Помоги проекту - поделись книгой:
Нужно сказать, что в жизни Ричарда был свой Улисс – Филипп II Август, французский король, хитрости которого хватило бы не на одну сотню правителей. Он не бился в открытых боях, но неизменно выигрывал в политических интригах. Филипп бросил Ричарда в Крестовом походе, а после смерти Ричарда у его брата Иоанна Безземельного отобрал почти все французские владения английского дома. И при этом и Ричард, и Иоанн считали Филиппа лучшим другом, не говоря о том, что все они были братьями.
Уже современники начали создавать миф о Ричарде. Вот знаменитая «Священная война», написанная Амбруазом. Автор – участник Крестового похода – имел возможность наблюдать за действиями короля ежедневно. Но если в хронике проскальзывает что-то не слишком благородное и героическое, то Амбруаз тут же старается оправдать Ричарда, объяснить, что, дескать, не виноват он, таковы обстоятельства. Между строчками «Священной войны» проступают и безмерная вспыльчивость, и несправедливость, и жестокость короля. Например, по его приказу под стенами Аккры были казнены две тысячи пленников. Но ведь это сарацины, безбожники! И значит, такой поступок не пятнает рыцаря. Амбруаз с гордостью восклицает: «Как овцы перед волком, разбегаются перед Ричардом его враги…» И далее отмечает, как великодушен был король к своему младшему брату Иоанну. Уходя в Крестовый поход и надеясь, что брат будет вести себя прилично, Ричард осыпает его дарами щедрой рукой. Щедрость – тоже отличающее рыцаря качество… Вот такой он, прекрасный герой рыцарской эпохи.
Думаю, его знаменитый меч рассекает время надвое, и расцвет рыцарства позади. Впереди – другое время. Ричард I, этот «поющий король», как назвали его в современном романе, этот трубадур с мечом в руках и бесстрашным сердцем, – именно он знаменует начало новой эпохи.
Интересно, как складывается его образ. С одной стороны – грубиян с тяжеленными кулаками, тысячами уничтожающий врагов и не знающий к ним пощады. С другой – сладкозвучный трубадур, воспевающий доблесть, честь, щедрость и женскую красоту. Ричард совмещает в себе, кажется, несовместимые черты. Так в народном сознании складывается полновесный, яркий и вполне живой образ рыцаря.
Наделяется ли эта личность идеальными чертами? Полагаю, да. Но идеализировали его именно потому, что он был очень похож на героя. Ричард Львиное Сердце нравился своей эпохе. В нем восхищало все – внешность, происхождение, поступки. Вот она почва для рождения героя, рыцаря, легенды! И в результате именно о нем слагались лучшие народные баллады, в результате именно он стал символом отваги и благородства.
Упомянем еще о некоторых обстоятельствах, неизменно вызывающих к нему симпатию и сочувствие. По законам той эпохи было несколько причин считать Ричарда несправедливо и очень серьезно обиженным, пострадавшим. Основная причина – предательство Филиппа II. Это он во время Крестового похода коварно бросил Ричарда под стенами Аккры и без предупреждения отплыл во Францию. Фактически предал. Предательство не прощалось ни в какие времена. И пострадавший от него – уже герой. Но война продолжается. Ричард продолжает сражаться на Святой Земле, бьется неистово за Христово дело и свою славу. А потом начинаются неудачи, и он заболевает лихорадкой. И в это время приходит известие, что Филипп готовит во Франции войну против него. Ричард мечется, не зная, что предпринять. Остаться в захваченной Аккре означало потерять свою страну, во всяком случае, многовековые владения английской короны во Франции… Что, что делать? И Ричард оставляет свои войска. Так поступит через несколько сотен лет Наполеон в Египте, а потом в Москве. И Наполеона обожают, обожают до сих пор!
По дороге обратно через Европу (Ричард I пробирался в Англию инкогнито) он попадает к австрийскому герцогу, чье знамя он когда-то растоптал. Тот решает свести счеты и берет Ричарда в плен, заточив короля в замок где-то на Дунае. А крестоносца, кроме как в бою, в плен брать было нельзя. Значит – нарушены высочайшие заповеди эпохи. И выходит Ричард – опять пострадавший.
Саркофаг Ричарда Львиное Сердце. Фото репродукции
Ричард как бы исчезает, никто точно не знал, где он находится. Уже в XIII веке появляется прелестная легенда про то, как он был найден. Некий трубадур бродил от замка к замку и пел балладу, сочиненную им вместе с Ричардом. И вот у очередного замка, пропев куплет, он услышал, как кто-то под самой крышей продолжает петь. «Ричард здесь!» – понял трубадур и рассказал это в своих песнях всей Европе…
Чтобы освободить короля, полагалось заплатить огромный выкуп. В Англии начался сбор денег. А французский король Филипп II вместе с братом Ричарда Иоанном платили, чтобы его не выпускали из плена! Это известно по документам. Платили за каждый дополнительный день, проведенный королем Англии в плену. И снова молва клеймит врагов Ричарда на века – предательство, предательство! Брат, родной брат и французский король, которого они оба считали ближайшим другом, который посвящал его в рыцари, и вдруг – такое страшное коварство! Что по сравнению с этим две тысячи казненных неверных, вспышки гнева, грубость и несдержанность, которые так свойственны Ричарду…
Предательство, коварство – все это ужасно, и нет этому никакого оправдания. Но а если на минуту забыть об обидах, наносимых Ричарду то французским королем, то австрийским герцогом, то собственным братом? Какого Ричарда мы увидим? Что за поступки он совершил?
Крестоносцы осаждают Дамаск. 1138 г. Фото репродукции
Молодой человек, очень амбициозный, дважды участвовал в мятеже против отца, знаменитого английского короля Генриха II Плантагенета. В 1189 году в результате второго мятежа Генрих умер. Сразу после воцарения Ричард, обобрав Англию, отправляется в Крестовый поход, во время которого бесконечно ссорится с союзниками. Далее – перебил две тысячи заложников, оскорбил этого несчастного Леопольда Австрийского. За что? Отказался жениться на сестре французского короля – то есть публично оскорбил девушку… Хотя и здесь все не так просто и пару слов надо сказать, справедливости ради. Судя по всему, эту девушку сделал своей наложницей его отец, Генрих. Далее Ричард покидает свое войско, потому что его власти угрожает младший брат. Затем плен, выкуп, который собирали ради него, и пустая казна Англии. Меньше чем через год он начинает воевать во Франции, потому что Филипп угрожает его владениям.
И наконец, последнее. Смерть от заражения крови. Перед кончиной он назначает своим наследником… Кого? Безвольного и мало пригодного к управлению государством братца, известного негодяя Иоанна Безземельного. Зачем? Почему? Да потому, что Ричарду наплевать было на Англию. Вот Бретань – другое дело, сюда он посылает племянника, Артура Бретонского.
Что же это за человек такой – Ричард Львиное Сердце? Противоречивый, страстный, готовый на неожиданные решения. И может быть, отчасти этим привлекательный. А если говорить о предательстве, ведь и он, этот рыцарь без страха и упрека, дважды предал отца. Говорят, над этой семьей, над всеми ее членами, тяготело проклятие Мерлина, знаменитого средневекового колдуна, который как-то изрек, что пришли они от дьявола и к дьяволу же уйдут, ибо в этой семье сын будет восставать против отца, брат против брата. А если говорить об отношении Ричарда к Иоанну Безземельному, кажется, он хотел полюбить брата. Вот чем объясняется щедрый жест – передача престола Иоанну. Не то – сам Иоанн. В отношении него можно быть совершенно уверенным – никаких родственных чувств, только расчет и коварство. Это Иоанн позаботился о том, чтобы другого варианта не было в вопросе о престолонаследии. Ведь Артур Бретонский, сын Жоффруа, брата Ричарда и Иоанна, то есть их племянник, погиб при очень загадочных обстоятельствах.
Загадок немало и вокруг Ричарда. Например, после его возвращения из Крестового похода все ожидали, что он покарает, накажет Иоанна Безземельного за злодеяния. Ничего подобного он не сделал. Почему? И предательство, и история с пленом говорили не в пользу брата. И тут кроется какая-то тайна, никем не тронутая и немногими замеченная. Вряд ли любовь его к Иоанну была столь жертвенной. Тогда, быть может, он хотел сохранить образ Христова воина? Там, на войне, он был вспыльчив и гневлив, но, возможно, здесь, на родине, Ричард хотел предстать настоящим христианином, проявить гуманность?
Загадочна и смерть Ричарда. Известно, что в него попал стрелой некий рыцарь при стычке по мелкому поводу. А стрела, видимо, была отравлена. В советской литературе писали, что Ричард был убит на юге Франции «случайно пролетавшей стрелой». Хорош юг Франции, где случайно пролетают стрелы!
Нет, думаю, совсем не случайно она там пролетала. Ричард Львиное Сердце был на пороге войны с Филиппом Августом, а французский король очень боялся этой войны, он боялся и самого Ричарда, отлично понимая, как сильно ему навредил и как может тот его ненавидеть. А раз так, лучше всего избавиться от него еще до начала войны. Кто знает, как она обернется! Найти рыцаря, который был бы обижен на короля, дело нетрудное. Вот он и нашел. Стрела вернее всего действительно была отравлена. И Ричард умер, несмотря на то, что рана была совершенно неопасна.
И опять легенды. Якобы, умирая, он просил близких не наказывать убийцу. Поистине королевский поступок! Вальтер Скотт так написал по этому поводу: «Лев не питается падалью». Более того, рассказывали, что умирающий король, узнав, что этот рыцарь некогда пострадал от несправедливости, приказал отпустить его и чуть ли не дать денег. И дальше молва рассказывает, что после кончины Ричарда его приближенные, охваченные печалью и яростью, вздернули этого рыцаря. Вокруг легендарных людей всегда легенды. Он сам дает для них повод!
Как это ни печально, никакие самые точные исторические сведения конечной истины нам не дадут. Ее надо бесконечно искать, причем не только в исторических источниках. С первой половины XX века и даже точнее – с Марка Блока, великого французского историка, стало понятно, что почвой для реконструкции истины может быть и психология, и филология, и лингвистика. Стройте антропологическую историю – и тогда, пожалуй, вы поймете, насколько в ней больше жизненной полноты и правды, чем в самом добросовестном историческом исследовании! Вот почему мне кажется, что литературный взгляд на историю, при всех издержках, поправках, преувеличениях, вместе с тем дает то, чего не найдешь ни в каких документах. Даже простое сравнение Ричарда с Ахиллом, а Филиппа с Улиссом – высвечивает новую грань Третьего крестового похода, грань, которую никогда не обнаружишь ни в одном документе эпохи.
Саллах ад-Дин
Интересно, что Данте в своей «Божественной комедии», помещая Саллах ад-Дина (или, как его чаще называют, Саладина) в Ад, посылает его в самый щадящий, мягкий круг, где находятся личности совершенно особые, ни на кого непохожие, гениальные, такие, как, скажем, Цезарь, Гомер, Гораций, Овидий, Лукиан. Их единственная вина состоит в том, что они родились до рождения Христа. И вдруг вместе с ними – Саладин. Он-то родился после Христа, но главное он – «неверный»! Почему так решил Данте? Ведь у Саладина нет на это никаких прав. Может быть, гений ошибся? А может быть, просто последовал за легендой? Ведь мифы о Саладине, одни из самых изысканных, витиеватых, как восточный узор на ковре, напоминающие искусство Востока, рождались уже при его жизни.
О нем в самых восторженных и восхитительных тонах пишут не только арабские биографы, что совершенно естественно, потому что для них он – их Петр I, реформатор, истинный правитель, его всячески превозносят и христианские биографы. И получается, что образ его – это миф двух цивилизаций, случай нечастый, а может быть, и уникальный. Видимо, сама эпоха, XII век, Крестовые походы, и в ответ – та священная война, или «священный поход», как первым назвал Саладин борьбу против христиан, стали источником этих мифов. Их различная стилистика зависит от того, к какой цивилизации принадлежит тот или иной рассказ о Саладине.
Недавно вышел фильм о Крестовых походах – «Царствие Небесное», сразу же замеченный публикой и встреченный ею с большим интересом. Авторы, режиссер, актеры, операторы – все, на мой взгляд, работали очень добросовестно и создали почти идеально достоверную картину, за исключением незначительных ошибок, о которых можно и не говорить, потому что главное – достигнуто. Очень точно психологически передано, что, в сущности, каждый, кто принял участие в Крестовых походах, нес с собой свою мечту. Мечта, возможно, у всех была разная, и зависела от обстоятельств – домашних, нравственных, материальных. Но мечта была. И там, на Востоке, эти замыслы либо воплощались в жизнь, либо погибали. Романтический ореол, которым окружили потомки тему Крестовых походов, коснулся и Саладина. Третий, самый знаменитый, крестовый поход (1189–1192) начинался как «поход трех королей» – Фридриха I Барбароссы (Германия), Ричарда I Львиное Сердце (Англия) и Филиппа II Августа (Франция). А Саладин был первым, кто организовал реальную оборону и наступление против крестоносцев, пришедших из Западной Европы.
Напомню, что такое Крестовые походы. В 1095 году на юге Франции, в городе Клермоне, римский папа Урбан II обратился к христианам с призывом отправиться на Восток и освободить Иерусалим, окружающие его земли и главное – Храм Гроба Господня от неверных – турок-сельджуков. И в общем, конечно, ни он, ни другие представители Церкви не ожидали, что призыв этот всколыхнет не только воинов-рыцарей, но и самые глубины народных масс и вызовет поразительный энтузиазм. Около 100 тысяч человек, как считают современные исследователи, отправились на Восток по первому зову папы! Это очень много.
Первыми двинулись крестьяне с криком «Так хочет Бог!». Они не были вооружены и не знали, куда идут. Что же толкало их на это, мягко говоря, непростое путешествие? В речи Урбана II, блестящем экземпляре ораторского искусства, демонстрирующем неплохое знание психологии, красной нитью проходит мысль, адресованная не только рыцарям, часть которых разорялась и беднела в то время, но и крестьянам: «Кто здесь горестен и беден, там будет радостен и богат». Тысячи самых разных людей услышали папу. Помимо религиозного чувства, которое владело ими, они, уставшие от жизненных невзгод, шли за радостью и благополучием. Им казалось, что если они совершат подвиг во имя Христа, он наградит их безбедной и счастливой жизнью.
В XVIII веке, в эпоху Просвещения, как только не называли это предприятие! Самым странным примером человеческого безумия, страшной эпидемией, охватившей внезапно всю Европу… Просветители клеймили то, что для крестоносцев было целью и смыслом жизни. Время поразительно меняет многие суждения и по-новому расставляет акценты. Нам тоже важно понять ту эпоху и события, которые ее наполняли. Римский папа Иоанн Павел II в XX веке принес извинения за Крестовые походы. И это очень существенно. Потому что порыв, поднявший людей с мест и бросивший их на многие годы в пучину ненависти, зла и жестокости, стоил неисчислимых бед и страданий и европейцам, и, конечно, жителям Ближнего Востока. Личность Саладина, его качества, особенности характера и поведения проявляются особенно ярко именно во время Крестового похода. Тогда он и обретает свою славу.
Но начнем сначала. Саладин родился в 1138 году в Тикрите, небольшой деревушке посреди страны курдов на правом берегу Тигра. (Любопытно, что в этой же деревушке родился Саддам Хусейн.) По происхождению он курд. Его первое имя Юусуф, а Салах ад-дин или Саладин – это не имя, а прозвище, данное ему при рождении и означающее «благочестие веры». Интересно, что оно стало его судьбой, вело его на протяжении всей жизни. Саладин не родился правителем. Вообще мы очень мало знаем о раннем периоде его жизни. Забыв на минуту, что он курд, скажем, что он суннит и именно на суннитской версии мусульманства настаивал самым категорическим образом. Его культ в Ираке был связан именно с этим.
Его родня – не последние люди на Востоке – состояли на службе халифа. Его дядя – полководец Фатимидского халифа Нур ад-Дина. Юный Саладин не обделен вниманием родственников, которые серьезно заняты его образованием. Он изучает религию, философию, литературу, увлекается поэтами-суфиями и их идеями, например такой: «Походить на Бога, погружаться в Бога». Кажется, юношу ждет судьба интеллектуала, философа или поэта. Военные интересы не для него, и меч в его руке – вещь невозможная. Так живет он на протяжении тридцати двух лет – срок немалый, целая жизнь.
В тридцать два года Саладин начинает делать политическую и военную карьеру, а в 33 – он уже правитель Египта. Вместо тихого, поэтичного, философствующего Юсуфа прямо на глазах, совершенно неожиданно, как по волшебству, рождается полководец, политик, правитель, султан – жесткий человек действий и поступков. Чтобы не впасть в идеализацию и не последовать за Данте, посмотрим на нашего героя пристально с разных сторон.
Его «уход» от художественных и поэтических грез, в которых он пребывал большую часть своей жизни, был вынужденным. Дядюшка из семьи Айубидов, основав новую династию, буквально вытолкнул Саладина на военную службу. Почему он так поступил, сказать трудно – никакие, даже самые мелкие черты в характере Саладина не могли натолкнуть на это решение. И тем не менее, дядя поступил именно так, и человечество обрело одного из выдающихся полководцев.
Очень скоро при поддержке Саладина удалось предотвратить захват крестоносцами Египта. Этот новоявленный военный вдруг проявляет удивительные качества. Никто не ждал от него такой бешеной энергии, такой беспрекословной властности и главное – поразительной способности рождать новые идеи. Думаю, первая и главная причина молниеносного восхождения Саладина состоит в том, что вместо обороны он предложил перейти в наступление, отправиться в священный поход и раз и навсегда остановить крестоносцев. Так вопрос еще никто не ставил, защищались, оборонялись – да. Но и только. Хотя идея Саладина лежала на поверхности.
Что такое крестоносцы на Ближнем Востоке? Не будем говорить про кровавое безумие, но скажем, что их идея была в высшей степени утопической и абсолютно нереальной. Что реально могут выстроить в пустыне люди, которые понятия не имели, куда они идут и что им предстоит сделать? Хроники сохранили очень любопытные детали первых походов крестьян, называемых крестоносцами, этих орд голодных, несчастных людей, совершавших погромы на своем пути. Добравшись таким образом до Германии и увидев большой собор в Кельне, они спрашивали: «Скажите, это не Иерусалим?» Они были вне реальности, и в этом смысле то, что они хотели построить, – Царство Божие, – было скорее внутри них, чем вовне. Но и внутри не было ничего, кроме страданий, боли и отчаянья.
И вот руководителем сопротивления крестоносцам становится Саладин. Обладая умом и обычным здравым смыслом, совсем нетрудно понять, что в этой ситуации не обороняться, а завоевывать надо. И по натуре-то он завоеватель. А здесь, как говорится, сам Бог велел. Свое-то царство, отнюдь не небесное, Саладин создал путем завоеваний. Он покорил области в северной Африке, Йемен, северную часть Месопотамии, подчинил Дамаск, а потом и всю Сирию. И только потом пришел к идее священного похода.
Но Салах ад-Дин, он же Саладин, не султан. Как же стал он султаном? Вопрос что называется «на засыпку». Все, что связано с его приходом к власти, вызывает большое подозрение у специалистов. Скорее всего, власть он узурпировал. Он был назначен первым министром за свою энергию, за редкую работоспособность и за разумность в решении сложных вопросов. И хотя в Египте он оставался чужеземцем, «сирийцем» – так называли и курдов, и евреев, и представителей других ближневосточных народов, – но придворные довольно быстро стали его бояться и решили его убить. Это должен был сделать евнух, начальник гаремов султана. Говорили даже, что сам халиф ал-Адид вложил в руки слуги меч. Но… как бы мы сказали сейчас, до Саладина дошла информация вовремя, и евнух был схвачен. Он был подвергнут страшным пыткам, во время которых во всем признался.
Пытки Саладина не смущали. В те времена по отношению к врагам милосердие не являлось добродетелью. И он расправился с заговорщиками быстро и жестоко. При этом нубийская гвардия, темнокожие стражи султана (именно эта гвардия должна была подстраховывать покушение), была перебита без всякой пощады. После этого Саладину никто не смел противоречить. А султан вскоре умер. Главное – очень вовремя.
Так выдвинулся наш герой, перейдя от философии и поэзии к решительным действиям в придворной, политической и военной жизни. Все больше и больше он проявлял себя как успешный полководец, завоеватель и создатель некоего, пока довольно рыхлого государственного образования на Ближнем Востоке. Именно оно, по его соображениям, и должно было противостоять крестоносцам. Не могло не противостоять. И вот почему.
В 1096 году в ходе Первого крестового похода было создано Иерусалимское королевство, которое с некоторыми перерывами просуществовало до конца XIII века. Эта была совершенно утопическая попытка переселить часть Западной Европы на ближневосточную почву, хотя в ее реализацию было вложено много сил и энергии. Но утопическая – только на первый взгляд. Дело в том, что западноевропейскому рыцарству стало тесно в своем регионе. С конца X столетия в Европе действовал принцип майората. Это значило – все неделимое земельное владение доставалось после смерти отца только старшему сыну. А куда деваться средним и младшим? Уже с рожденья они были обделены, лишены крова над головой. Как в западноевропейской сказке: одному сыну – мельница, а другому – только кот. И не все коты оказываются волшебными. Вера в прекрасную сказку – таков был ответ массового сознания на сложнейшую жизненную коллизию.
Усыпальница Салах ад-Дина в Дамаске, Сирия. Фото репродукции
Продать свой меч, вернее себя с мечом, тоже невозможно – еще нет сильных, крепких, централизованных монархий, которым можно будет служить. Пока действуют вооруженные отряды, и в них – рыцари, лишенные наследства, средние и младшие сыновья, очень быстро превращающиеся в разбойников. Рыцарский разбой становится бичом Западной Европы. И в призыве папы Урбана II пойти на Восток могло содержаться и это стремление – умиротворить Европу. «Выпустить пар», снять напряжение, убрав наиболее буйную и активную часть рыцарства, направив ее в новые земли, – вот чего хотела западноевропейская верхушка во главе с церковью.
Иерусалимское королевство было почти образцовым феодальным государством. Во всяком случае отцы-основатели стремились сделать его таким. Был разработан свод прав, и он сохранился, – это «Иерусалимские Ассизы». Кстати, он более совершенный, чем в Западной Европе, где правила соблюдались больше по традиции, чем по закону. Цели, которые преследовали составители свода – обеспечить гарантированное поступление ренты от крестьянства. Понятно, что этнически крестьяне здесь совершенно иные, чем в Западной Европе, потому иные и традиции культуры, и сельского хозяйства, и торговли. Но было предпринято много усилий, чтобы сделать это королевство жизнеспособным и жизнестойким.
В фильме «Царствие Небесное» показано историческое событие – падение Иерусалима в 1187 году. Королем в это время был Ги де Лузиньян, представитель французской знати из Пуату. Ги вошел в историю, в воспоминания современников как неудачливый, неумелый и недальновидный правитель, который все время проигрывал в интеллектуальных состязаниях с Саладином. И причина понятна. Его окружала толпа грубых и бездарных людей, в то время как Саладин приблизил к себе умных, толковых и исполнительных. По не вполне ясным причинам Ги не руководил обороной Иерусалима, руководил ею барон д’Эбелин. Как только Лузиньян вышел с войском из города, так сразу оказался в плену. Но… Саладин его отпустил. И в некоторых арабских хрониках находится очень нестандартное объяснение этому поступку – Саладин якобы считал, что для него лучше, если во главе крестоносного воинства будет стоять слабый, некомпетентный и заносчивый правитель. В это легко поверить, потому что умен был Саладин, вот этого у него не отнимешь.
И вот Иерусалим, город, находившийся под властью христиан восемьдесят лет (а это немалый исторический срок), пал. В знаменитой «Истории Крестовых походов» французского историка Мишо – наверное, лучшей романтической версии падения Иерусалима – проникновенно описывается, какое горе испытали христиане. Вот они рыдают, целуют землю, по которой проходил Иисус Христос, идут, повторяя его крестный путь, на Голгофу. Скорбь их непомерна.
А что же победитель Саладин? Вместо того чтобы учинить резню, как это сделал Ричард Львиное Сердце, когда захватил Аккру, Саладин печально смотрит на страшную картину разрушения, как пишут все хроники, и арабские, и христианские, смотрит без всякого злорадства победителя. А потом объявляет побежденным: идите с миром и возьмите столько, сколько можете унести. Увидев, что многие несли на себе престарелых родных, раненых, Саладин был так растроган, что тут же отменил для бедняков и так сравнительно скромный выкуп за выход из города. Он нашел еще и слова ободрения для королевы Сибиллы… Умен был человек!
Но самое главное – по его приказу был сохранен Храм Гроба Господня, самая бесценная святыня всех христиан. Все остальные церкви – их было много – тут же переделывались в мечети, омывались водой с розовыми лепестками (считалось, что так будет стерта память о прошлом). Он великодушно разрешил христианам совершать паломничество к Храму Гроба Господня, правда, за умеренную плату. Но и это еще не все его благодеяния. Когда генуэзцы отказались бесплатно пускать на свои корабли беглецов из Иерусалима, Саладин и его брат заплатили за них. Что двигало им в его добрых делах? Я склонна думать, что для него не прошли напрасно его интеллектуальные штудии.
Однако как он попал на трон? Никогда не признавался открыто тот факт, что Саладин – основатель новой династии Эйюбидов. А где же старая? Известно, что Саладин, при всех его привлекательных личных качествах, о демонстрации которых заботился и он сам, и его окружение, был жесток с врагами и расправлялся с ними очень сурово. И это не вяжется с рыцарской моралью, которой он придерживался. Как свидетельствуют исторические хроники, ударом меча Саладин лично обезглавил взятого в плен барона Роже де Шатийона прямо в своем шатре. Уж этот поступок – нарушение всех рыцарских норм! Более того, кровью врага он осквернил свой шатер. Но справедливости ради надо сказать, что в Средневековье убийство врага не считалось грехом. Расправиться с противниками, жестоко наказать их – вот закон того времени. И Восток в этом отношении не сильно отличался от Запада. Меч и вера – это сочетание было вполне гармоничным в ту эпоху. В связи с этим можно вспомнить и о 230 храмовниках, рыцарях-тамплиерах, очень воинственных, обезглавленных по приказу Саладина, поскольку именно они были главной силой сопротивления восточному рыцарству. Полагаю, Саладин был убежден, что действует правильно.
Так почему же восточный кодекс чести оказался более живучим, чем западный? Думаю, тут целый комплекс причин. Во-первых, будем иметь в виду разницу путей развития Востока и Запада. Средневековая Европа – это цивилизация, ограниченная сроком жизни в 1000 лет. На Востоке понятие Средневековья в привычном смысле слова вообще не существует. Европейское тысячелетие растягивается там на время, значительно большее. А во-вторых, Востоку гораздо более свойственна эволюция в процессах социальных, экономических и духовных, нежели революция – Западу. Здесь не происходит, как на Западе, таких гигантских подвижек, скачков, переворотов, как Возрождение, Реформация, во время которых меняются коренным образом существеннейшие представления и ценности, а вместе с этим и установления нравственного порядка, такие, как рыцарский кодекс. Можно констатировать, что в Западной Европе он не дотянул до середины XV века и был окончательно изжит во время Столетней войны.
Восток эволюционирует, но при этом сохраняет традицию мощной центральной власти, по сути безграничной, поскольку халиф – это и духовный лидер, и лидер политический. В средневековой Европе короли уверены, что их власть от Бога, но с этим вечно кто-то спорит! На Востоке не спорит никто. Здесь царит полнейшая уверенность в том, что подданные и их властители слиты с божеством. Понятно, что в такой жесткой системе процессы самого разного свойства эволюционируют, меняются очень медленно. Кодекс чести относится к их числу. Но где-то к XVIII века он тоже отмирает, потому что нет ничего вечного.
Однако вернемся к истории Саладина и его антиподу Ричарду Львиное Сердце. Или другу? История с династическим браком переходит из романа в роман. В романе Вальтера Скотта «Талисман» она хорошо описана. Ричард якобы должен был отдать свою сестру то ли Саладину, то ли его брату. Версия сомнительная, так как речь шла о том, чтобы отдать христианку в жены «неверному». Думаю, это было совершенно невозможно. Идея принятия другой веры еще не пришла в мир. Вера была тем смыслом, которым руководствовались люди в жизни. И если католичка, скажем, могла перейти в православие, то мусульманину стать христианином или христианину сменить веру на мусульманскую в то время было практически невозможно. Слишком велик был водораздел, который проходил между двумя мировоззрениями. Я думаю, этот миф сотворила молва, опираясь на рыцарский кодекс. Именно этот кодекс чести объединял людей разных вероисповеданий, создавал те горизонтальные связи, при которых становились возможны любые союзы.
«Горизонтальная» близость рыцарей оказывалась подчас важнее, чем «вертикальная». Единое нормативное поведение – благородство, законы чести, поклонение красоте – все это было превыше всего. И тогда не важно становилось, кому ты служишь. Но религия, к сожалению, и в эту идеалистическую, придуманную игру вносила свои коррективы.
Чем труднее складывалась судьба Иерусалима, тем сложнее налаживались возможные связи и контакты, тем более грозным становился окрик Церкви. И рыцарство со своим кодексом и неписаными законами отступало перед вопросами, ответы на которые все время искали, словно не ведая, что они давно даны. В Библии. История эта вечна. Иерусалим вновь возвратился под власть христиан в 1228 году, но в 1244-м – опять потерян. Нет Саладина, но дело, им начатое, продолжается.
Саладин умер сразу после Третьего крестового похода. Умер естественной смертью. И сразу в его державе, как всегда после таких сильных личностей, начинаются безумные распри и отчаянная борьба претендентов на престол. Восток переживает то, что мы называем в нашей истории «феодальной раздробленностью». И чем крупнее была личность, на время державшая земли под железной своей дланью, тем ожесточеннее, безнадежнее эти распри после его ухода из жизни. Но не из Истории.
Фридрих I Барбаросса
Этот человек известен скорее своим прозвищем, чем, собственно, обстоятельствами жизни. Речь идет о Фридрихе I Барбароссе, германском императоре из дома Гогенштауфенов. Если спросить русских людей, что для них означает слово «Барбаросса», большинство скажет, что так назывался план нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. В чем дело? Почему план молниеносной волны против СССР был назван именем этого императора?
Думаю потому, что эта личность абсолютно мифологизирована в исторической науке и художественной литературе. Прежде всего, конечно, в литературе немецкой – там этот процесс мифологизации особенно заметен.
Согласно средневековому мифу, император Фридрих I Барбаросса не умер, а спит в горах Тюрингии. В день Страшного суда он возглавит воинство, которое будет противостоять Антихристу. Его внук – Фридрих II Штауфен – тоже спит, но уже в кратере Этны. Каждому народу хочется иметь своего короля Артура. Это понятно. Что еще из этого мифа существенно для нас? В народном сознании Фридрих Барбаросса превосходит самого Карла Великого, ибо именно Фридрих – лично! – канонизировал этого славного правителя. Этим он нарушил субординацию, ибо канонизировать может только римский папа. В 1165 году под восторг толпы в Аахене Фридрих I Барбаросса объявил франкского правителя рубежа VIII–IX веков святым и по этому случаю устроил самый пышный пир в истории европейского Средневековья. А в Средние века было важно, чтобы о пире знал весь мир. В 1184 году, на закате своей жизни, Фридрих Барбаросса в честь своего сына устроил близ Майнца такое пиршество, о котором долго и восторженно восклицала вся европейская общественность – от верхушки общества до простонародья.
Итак, Барбаросса велик в своих победах, от его имени дрожат враги. Но кто он таков, чтобы возглавлять борьбу с Антихристом? Или канонизировать Карла Великого? Каковы его заслуги?
Я назову имена двух исследователей, которые занимаются этой личностью. Это Марсель Пако, французский историк, который написал научно-популярную книгу «Фридрих Барбаросса». Она переведена с французского на русский в 1998 году. И это Василий Балакин, автор книги «Фридрих Барбаросса», изданной в серии «Жизнь замечательных людей» в 2001 году.
Василий Балакин пишет: «Смерть Барбароссы в Крестовом походе, пусть и не в сражении с неверными, являлась достойным завершением славной жизни». Как же было не назвать план молниеносной войны именем такого человека? Интересно, что удивительнейшим образом план «Барбаросса» при его осуществлении воспроизвел в основных контурах судьбу Фридриха I Гогенштауфена. Обратимся к биографии этого человека. Надо напомнить, что его родовое имя – Гогенштауфен – происходит от названия горы в Швабии. Он родился в 1125 году, прожил до 1190-го, германским королем стал в 1152 году, а через три года – императором «Священной Римской империи». Он поставил перед собой цель реально подчинить Италию германской короне. Говорят, что он даже заявил однажды римскому папе, что намерен восстановить великую Римскую империю во всем ее былом величии и блеске. Будем справедливы: не он затеял объединять Италию с Германией. Идея объединения Германии, Италии и некоторых других земель в «Священную Римскую империю» родилась в 962 году, когда германский король Оттон I начинает вести завоевательную политику в Италии. Интересно, что все германские правители ощущали себя римскими цезарями. Утопической идее воссоздания империи они посвящали себя полностью, без остатка, не жалея ни силы, ни денег, ни, в конце концов, жизни. Мысль, овладевшая ими, кажется такой естественной: ведь Италия – соседняя страна. Альпы, конечно, преграда, но они уже проходимы, перевалы известны. А за ними какой дивный, роскошный, богатый край – бывшее сердце Римской империи! Уже в XII веке итальянские города превратились в центры мировой торговли. Ну как их не ограбить? Соблазн невероятный еще и потому, что в Италии не было единого правителя. Кажется, приходи и бери, что и сколько хочешь.
И северные завоеватели идут сюда с мечом, гремя доспехами. А на пути – всего два препятствия. Одно – в лице папы римского, который все время маневрирует. Он то коронует этих императоров, то вступает с ними в борьбу. И второе препятствие, кажущееся сущим пустяком, – это свободолюбие жителей Италии. Да кто они такие? Плебеи. Даже на конях биться не умеют. Так думал Фридрих и на этом-то обжегся в знаменитой битве при Леньяно (1176), которая стала настоящим Сталинградом XII века. Ополченцы – ремесленники, оружейники, ювелиры, мясники, кожевники – оказались отважными защитниками своего богатства и своей свободы. Как показывает человеческая история, за свободу и независимость люди готовы умирать и драться насмерть. Так и произошло.
Начало правления Барбароссы такое же, как и у его предшественников. Он, представитель новой династии Гогенштауфенов, поставил цель покорить итальянские города. Время от времени все императоры так называемой «Священной Римской империи», возрожденной Западной Римской, приходили в Италию короноваться. По дороге, конечно, грабили и за короткий срок собирали большие богатства. Грабили они однако довольно элегантно. Входя в город, они обыкновенно спрашивали, кем недовольные горожане. А слабостью обывателей всегда было недовольство соседями. Поэтому жалоб было много и жаловались всегда. Тогда император говорил: «Ах так! Накажу!» И города подвергались полному разграблению, якобы за плохое поведение в отношении соседей. Это стало традицией. Но вот Фридрих I принимает решение: наконец полностью завоевать благословенный край. Он предпринимает несколько походов, и кажется, что цель близка. Правда, с римским папой договориться сложно, но и это императору удается. И вот в 1158 году начинается самый знаменательный поход Барбароссы. Но он сразу же встретил серьезное сопротивление в Милане. Миланцы сопротивлялись отчаянно, осада длилась месяц. Наконец город сдался.
Фридрих I Барбаросса. Средневековая миниатюра. Фото репродукции
Но Барбароссе мало этой капитуляции. Он захотел унизить побежденных (что, кстати, предусматривалось и знаменитым планом «Барбаросса», по которому должны были быть предприняты меры устрашения покоренного населения). Фридрих I заставил жителей Милана прибыть к нему в военный лагерь и пасть перед ним ниц. Император, видимо, был доволен собой чрезвычайно. Далее он собрал в Ронкальской долине так называемый сейм – представителей всех крупных итальянских городов Ломбардии по долине реки По. Местность, где проходил сейм, была плотно окружена его рыцарями, и он фактически предъявил побежденным ультиматум. В каждом городе появлялся наместник императора, называющийся подеста, городское самоуправление отменялось. Высший суд вершит сам Фридрих, и самое главное – было объявлено о регулярной подати в пользу императора. Все помнили, как капитулировали миланцы, поэтому приняли эти условия. И Барбаросса, ликующий, удалился.
Стоило ему уйти за Альпы, как Милан немедленно восстал. Темпераментные итальянцы расправились с подестом, и события стали приобретать драматический характер. И это понятно. У Барбароссы не было выхода – с Миланом надо было покончить. И он учинил расправу. Фактически в течение двух лет (1160–1162) город был в осаде. И все это время миланцы рассылали воззвания к соседним городам, надеясь, что они придут на помощь, станут союзниками. Прежде довольно дружные северноитальянские города сейчас не торопились. Не будем идеализировать средневековых горожан. Причина простая: в конце XII века торговля на севере Италии кипела вовсю, и финансовая конкуренция давала себя знать. Видимо, у соседей Милана родилась простая и неблагородная мысль – пусть Барбаросса как следует накажет этот город, и тогда в лидеры вырвутся другие – Болонья, Пьемонт, Винченца, Генуя, Венеция. Претендентов полно.
На этот раз фантазия Барбароссы превзошла саму себя. Надо было придумать что-то очень страшное. И он придумал. Расправа была чудовищна. Он приказал обратить жителей мятежного города Милана в рабство, изгнать их из родного города. Им было разрешено взять с собой лишь то, что они могли унести в руках. А Милан велено было разобрать – полностью. Дома, соборы, стены, возведенные еще в древнеримскую эпоху… Ничего не уцелело от целого города. Ну, теперь, кажется, все. Но нет, Барбароссе было этого мало. На рыночной площади он приказывает провести борозду плугом и засеять ее солью. А жителей исчезнувшего с лица земли города он распорядился провести под связанными кольями, символизирующими ярмо для волов. Так в древнем Риме поступали с побежденными, так римляне действовали в Карфагене во II веке до н. э.
Сколько же лет прошло… В Средневековье, как в Древнем Риме, был важен жест. Потому что на первых порах средневековая эпоха – это цивилизация не пишущая и почти не читающая. Жест заменял текст. И вот Фридрих Барбаросса, наказывая мятежников, как бы говорит: «Да, я настоящий римский император и с мятежным городом поступаю так, как римляне в Третьей Пунической войне» Основные реалии античной истории, хотя и сильно искаженные, а подчас наивно перетолкованные, жили в сознании средневекового человека. Он помнил знаковые фигуры прежней эпохи: Ахилла, Гектора, Александра Македонского, Ганнибала, Сципиона Африканского.
Расправа с Миланом была чудовищной. И Барбаросса остался доволен собой. Но император ушел, у него дома было много забот: борьба с крупными вассалами, которые восставали при малейшей возможности, отнимала много времени. А Альпы – хорошая преграда, благодаря им можно вести себя очень независимо. Итак, император ушел, а итальянские города объединились в мощную Ломбардскую лигу. Общая казна, общее войско и полная самостоятельность во внутригородских делах – это стало залогом успеха. Созданная Лига сильно напоминала древний Афинский морской союз.
Члены Ломбардской лиги понимали, что рано или поздно император вернется. Это был человек рыцарской эпохи. И потому он должен был вернуть себе славу победителя – подтвердить, что и Ломбардскую лигу он тоже покорит. Барбаросса вернулся. И в 1176 году встретился, опять около Милана, километрах в 20 от города, у деревушки Леньяно – теперь там музей – с войском Ломбардской лиги. Именно с этого события современная Италия ведет отсчет своей национальной истории. У нас вообще не знают этой битвы, а между тем ей посвящена одна из лучших опер Джузеппе Верди. В битве при Леньяно рыцарская конница Барбароссы потерпела сокрушительное, страшное поражение от североитальянского ополчения. У итальянцев тоже была конница, но слабая. Она разбежалась и была подавлена. Зато пешее войско, с длинными пиками, встало намертво вокруг своей знаменитой повозки короччо, где были сложены городские реликвии. Эти люди готовы были умереть за свою землю. Это важный фактор любого сражения и любой войны, и его, видимо, мало учитывал Барбаросса. Битва складывалась не в пользу немецких рыцарей. Их сбрасывали с коней обычные городские ремесленники. Упавший с коня рыцарь в доспехах весом в 30–50 килограммов был малоподвижен и без посторонней помощи подняться не мог, а находившиеся обычно при рыцарях оруженосцы разбежались или погибли. Сам император был сбит с коня. Симпатизирующие ему авторы пишут, что «он, как молния, метался, пока не убили коня…». О том, что было дальше, источники сообщают невнятно. Фридрих исчез с поля боя. А у ломбардцев остались его знамя, пика, крест и шлем. Интересно, что современные авторы мало обращают внимания на то, что это было столкновение рыцарского века с приближающимся веком новым. И горожане именно северной Италии раньше других отошли от чистого Средневековья. Они-то и воплощали будущее, эпоху буржуазии со всеми ее пороками и добродетелями. А что же с Барбароссой? Он подписывает в 1183 году в Констанце мир с Ломбардской лигой, которая признала его своим сюзереном чисто формально, а реально сохранила все свои свободы.
Барбаросса все потерял в результате поражения. И наш великий, непобедимый герой вынужден был покаяться, поклониться и поцеловать ногу папе Александру III. Видимо, эти унижения побуждают Фридриха Барбароссу в его годы (а ему шестьдесят пять лет, для Средневековья это очень много) принять крест и отправиться в 1190 году в Крестовый поход.
Фридрих I Барбаросса (в центре). XIII в. Фото репродукции
В глубину религиозности многих представителей высшей знати поверить трудно. Ритуально – да, они соблюдали положенные обряды, а принятие креста – это не только мужество, но сегодня мы сказали бы – имидж. Он должен был вернуть себе имидж. Император принял крест торжественно, на съезде князей. Огромное, стотысячное войско верит в своего императора и в его победу. Несмотря на поражение в Ломбардии и фактически признание независимости ломбардских городов. Ведь Барбаросса по природе своей завоеватель: он все время воюет, воюет жестоко, сжигает города, уничтожает жителей. То, что Фридрих I возглавил Третий крестовый поход в возрасте 65 лет, вероятно, для современников было очень важно. Войско было воодушевлено. Барбаросса соответствовал образу героя своей рыцарской эпохи – высок ростом, могуч телосложением. Светловолос и с рыжей бородой. В бою он часто проявлял себя как отважный воин. Вот она – благодатная почва для мифа.
В немецких исследованиях 1930-х годов Барбаросса всячески превозносился. В современных же книгах ему посвящается полторы странички, а его военным «успехам» – сотня страниц. Подробно освещается история покорения Италии – сколько он уничтожил городов, с кем поссорился, кого обманул. Смотрите, миф работает, он живет своей жизнью. О Леньяно все постарались забыть. В процессе мифотворчества общественное сознание, как мне кажется, умеет само с собой договориться – а именно высвечивать то, что подходит для принятого образа, и не видеть то, что диссонирует с ним.
Смерть застала императора в Малой Азии. Есть две версии того, как это произошло. Его войско с трудом продвигалось вперед. На пути – речка Салев, вдоль которой долго идут его воины. Трудная местность, пустыня. Согласно первой версии, император решил перейти реку. Ему казалось, что по другой стороне идти легче. Он решил переправиться прямо на лошади. Стояла страшная жара, но вода в горной реке была холодной. Из-за контраста температур сердце Фридриха не выдержало. Это стало причиной мгновенной смерти. Версия вторая гласит, что император благополучно переправился и на том, более ровном берегу устроил пир. Пир состоялся, Фридрих впал в такое хорошее настроение, что решил искупаться в этой горной речушке. И тот же результат – сердечный приступ. Из реки выловили мертвое тело. Но это не все. Было принято решение: захоронить его внутренности там, где он утонул, недалеко от города Тарсе – города апостола Петра. Но император мечтал быть погребенным в Иерусалиме, и крестоносцы решили исполнить волю Фридриха. Они увезли с собой его кости. Но Иерусалим тогда не был взят крестоносцами. С костями помаялись, помаялись и закопали их где-то в пустыне, недалеко от Аккры.
Существует немало изображений Барбароссы. Скульптурные портреты, его изображения на монетах. Я думаю, что все они действительно передают что-то из его реальной внешности. А в годы Первой мировой войны в Германии ему был воздвигнут монумент. Это символическая фигура огромного размера с невероятно большим мечом. Только такой исполин мог стать символом непобедимости немецкого, в скором времени арийского духа. Жизнь Фридриха I Барбароссы оказалась прекрасным материалом для рождения мифа.
Чингисхан
Каждый школьник знает имя Чингисхан. На самом деле монгольского хана звали Темучин, по-монгольски Тэмуджин. Он родился в 1155 или в 1162 году – историки не единодушны, умер 18 августа 1227-го. В 1206 году он основал Монгольское государство. Чингисхан – организатор завоевательных походов в Азию и Восточную Европу, великий реформатор и объединитель Монголии. Прямые потомки Чингисхана по мужской линии – чингизиды. Все это можно прочесть в энциклопедии. Нас же интересуют подробности его жизни. Хотя, если вы спросите, какой след оставил этот человек в истории, я, не задумываясь, отвечу – кровавый.
Монгольская статуэтка эпохи Чингисхана. Фото репродукции
Он из тех же мест, что и гунны, – какое-то поистине мистическое место в Монголии! Оттуда дважды поднимались страшные, сметающие все на своем пути силы… Завоевателей в жизни человечества было много, но ни вождь гуннов Аттила, один из величайших правителей варварских племен, когда-либо вторгавшихся в Римскую империю, ни Александр Македонский, ни Бонапарт и никто другой из многочисленных претендентов на мировое господство не отличался такой неутолимой жаждой жестокости, зверств и разрушения всего, что встречалось на пути, какая была у Чингисхана. Это была его страсть, его цель – уничтожить все, не столько взять, сколько уничтожить.
Очень страшно, что в XX веке его идеализируют и возвышают, как например, в художественном фильме режиссера Синитиро Саваи «Чингисхан: до самого конца земли и моря» (Монголия – Япония, 2007). Возможно, это какая-то тяга на генетическом уровне, на психофизическом, космическом, тяга к поклонению перед силой. Создатели фильма ищут что-то привлекательное в этой страшной личности. Ищут и находят – вот что самое печальное. Остановимся на нескольких эпизодах его жизни, которые так занимают кинематографистов. Например, на том, как он по смешному поводу убил брата Бектера – на охоте не поделили то ли рыбу, то ли маленького жаворонка. И вот из-за этого он со своим сводным братом Хасаром совершил такое злодейство. Конечно, в истории это – обычная ситуация. Каин убил Авеля из-за желания отстоять свое первенство. Но наше отношение к Каину явно отрицательное, людям всегда не нравится, когда брат убивает брата. А в фильме, и не только в нем, Чингисхан – герой. А убийство Джамухи? Да, они соперничали, но ведь были же побратимами, как же так? Если историки спорят, кто именно приказал сварить в огромном котле пленников, Чингисхан или Джамуха, то мы усматриваем в этом зверство особого свойства. Здесь явно, говоря языком Стругацких, превзойден «нормальный уровень средневекового зверства».
Что же восхищает потомков? Да, Чингисхан завоевал территорию от Индии до Средней Азии. Затем отправился в европейские степи, вторгся на территории русских земель. Все знают о знаменитой битве на Калке 1223 года. И опять особые, изощренные зверства. Победители-монголы пировали на деревянном настиле, который положили на живых еще участников сражения, прежде всего на князей и вождей, умирающих людей…
Однако одна из задач наших – попытаться восстановить обстоятельства жизни и облик этого человека (хотя на мой взгляд, человеком его можно назвать лишь условно), разобраться, что же с ним случилось и как такое могло быть. Источников о жизни Тэмуджина, Чингисхана, много. Самый главный – «Тайная история монголов, или Сокровенное сказание» («История» существует в русском переводе). Это эпическое повествование о Чингисхане и его роде написано близкими к хану людьми в середине XIII века, примерно через 13 лет после его смерти. Записанная на монгольском языке китайскими иероглифами (к тому времени монголы еще не создали своей письменности) рукопись предназначалась только для членов рода и хранилась в царской сокровищнице. Существует много ее переводов, в том числе и на русский язык. Интересно, что найдена была эта «История» русским китаеведом Палладием Кафаровым в 1866 году. Отец Палладий, в миру Петр Иванович Кафаров (1817–1878), был человеком напряженной духовной жизни, талантливым ученым, членом тринадцатой Русской Православной миссии в Пекине. Он является создателем китайско-русского словаря и транскрипционной системы. Найденную им «Историю» он же и перевел на русский язык.
Поделиться книгой: