Мне, возможно, и не захочется знать. Мне просто хотелось насладиться своим материнством, наблюдать, как мужчины, которых я люблю, становятся отцами, и просто наслаждаться ситуацией, но мои родственники, сколько я себя помню, всегда губят счастливые моменты моей жизни. Почему сейчас вдруг должно быть иначе?

— Один из вас мне обо всем расскажет, — потребовала я. Дыхание лишь немного сбилось. Балл мне за то, что голос прозвучал спокойнее, чем я себя чувствовала.

В воздух на своих черно-серых крыльях мотылька поднялся Роял, на нижних алых с желтым крыльях виднелись пятнышки, похожие на глаза. Крошечная шелковая набедренная повязка притягивала взгляды, так как была красного цвета и гармонировала с алым на его крыльях. Он махал крыльями гораздо быстрее настоящего мотылька, это скорее походило на жужжание крыльев стрекозы или пчелы. Рост Рояла выше двадцати пяти сантиметров, он массивнее настоящих мотыльков, и поэтому крылья его крупнее и движение их быстрее, чем у мотыльков и бабочек. Из коротких вьющихся волос выглядывали аккуратные усики. У Брилуэн был такой же, как у меня, цвет волос, а усики походили на его. Но я с ним не спала, пока не забеременела близнецами. И если среди моих предков и предков моих партнеров не было неизвестных фей-крошек, тогда малышка должна быть отчасти его ребенком, но как? С удивлением осознав это, когда держала Брилуэн на руках, я восприняла все спокойно, но сейчас, прибегнув к логике, а не чувствам, я не видела в этом предположении смысла.

Под воздействием эндорфинов после родов и упоения детьми, я пригласила Рояла с другими феями-крошками в больницу, но сейчас, придя в себя, вспомнила, что фейри никогда не дружили с логикой. Мы не подчиняемся логике, в действительности большинство фейри противоречат логике и науке. Само наше существование с этой точки зрения невозможно, что и является, своего рода, сутью сказочной страны.

Я стала первой из нас, кто поступил в современный колледж в Соединенных Штатах и получил степень по биологии. И сейчас, когда рассудок ко мне вернулся, я не могла понять, отчего была так до одури уверена насчет Рояла и Китто. У меня словно случилось временное помешательство. Бедный Китто бегал по магазинам за всем необходимым, чтобы превратить детскую наших близнецов в комнату для тройни. Он был так счастлив, что Брилуэн могла быть его, ведь он был моим любовником дольше, чем Роял, но… у нее были крылья и усики, значит в ней должна быть кровь фей-крошек, не правда ли?

Мгновенье назад Роял выглядел так, словно сошел с иллюстрации книжки для детей, а сейчас стоял возле кровати уже с меня ростом, выше Китто, в котором насчитывалось чуть больше ста двадцати сантиметров и который был самым маленьким из моих любовников. Крылья мотылька, сливавшиеся в сплошное цветное пятно, когда он летал, сейчас укрывали его спину фантастической накидкой, вот только эта накидка изгибалась и перемещалась из стороны в сторону, стоило Роялу вдохнуть, подумать или что-то почувствовать. Крылья, как собачий хвост, бессознательно выдавали своего владельца.

Роял стоял, абсолютно не замечая своей наготы, потому что небольшой кусочек шелка не пережил трансформацию. Это вам не штаны Невероятного Халка, которые всегда волшебным образом оставались на нем; когда Роял менялся в размере, его одежда либо рвалась в клочья, либо спадала грудой тряпья так, что ему с трудом удавалось из-под нее выбраться.

— Я расскажу тебе, что сказала королева.

— Мерри такая бледная, как будто уже знает все новости, — заметил Шолто.

— Ты в порядке? — спросил Гален. Он поднялся, прекратив касаться Аластера, и тот почти сразу же замахал крошечными кулачками, словно одним лишь прикосновением Гален успокаивал его. Может, малышу просто нравилась ласка и тактильный контакт, а может, все дело было в магии, как с деревом и розами.

— Не знаю, — ответила я.

— Что случилось, Мерри? — поинтересовался Рис. Он сидел, поглаживая спинку Гвенвифар, лежащей на его груди. Она беспокойно ерзала даже под его прикосновениями.

Я не хотела ничего говорить в присутствии Рояла. Я хотела все обдумать и обсудить с другими мужчинами. Мне нужно было время подумать.

— Роял, расскажи мне, чем напугала всех моя тетя.

— Она желает видеть своих внучатых племянниц и племянника, — ответил он.

— Она хочет приехать в больницу?

— Именно так.

Я представила свою тетю, Королеву Воздуха и Тьмы, высокую, стройную сидхе с длинными прямыми черными волосами, опутывающими ее ноги, по обыкновению одетую в черное. Её глаза, окрашенные в несколько оттенков серого, где каждый тон был обведен черным ободком так, что всегда казалось, будто она расчертила радужку подводкой для глаз. Это всегда ошеломляло и пугало одновременно, или, может быть, последнее касалось только меня. Возможно, если бы она не пыталась утопить меня, когда мне было шесть, или не мучила меня мимоходом множество раз, я бы считала ее глаза просто поразительными. Быть может, если бы я не видела ее в крови замученных ею жертв, если бы так много из них не сбежало к нам в Калифорнию в поисках своего рода политического убежища с до сих пор незаживающими ранами от ее изобретательности, она казалась бы мне красивой, но я слишком многое знала о своей тете, чтобы охарактеризовать не иначе, как пугающей.

— В ее безумных увлечениях все еще числятся пытки придворных? — спросила я.

— Когда мы интересовались в последний раз, так и было, — сказал Рис.

— Тогда она слишком безумна, чтобы заслужить возможность находиться среди людей и рядом с нашими детьми.

— Мы согласны, — поддержал Рис, нежно укачивая Гвенвифар, но малышка только сильнее зашевелилась. Мне показалось, она вот-вот заплачет, но я ошиблась. Высокий, жалобный писк, похожий больше на звук, издаваемый маленькой зверушкой, а не ребенком, послышался от Брилуэн, и лишь по этому плачу было понятно, какой крошечной она была и как недавно родилась. Мое тело ответило на этот плач, из груди засочилось молоко, пропитав бюстгалтер и сорочку. Ну, хоть что-то происходит так, как должно. Я потянулась к своей самой маленькой дочери. Я не была уверена, кто ее отец или отцы, но знала точно, что она моя. Приятный бонус в том, чтобы быть женщиной: не приходится гадать, твой ли это ребенок. А мужчины… Могли ли они быть раньше по-настоящему уверены до того, как появилась генетическая экспертиза?

Глава 5

Я боялась, что у меня не хватит молока на всех троих малышей, но оказалось, что не хватает сосков, поэтому младенец, ожидающий кормления начинал плакать, заставляя нервничать двух других. Медсестры, принёсшие нам бутылочки, были шокированы наготой Рояла. Но мы объяснили им, в чем проблема, и они дали ему медицинский костюм, который он мог бы носить, когда становится большим. Рис протянул Гвенвифар сидящему в кресле Шолто, вокруг которого беспокойно задвигались ночные летуны.

— Нет, — запротестовал тот, вскинув руки, словно пытаясь отстраниться от малышки.

— Да, — надавил Рис и вложил в руки мужчины ребенка так, чтобы тому пришлось ее взять, не то малышка упала бы. Шолто держал ее, словно она была стеклянная и могла разбиться, но все же держал.

— Бутылочку держи вот так, — показал Рис.

Брилуэн и Аластер были довольны, усердно питаясь, а я, кормя и заботясь о малышах, успокаивалась, благодаря почти волшебному выбросу эндорфинов. Интересно, чувствуют ли коровы то же самое на доильном аппарате или только когда кормят своих телят?

Гвенвифар заплакала, и этот высокий плач какой-то частью моего сознания, о существовании которой я даже не догадывалась, подсказал, что она была совсем крошкой, но еще я инстинктивно понимала, что она была не такой маленькой, как Брилуэн. Как я могла понять это по одному плачу, скажите мне?

— Ты слишком напряжен, — сказал Рис Шолто. — Это ей передаётся.

— Видите, я ей не нравлюсь.

Гален вздохнул и подошел к моей кровати.

— Могу я взять нашего мальчика? Он добродушнее Гвенвифар.

— Уже можешь так сказать? — спросила я.

— О да, — подтвердил он, и что-то в выражении его лица заставило меня задуматься.

— Что еще я проспала, кроме намечающегося визита моей тети?

— Мы все познакомились с детьми, — с улыбкой ответил Гален.

Было непросто оторвать Аластера от его вкусной, теплой еды, то есть от меня, и когда Гален взял его на руки, малыш был недоволен, но не заплакал.

Гвенвифар ревела во весь голос. Рис взял ее на руки, и они с Галеном поменялись местами, чтобы устроить поесть Гвенвифар рядом с сестрой, а Аластера отдать Шолто для кормления из бутылочки.

С тихим и довольным вздохом Гвенвифар расположилась у моей груди напротив сестры. Неужели дети действительно приходят в этот мир, уже зная, кто они и что им нужно? Эта малышка гораздо больше предпочитает мамочку бутылочке.

Я вдруг осознала, как тихо стало в палате, наполненной лишь довольными вздохами, значит Аластер взял бутылочку. Я посмотрела на другой конец комнаты, где Рис и Гален помогали Шолто кормить малыша. На лице Шолто появилась улыбка, он расслабился, и Аластер удобно устроился на сгибе его руки, а бутылочка находилась под правильным углом. Малыш спокойно и с аппетитом сосал, прижав маленький сжатый кулачок к бутылочке, словно пытался помочь ее держать. Я понимала, что это случайность, но для меня это все равно было удивительно. Наверное, все считают своих детей самыми замечательными и развитыми не по годам.

— Аластер не так возражает против бутылочки, — сказал Гален.

Шолто поднял взгляд.

— У тебя тоже не получалось накормить девочку?

— Я попытался дать ей бутылочку, но ей это не понравилось, и она дала мне об этом знать.

Гален повернулся к кровати и улыбнулся своей несговорчивой дочери.

— У нее есть свои твердые предпочтения, у нашей Гвенвифар, — сказал Рис.

— Уже? — удивилась я.

— Некоторые дети рождаются такими, — ответил Рис с улыбкой.

Я посмотрела на своих двоих дочерей, радуясь словам «своих двоих дочерей», и улыбнулась, чувствуя, что улыбаюсь немного глупой, почти влюбленной улыбкой. Я знала, что полюблю своих детей, но не предполагала, что чувства будут такими. У меня до сих пор все болит и ломит в тех местах, которые никогда не болели раньше, но это было не важно, в такие моменты, как сейчас, я забывала о боли. Это и есть сила и магия любви, любого вида.

Роял подошел к кровати со стороны Брилуэн. На нем была безразмерная больничная рубашка, открытая на спине, чтобы можно было распахнуть крылья, и медицинские штаны. В этом наряде он выглядел более хрупким, чем был, и как-то даже моложе, чем можно было предположить.

— Могу ли я покормить малышку?

— Конечно, — ответила я.

Рис уже забрал последнюю бутылочку, что принесли медсестры. Без церемоний он разместил Рояла на краю стула, который ранее занимал Гален. Роял мог присесть лишь на край стула из-за крыльев. Интересно, не мучаются ли со спиной обладатели крыльев, так как не могут облокачиваться на спинку стула.

В руках Рояла Брилуэн не казалась такой уж маленькой. Они прекрасно смотрелись вместе; может, из-за соответствия в размерах, а может, из-за счастливой улыбки, с которой он смотрел на малышку.

— Она смотрит прямо на меня, — произнес Роял с удивлением в голосе.

— Она держит глаза открытыми дольше других, — сказал Рис.

Не знаю, как остальные мужчины, но Рис и Гален хорошо изучили наших детей, пока я спала. Мне это очень понравилось.

Я вложила в лифчик одну грудь и взглянула на Гвенвифар.

— Так ты уже требуешь того, что тебе хочется?