Помоги проекту - поделись книгой:
Он сводит брови, а затем он медленно кивает головой.
— Харлоу огонь.
Его теплая рука дотрагивается до моей. Господи, он очень, очень теплый. Я отстраняюсь, даже несмотря на то, что единственное, что я хочу, — продолжать прикасаться к нему.
А эта предательница, моя вошь? Она громко мурлычет.
Хар-лоу производит на меня сильное впечатление. Она скармливает помет животных горящему лижущему пламени — огню — и держит свои руки над ним. Я понимаю, что она пыталась мне сообщить.
Ей холодно. Ее чудные руки с пятью пальчиками маленькие и не удерживают тепло. Она дрожит даже в шкурах, которые носит. Ее тело не похоже на мое, неуязвимое для этой погоды. От этого она сильно страдает, и после захода солнца, когда воздух все больше холодеет, она придвигается к огню все ближе и ближе.
Я понимаю, насколько неудовлетворительна моя маленькая пещера, чтобы заботиться о ней. Я выбрал ее просто потому, что она находилась рядом с тем местом, где она останавливалась вместе с теми, плохими. Это, конечно, не дом — у меня нет дома. Я просто на какое-то время где-то останавливаюсь, а потом двигаюсь дальше. Хотя есть и пещеры получше. Некоторые из них теплее, с ямами горячего талого снега в них. Уверен, ей бы это понравилось, потому что, когда она пьет из моего кожаного мешка с водой, то дрожит от холода этой талой воды.
Она, моя Хар-лоу, очень хрупкая. Я должен следить за тем, чтобы хорошо заботиться о ней. Напевание в моей груди требует этого.
Рядом с ней я чувствую себя так странно. По-собственнически. Я видел тех, плохих, но никогда не испытывал к ним таких чувств, что я чувствую к этой странной женщине с плоским лицом. В ней есть что-то такое, что терзает меня, что заставляет меня хотеть проводить все время с ней в этой пещере, глядя на нее. Кормить ее из своих рук, выходить наружу и собирать весь навоз, что смогу найти, чтобы у нее был огонь, в котором она так отчаянно нуждается.
Я уже убил для нее животное и принес ей мясо. Она его ела, но было очевидно, что оно ей не понравилось. Я должен найти то, что удовлетворит ее по вкусу.
Она зевает, и движение, когда ее маленькая ладошка прикрывает ее рот, изящное и женственное.
— Звтранамнужноохотитсянадвистидляадейал.
Когда она испытывает нужду пообщаться, то говорит несвязные звуки, а я наблюдаю, как ее маленький ротик двигается, издавая эти звуки. Я отчаянно хочу знать, что она говорит, но я пустоголовый.
Это меня расстраивает.
Хар-лоу улыбается мне сонной улыбкой.
— Хотелосбчтобунасбылаподушка.
Несмотря на то, что лицо у нее плоское, а лоб совсем не имеет отчетливых наростов, она в этот момент чрезвычайно красива. Я чувствую непреодолимое желание прикоснуться к ней и протягиваю руку, беря ее ладошку в свою. У нее на один палец больше, чем у меня, и в сравнении с моими они у нее холодные. Я чувствую, как она пугается, но мгновение спустя она расслабляется и снова хватает меня за руку.
— Хар-лоу, — говорю я тихим голосом. Какая у нее нежная кожа. Я хочу исследовать ее всю, узнать, что находится под этими тяжелыми шкурами, на ношении которых она настаивает. По пещере расходиться ее аромат, и он заставляет мой член всколыхнуться.
Ее тело пробирает дрожь, и она прикусывает губу. На мгновение мне кажется, что ей холодно, но тогда у нее начинает сильно вибрировать грудь, напевая так же, как моя, и я понимаю, что она чувствует то же, что и я.
Будучи воодушевленным, я протягиваю рука к своему члену.
— Нет! — говорит она быстро. Она выглядит смущенной и легонько мотает головой. — Ниделайэтого.
Я хмурю брови. Быть рядом с ней — вдыхать ее невероятный запах, прикасаться к ее коже, слышать ее на напевание — все это делает меня одержимым желанием прикоснуться к своему члену. Но она использовала слово «нет», а я хочу ее радовать. Страдая от потребности, я вынуждаю себя отпустить ее руку и отступить от нее.
Она устраивается в углу пещеры, укутывается в свою одежду поплотнее и засыпает.
***
Ночь. Здесь темно, и внутри этой пещеры по-настоящему сурово от холодного воздуха. Слышится цоканье чего-то очень странного, и это разбудило меня. Я сразу хватаюсь за свое оружие, и тут до меня вдруг доходит, что этот шум доносится от Хар-лоу.
Ее маленькие, прямые зубки стучат от холода.
Я подхожу к огню, однако он потух, а запах дыма сменился ничем иным, кроме как пеплом. У меня нет ни единой возможности согреть ее. Я издаю полный отчаяния рык.
— Р… Р… Рух? — говорит она, стуча зубами. — Эт… т… т… о… ты?
— Хар-лоу. Огонь?
— Слишшкомтемно, — говорит она, щелкая челюстью. Когда она не встает, чтобы все исправить, я понимаю, что она говорит мне, что по какой-то причине она не может этого сделать. Меня пронзило чувство беспокойства — а что, если я не смогу о ней позаботиться? Именно я притащил ее сюда, в это место; но что, если оно убьет ее?
Я подхожу к ней и дотрагиваюсь до ее лица.
Она подается вперед к моей ласкающей ладони.
— Такайатеплайа, — она протягивает ко мне свои дрожащие руки. — Идсуда.
Я не понимаю ни слова, что она говорит, но очевидно, что она хочет, чтобы я придвинулся поближе, и я воспользуюсь любой возможностью, чтобы прикоснуться к ней. Это разжигает мое любопытство, и я скольжу своим телом вниз, укладываясь рядом с ней. К моему удивлению она немедленно стягивает с себя одежду и наваливает ее поверх меня. Затем она бросается на меня и льнет к моей груди, как детеныш мэтлакса.
Я ошеломлен этим. Она обнажает свое тело и прижимается им ко мне?
Своими ледяными пальцами она хватает меня за бока и начинает стонать. Ее холодные стопы прижимаются к моим ногам, и она прячет свое лицо, прижавшись к моей груди. А-а! Теперь я понимаю. Она пытается мной согреться, моим теплом. Под грудой толстой кожаной одежды, которую она набросила поверх нас, мне довольно жарко, но, похоже, она очень довольна, поэтому я даже не двигаюсь. Вместо этого, заключив Хар-лоу в свои объятия, я притягиваю ее поближе.
От звука удовольствия, которое она издает, по моему телу пробегает дрожь. Мои руки скользят по ее коже. Всем телом она невероятно мягкая. Не могу перестать прикасаться к ней. Не хочу прекращать прикасаться к ней. Я прикасаюсь к ее рукам, ее спине, ее мягким ягодицам. Хвоста нет, что довольно чудно, тем не менее, мой член все равно откликается на нее. Я чувствую, как он своей твердостью прижимается к ее животу, в то время как я обнимаю ее. Его кончик истекает жидкостью, и мне приходится бороться против желания тереться им вверх и вниз о ее живот.
Хар-лоу тихонько вдыхает и обвивает меня руками. Она не отодвигается, даже несмотря на то, что мой член тыкается ей в живот и сочится на нее жидкостью. Она пристраивает макушку у меня под подбородком и потирает нос о мою кожу.
Дыхание с шипением вырывается сквозь мои стиснутые зубы. Это уже слишком. Ничего не могу с собой поделать; я начинаю очень медленно тереться своим членом об нее. Ощущение ее гладкой кожи о мою не похоже ни на что, что я испытывал раньше, и мой член ноет настолько сильно, что я готов кричать в голос.
Вместо того, чтобы оттолкнуть меня, как я того ожидаю, она начинает тихонько стонать. Ее ногти впиваются мне в плечи, а одну ногу она цепляет вокруг моего бедра, затягивая его между своих.
— Хар-лоу, — выдыхаю я со стоном. Я чувствую вибрации в ее груди. Понимаю, что они имеют какое-то значение, что мы каким-то образом связаны, но единственная мысль, которая крутится у меня в голове, — это потребность заявить на нее права. Сделать ее своей. Я крепко прижимаю ее к себе и прохожусь своим ноющим членом по ее животу. Я оставляю мокрые следы на ее коже, но мне все равно. Если она не станет меня отталкивать, я добьюсь освобождения.
К моему удивлению она утыкается лицом мне в шею и нежно прикусывает мою кожу.
Я взрываюсь; я не могу сдержаться, это не в моих силах. Мои яйца подтягиваются до боли, после чего мой член выбрасывает липкий поток на ее тело. Кажется, я хлещу фонтаном целую вечность, не в силах избавиться от сводящего меня с ума образа, как маленькие зубки Хар-лоу кусают мою шею. Это — самое эротичное, что я могу себе представить.
Но сейчас я окатил ее своим освобождением. Ужасно стыдясь, я игнорирую напевающие вибрации в своей груди и ее цепляющиеся за меня руки. Я просовываю руку между нами и обнаруживаю липкую лужу на ее коже.
— Всенрмльно, — выдыхает она. — Бывает.
О чем она говорит, я не понимаю, но голос у нее нежный. Она протягивает руку между нами и уголком своей одежды очищает себе живот и мою руку, после чего отбрасывает его в сторону. Она опять зарывается в меня лицом, а моя грудь напевает от удовольствия. Я так ничего и не понял, что между нами произошло… но мне понравилось. Очень сильно понравилось.
И… Хар-лоу, похоже, тоже это не было ненавистным.
Ее маленькая ладошка — больше уже не ледяная — прикасается к моей. Она тянет меня за пальцы, и я позволяю ей меня направлять. Когда она подталкивает мою руку между своих бедер, я резко втягиваю воздух. Она там горячая и влажная. Она такая влажная, каким бываю я, когда возбужден. Она что, возбуждена? Неужели ей нравится, что я прикасаюсь к ней? Исследуя ее, я неуверенно провожу пальцами по ее телу. Там имеется пучок волос, что мне кажется необычным. Как только меня овевает ее аромат, мой член поднимается снова. Это запах ее возбуждения. Я распознаю его, и мне хочется его намного больше. В то время как я продолжаю прикасаться к ней, изучая ее тело, мои пальцы ощущаются огромными и неуклюжими. Под клубком кудряшек у нее очень нежная кожа, и эти складочки у нее такие мокрые, скользкие. По-моему, Хар-лоу любит, когда к ним прикасаются, поскольку она начинает стонать и тереться об меня. Хочу больше ее стонов, поэтому продолжаю прикасаться и исследовать ее. Она очень мокрая; ее запах распространяется повсюду и проникает в мою кожу. На свете нет ничего, что, на мой взгляд, когда-либо пахло более прекрасно. Мне хочется потянуться ладонью ко рту и дочиста слизать ее со своих пальцев, испробовав на вкус.
Но она берет меня за руку и направляет ее снова, к маленькому бугорку между ее складочек. И она использует мой палец, чтобы осторожно обводить кружочки вокруг него, а потом останавливается.
Она что…. показывает мне, как именно ей нравится? Я повторяю это движение. Ее ногти тут же впиваются в мои плечи, и она издает стон.
— Рух!
Я рычу, потому что от этого ее звука я опять становлюсь диким. Мой член начинает сильно пульсировать и снова, заполняясь кровью, затвердевает. Я опять прикасаюсь к ее бугорку, но нет такой же реакции. Я пробую еще несколько разных вариантов прикосновений, прежде чем осознаю, что ей нравится, когда я нежно обвожу его кругами. И тогда я делаю это, а она вздрагивает напротив меня и кричит.
Я хочу больше этой ее реакции. Поэтому я продолжаю прикасаться и поглаживать ее так, как ей нравится, и несколько мгновений спустя она содрогается напротив меня в конвульсиях, ее нога сжимается вокруг моего бедра, и я чувствую, как всплеск влаги покрывает мою руку. Она тоже достигла освобождения. Я восхищен. Я был слишком маленьким, когда мой отец умер, прежде чем успел рассказать мне о мужчинах и их парах, но у меня сохранились смутные воспоминания его рассказов, и как все должно быть.
Ее следы покрывают мои пальцы, и я поднимаю их к своему носу и делаю глубокий вдох. Они излучают сладкий и в то же время мускусный аромат, и у меня аж слюнки текут. Когда я начинаю облизывать свои пальцы… она отталкивает мою руку в сторону.
— Ниделайэтого.
Я рычу на нее. Почему она лишает меня этого? Своей сладости?
Но она только похлопывает меня по груди.
— Завтрамибудеммитца.
Часть 3
Утром я даже не в силах злиться на свою вошь. Ну конечно же, я всего лишь провела ночь, обернувшись вокруг самого грязного в мире инопланетного варвара, но мне было тепло и спалось лучше, чем предыдущей ночью.
К тому же, ну это…, я учила его ласкам. Как бы странно это ни было, но я горжусь этим, и для меня начинают проясняться несколько фактов, касающихся Руха. Он на самом деле не понимает, что такое одежда. Он не понимает большую часть своего собственного языка, и уж точно он не знает, что я такое. Я даже не уверена, что он понимает, что означает то, что мы оба друг другу резонируем. Он, наверное, и не знает ничего о сексе.
У меня нет никаких сомнений, что он жил в одиночестве уже очень-очень долго. И именно поэтому я начинаю понимать его чуть лучше, и почему он реагирует именно так, как он реагирует. Он меня унес и связал, потому что не хочет, чтобы я ушла. Будь то вошь и резонанс или простое одиночество, — не важно.
Я ничего не могу сделать, чтобы изменить это. Я не могу заставить свой кхай перестать вибрировать, когда он рядом. Я не могу повернуть время вспять и воскресить к жизни Кайру, Аехако и Хэйдена. Я сейчас здесь, с Рухом, и я должна стараться не падать духом и сделать все возможное, чтобы улучшить положение.
А это означает определенные изменения. Это означает, что я начинаю превращать пещеру в дом. Это означает больше обучать его языку, чтобы мы могли разговаривать. Это означает постельные принадлежности, больше одежды, также нужно выяснить, как хранить пищу, и еще так много всего, что у меня голова идет кругом. Крошечная частичка меня хочет вернуться в пещеру старейшин и «поставить Руха под лазер», чтобы мы могли разговаривать, но затем я вспоминаю о мертвых телах Аехако и Хэйдена прямо возле нее. Я не могу вернуться. Нам придется делать все трудным путем.
Но прежде всего… я должна выяснить, как притормозить мою вошь. Прошло несколько дней с тех пор, как я начала резонировать Руху. Не то, чтобы меня к нему не влекло, — ну, если только под всеми слоями грязи и перекати-поле из волос находится нормальный инопланетный парень. Однако я не совсем уверена, что готова сигануть прямо в создание семьи. У воши, разумеется, свои мысли на этот счет; чем дольше мы боремся против наших нужд, тем более мощными она их делает. Уже этим утром я ощущаю себя чуть более возбужденной и чувствительней, чем прежде. Активные интимные ласки прошлой ночью мне понравились. Очень понравились. Нам следует их продолжать, решаю я твердо.
Само собой разумеется, что, пока Рух ушел, чтобы найти что-нибудь съедобное на завтрак, я развожу огонь и по-тихому мастурбирую. Я быстро обтираюсь, используя немного талой воды, так как в пещере теперь есть пылающий костер, и даже очищаю от вчерашней высохшей спермы уголок своей юбки.
Рух возвращается, неся на плечах целую тушу двисти. Он бросает ее возле костра, а затем смотрит на меня, желая получить одобрение.
Я от радости хлопаю в ладоши.
— Да это же потрясающе! Спасибо тебе, Рух!
Двисти пушистые и косматые зверушки и из них можно сделать не такое уж и большое, но теплое одеяло.
Глядя на меня, он обнажает зубы, имитируя мою улыбку. А потом он направляется к зверю, чтобы начать его разделывать.
Я останавливаю его, потому что, если это будет нечто наподобие вчерашнего «праздника» мясника, от зверя не останется шкуры для обработки.
— Нет! Подожди!
— Нет? — нахмурившись, Рух смотрит на меня.
С помощью жестов и активно показывая на свою одежду, я заставляю его понять, что мне нужна эта шкура. Я сажусь рядом с ним, и в течение следующего часа мы разбираемся с тем, как содрать шкуру с этого зверя. К тому моменту, когда настает время поесть, мы оба измазаны кровью и воняем, тем не менее, я довольна, потому что у меня теперь есть большая, практически целая шкура для обработки. Я еще не знаю, на что ее пущу, но что-нибудь придумаю.
Вместо того чтобы выбросить излишки мяса, я насаживаю их на несколько костей, что подлиннее, и копчу над огнем. Рух наблюдает за мной, а затем предлагает мне свой кожаный мешок с водой.
Я улыбаюсь ему и делаю глоток. Я уже устала, а казалось, что день только начался. Столько всего еще нужно сделать, что на меня навалилось.
— Огонь, — говорит Рух, указывая на мой костер. Потом он указывает на меня. — Хар-лоу.
После этого он указывает на шкуру.
— Вода, — говорю я ему. Я лью немного на свою руку и мою кончики пальцев. — Вода.
— Вода, — повторяет он.
Это уже прогресс, и я широко улыбаюсь ему. У нас все получится. Мы просто должны узнать, что хочет другой.
Я нюхаю свою подмышку и содрогаюсь.
— Запашок тот еще.
— Повтори? — произносит Рух с другого конца пещеры, в то время как скребет сырую шкуру.
Поделиться книгой: