Алая ярость

— Двести человек, тридцать вернувшихся по личной просьбе Максимуса следопытов моей крови рядом с десятью малефиками, прячущимися за цветами Огненной палаты, десять рыцарей ордена Петра, караван с боевым огнем, много-много металлических сосудов, чтобы не пробили стрелами, камнями, копьями, не проломили палицами и топорами. Мы ушли туда, под темноту деревьев, на пять дневных переходов и дальше…

— Там ты увидел башню? — поинтересовался Освальд.

— Там я увидел тучи вдалеке. Густой серый ковер, растекающийся прямо посреди голубых прорех между деревьями, становящимися все выше. Мы три дня пили только воду, взятую с собой. Десяток человек, решивших, что им говорят чушь дикие варвары тиллвег, погибли в полтора сутках хода от заставы. Умирали, блюя и плеща кровью из всех своих дырок, после воды, набранной в лесных ручьях. Два десятка до того погибли в ямах с ползучей смертью, с кольями, с выступающей из-под земли зеленой ядовитой кровью Квиста.

Одна группа разведчиков, пять человек и два тиллвег ушли вперед и не вернулись. Мы нашли их утром, выпотрошенных, оскопленных и ослепленных заживо, повешенных на ветках в петлях из кишок товарищей. Первый раз племена напали к концу третьего дня. Меня с ними тогда уже не было, я и еще семеро остались в разбитом лагере, отравленных летучей паутиной, накрывшей часть колонны. Меня и выживших троих чуть не повесили, как дезертиров.

Комрад замолчал, ссутулившись в кресле. От него ощутимо потянуло давней лютой жутью и страхом совсем зеленого юнца, попавшего в переплет.

— Из леса вернулись пятнадцать ушедших. Вместе с нами, всего пятнадцать. Там был один старый маг, один из выбравших сторону Безанта и Церкви, надевший цвета Огненной палаты. Дед почти вытащил нас из петли, подтвердил наши слова. Так я выжил и убежал отсюда. Нанялся на корабль до Безанта, там ушел в пустынную стражу, воевал с Халифатом, с аль-шатанни, стал разведчиком, научился биться и не трусить. И всегда помнил о Квисте.

Я набрал свой первый отряд там, посреди зноя и плавящегося на солнце песка. Мы потрошили кочевые кланы, взяли две пограничные крепостцы, передав десятому восточному легиону. Нас заметили и отправили в Абраксас, усмирять мятеж аристократов и ламий, решившихся на небывалое. С тех пор моя смерть даже имеет лицо, оно в мелких чешуйках и смердит их острым ядом, выбивающимся через поры. Из тех ребят здесь не осталось никого, стыдно сказать, но иногда им даже завидую. Ламии помнят всех и всё и придут по мою душу.

— И как ты вернулся, зачем?

Комрад кивнул на окно, прочно и плотно прикрытое массивным ставнем.

— Квист позвал. Он всегда тянет к себе побывавших внутри, добравшихся поглубже, проникает, как яд, внутрь и не выходит. Тебе страшно, но ты не можешь иначе. Квист сильнее, он тянет назад, даже не скрывая твой конец, а тот всегда один. У нас здесь своей смертью никто не умирает, всем достается оттуда.

Я вернулся, только узнав о наборе отрядов на заставы, Безант схватился с Эмиратом, Халифат бурлил и рвался в ту же драку, из двух легионов осталась половина, да и те в Раруге и Туангесте. А Квист оставлять без присмотра уже не решались, помня о Гальдерране и его словах с делами. Я и вернулся.

Через три года…

Комрад встал, мягко и неслышно оказавшись у стены, постучал по твердому и блестящему огромному клюву.

— Решиться пойти глубже помог случай. Знаешь, квестор, как бывает — ничего не ждешь, и вдруг тебе на голову сваливается неожиданность? Народ Амры напал на отрядец, шедший с Северной заставы в Раруг. А в отрядце вдруг оказался сынок наместника, отправленный папочкой секретно проверить заставы и наемников на них… хренов идиот.

Народ Амра, квестор, сущие демоны. Они бьются до последнего, пока их не начнешь кромсать на куски. И, даже если отрубишь руку, тут же руби остальное, лучше сразу с головы… чтобы он не дотянулся и не выгрыз кусок ноги.

Амра не дураки, Амра даже имеют уши вдоль границы. Как и кто — мы до сих пор не знаем, понятно, люди, но никто ничего не знает, а слухи рождаются сами по себе. Птицы, звери, даже деревья служат Квисту, наблюдают, слушают и рассказывают… Да. В общем, мальчишку они утащили с собой, в самое сердце. Я и мои люди пошли за ними. Тогда я думал, чтобы спасти этого дурака. Только потом понял — это звал Квист и мой страх. Страх хотел стать больше, увидеть, разглядеть, что там — под клубами туч. Мы и пошли.

Тогда с нами не было Чиха, а мой народ ушел отсюда полностью. Только мои люди и я, дурачье, решившее, что сможет добраться куда захочет и куда не добрался целый отряд. Через четыре дня в лесу, выжившие все до единого, мы нашли то место. Кладбище. Одно из нескольких в лесу Костей. Они все сгнили там, остановившись у самого сердца Квиста навсегда. Я слышал их, слушал их голоса, крики, стоны, до сих пор слышимые таким, как я.

Они убивали их долго, они убивали их отовсюду, из-за каждого ствола, пня или куста. Сам лес добрался до людей, утаскивал под землю и дробил спины своими корнями. Рвал на куски и поливал землю красным. Там и остались мои люди. Пятеро. Трое пришли назад.

Комрад зевнул.

— Спать нужно, квестор… или как там тебя. Иди, ложись в той комнате. Оружие не убирай, тут Квист рядом.

— Почему тьма? — Освальд не злился, не услышав нужного. Расстраивался, не больше.

— Да только тьма может породить такое. Или спрятать в себе. — Комрад похлопал по клюву, погладил шкуру огромного серо-саблезубого кота. — Они же родились даже не сейчас. Они появились много веков назад, подохли повсюду, оставшись только там, в парящем мареве сердца Квиста и под его непроглядным небом. Птицы выше человека, странные звери, разбредающиеся во все стороны, змеи, знаешь, толщиной с бревно. И…

Комрад вдруг разом протрезвел.

— Что?

— На востоке, квестор, живут огромные ящерицы, чуть меньше мула высотой. Но они просто огромные ящерицы. Там, у башни, увитой смертоцветом, один из парней упал в яму. Там вязкая и мягкая земля, вода по щиколотку стояла…

— И?

— Это был след, квестор. Огромный след, такой же, как у тех ящериц, только очень огромный. Я не верю в драконов. Не верю в драконов где угодно, хотя знаю про троллей на севере или Хозяйку гор. Но здесь Квист и его темнота, а если так, то где еще выжить драконам, а?

Запретный лес-6: кривозуб и женщина леса

Три сестры, а на всеобщем, скорее всего Циклоп, пока не появились. Освальд сидел на прикаченном бревне, смотрел на светлое пятно среди общей черноты поверху. Чихь, завернувшись в плащ, неожиданно оказавшийся огромным, спал. Бесшумно, не меняя позы, сливаясь с темнотой и лесом. Пахло горьковатым запахом от распустившихся и неожиданно ставших светящимися цветов, сочной и насыщенной волной от редкой травы, листвой, сладковато-прелым запахом от земли. А Квист жил своей ночной жизнью.

Звуков в лесу хватало. Сейчас, в ставшей прохладной темноте, слышалось многое, скрытое днем. Где-то недалеко, добавляя запах свежести, перекатывался по камням ручей. Растекались холодные струйки, добавляя влаги в незаметные илистые поймы. Кто-то явно большой, может и сам лютобой, через равные промежутки, жирно чавкал грязью, шумно всхрапывал, совершенно никого не боясь.

Где-то поверху, у самых макушек великанов с корой темно-орехового цвета, с шелестом и шорохом кто-то перелетал со ствола на ствол. Угрожающе пророкотал совсем рядом булькающий рев, но ничего не случилось. Даже мелкие птахи не подумали испугаться и зацвикать. Когда за кустами, ощетинившимися сотнями кривых толстых шипов, еле слышно хриплый голос отрывисто что-то сказал, Освальд замер. Приближение людей он прошляпил самым настоящим образом.

В новом арбалете стрел помещалось, как и в старом, семь. Всего семь болтов, средней длины, толстых, с гранеными наконечниками. Уходя в Квист, Освальд не стал церемониться и зашел к кузнецу. Подпилил каждый наконечник, совершенно наплевав на раны тех, в кого попадет болт. Не то место и не то время, чтобы думать о гуманности, проповедуемой крылом церкви мученика, называвшимся «мирианами». Мириан, сестра погибшего страшной смертью основоположника, якобы всем желала добра и мира. Освальд даже в чем-то с ней соглашался. Но в случаях, когда речь шла о его собственной жизни.

Осторожно, стараясь не шуметь, поднял арбалет, направив его в сторону разговора. Тот не прекращался. Хриплый голос что-то доказывал, такой же, чуть моложе, не соглашался. Если же верить слуху, то кроме говоривших вокруг зарослей ночношипа сейчас терпеливо стояло еще не меньше трех человек. И это, само собой, не внушало Освальду никакой радости. Еще меньше радовала стрельба на звук. Хотя…

На ладонь легла сухая и горячая рука старика. Чихъ, бесшумно сев рядом, покачал головой. Прижал палец к губам и провел пальцем по горлу. И три раза растопырил всю пятерню, совершенно расстроив Освальда. Пятнадцать местных жителей это, если уж на чистоту, проблема явно неразрешимая.

Выглянула луна, до поры до времени прячущаяся за низкими облаками. Свет от цветов тут же померк, Чихъ довольно кивнул. Голоса прекратили спорить, растворились в ночи, пропали. Лишь кто-то один, в самом дальнем углу кустарника неосмотрительно хрустнул чем-то, и тут же, судя по звуку, заработал удар в живот. Но не проронил ни звука. А Освальд уставился на руку Чиха, на запястье, приоткрытое сползшим рукавом. Кожа казалась черной.

— Ложись, — старик хмыкнул. — Народ Амра ушел, а вот завтра запах от нас выветрится, тогда придется хуже.

— Хорошо. — Освальд и не думал спать. Но сон пришел сам по себе.

— Что-то не так. — Чихъ остановился, присев за раскидистым и низким, с широченным стволом вязом. Или деревом, похожим на вяз, в Квисте полагаться на собственный опыт было себе дороже. — Очень не так.

Тут Освальд с ним согласился полностью. Вокруг все казалось «не таким». Вместо нормальных для северных лесов елей, сосен, дубов или даже полосатых белозерских берез, на глаза попадались только странные и незнакомые раскоряченные и перевитые узлом странности. Торчали вверх огромными павлиньими хвостами невиданные папортники и совершенно удивительные острые листья с Освальда высотой.

— Чую кого-то. — Чихъ повел морщинистой картошкой носа. — Не могу разобрать. Ты не чуешь?

— Нет. Что это? — Охотник ткнул в сторону стены светлых и высоких деревьев с листьями у самых макушек, начавшейся сразу за густыми зарослями папортников.

— Деревья, хех, не видишь?

— И много тут таких?

— Весь лес. — Чихъ почесался. — Это начинается сам Квист. А до этого, красавчик, было так… рощицы.

— Ночью, ты сказал, что это народ Амра?

— Да. — Чихъ сплюнул под ноги. — Трупоеды. Угли им под ноги.

— Они выслеживали нас?

— Если бы они выслеживали именно нас, то выследили бы. Нет, ищут кого-то другого.

— Да тут, как погляжу, так и шастают все, кому не лень.

— Эт ты верно заметил, красавчик. — Чихъ хохотнул, уже привычно, сухим кашляющим смешком. — Назад только не все выходят. А че эт ты все мне на руки пялишься?

— Да так. — Освальд пожал плечами, вытер мокрое лицо. — Показалось.

Чихъ сплюнул, задрал рукав куртки. На запястье, темнея зеленоватой полосой, удобно пристроился бронзовый браслет с затейливым узором.

— Подарок. Ладно, пошли дальше. Правильно ж идем?

Охотник покосился на «искатель». Рубиновый конец на конце иглы полностью соглашался с проводником. Шли они верно.

— И хорошо. — Чихъ снова, с явным удовольствием, харкнул под ноги, чуть не попав на ногу Освальда. Само плевание доставляло старику видимое удовольствие, равно как и постоянное «почти промахивание» по своему спутнику.

Дальше оказалось еще сложнее. Травы на земле оказалось на удивление еще больше, чем раньше. Компанию незнакомой, схожей с осокой поросли, сизо-зеленой, с черными точками крапинками, вовсю составляли светлые и темные, толстые вьюнки, хвощи с оранжевыми листьями, вспученные грядки сиреневого мха и прочие гнилушки вперемежку с яркими цветами. На глазах Освальда один из них, красный, с широкими прожилками, практически на лету ухватил стрекозу. Квист явно показывал себя лицом.

Стало еще душнее. К шее, натертой пропотевшей тканью капюшона, хотелось приложить хороший холодный снежок. Или ударить как следует, прибив разом нескольких маленьких кровопийц, яростно атакующих людей. Или только одного Освальда. Судя по всему, Чихъ казался гнусу совершенно невкусным. На долю охотника крылатых, ползающих и передвигающихся другими способами отвратных тварей выпало куда больше. Чихъ над ним только посмеивался, лишь изредка почесывая подбородок через бороденку. Порой проводник выдавал емкие и ехидные замечания.

— А вот этих можно есть! — палец, смуглый до черноты, сухой до видимых почти полностью фаланг, с желтым ногтем ткнул в сторону совершенно непотребных, жирных и белесых гусениц, сидящих с нижней части широченного бело-зеленого листа. — Даже сырыми.

— А поджарить?

— Совсем вкусные будут. Пальцы даже съесть можешь вместе с ними. — Чихъ хватанул в горсть указанное «объедение» и слопал. На ходу, не обращая внимания на покривившегося Освальда. — Вот этого берегись.

Охотник замер, глядя на острый наконечник рогатины у своего лица. Жало, хорошей стали, шевельнулось, что-то звучно и сочно чвакнуло, и на грудь охотника шлепнулась половина паука. Красный, мохнатый, с здоровенными жвалами. Вторую половину пришлось стряхивать с плеча и старательно оттирать густую слизь.

— Лес может убить сотней способов сразу. — Чихъ остановился у бьющего из-под перепутанных высоких корней родничка. — Один из них остался позади. Можешь пить и набрать во флягу.

— Всего сотней?

— В первый день. — Чихъ хохотнул. — А вот во второй или третий, если ему станет интересно играть с тобой, может убить и тысячью.

— Лес? — Освальд огляделся. Еще не так уж и давно он мог бы и не оценить слов старика. Сейчас ехидство Чиха воспринималось как хороший совет.

Квист, начав показывать самого себя, уже не казался обычным лесом. Даже немного не так. Предположения Освальда сбывались полностью. Задание, и без того не особо легкое, памятуя о деревне на взморье, грозило перерасти в убийственное. Подтверждение мысли не замедлило ждать. Оно появилось вдалеке, еле заметно мелькнув среди нескольких стволов невысоких деревцев, окружавших очередного серого гиганта, и пропало. Чихъ застыл, заставив Освальда суть не наткнуться на него.

— Ой, и неладно. — Старик сплюнул. — Кривозуб просто так днем не бегает. Ну-ка…

Освальд оглянулся, доверив проводнику принюхиваться и прислушиваться. Самому выделить что-то незнакомое или неладное казалось глупым. Воздух пах лесом, а так как лес был Квистом, то разбираться в тонкостях и нюансах стоило предоставить Чиху. Хотя кое-что уже стало знакомым.

Прель, сырость, легкая примесь сладковатой гнили из-под ковра перегноя, порой хрустящего при шаге. Идущий с недалекого круга цветов дурманящий аромат, тяжелый и кружащий голову. Вода, явственно пахнущая чем-то не особо приятным, теплая и относительно нормальная. Лиственный запах, густой и всеобъемлющий, накрывающий полностью, спускаясь от ветвей лесных гигантов. Едкая и странноватая сухость мха, щекочущая нос изнутри, поднимающаяся порой облачками желтоватых спор. Освальд даже различий резковатый запах зверя, пробившийся слева, пройдя через густую стену папортников. Ну и вонь собственного потного тела, куда же без нее. Да, и даже она уже привычно смешалось с мазью из желез лютобоя.

— Кто-то впереди в беду попал. И этот кто-то не из леса. — Чихъ недовольно покрутил головой. — Не твой колдун. А…ладно, пошли.

— Твой кривозуб пошел именно туда?

— Не знаю. Скорее всего, да. — Чихъ еще принюхался. — Точно тебе говорю, пошли стороной обойдем.

Там, где виднелся пяток деревцев, кто-то заворчал и заурчал. Громко, с вызовом, с голодной яростью. Чуть позже ворчание перешло в недовольное шипение, заклокотавшее сбегающим кипятком в чайнике.

— Молодец, — скупо похвалил Чихъ. — Пошли.

— То есть там, вон за той зеленью, человек? — на всякий случай уточнил охотник. — Так?

— Ага. Баба, хороший лесовик, сама справится. Пошли.

Освальд вздохнул. Лучше бы Чиху промолчать про женщину, действительно прошли бы себе стороной.

— Дурак ты, красавчик. — Чихъ посмотрел ему в удалявшуюся спину, сплюнул и перехватил рогатину. — У тебя ж дело, зачем нам с тобой лезть и кому-то помогать?

— Поможем и дальше займемся, — буркнул Освальд, на ходу повесив рогатину на плечо, подтянув удобный ремень. — Но поможем.

Арбалет лег к плечу удобной и знакомой ношей. Барабан он смазал перед началом похода, механизм не должен был выдать. А там посмотрим.

Старик обогнал его перед самыми деревцами. Зашел вперед, вооружившись дополнительно топориком.

— Ты уверен, красавчик?

— Конечно. — Освальд посмотрел на «искатель» — Нам один хрен в ту сторону.

— Обойти могли. А теперь драться придется. Ты это, целься ему вот сюда, между плечами и шеей. Там вроде должен стрелой пробить. Мы так охотились.

— Хорошо, — охотник выглянул из-за ствола. — Только у меня-то арбалет.

— Так мы тоже в него не пердели или плевались. — Чихъ хмыкнул, сморкнулся и харкнул. — Ай, что с тобой говорить.

Освальд присмотрелся к полю боя и сам сплюнул. М-да, поработать придется на совесть.

Почему зверя звали «кривозубом» стало ясно сразу. Клыки, непропорциональные и неровные, невозможные в своем странном расположении, торчали вкривь и вкось. Вытянутое рыло, покрытое плотной и морщинистой серой кожей, могло бы выглядеть даже смешным. Принадлежи оно хиленькой и не особо опасной пустолайке, что так любили богатейки в городах. Но длинная морда принадлежала не одному из таких недоразумений от собачьей породы.

Зверь, крепкий и широкий, кружил вокруг нескольких поваленных деревьев. Бил по земле длинным хвостом, увенчанным целой связкой торчащих в разные стороны игл. Взрыкивал, поводя темными впадинами ноздрей, но не совался к своей добыче. Из складок на шее торчали хвосты нескольких, уже сломанных, стрел. Кровь, поблескивающая на короткой грязно палевой шерсти, уже подсыхала.

Уголки прижатых ушей, колючки свалявшейся шерсти, матово желтые пластины по спине и бокам. Кривозуба не должно было быть. Но он ходил кругами вокруг кучи стволов, явно выжидая усталости своей добычи. Освальд ждать не хотел.

Сапог громко хрустнул валежиной, вовремя попавшей под ногу. Светлая труха подлетела, кривозуб зашипел, как закипающий чайник, потешно подпрыгнул на месте, тут же оказавшись мордой к охотнику. Уследить за началом рывка Освальд успел с трудом. Но выстрелил. Взвести арбалет, добавив в лоток следующую стрелу, у него уже не получилось. Десяток метров, разделявших их, зверь пролетел за пару секунд.

Освальд отскочил в сторону, арбалет, так и висящий на ремне, ударил по бедру, а фляга саданула по спине. Движение вышло кривым и нелепым, прыжок и упор на рогатину. Но зато он остался целым, разом оценив скорость и ловкость такого неуклюжего с виду хищника. Кривозуб всхрапнул, разворачиваясь на месте, затряс густой гривой. Земля, прелая листва и трава полетели в сторону. Освальд отпрыгнул дальше, перехватил древко ухватистее, нацелившись бить в складки на шее.

Запретный лес-7: Лисы, тиллвег и храм Древнего

Зверь оказался хитрее, зашел боком, подставляя выпуклые бляхи, закрывающие плечо с поджарым втянутым брюхом. Грива, прикрывающая голову, шевелилась клубком змей, свитая из множества волосков, свалявшихся в плотный панцирь. Атаковал бы кривозуб сходу, на скорости, мог бы сам насадить себя на жало рогатины. А так…

Взмах хвоста Освальд проглядел, успел лишь подставить древко, звонко хрустнувшее и брызнувшее щепками. Его самого бросило в сторону, больно приложив флягой по спине. Освальд ругнулся, кувыркаясь и видя прыгающего кривозуба.

Мелькнуло между пастью и самим охотником, свистнуло, чавкнув попаданием в пасть. Кривозуб, рыкнув, дернулся в сторону, лапой ломая стрелу, выросшую между темной губой и торчащими клычищами. Освальд выхватил топорик, готовясь ударить, прыгнул, целясь за ухо.

Следующая стрела прошла рядом с шеей охотника, резанув раскаленной иглой, впилась в маленький темный глаз зверя, провернувшись и войдя по самое оперенье. Одновременно с ловким и быстрым ударом рогатины Чиха, неведомо как оказавшегося рядом и тут же ударившего еще раз, подрезая переднюю лапу и добивающего зверя полосующим выпадом по горлу, вздувшемуся для рыка.

Кривозуб не рявкнул, не взвыл, только обиженно каркнул-кашлянул, блеснул струей темной остро пахнущей крови, упал. Освальд, остановив удар в волоске от черена Чиховской рогатины, выдохнул, глядя на тварь. Еще вздрагивающую, но несомненно помирающую.

— Сломал оружие, остолоп? — поинтересовался дед. — Говорил тебе, пошли мимо. Все зло от баб. Далась она тебе.