Порченый подарок (СИ)

— Но мне больно, а я ведь просила тебя…

— Ой, замолчи! — пренебрежительно отмахнулся он от меня, как от обманщицы. — Да какой нормальной женщине бывает больно с мужиком спустя столько времени?

— И что ты хочешь этим сказать?

— Что все дело в тебе. Наша проблема в тебе, Мунни! И тебе стоит… ну, не знаю, что-то делать с собой, потому что если так и продолжится, то все наши мечты и планы развалятся по твоей вине!

— Ты не можешь так говорить! Это несправедливо! Ты заверял меня, что ничто не может стать помехой нашей любви, и ни о каком ребенке тогда речь не шла!

— Ага, ничто, кроме тебя самой, Мунни. И что я был бы за мужчина, если бы не хотел увидеть свое продолжение в потомстве. — Алмер тяжело поднялся и пошел обратно к двери. — Пожалуй, лучше мне проветриться. Ты опять так меня разочаровала, любимая, и нужно время немного успокоиться.

Опять время, это проклятое время…

ГЛАВА 3

На краткий момент мой характер едва не взял надо мной верх и не подтолкнул рвануться вслед за Алмером, накричать на него, высказывая и свои все обиды-разочарования в полный голос, а не смиренными намеками, но я сдержалась. Остановила меня мысль о том, что каждый брошенный мною в него камень мой бедный муж ощутит в сто крат сильнее, чем могла бы я. Неравный брак — вещь зачастую непростая для обоих супругов, и если моей проблемой были лишь унижение и потеря статуса в глазах общества, которые я могла легко перенести, опираясь на чувства нас связывающие, то ему придется постоянно жить с пониманием, что он позарился на то, чего недостоин по факту своего происхождения, вечным презрением со стороны аристократов, даже когда наш союз станет общепризнанным фактом, и бесконечной завистью людей своего слоя. У меня был отец, который, я твердо знаю, потеплеет рано или поздно и не отречется от меня, состояние, принадлежавшее исключительно мне и доставшееся в наследство от матери, а у Альми теперь была лишь я. Так разве достойно будет с моей стороны превратиться в упрекающую фурию, когда ему и так наверняка хуже некуда от понимания своего положения.

Забравшись под одеяло, я решила дождаться возвращения супруга и поговорить с ним спокойно и без вспышек взаимных претензий, именно так, как мы беседовали прежде, иногда часами напролет во время долгих конных прогулок. Между нами было столько чувств и нежности, столько трепета и страсти, они никуда не делись, просто все так сначала закрутилось, потом затянулось и замерло в тягостном ожидании новых изменений, что все наши помыслы сосредоточились на благополучном разрешении, и о настоящей близости мы забыли. И, возможно, если мы вернем ее, то и мое упрямое тело поймет наконец свое предназначение и примет Алмера, как и должно его жене и матери его будущих детей.

Незаметно для себя я уснула и, похоже, очень крепко, потому что ничто: ни единый звук или предчувствие — не побеспокоили меня ровно до того момента, пока грубая рука в мокрой, холодной перчатке не сжала мое плечо.

— Кресса Греймунна, вам следует проснуться и немедленно одеться, — прозвучал пугающе знакомый голос.

Я в испуге открыла глаза, чтобы уставиться в породистое высокомерное лицо Иносласа Арната — главного рунига тайной стражи правителя. В Гелиизене бытовала мрачная шутка, что увидеть его близко после наступления темноты страшнее, чем заметить в зеркале призрачную тень шараака — общеизвестного предвестника тяжкой болезни и даже смерти. Шараак может и померещиться, а если уж в ночи стоишь лицом к лицу с Арнатом — точно готовься к дурному.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать, а только сесть прямо, натягивая одеяло до самой шеи, и даже гордо вскинуть голову.

— Кресс Инослас, вам не кажется, что ваше присутствие в моей спальне в столь поздний час… — начала я, но он тут же прервал меня небрежным взмахом руки.

— Оставьте, кресса Греймунна, эти ваши взгляды и позы для других, более подходящих для подобного обстоятельств, — сухим, лишенным любых эмоций тоном сказал он и бросил платье на мои колени. — Конечно, после сумасбродного побега с этим алчным бесхребетным червяком мое мнение о ваших недурных для девушки умственных способностях претерпело приличную коррекцию, но все же вы достаточно умны, чтобы понять: для сцен и демонстрации притворного негодования или недоумения сейчас не время. Одевайтесь потеплее, нас ожидает долгий путь, а дороги осенью просто отвратительны.

— У вас нет права говорить в таком уничижительном тоне о моем законном супруге! — Все же не вняла я откровенному предупреждению в его тоне. — И уж тем более никуда не смеете меня забирать без него, ибо наш брак освящен Пресветлой Даиг и он теперь является моим опекуном перед всем миром и владыкой.

Руниг никак не отреагировал на мое возмущенное высказывание, только опять взмахнул рукой и отвернулся, веля одеваться. Спорить дальше в одной ночной рубашке не имело смысла: если у него был приказ забрать меня, то он это сделает непременно, даже если придется уносить в чем есть, и я торопливо оделась, прислушиваясь к звукам за окном и внизу в доме. Но все было тихо. Неужели Инослас приехал за мной в одиночку? Прямо и не знаю, радоваться тогда или бояться, ведь это могло означать все что угодно. Но зачем гадать?

— Кресс Инослас, вас прислал мой отец?

— Вам бы этого хотелось, не так ли? — В его голосе легко различалась усмешка. — Считаете, после того, как поступили со своим несчастным родителем, он непременно должен простить вас и принять обратно? Хотя, думаю, этот ваш пройдоха-любовник ждет такого исхода с еще большим нетерпением и алчностью.

— Супруг! — не сдержавшись, рявкнула я совершенно не подобающе аристократке, борясь с удушливым стыдом от справедливого упрека. — Потрудитесь называть его моим супругом или уж крессом Алмером!

— Оставьте вещи! — резко приказал Инослас, едва я закончила одеваться и потянулась к комоду, надеясь незаметно оставить знак или весточку мужу, хотя за все время так и не повернулся. — Ничего из этого вам не понадобится.

Мое сердце вмиг замерзло до звона и ухнуло вниз. Схватив меня под локоть, не жестко, но так что было понятно: пытаться освободиться не стоит, главный руниг повел меня вниз и подтолкнул к наглухо закрытому экипажу, оставленному перед самым крыльцом. И, естественно, еще пятеро рунигов более низкого ранга мрачными тенями маячили во дворе. Инослас с ледяной учтивостью помог мне взойти в карету и, забравшись следом, уселся на лавке напротив. Мы тут же тронулись, а я просто умирала от беспокойства за Альми, представляя, как он вернется домой, но не обнаружит меня. Надеюсь, он поймет все верно, помчится за нами в столицу, и перед отцом мы предстанем вместе, примем его гнев, разделив его поровну, как и положено настоящим супругам, и тогда папа все увидит, поймет и простит. Вне сомнений так и будет!

Из размышлений о скором грядущем меня вырвало резкое торможение экипажа. Не говоря ни слова, Инослас вышел наружу и протянул мне руку, предлагая последовать за ним.

— Где мы? — спросила, озираясь на улице из обычных крепких деревянных домов, что были здесь повсюду.

Нехорошо ухмыльнувшись, руниг приложил палец в перчатке к своим губам и увлек меня в чужой двор. На этот раз нас сопровождали двое его подчиненных. Обогнав нас, один из них без всяких церемоний ударил ногой по входной двери, широко ту распахивая, а Инослас почти грубо втолкнул меня внутрь, и, лишь раз взглянув перед собой, я едва не завопила от страха.

Абсолютно обнаженный Алмер был привязан за руки к потолочной балке так, что едва касался пальцами ног пола. Во рту кляп, лицо красное, искажено от боли, глаза остекленевшие, тело сплошь покрыто потом и кошмарными розовыми следами, очевидно, от плетей, вытянуто в струну и так напряжено, что чудилось: вот-вот лопнут мускулы.

Я рванулась к мужу, ничего не видя перед собой и игнорируя отстраненную мысль, что впервые вижу его полностью голым, но Инослас внезапно выбросил вперед свою ручищу и, зажав рот, с силой притиснул спиной к своей груди, одновременно фиксируя оба запястья.

— Не возражаете, если мы присоединимся к веселью? — с ядовитой насмешкой спросил он, сдерживая мое истеричное сопротивление, и наклонился к уху: — Спокойно, кресса Греймунна, не нужно так торопиться. Мы не пропустили ничего действительно интересного, не так ли?

— Да как вы смеете! — завизжала вдруг где-то справа женщина, но я не могла оторвать глаз от Алмера, который, заметив нас, внезапно побледнел, вытаращился, глядя именно на меня прямо-таки с ужасом, и задергался в своих путах, извиваясь всем истерзанным телом. Отчаянно замотав головой, я смогла освободиться от ладони, зажимавшей рот, и заорала что есть сил:

— Кто дал вам право так обращаться с ним! Немедленно развяжите!

— Претензия не обоснована, кресса Греймунна, — невозмутимо ответил мой захватчик. — Ее, как и требование об освобождении, следует адресовать той, кто и связал вашего… оставим без комментариев кого.

Тут к ногам моего мужа тот руниг, что ворвался первым, швырнул полуголую женщину, лицо которой было полностью скрыто светлыми волосами, и Алмер стал вырываться из веревок еще сильнее, глядя теперь исключительно на нее.

— Что здесь про… — начала я и ошалело обвела все еще раз взглядом, понимая, что передо мной открывается иная картина.

Уютно горящий камин, на столе фигурная бутыль дорогого привозного вина, бокалы и недешевые закуски, толстые ароматические свечи, рядом с беспомощным Альми широкая лавка с разложенными на ней предметами, что, безусловно, напоминали бы орудия пыток, но были выполнены из лучшей кожи и серебра с инкрустированными золотом и камнями ручками. И в самую последнюю очередь я таки позволила себе увидеть не только искаженное лицо супруга… а всего его. В том числе и его выпирающую, налитую до предела мужскую плоть, основание которой было перевязано шелковой веревкой.

Мой желудок свело тошнотой, и Инослас наконец отпустил меня. Женщина откинула волосы и поднялась на ноги, нисколько и не пытаясь прикрыть свои тяжелые, немного обвисшие груди, наоборот, выпрямилась, нагло уставившись на меня. Красивая, но явно не наша с Альми ровесница, лет на десять старше, ее лицо мне почудилось смутно знакомым, кажется, видела ее как-то разговаривающей с Альми, но было это давно.

— Жаль прерывать такую многозначительную немую сцену, но времени у нас в обрез, — спокойным и даже нудным голосом начал главный руниг. — Советую присесть, кресса Греймунна, это займет некоторое время, да и выглядите вы что-то неважно.

Я, пребывая словно в каком-то оцепенении, покосилась на лавку с отвратительными приспособлениями и осталась стоять.

— Как хотите. Раз вы тут единственная, кто не до конца все понял, позвольте мне представить присутствующих, ну, кроме меня, само собой, — продолжил мужчина. — Скудно одетая дама низшего сословия перед вами — Таниль Редеос. — Я вздрогнула, услышав фамилию мужа, которую носила теперь и сама. — Да-да, кресса Греймунна, она старшая сводная сестра вашего… хм-м-м… Алмера, по совместительству его совратительница, постоянная и единственная настоящая любовница.

— Я та, кто им всегда владела и будет владеть! — презрительно выплюнула женщина, а мой вероломный супруг, задергался еще отчаянней, мыча и вращая глазами.

— Да, вот тут не поспоришь, кресса Греймунна. Таниль в чрезвычайно юном возрасте была нанята в качестве прислуги в столичный дом кресса Аэгримма Мереха Авро, но обязанности у нее там были весьма специфические.

— Старый ублюдок пользовал меня при любой возможности, причем совсем не в те места, куда имел свою суку-супружницу ради зачатия высокородных детишек! — Мой желудок скрутило еще туже, а вот эта женщина, похоже, прямо получала удовольствие от происходящего и от моей реакции. — Еще бы, разве можно пихать свой вонючий член по утрам в рот благородной крессе, или совать ей в зад все что вздумается, привязав и отхлестав для начала! Не-е-ет, аристократки ведь рождены для почитания и всеобщего уважения, а для удовлетворения поганой похоти есть такие, как я! Только все меняется, кресса Греймунна!

Меня согнуло, и, потеряв равновесие, я привалилась плечом к стене. Зачем она говорит мне все это? Неужели не хочет хоть прикрыться? Разве человек должен испытывать желание вываливать подобную, пусть и происходившую в ее жизни мерзость, на ни в чем не провинившихся перед ней окружающих? Почему она не плачет, в конце концов, не падает в ноги рунигу и мне, как не понимает, к чему все тут идет?

— Таниль высказалась достаточно! — небрежно кивнул Инослас своему молчаливому подручному, и тот скрутил руки женщине за спиной и заткнул рот какой-то тряпкой. — Как мило, наши любовники теперь в почти одинаковом положении. Но вернемся к моему рассказу. Кресс Аэгримм утратил интерес к Таниль по достижении ею определенного возраста и вышвырнул обратно к матери, которая к тому времени успела уже второй раз выйти замуж за овдовевшего отца Алмера. Чрезвычайно привлекательного, слабовольного мальчика, что и пленило уже безвозвратно испорченную натуру более старшей девушки.

Я прижала руку ко рту и хотела бы попросить рунига прекратить весь этот ужас, но не могла издать ни звука, только стоять, смотреть и бороться за дыхание.

— Усилиями сводной сестрицы Алмер очень рано познал прелести извращенного секса, подпав навсегда под ее влияние, уверовав, что лишь она единственная способна дать ему настоящее наслаждение, так? — Таниль даже с заломленными руками умудрялась смотреть на меня с презрительным превосходством, Альми же просто затих, видимо, смирился и глядел на нее с преданностью собаки. Все время на нее, не на меня!

— Спустя пару лет их родители трагически скончались. Угорели в доме, тогда как отпрыски чудом выжили. Застали вас за пикантными игрищами и стали лишними? — Женщина фыркнула и отвернулась. — Жили они, жили, но после бытности в роли щедро балуемой игрушки-фаворитки у богатого кресса несчастной Таниль было противно жалкое существование простой горожанки, что должна с какой-то стати зарабатывать свой хлеб в поте лица. Размениваться на мелочно-прибыльные интрижки с лавочниками и ремесленниками она посчитала недостойным для себя и решила, что ее смазливого послушного любовника можно использовать еще одним, выгодным во всех отношениях, способом. Нанялся он сначала в поместье почтенного семейства Гритан Фуао и стал дурить голову их молоденькой дочери.

Я закачала головой, не желая знать… верить… Даиг, какая же грязь! И я в ней по уши! И так мне и надо! Разве не такое получают дуры и вероломные дочери, предающие доверие своего родителя?

— Но там не срослось — деву быстро пристроили замуж, и тогда родственнички подались в столицу. Само собой, те, кто допустили, что этот Алмер был нанят к вам конюшим, а потом еще и прохлопали развитие отношений между ним и племянницей самого правителя, уже наказаны и больше никогда не повторят своих ошибок.

— Я хочу, чтобы моего… мужа развязали! — выдавила я из себя. Невыносимо было смотреть на него, болтающегося, словно кусок мяса, с этим… впереди…

— К сожалению, в данном действии нет смысла, — безразлично произнес Инослас. — Снимать, потом вешать… время, кресса Греймунна, время. Мы здесь уже почти закончили.

— Вы о чем? — напряглась я.

— О том, что это самое время для Алмера и Таниль уже истекло, да и нам пора отправляться.

Я даже не могла бы сказать, что испытываю. Отвращение, брезгливость, будто стояла в море нечистот, жгучую ярость и обиду, желание схватить один из проклятых кнутов и полосовать тело предателя, а потом и его шлюхи-сестры, искровить ей все это ухмыляющееся над моей наивностью лицо, выбить бесстыжие глаза, горящие торжеством женщины, прекрасно знающей, кто между мной и ею все же победитель. Я страстно хотела, чтобы она сдохла… она, но не Алмер. Не видеть его больше никогда в жизни — да, но смерть… слишком…

— Вы не можете взять и убить супруга аристократки без всякого следствия и разбирательства как обычного простолюдина, и вам это известно, Инослас, — хрипло пробормотала я, ощущая себя истекающей кровью. — Мы состоим в священном союзе, а значит, его можно лишь судить, доказать вину и только потом…

— Разбирательство, огласка, сплетни, скандал! — отмахнулся руниг. — Ничего из этого нам не нужно, кресса Греймунна.

— Как бы то ни было, наш брак — факт, и ничего вы с этим не поделаете. — Понятия не имела, откуда брала силы для спора и зачем это делала.

— Так уж и ничего? — Инослас прошел вглубь комнаты и поднял с пола добротную куртку Альми, лежавшую на полу у камина. Порывшись в ней, он нашел прямоугольный мешочек из мягкой замши, извлек на свет сложенный вчетверо очень знакомый лист плотной бумаги с вензелями, бегло пробежался по нему глазами и, шокировав меня, швырнул тот в огонь.

Вскрикнув, я метнулась вперед, но слишком поздно. Бумага занялась и почернела моментально.

— Это ничего не значит! — воскликнула, сжав кулаки. — Есть свидетели, жрец, записи в храмовой книге.

— Жрец был стар и недавно почил после приступа несварения, свидетели сгинули, а записи… — Он достал из кармана неаккуратно свернутый желтый лист с небрежно оборванным краем и, взмахнув им, как платком, дал на секунду взглянуть мне, смял и кинул в камин.

На этот раз я даже попытки не сделала спасти последний документ, подтверждавший факт нашего супружества.

— И чего вы этим добились, кресс Инослас? Мы связаны Пресветлой Даиг, а не какими-то бумажками и чернилами на них, так что можете жечь что угодно — правды это не изменит.

— Вы потрясающе наивны для девушки, выросшей в коридорах дворца правителя, кресса Греймунна, — покачал головой главный страж, будто на самом деле сожалел. — Правда — столь многоликое понятие, люди вечно твердят о том, что она всегда только одна, но каждый под ней подразумевает нечто свое и меняет ее так и эдак, чтобы не слишком глаза колола и удобно помещалась в карманах, желательно одаривая их приятной тяжестью. О вашем приключении — браком это язык не поворачивается назвать — знает весьма узкий круг людей, а когда мы покинем это место, их станет еще меньше. Но раз, как вы правильно заметили, факт все же имеет место быть, с этим что-то нужно решать.

Резким движением он схватил меня и снова притиснул к своему жесткому телу, обхватив одной рукой поперек талии, а второй сжал подбородок, вынуждая смотреть прямо на мужа, не отрываясь.

— Приступайте!

Стоявший абсолютно неподвижно его подчиненный вдруг накинул через голову Таниль петлю и затянул ее. Женщина забилась, ноги ее подломились, а глаза на краткий миг вспыхнули неверием, шоком и закатились. Алмер, реагируя на это, замычал, бешено извиваясь, и по его запястьям побежала кровь. Не отдавая себе отчета, я тоже принялась неистово вырываться, пытаясь кричать, но Инослас стиснул мою челюсть.

— Дурные поступки приводят к наказанию, кресса Греймунна. Не всегда тяжесть проступка соответствует степени кары, но это, по моему мнению, чистая демагогия и сугубо субъективный взгляд, — вещал он безразличным голосом, пока на моих глазах происходила казнь. — Сейчас вы наблюдаете за тем, как наказание настигает других, но мне бы хотелось, чтобы вы осознали: за ваш проступок оно тоже последует, вам стоит принять его неизбежность и смириться.

Тело Таниль обвисло, перестав подавать признаки жизни, и мой муж заревел сквозь кляп, безумно выкатывая глаза. Отбросив труп, палач подошел сзади к Алмеру и накрыл рукой в черной перчатке его нос и рот, полностью лишая воздуха. Я все надрывалась и колотила Иносласа куда могла достать, а потом зажмурила глаза, не в силах смотреть.

— Ну что же, поздравляю, кресса Греймунна, теперь вы вдова, хотя для широкой общественности никогда еще не были замужем, что, впрочем, скоро изменится. Пора становиться взрослой девочкой и начать наконец приносить пользу родному Гелиизену, как и полагалось девушке вашего происхождения.

Он отпустил мое лицо, и голова бессильно повисла, пока я захлебывалась в рыданиях.

— Проследи за тем, чтобы никто не смог их узнать, и вычистите оба дома, — приказал мужчина за моей спиной. — Догоните нас по дороге.

Я не открывала глаза, пока Инослас меня практически волочил к экипажу, не стала этого делать и внутри, просто скрутившись на лавке и не желая больше никогда видеть весь этот мир.

ГЛАВА 4

Не представляю, сколько мы ехали до первой остановки. Сквозь плотно закрытые веки все лились и лились слезы, а момент, когда Алмер начал биться в конвульсиях, задыхаясь, застыл в моем сознании нестираемой, выжигающей роговицу картиной. Я бы даже не могла сказать, что мне больно… мерзко… унизительно… скорее — никак. Все чувства словно замерзли, а соленая неостановимая влага была как бы сама по себе. Изливалась из источника, спрятанного глубже охватившей сейчас мертвой мерзлоты. Смутно я осознала, что через какое-то время Инослас завозился, переместившись в дальний угол экипажа, а потом мое скрюченное тело накрыло чем-то пушистым и плотным, под чем я быстро согрелась снаружи, оставаясь такой же обледенелой внутри. Возможно, спала. Или даже, точнее, провалилась в забытье без сновидений.

— Кресса Греймунна, нужно встать, — потряс меня Инослас, а я только зарылась глубже, желая так и остаться навсегда, но мужчина был намерен настаивать: — Вставайте, вам нужно поесть и позаботиться о своих нуждах, пока меняют лошадей.

Отобрав у меня теплый покров, что оказался одеялом из мягчайшего белоснежного меха идеальной выделки, протянул руку, ясно давая понять, что в покое не оставит.

Шаркая ногами, как старуха, и ощущая себя разбитой на куски, я покинула экипаж. Уже был день, мрачный, промозглый, из тех, что своей тягостной атмосферой обещают близкие снег и еще больший холод, которые скуют землю до весны. Проводив меня до придорожной таверны, главный руниг пару раз глянул вверх, недовольно и даже, похоже, с тревогой.

Отхожее место тут было таким же холодным, как и все вокруг, пахло ужасно, и гуляли сквозняки. Учитывая, что за дни выпали на эту внезапную дорогу, мне еще и пришлось перед походом сюда унизиться и объяснить в общих чертах Иносласу, что нуждаюсь в обращении к кому-то из местных женщин. Выслушав меня, мужчина стиснул локоть и наклонился к моему уху.

— Он хотя бы спал с вами, кресса Греймунна? — едва слышно прошипел, и мне показалось, что в нем происходила некая внутренняя борьба, колебание, хотя это же первейший стражник правителя, и все в курсе, что этому человеку в принципе неизвестно, что такое колебания или сомнения.

— У вас нет права спрашивать меня о таком! — вспыхнула я в ответ. Видимо, не так уж и обмерзли мои эмоции, если вмиг запылали.

— Хотите вынудить демонстрировать всю широту моих прав и полномочий в отношении вас? — цинично ухмыльнувшись, спросил он. — Уверены?

Я промолчала и отвернулась, понимая, что он все равно получит свои ответы любой ценой.

— Вы предположительно делили постель с мужчиной больше четырех месяцев, но ребенка нет, — отчеканил он. — Почему? Алмер спал с вами, кресса Греймунна? Брал вас как женщину?

О, Даиг, сколько же оттенков унижения мне еще нужно постигнуть?

— Да, — злобно выплюнула я.

— Но вы не беременели, — по-деловому кивнул руниг. — Почему? Принимали килик?

— Что? Нет же! — возмутилась я и тут же скисла от вспыхнувшей в груди боли, вспомнив, как настаивал мой… супруг на зачатии и что сама испытывала вину за неудавшиеся попытки. — Просто… ничего не выходило.

Инослас только кивнул и, было похоже, вздохнул с неким облегчением.

Руниги освободили от других посетителей ту часть таверны, где мы расположились, и меня усадили так, чтобы почти невозможно было увидеть ни с одной из сторон. Есть мне не хотелось, я лишь задумчиво ковырялась в тарелке.

— В следующий раз вы увидите горячую пищу не раньше, чем через сутки, кресса Греймунна, — указал на нетронутую трапезу Инослас, — на вашем месте я бы хорошенько подкрепился.

— Куда вы меня везете? — прямо спросила, откладывая ложку и демонстрируя, что его совету я следовать не намерена.

— Изначально мы направлялись в Вальдре, но теперь этот пункт нашего маршрута отпадает за ненадобностью.

— И?

— И на данный момент мы станем двигаться именно туда, куда и должны — к северной границе Гелиизена, — сказав, он остановил полную ложку на полпути и уставился на меня, как будто не хотел пропустить реакцию. — Ваша память достаточно хороша? Вы еще помните, что до того как ляжет первый снег, вы должны оказаться у аниров?

Я сглотнула ком в горле и прикрыла глаза.

— Вы не можете отдать ему меня… теперь, — пробормотала, понимая, что решение уже давно принято и мои слова — пустой звук.

— Почему нет? Онор Бора хотел вас или же грозил разрывом перемирия — он вас получит. Наш родной Гелиизен останется прекрасным и нетронутым благодаря вам. Разве вы этому не рады?

— Мой отец не согласился бы… ни за что… — Глупая девчонка, ты ведь знаешь правду, потому и решилась так отчаянно на побег, для чего же сейчас отрицать очевидное?

— Если вы закончили с едой, кресса Греймунна, то нам пора ехать, — резко поднялся помрачневший главный руниг.