– Вас что-то беспокоит?
– По правде говоря – да. Мне все время кажется, что вот-вот откуда-нибудь выскочит покойный герцог Филип и его мерзкий врач с камергером.
– Право, что за ребячество! Он давно умер, да и после острастки, устроенной ему… вашим героем, вряд ли был способен на какую-либо подлость.
– Мой герой, – усмехнулась Агнесса, – увы, он уехал далеко-далеко, там женился и…
– Уехал еще дальше, оставив жену и детей, – продолжила Катарина.
– Ты злая, Като!
– Злая? Вот уж ничуть! Просто я привыкла реально смотреть на вещи.
– И что же тебе подсказывает твой взгляд?
– Что вашей светлости стоит перестать жалеть о том, чего у вас никогда не было, и заняться более насущными проблемами.
– О чем ты?
– О вас, моя княгиня, только и исключительно о вас! В самом деле: вы еще молоды и красивы, у вас есть титул и состояние, и вы вполне можете найти свое счастье в новом браке. Во всяком случае, попытаться!
– Ты же знаешь наши обстоятельства…
– И ничего я не знаю! Ваш сын уже не младенец, и нет никакой необходимости кудахтать над ним как наседка.
– Но наши враги…
– У вас был один-единственный враг – герцог Филип Набожный, но он скончался, упокой Господи его черную душу! Младшие братья никогда не разделяли его предвзятого к вам отношения, и, полагаю, не станут противиться вашему новому замужеству, при условии соблюдения прав маленького Иоганна Альбрехта.
– Мой сын – единственный наследник герцогского трона Грифичей! – отчеканила в ответ княгиня, в которой проснулась кровь Асканиев.
– О, я смотрю, у вашей светлости большие планы… – удивилась госпожа фон Нойбек, – раньше вы не вспоминали об этом обстоятельстве.
– Раньше я не часто виделась с родней мужа, а посмотрев на них всех вместе, кое-что поняла.
– И что же?
– Мой сын будет единственным наследником правителя всей Померании, и потому моя репутация должна быть безупречна!
– Но Ульрих еще может…
– Като, не смеши меня, ты же его видела!
– Гхм…
Молодые женщины обернулись, и с некоторым замешательством увидели принца Ульриха, очевидно, только что подошедшего. Тот явно слышал, что говорят о нем, хотя вряд ли понял, что именно. В лицо Агнессе бросилась кровь, а вот Катарина не растерялась и тут же бросилась в атаку:
– Ваша Светлость, – склонилась она в реверансе, – какой приятный сюрприз, а мы как раз говорили о вас!
– Вот как, – растерялся Ульрих, – но…
– Как же, как же, ведь вы много путешествовали, учились в университете…
– В двух…
– Поразительно! А вот мы с Агнессой, к несчастью, нигде не были, кроме Анхальта и Померании. Вы должны непременно нам все рассказать!
С этими словами госпожа фон Нойбек сделала шаг в сторону, да так удачно, что принц Ульрих, продолжая следить за собеседницей, повернулся, оказавшись рядом с княгиней.
– Право, я не слишком хороший рассказчик…
– О, мы совсем не избалованы хорошими рассказчиками, к тому же я уверена, что Ваша Светлость наговаривает на себя!
– Но…
– Ой, какая досада!..
– Что случилось? – встревожился принц.
– Я совсем забыла – у меня есть неотложные дела, но вы непременно должны рассказать все Агнессе, а она потом расскажет мне.
– Но удобно ли…
– Удобно, Ваша Светлость, она же вам почти сестра! Все, я убегаю!
Ошеломленный натиском Ульрих остался один на один с княгиней и лишь хлопал в недоумении глазами. Видя его замешательство, Агнесса мягко улыбнулась и попросила мелодичным голосом:
– Дорогой брат, расскажите мне об Италии.
– С восторгом… – пролепетал принц, – вы позволите предложить вам руку?
– Более того, я настаиваю на этом! – с самым серьезным видом отвечала она.
Катарина фон Нойбек осторожно выглянула из-за угла и, увидев, что принц и княгиня идут под руку, с удовлетворением вздохнула. «Эта семейка меня доконает!» – подумала она, и решительно направилась к отведенным им покоям.
Впрочем, совершающих променад молодых людей видела не только она. Герцогиня Клара Мария, стоящая у окна, тоже заметила эту странную парочку и удостоила самого пристального взгляда. Пошевелив губами, как будто что-то пережевывая, она какое-то время рассматривала их, затем услышала шум и, обернувшись, спросила:
– Что там еще?
– Ее королевское высочество просит вас принять ее, – ответила камеристка, – вы позволите нам с Марией удалиться?
– Хорошо, Марта, ты можешь увести дочь, однако сама будь неподалеку. Полагаю, мне надо будет продиктовать несколько писем после разговора с невесткой.
– Как прикажет Ваша Светлость.
Камеристка сделала книксен и собиралась выйти, но герцогиня окликнула ее:
– Марта…
– Да, госпожа герцогиня.
– Девочка моя, я хочу, чтобы ты знала… я люблю всех своих внуков, хотя и не всех могу так назвать.
– Вы так добры…
– Вовсе нет, моя дорогая, однако я намерена всем им устроить будущее. Помни об этом, а теперь ступай.
Едва она вышла, как дверь в комнату отворилась и в нее зашла Катарина Шведская в сопровождении двух дам.
– Вы позволите, матушка? – ровным голосом осведомилась она.
– Сделайте одолжение, ваше королевское высочество, – с достоинством отвечала ей свекровь, – я всегда рада видеть вас и своих внуков.
– После нашего последнего разговора у меня сложилось иное мнение…
– Простите, милочка, но я уже стара, и у меня осталось мало времени. Именно поэтому я частенько говорю людям то, что думаю, а не то, что они хотят услышать. Это привилегия старости.
– Однако вы обвинили меня…
– В неисполнении супружеских обязанностей?
– Матушка, я бы попросила!..
– Дорогая моя, а нет ли у вас поручений для ваших дам? – прервала возмущение невестки герцогиня.
Катарина обернулась к своим приближенным и выразительно посмотрела на дверь. Дождавшись, когда они, сделав реверансы, выйдут, Клара Мария продолжила:
– Садитесь рядом, ваше королевское высочество, и извольте выслушать все, что я вам скажу. Когда ваш покойный батюшка, король Карл, пожелал выдать вас замуж за моего сына, это был, давайте говорить прямо, мезальянс! Вы – королевская дочь, а Иоганн Альбрехт – всего лишь мелкий германский князь, каких в Империи хоть пруд пруди. Разумеется, он оказал немалые услуги вашему царственному отцу, но никто не мог ожидать, что награда окажется столь велика. Однако с той поры ситуация очень изменилась. После смерти моих несчастных племянников, мой сын унаследовал их земли, и теперь вы герцогиня не в маленьком и бедном Стрелице, а в больших и богатых Шверине и Гюстрове…
– Я не бесприданница… – попробовала возразить Катарина.
– …более того, Иоганн Альбрехт был выбран на престол хоть и далекой, но обширной страны, – продолжала Клара Мария ледяным тоном. – Так что ваш долг, сударыня, быть рядом с мужем! И я не вижу ни одного обстоятельства, которое могло бы вас извинить.
– Боюсь, ваши упреки несправедливы, матушка. Мой муж сам покинул меня, отправившись на войну, с которой так и не вернулся.
– Какой вздор! На эту войну его отправил ваш брат, король Густав Адольф.
– Да, он счел, что таланты вашего сына помогут получить этот престол моему несчастному брату, однако никто не ожидал, что Иоганн Альбрехт сам усядется на московский трон.
– Уж не хотите ли вы сказать, что в смерти Карла Филипа виноват мой сын?
– Нет, конечно, но…
– Тогда к чему вы мне рассказали все это? Повторяю, обстоятельства изменились, и теперь вам следует побеспокоиться, чтобы столь удачно занятый трон достался со временем вашему сыну.
– Но от меня требуют отречься от веры отцов…
– Насколько я знаю, дорогая моя, от вас пока никто ничего не требовал. Вам всего лишь сказали, что такая необходимость может возникнуть. Если бы вы сами отправились в Москву, то, вполне возможно, вам удалось бы сохранить свое вероисповедание, раз уж оно столь дорого вашему королевскому высочеству.
– Но мой сын…
– Ваш сын – наследник престола, и должен быть рядом с отцом! Изучать своих будущих подданных и приучать их к мысли, что именно он их будущий господин! Искусство правителя совсем не так просто, как кажется на первый взгляд.
– Вы, конечно, правы, матушка. Но дело в том, что мой сын еще и наследник шведского престола, по крайней мере, пока у моего брата нет детей.
– Вот как?
– Да, об этом не объявляли открыто, но завещание составлено, и именно поэтому Карл Густав получил титул герцога Вестгётландского.
– Вот уж не слышала, что род Ваза пресекся!
– Мой брат не желает, чтобы трон мог достаться католикам, если с ним что-то приключится.
– Если бы ваш брат меньше занимался всяким вздором, то у него давно был бы свой наследник. Ведь он ровесник моего сына!
– Риксдаг никогда не согласится на его брак с Эббой Браге, а сам он не желает никакой другой жены.
– Я была лучшего мнения о вашем брате. Немецкие княжества просто переполнены потенциальными невестами. Это самый ходовой товар в Империи. Так что ваш брат вполне может жениться, дать стране наследника, а уж затем сколько угодно любить эту самую Браге или еще кого.
– Я смотрю, вас совершенно не смущает мужская распущенность, – поджала губы Катарина.
– Если ваше королевское высочество говорит о моем сыне, то вы понятия не имеете, что такое распущенность! Вот его отец – тот действительно был распущенным, а мой Иоганн – просто ангел на его фоне.
– А плод его греха вы приблизили в качестве доказательства его нравственности? И теперь привезли, чтобы больнее уколоть меня!
– Когда родилась эта девочка, вы еще не были даже помолвлены. Да, я питаю слабость к этому ребенку и принимаю участие в ее жизни, тем более, что другие внуки не слишком часто навещают меня.
– Простите, матушка, но мне так тяжело видеть ее… А тут еще эта Агнесса Магдалена…
– Дочери и сестре короля недостойно прислушиваться к сплетням! А сомневаться в законном рождении моего племянника – низко! Да, мой сын гостил у бедняги Георга, перед тем как с ним случилось несчастие, однако сразу после похорон покинул Дарлов и более никогда туда не возвращался. Так что ваши подозрения абсолютно беспочвенны.
– Может быть, может быть… однако я со страхом думаю, как мой муж ведет себя в Московии…
– И чем дольше вы туда не едете, тем больше у вас будет оснований для беспокойства, дорогая моя! Так что бросьте глупые мысли и как можно скорее поезжайте к своим новым подданным.
– Я боюсь.
– Что?..
– Я боюсь за своего сына. Мне предсказали, что мой сын умрет так же, как несчастный Карл Филип, если ступит на палубу корабля до совершеннолетия!
– Но Швеция за морем…
– Ни я, ни мой сын ни разу не были в Швеции со времени этого ужасного предсказания.
– Вы меня с ума сведете! Как можно верить в такой вздор?
– Я боюсь.