Помоги проекту - поделись книгой:
— И что же они говорят такого неинтересного?
— Папа, например, говорит: «Ты меня огорчаешь, Элла. Старайся, как твоя сестра. У твоей сестры нет школьной фобии. Вообще все фобии — бабьи сказки. А все психологи — гомосеки». Ой, прошу прощения! Но папа так говорит.
Сент-Ив от души расхохотался:
— Ничего страшного. Нелюбовь к психологам — распространенное явление. А мама тоже говорит, что ты ее огорчаешь?
Элла на секунду задумалась, потом лицо ее осветилось улыбкой.
— Нет, мама так не говорит.
— Она за тебя волнуется, но не осуждает. Ей хочется, чтобы ты была счастлива. Именно это я от нее услышал, когда вы пришли ко мне в первый раз, — подтвердил Спаситель.
Лазарь в коридоре сообразил, что сеанс подошел к концу и ему пора закрывать дверь. Он вернулся на кухню очень взволнованный — его волновало все, что касалось Эллы. Он вытряхнул содержимое ранца на старый деревянный стол и взялся за фломастеры.
Когда Спаситель вошел в кухню, сын встретил его очередной смешной загадкой.
— Пап! Тили-бом! Тили-бом! Загорелся кошкин дом! Чем ты поможешь кошке?
На лице Спасителя изобразилось недоумение.
— Правильно! Прикинься шлангом!
Спаситель немного тормозил после трудного дня, так что включился не сразу.
— Понял! Понял! Пожарный шланг! Ну что? Пицца с ветчиной?
— Да! Вау!
За ужином Поль прочитал стихотворение, которое задала им учительница:
А отец попытался припомнить стихотворение, которое сам учил в начальной школе, когда жил в городке Сент-Анн и ему было столько же лет, сколько Лазарю.
— «Я родился на острове, любящем ветер»… М-м-м, потом, кажется, «он плывет в океане и пахнет ванилью», та-та, та-та-та, а дальше не помню.
Да, все это было там, на Мартинике, в городке Сент-Анн, где на морском кладбище спит Изабель Сент-Ив. Ее тень мелькнула перед отцом и сыном.
— Сколько мне было, когда мама умерла? — спросил Лазарь, помогая отцу справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
— Два с половиной.
— Покажи, какого я был роста.
Спаситель показал ребром ладони: до половины бедра.
— Совсем маленький, — признал Лазарь, и ему стало жалко себя. — Я сильно плакал?
Изабель погибла в автокатастрофе на одной из извилистых дорог Мартиники.
— Ты вел себя очень мужественно.
— Даже такой маленький?
— Даже такой маленький.
— А правда у меня ее глаза?
— Да, правда. А теперь в постель! Быстро! — скомандовал Спаситель — утешительные бумажные платки полагались только пациентам.
Наконец и сам Сент-Ив улегся в постель и развернул «Монд». Он жил проблемами своих пациентов, своим сыном, но ему хотелось общения и с более широким миром. Внимательнее всего он читал про образование и научные открытия. В этот вечер, листая газетные страницы, он думал о девочке Элле. Он попросил ее прийти на следующий сеанс в будущий вторник вместе с родителями. «Я им скажу, — ответила она. — Но папа вряд ли согласится». Спаситель, раскинувшись на кровати, погрузился в собственные мысли, рассеянно блуждая взглядом по заголовкам. И вдруг очнулся. Его внимание привлек заголовок, набранный крупными буквами: «Транссексуалы: предоставить время для выбора». Продолжая размышлять о сеансе, об Элле и ее двойнике рыцаре Эллиоте, Спаситель принялся читать статью, в которой о себе рассказывали дети-трансгендеры: «„И вдруг она стала расти“, — сообщил Нильс (в обычной жизни Эльза), бросив косой взгляд на свою грудь. Лицо выражало отвращение, и не было сомнений, что новые ощущения ребенку неприятны. Лейла (по рождению Кевин), напротив, очень бы хотела, чтобы у нее увеличилась грудь. И огорчалась, что над верхней губой появился пушок». Спаситель прикрыл глаза и мысленно увидел опрокинутое лицо Эллы, когда она поделилась новостью о месячных. Если бы она жила в Штатах, о ней бы сказали, что она gender non-conforming kid, ребенок, не принимающий пол, который достался ему от рождения. Автор статьи подводил итог: Франция отстает в решении такого рода проблем и предлагает только малоэффективную психотерапию…
— Папа!
Спаситель так глубоко задумался, что от оклика чуть не подпрыгнул.
— Эй, малыш! Для шуток, пожалуй, поздновато.
— Какие шутки? — Лазарь уже забрался на отцовскую кровать. — Поль хочет пригласить меня завтра к себе домой.
Он написал Лазарю номер телефона на бумажке.
— Ноль два, тридцать восемь, — с трудом разбирал Спаситель детские каракули. — А как его фамилия?
— Рошто. Это телефон его мамы. Она очень хорошая.
Спаситель почувствовал, что Лазарь его подбадривает, словно догадавшись, что папе совсем не хочется просить о чем бы то ни было незнакомую даму.
— Уже девять, звонить поздновато, — вздохнул Спаситель, набирая номер.
И действительно, это был не лучший момент, чтобы беспокоить мадам Рошто. Она уже собиралась улечься в постель, приготовила себе травяной чай из мяты с вербеной, и тут ей позвонил бывший муж и сообщил, что его новая жена беременна. Мадам Рошто едва не наорала на него прямо по телефону. Он и сейчас в свою неделю не находит времени, чтобы заняться Алисой и Полем, а тут нате вам, у него на подходе третий!
Она и сама охотно завела бы третьего — она прямо чувствовала, как ей не хватает младенческого сопения. Но животом будет гордиться не она, а глупая гусыня двадцати пяти лет! Пэмпренель! Одно имечко чего стоит! Откуда вообще такие имена берутся?! В дурном сне не приснится! Пэмпренель!
И тут снова зазвонил телефон.
— Мадам Рошто? Надеюсь, я звоню не слишком поздно? Это Спаситель Сент-Ив.
— Спаситель? — повторила мадам Рошто в недоумении, оглядываясь вокруг себя и проверяя, не появилось ли у нее в спальне какое-то крылатое создание.
— Отец Лазаря. Друга вашего Поля. Или, может быть, я ошибся номером?
— Нет-нет, — спохватилась мадам Рошто. — Извините, я была занята другим. Конечно, Лазарь… Что-нибудь случилось?
Спаситель смутился еще больше: Поль, очевидно, ни слова не сказал маме о своем приглашении.
— Ах, вот в чем дело! Узнаю Поля! Он считает, что я рентген и вижу его насквозь, — добродушно рассмеялась мадам Рошто. — Мы будем очень рады увидеть у себя Лазаря завтра во второй половине дня. В три часа вам подходит? В первой половине я веду Алису к ортодонту.
Спаситель рассыпался в извинениях и благодарностях, говоря своим самым бархатным голосом с интонациями знаменитого певца, которых сам терпеть не мог. Всего вам доброго, еще раз благодарю, это так мило с вашей стороны, да нет, что вы, мы действительно очень рады. Уф!
С той и с другой стороны положили трубки, Спаситель почувствовал облегчение, в Луизе Рошто проснулось любопытство. Смуглый Лазарь с золотистой кожей и большими светло-серыми глазами был красивым мальчиком. А его папа? Он тоже метис? У него бархатный голос. Так он белый или черный? Скорее черный. Но все-таки какой: черный-черный или кофе с молоком? А еще интересно, почему ей это интересно?
— Мам, а мам! — Алиса влетела в комнату Луизы, даже не постучавшись, хотя поднимала страшный крик, стоило матери войти к ней без стука. — Я насчет кедов «Ванс»!
С тех пор как родители развелись, Алиса только и думала, что о кедах, сумках и мобильниках, словно решила разорить своих маму и папу.
— Я знаю, они дорогие, но папа сказал, что заплатит половину.
— Ты прекрасно знаешь, всегда плачу я, папа мне денег не возвращает.
— Значит, поставь себя с ним как следует!
— Спасибо за совет. В любом случае, твой отец сейчас будет тратить деньги не на кеды. Пэмпренель ждет ребенка.
— Что?! Эта идиотка? Ноги моей больше не будет у папы! НИКОГДА!
— Вот что, Алиса! Тебе тринадцать лет, и ты будешь делать, что скажут взрослые.
— Да? А если в семье все с ума посходили?! Если никакой семьи вообще нет? Будет восемнадцать — сразу от вас свалю!
С этим грозным обещанием Алиса понеслась к себе в комнату и — шарах! — со всего размаху захлопнула дверь. «А какая была маленькая лапочка», — со вздохом вспомнила ее мать.
— Что это с Алисой? — осведомился Поль, просунув голову в дверь.
— Ничего нового. Она самый несчастный ребенок на свете. А ты мог бы меня предупредить, что позвал в гости Лазаря. Звонил его отец и, думаю, счел меня полной идиоткой. Надеюсь, твой дружок не такой невежа, как кажется…
Поль узнал все, что хотел, и предпочел благоразумно удалиться.
На следующий день за Лазарем на улицу Мюрлен зашла Николь. Раньше она была его няней, а теперь приходила помогать Сент-Ивам по средам.
Когда в доме Николь появился Спаситель со своим малышом, откликнувшись на объявление «Опытная няня готова позаботиться о ребенке», Николь не обрадовалась, поскольку, как она сказала вечером мужу, «не очень-то ей нравятся черномазые». Она была твердо убеждена, что от них плохо пахнет. Но от малыша Лазаря, когда Спаситель приносил его на руках поутру, пахло только гелем после бритья, которым пользовался его папа. Николь опасалась, что темнокожий малыш распугает всех других родителей. Но и тут она ошиблась: мамочки нашли, что Лазарь просто прелесть. В общем, в конце концов Николь признала, что Лазарь «не хуже других», и, увеличив плату для Сент-Ива на двадцать процентов, почти совсем примирилась с его сыном.
— Ну сегодня и холод! — сказала Николь, входя в кухню. — У тебя в Африке, небось, куда теплее.
— Я не африканец, — миролюбиво ответил Лазарь, трудясь над рисунком для Поля.
— Может, ты и не черный?
— Черный, но я родился на Мартинике.
— И что? Там, что ли, солнца мало?
Николь всегда умела оказаться правой. Она поставила прямо на карандаши большую черную коробку.
— Что это? — удивился Лазарь, увидев крест, нарисованный белой краской на крышке.
— Откуда я знаю? Ты только посмотри, как я вымазалась, — пробурчала Николь. — Лежало у вашей калитки, я споткнулась, чуть ногу себе не сломала.
Вообще-то это была всего-навсего обувная коробка, покрашенная в черный цвет. Лазарь хотел посмотреть, что там внутри, но Николь — она старательно мыла руки с мылом под краном — закричала:
— Не смей! Она пачкается! Отнеси ее сейчас же в мусорку!
Взяв коробку кончиками пальцев, Лазарь поставил ее на крышку мусорного бака из нержавейки и сразу позабыл про нее — пора было идти в гости к Полю.
Мадам Рошто со своими детьми, Полем и Алисой, жила на улице Льон. Она только что вернулась с дочерью от ортодонта. Дочь пребывала в мрачнейшем настроении: ей не купили не только фирменных кроссовок, но даже чехла для айфона. Луиза Рошто едва успела причесаться перед зеркалом в ванной, как раздался звонок у входной двери. Она была уверена, что мальчика приведет отец, и очень удивилась, увидев перед собой неказистую женщину средних лет.
— Мадам Сент-Ив? — обратилась она к ней.
— Вот уж нет, — обиделся Лазарь.
— Я няня, меня зовут Николь.
— Очень приятно. А меня — Луиза. Проходите, пожалуйста.
— Красивое имя, — одобрил Лазарь.
Он усвоил от папы привычку говорить людям приятное, если представляется случай.
Для мадам Рошто комплимент Лазаря был большой неожиданностью — она уже поместила мальчугана в разряд угрюмых пожирателей чужих булочек с шоколадом.
— Поль у себя в комнате, — сказала она и закричала, глядя наверх: — Поль! Поль!
— Сейчас! Я какаю, — немедленно последовал ответ.
Смущенно улыбнувшись, Луиза Рошто пригласила гостей в гостиную — просторную комнату, залитую золотым зимним солнцем.
— У вас все так и светится, — похвалил дом Луизы маленький Лазарь.
А у хозяйки перехватило горло. Да, она так и хотела: дом, полный тепла, света, красок, чтобы жить в нем дружной семьей… Но теперь она вынуждена с ним расстаться.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Поль обрушился с лестницы и кинулся обнимать друга; Луиза никогда не видела, чтобы сын так бурно радовался. Мальчуганы исчезли, будто их ветром унесло.
Вторая половина дня в среду у Луизы была свободной, и она предложила Николь выпить чашечку кофе, надеясь побольше разузнать о семействе Сент-Ив. Няня не заставила себя просить и с большим удовольствием рассказала все, что знала о Спасителе. Жена у месье Сент-Ива, «белая, белее некуда», погибла в автокатастрофе, и он через несколько месяцев уехал со своего острова.
— Он спросил, не соглашусь ли я приглядывать за его сынком, а я против черномазых ничего не имею, вот и согласилась, — прибавила она, убеждая себя и Луизу в своих добрых чувствах. — Не знаю, как вы относитесь, когда черные с белыми мешаются, но, на мой взгляд, Лазарь славненький на мордашку. Когда они не слишком черные, они ничего.
Луизу покоробил откровенный расизм Николь.
— Вот только имя у мальчика никудышное, — продолжала няня.
— Какое имя?
Поделиться книгой: