Уборщица быстро шла по проходу между кресел в сторону сцены. Апрель остановился, оглядываясь по сторонам, любуясь, как поблескивает в полумраке позолота отделки. Ему вдруг очень захотелось оказаться здесь во время спектакля, усесться, как обычный зритель, желательно в первом ряду, и посмотреть от начала до конца какую-нибудь классическую пьесу, например из тех, что были написаны великим драматургом, тем самым, чья бронзовая фигура сидела в кресле у входа… Или оперу. Или просто концерт хорошей музыки…
– Идем, идем, чего застыл! – ткнул его в бок Озорник. – Сейчас повеселимся!
Без особой охоты Апрель последовал за ним. Женщина тем временам ненадолго исчезла из виду и вдруг показалась на авансцене. Встала прямо в овальное световое пятно от софита, приняла позу, сцепила руки в замок, картинно повернула голову в косынке… и вдруг запела несильным, но приятным голосом арию Лизы из «Пиковой дамы»:
– «Уж полночь близится, а Германна все нет…»
Пела она с душой, но фальшивила при этом невероятно.
Апрель недоуменно взглянул на своего товарища:
– Зачем ты это сделал?
Тот хихикнул в ответ:
– А разве это не забавно?
– По-моему, нисколько.
Женщина на сцене вдруг, как будто услыхав их, прервала пение на полуслове, испуганно огляделась вокруг, точно не понимая, где она находится и как сюда попала, и поспешила прочь в темноту.
– Ну вот, ты мне все испортил! – недовольно пробурчал Озорник, проводив ее взглядом. – Какой же ты все-таки зануда, Апрель, хоть и мой друг, а зануда… Послушай-ка, а может, эта моя «женщина, которая поет», ну, эта уборщица, и есть твоя подопечная? Ты заметил, она ведь одна, у нее нет хранителя?
– Тогда бы она меня увидела, – сухо возразил Апрель, который все еще был сердит на друга.
– Да ладно, брось ты! Ничего плохого я не сделал, даже наоборот! Ты только посмотри на нее! Она уже немолода, некрасива, жизнь у нее не сложилась… Тяжелая и скучная работа – ее даже в Большой театр уборщицей не взяли, только в Малый! – дома пьющий муж и оболтусы дети… – Он одним махом перелетел из зала на сцену, встал там в эффектной позе и продолжал свою речь, комически подражая напыщенным театральным интонациям. – А внутри у нее, оказывается, скрыт талант. В душе она, быть может, Обухова, Нежданова или Образцова… И я, только я могу помочь ей этот талант раскрыть! Ведь этот жест прикосновения к людям и дан нам затем, чтобы мы разбудили в человеке лучшее. Неужели ты сам никогда им не пользуешься?
– Конечно, пользуюсь! – отвечал молодой ангел, припомнив недавнюю сцену в ГУМе с голубоглазым малышом и его рыжеволосой мамой. – Но совсем в других целях. Прикосновение существует, чтобы делать добро. У нас ведь вообще очень много возможностей, но мы имеем право пользоваться ими только для того, чтобы помочь кому-то. А чем ты помог этой женщине? Разве она от этого стала счастливее?
– Ладно, проехали… – Озорник покинул сцену и снова очутился рядом с другом. – Полетели со мной, я тебе еще кое-что покажу!
Апрель недоверчиво покосился на него:
– Что ты еще задумал? Опять хочешь посмеяться над кем-то?
– Да нет, не бойся. Это совсем другое…
Он схватил своего друга за руку и потащил за собой – прочь из Малого, в соседнее здание Большого театра, где после завершения реконструкции началась реставрация, куда-то наверх, все выше… Остановился и гордо, будто хвастался своей собственностью, произнес:
– Вот, гляди!
– Что это? – Апрель недоуменно озирался. Его взору предстали колокола – множество колоколов, всех размеров и мастей, от совсем маленьких, немногим больше его фонарика, до огромных, чуть ли не вдвое превосходящих человеческий рост.
– Звонница. Ты же, когда был в зале, думал о том, что хочешь посмотреть спектакль или концерт. Так я тебе сейчас обеспечу настоящий концерт. Сейчас сыграю. – Озорник протянул сразу обе руки к веревкам, свисавшим с языков.
– Нет-нет, что ты, не надо! – испугался Апрель.
– Ты что, сомневаешься в моих музыкальных способностях? – обиделся его друг. – Ну и напрасно! Я отличный звонарь. Специально в Суздаль летал, учился у лучших мастеров.
– Что ты, я совсем не об этом! Просто нас могут услышать…
– Да кто услышит? Ты же видел – тут идет ремонт, представлений нет, а время позднее, работяги все уже разошлись…
– Но вдруг кто-то остался?
– А хоть бы и остались – ну и что? Пусть слышат. Спишут на Призрака оперы. Благодаря мне тут почти все уверены, что в Большом и Малом театрах водятся привидения. – Он захихикал. – До чего все-таки смешные эти люди! Верят в каких-то духов, в живых мертвецов…
– Вот именно из-за таких наших шалостей и верят, – буркнул Апрель.
– Ладно тебе, шалим-то все-таки больше не мы, а конкуренты… Ну что, давай я тебе сбацаю, а? Из «Хованщины»?
– Нет, право, не стоит! – Апрель прислонился к стене, любуясь колоколами, которые искренне считал одним из самых удивительных творений человека. Ему так нравились звоны, что, перемещаясь по городам России, он специально заглядывал в монастыри и наслаждался музыкой. Но при этом, конечно, никогда не забывал о главной своей задаче.
– Да брось ты хандрить! – сказал, прерывая паузу, Озорник. Не разговаривать больше пяти минут ему было просто не по силам. – Ну подумаешь, – он пихнул приятеля в бок, – делов-то – не нашел своего подопечного. Как будто, кроме этого, тут, на Земле больше нечем заняться! Знаешь, теперь, когда мы встретились с тобой, все у тебя пойдет по-другому! Мы будем вместе проводить время и постараемся разнообразить скучную жизнь ангелов на Земле…
– Нет, извини, – покачал головой Апрель. – Мне с тобой не по пути. Если тебе нравится играть в «Призрака оперы» и заставлять уборщиц петь, забросив где-то своего подопечного, – это твое дело. А у меня есть свои дела. Я должен искать своего подопечного. Может быть, прямо сейчас он бродит где-то рядом – а я тут теряю с тобой драгоценное время на всякие глупости. Так что пока, может быть, еще увидимся!
И прежде чем его друг успел что-то сказать, Апрель покинул здание Большого театра, вылетев через стену на улицу. А Озорник только грустно посмотрел ему вслед.
Сначала он решил, что все-таки «сбацает» что-нибудь на колоколах, потянулся было к веревкам – но потом остановился и только рукой махнул. А затем, пробормотав что-то себе под нос, тоже полетел прочь.
Если бы Апрель знал историю своего друга, наверное, он вел бы себя с Озорником совсем иначе. Но он понятия не имел, что у того произошло…
Двадцать лет назад приятели прибыли на Землю вместе. Им предстояло оберегать души, появившиеся на свет в один год, в один месяц и в одной стране, только в разных областях. Апрель был «командирован» на Урал, а Озорнику выпало отправиться в Москву. Здесь, в одном из старых домов в престижном районе Кутузовского проспекта, и появилась на свет девочка, которой родители дали имя Алина.
С первых дней жизни маленькой Алине удивительно везло во всем. Казалось, она относится к тем людям, которых называют баловнями судьбы. Ее отец, талантливый молодой предприниматель, владел фирмой по продаже немецкой сантехники, не слишком крупной, но с солидной репутацией и уверенно держащей свои позиции на рынке. Мама Алины получила педагогическое образование и несколько лет проработала учителем русского языка и литературы в гимназии, но после рождения дочки уволилась, решив полностью посвятить себя воспитанию ребенка. Девочка была не только обеспечена всем необходимым, более того – имела почти все, что может пожелать ребенок в ее возрасте. Папа с мамой, дедушки и бабушки с обеих сторон и многочисленные дяди и тети – все души не чаяли в малышке. Однако при этом, как ни удивительно, Алина не стала ни избалованной, ни капризной, ни эгоистичной. Она росла доброй и чуткой девочкой, жалела всех на свете и готова была помогать каждому, кому, по ее мнению, было плохо.
В два с половиной года Алина уже знала все буквы и цифры, в три с половиной умела читать и считать до ста, к пяти уже сама прочла целую гору детских книжек, а когда в шесть лет и четыре месяца ее привели записываться в школу, учительница сказала, что с таким, как она выразилась, «багажом» малышке, что называется, будет нечего делать в первом классе – всю программу она уже знает.
Словом, Алина могла бы считаться идеальным ребенком – если бы не была такой подвижной и непоседливой. Энергии в этом маленьком человечке было столько, что ею, казалось, можно было бы бесперебойно снабжать целый район со всеми его жилыми домами, магазинами, школами и больницами. Крошечная Алька начала ползать гораздо раньше, чем обычные дети, и сначала, еще до года, научилась бегать и только потом, спустя несколько месяцев, ходить как все нормальные люди. Родители, шутя, признавались: «Такое чувство, что у нас не одна дочка, а по крайней мере десяток детей! Она носится по квартире с такой скоростью, что мы не успеваем за ней следить. Только что пыталась покачаться на занавеске в спальне – бац, она уже в кухне и сидит на двухметровом холодильнике. Как только она туда забралась и когда успела?»
Надо ли говорить, что молодой ангел-хранитель обожал свою подопечную не меньше, а может быть, и больше, чем вся многочисленная родня! Конечно, ему хватало забот с Алиной – ведь, если кто-то не знает, именно ангелы так тщательно берегут детей в первые годы их жизни, отводя от них порой такие несчастья, что взрослые только диву даются. Как так получилось, что годовалый ребенок свалился с лестницы и почти не пострадал при этом? А так и получилось, что ангел-хранитель, который, в отличие от взрослых ротозеев, не отвлекается и всегда начеку, успел подхватить малыша. Конечно, бывают и исключения, но они, к счастью, редки. И потому каждый родитель может вспомнить случай (а то и не один) из детства своего отпрыска, когда тот был в большой опасности и только чудом не пострадал – но он, родитель, как правило, даже не догадывается о том, что обязан спасением малыша его ангелу-хранителю. Пока ребенок мал, его хранитель, только недавно прибывший на Землю отдохнувшим и полным сил, очень тщательно оберегает его. Но потом, со временем, и ангелы устают (они ведь тоже живые существа!) и могут потерять бдительность. Именно об этом и говорит мудрая пословица: «На Бога надейся, но и сам не плошай!»
Итак, Алина обожала подвижные игры и веселые розыгрыши. Вместе со своей подопечной ангел-хранитель с удовольствием изобретал разные безобидные проказы, не уставал благодарить Небеса за то, что ему досталась такая замечательная подопечная, и дни и ночи мечтал о будущем своей Альки – самом прекрасном, самом светлом, самом чудесном будущем.
Шли годы. Из хорошенькой шаловливой хохотушки Алина постепенно превратилась в красивую девушку. Она давно уже не носилась целыми днями взад и вперед по квартире, но по-прежнему любила все, что связано с движением, скоростью, риском, экстримом. Девушка занималась многими видами спорта, от серфинга до фристайла и паркура, гоняла по горам на маунтинбайке и по воде на гидроцикле. На восемнадцатилетие папа преподнес любимой дочке, к ее восторгу, новенький «Харлей». Бедный отец даже не подозревал, чем обернется такой подарок…
С самых юных лет Алина пользовалась большим успехом у мальчиков. Они обрывали ей телефон и постоянно стучались в «аську», зафлуживали ее личные страницы «вконтакте» и в «одноклассниках», провожали домой и засыпали цветами в день рождения и просто так, без всякого повода. Долгое время Альку это только развлекало – она не увлекалась парнями, у нее всегда находилось множество других интересов. Но это, конечно, только до поры до времени. Разве можно прожить жизнь без любви? Нельзя, да, наверное, и не стоит… И в один прекрасный день, будучи на третьем курсе института, Алина влюбилась. Влюбилась глубоко, безответно и безнадежно в своего преподавателя Илью Владимировича, старше ее на восемь лет, счастливого мужа и отца новорожденного сынишки.
Алина молча страдала от неразделенной любви, и ангел-хранитель страдал вместе со своей подопечной и уже начал подумывать о том, нет ли способа воздействовать на преподавателя. Семья семьей, но в жизни бывает всякое… Если Илья полюбит Алину, его жена и ребенок, конечно, пострадают, но зато Аля будет счастлива…
Но этим планам не суждено было реализоваться. В Книге Судеб была предопределена другая, куда более трагическая развязка этой истории. Однажды ночью девятнадцатилетняя Алька, томимая сердечной тоской, привычно оседлала свой байк и помчалась на бешеной скорости по подмосковным дорогам. Ей, конечно, и в голову прийти не могло, что каждый раз, когда она это делала, ее сопровождал сидящий сзади ангел-хранитель. Но в тот раз он ненадолго отвлекся, потому что встретил давнюю знакомую – ту самую белокурую Снежинку, которую так часто дергал в школе за косички. Подопечный Снежинки как раз проезжал мимо по тому же шоссе на своем автомобиле – и, конечно же, ангелы, увидев друг друга, остановились поболтать. А Алина на своем мотоцикле помчалась дальше и, сама не зная зачем, свернула с основной трассы на узкую проселочную дорогу.
Было начало октября, ночи уже по-осеннему темные, но деревья пока не сбросили листву. Дорога, огибавшая густой лес, была плохо освещена, и Алина слишком поздно увидела автомобиль, внезапно появившийся из-за скрытого за лесом поворота. Столкновения было не избежать – и мотоцикл, и машина, пользуясь ночной пустотой на дороге, мчались с огромной скоростью. Автомобиль сильно пострадал, но водитель остался цел. Алина выжила, но состояние ее врачи называли критическим. В Институте Склифосовского, куда ее доставили, сделали все возможное, но в сознание она так и не пришла.
Первое время Озорник дни и ночи проводил у постели своей подопечной, хлопотал не меньше, чем безутешные родители Алины, ломая голову, что бы еще предпринять, чтобы спасти девушку. Но шли дни, сливаясь в недели, недели складывались в месяцы – и со временем ему стало понятно, что все его усилия напрасны. Он, ангел-хранитель, уже никак не мог повлиять на ход событий, судьба его подопечной решалась теперь Наверху. Врачи говорили, что помочь ей может только чудо, надежды на то, что Алина когда-нибудь придет в себя, у них почти не было. А у Озорника просто не было сил постоянно находиться в больнице около Алины. Глядя на ее безжизненное лицо, которое выглядело таким же бледным, как белоснежное постельное белье, он испытывал где-то внутри сильнейшую боль, которую люди назвали бы душевной. И оттого часто улетал из больницы, мотался по белу свету, затевал всевозможные проказы и сам себя уверял, что так ему как-то легче было справляться со своим горем.
Если бы Апрель знал об этом, он бы, конечно, повел себя с приятелем совсем по-другому. Но Озорник ничего ему не рассказал. Сам не знал почему. Не рассказал – и все.
Глава третья,
Вылетев из Большого театра, Апрель остановился посреди тротуара, раздумывая, куда ему отправиться дальше. В другой город, район, страну? Или остаться пока в Москве?
Вечер уже близился к тому моменту, когда еще немного – и его уже можно будет назвать поздним. На окраинах города, в так называемых «спальных районах», их обитатели к этому часу уже вернулись в свои квартиры, где их дожидались наряженные елки. Люди стряхнули снег с пальто и шапок, сунули ноги в уютные тапочки, переоделись в домашнее, поужинали картошкой с котлетами и коротали предпоследний вечер года в праздничных хлопотах или в просмотре то и дело прерываемых новогодней рекламой сериалов про злобных бандитов и доблестных служителей правопорядка. Но в центре Москвы жизнь продолжала кипеть – еще работали магазины, в ресторанах и кафе были заняты все столики, в театрах и концертных залах заканчивались спектакли и рождественские представления.
Ангел огляделся по сторонам. Прямо перед ним, на противоположной стороне Петровки, сверкал огнями ЦУМ. С того места, где стоял Апрель, хорошо были видны высокие, украшенные бордовыми и золотыми шарами витрины и стоящие в них манекены. Точно так же, как и ангел, они застыли на своих местах, наблюдая происходящее, и ему вдруг подумалось, что манекены – это какой-то отдельный мир, особняком стоящий рядом с миром людей и миром ангелов. «Может, в них вселяются души навсегда «стертых» ангелов? – подумал он. – Да нет же, глупости какие, у нас ведь нет души… Но тогда, может быть, в них живут души людей, так и не обретшие покоя?»
Он перелетел через улицу и приблизился к магазину. Близилось закрытие, и из всех дверей выходили элегантно одетые посетители с большими и маленькими фирменными черно-оранжевыми пакетами в руках и, прячась от снегопада, быстро укладывали покупки в багажники или на задние сиденья автомобилей. Дверь центрального входа им открывал швейцар в ливрее тех же фирменных цветов. Рядом с ним, невидимый ни для кого, кроме Апреля, застыл его хранитель, пожилой ангел, одетый в элегантную фрачную пару.
Апрель смотрел на людей, но не упускал из виду и их сопровождающих. К его радости, за большинством из поздних покупателей следовали ангелы-хранители, но немало было среди мужчин и женщин и таких, кто был окружен демонами. У двоих мужчин, молодого и пожилого, вовсе не оказалось сопровождающих – но, как Апрель ни пытался встать перед ними, они не заметили его и прошли мимо.
«Значит, и этот не мой… – привычно отметил про себя ангел. – И этот тоже меня не видит…»
Тут он улыбнулся: из центрального входа показались его давнишние знакомые – юные подружки, нагруженные покупками, точно навьюченные лошадки.
– Ну наконец-то выбрались! – сказала та, что поменьше ростом. – Это же надо – столько магазинов за один вечер обойти!
– А платье мне так и не купили, – сокрушалась та, что повыше.
– Интересно, на что бы мы его купили? Ты еще в ГУМе все деньги потратила! Впрочем, этого и следовало ожидать… Идем уже, а то я просто с ног валюсь!
И они заспешили в сторону станции метро «Охотный Ряд», а следом за ними заспешили их ангелы – такие же веселые, хорошенькие и модные юные красотки, как и их подопечные. Апрель с удовольствием поглядел им вслед, но когда эта милая компания скрылась из глаз, он опять заскучал и от нечего делать продолжал рассматривать прохожих. Вскоре его внимание привлекла девушка, облаченная в так называемый «бутерброд» – рекламные щиты с надписью «Печати и штампы за час. Цены умеренные». Одетая в старенькую кургузую курточку с капюшоном, отороченным потертым искусственным мехом, в изрядно потрепанные дешевые джинсы и холодные осенние ботинки, девушка взад и вперед бродила по улице и нервно поглядывала на часы. Она тоже была
Девушка неторопливо дошла до Малого театра, потом так же медленно вернулась, остановилась у перехода, сердито потерла ладонью вздернутый носик, увидела, что для машин загорелся желтый свет, и, не дожидаясь, пока на светофоре для пешеходов появится зеленое изображение идущего человечка, шагнула на мостовую. Но как раз в этот момент с Петровки в сторону Театральной площади мчалась на предельно допустимой скорости черная иномарка. Ее водитель, видно, решил, что успеет проскочить на желтый сигнал, но не рассчитал и оказался на переходе одновременно с девушкой, слегка задев ее крылом. Удар был несильным, но девушка отпрянула назад и, то ли не удержав равновесия, то ли поскользнувшись, неловко упала на тротуар. Попыталась подняться, но рекламные доски, висевшие у нее на груди и спине, помешали ей это сделать. Она стала вставать, но правый ботинок заскользил по льду, щит потянул ее назад, и девушка вновь растянулась на снегу.
– Ну чего уставился? – прикрикнула она на наблюдающего за этой сценой ангела. – Нет чтобы помочь!..
– Вы это… мне? – Апрель не поверил своим ушам.
– Да тебе, тебе, кому же еще!
– А вы что же… видите меня?
– А я что – слепая, по-твоему?
– Этого не может быть… – Он был просто ошеломлен.
– Идиот! – сердито отвечала девушка, которой все-таки удалось встать на ноги. – Ну просто полный кретин!
Тем временам владелец иномарки, у которого, видимо, еще сохранились остатки совести, решил все-таки посмотреть на потерпевшую. Машина притормозила и дала задний ход. Владелец приоткрыл затемненное окно, высунулся, услышал слова девушки и, разумеется, принял их на свой счет – ведь он же не видел стоящего рядом с ней ангела.
– Заткнись, шалава! – рявкнул он. – Сама виновата, нехрена под колеса лезть!
– Козел! – выкрикнула в ответ девушка, уже явно обращаясь к хозяину машины, а не к Апрелю, и, сорвав свой «бутерброд», со всей силы шарахнула им по блестящему капоту автомобиля.
– Вот сука, что же ты делаешь! Только позавчера машину купил, а ты ее уже поцарапала! Ну-ка, ребята, разберитесь с ней!
После этой команды задние дверцы автомобиля одновременно распахнулись и оттуда выскочили два очень похожих друг на друга, точно «двое из ларца, одинаковы с лица», коротко стриженных бугая.
Девушка, мигом оценив сложившуюся обстановку и поняв ее опасность, отшвырнула свой «бутерброд», бросилась бежать и влетела в первую попавшуюся дверь – центральный вход ЦУМа. Швейцар, который был свидетелем этой сцены, попытался преградить ей путь, крича: «Магазин уже закрывается!», но перепуганная девушка буквально смела со своего пути и его, и парочку выходящих из магазина покупателей. Швейцар пошатнулся, попытался удержаться за ручку двери – и тут же оказался уже окончательно сбит с ног догонявшими девушку качками. А на все это изумленно глядел Апрель, который все никак не мог прийти в себя от потрясения.
– Ну что ты застыл, как Лотова жена? – услышал он за спиной знакомый голос. – Бежим скорее за ними, а то пропустим самое интересное!
– Понимаешь, она меня видела… – только и мог сказать ангел.
– Она? Эта курносая девочка? Да ты что? – Озорник разговаривал со своим приятелем и одновременно прислушивался к тому, как швейцар, отряхивая снег с форменной накидки, объяснял подбежавшим к нему охранникам: «Три человека – девушка и два парня!» – Тогда тем более не стой столбом!
– Конечно, ей же надо помочь! – запоздало сообразил Апрель.
Последние покупатели и завершающие работу продавцы ошеломленно наблюдали, как по первому этажу, лавируя между сверкающих витрин, вихрем промчалась группа людей. Впереди сломя голову летела девушка, за ней неслись два здоровенных амбала, а за ними несколько охранников ЦУМа, которые оживленно переговаривались на ходу. Но никто, ни один человек, не догадался о том, что замыкали эту процессию еще двое – два молодых ангела.
В первый момент девушке со вздернутым носиком повезло. Оказавшись в центре первого этажа, она догадалась завернуть за елку и метнулась в отдел, где продавали новогодние украшения. Остановившись у витрины, она сделала вид, что выбирает игрушки, а сама тем временем переводила дыхание и судорожно пыталась сообразить, что делать дальше. Преследователи не заметили ее и проскочили мимо, но появившиеся следом два охранника – в разных костюмах, но одинаковых галстуках – остановились недалеко от нее с другой стороны елки.
– Ну и где? – спросил тот, что поплечистее.
– Не вижу, – отвечал другой.
– Не видишь, потому что придурок! – рявкнул первый. – Блин, вот послал Господь напарничка, чтоб тебе провалиться!.. Вон они, смотри, за угол заворачивают.
– Там только мужики, а девушка?
– На месте разберемся! Не тупи, давай за ними!
Девушка облегченно вздохнула. Кажется, опасность миновала. Но тут…
– Извините, отдел закрывается! – улыбнулась ей продавщица. – Десять часов. Приходите завтра.
Завтра! До этого завтра еще надо было дожить!.. А если она сейчас столкнется со своими преследователями, ее шансы дожить до завтра и остаться целой и здоровой резко уменьшатся.
Надвинув пониже капюшон на лицо – единственная возможность хоть как-то остаться неузнанной, – девушка осторожно вышла из-за елки и, стараясь двигаться как можно увереннее и беззаботнее, быстро направилась к выходу. Первый этаж магазина уже опустел, усталые продавщицы приводили в порядок полки и стенды. Девушка прошла уже почти половину пути, когда услышала где-то сзади крик: «Вон, вон она! Держи ее!»
Вот ведь не повезло! Все-таки увидели!..
Инстинктивно она бросилась в противоположную сторону и чуть не наткнулась на того блондина в черном пальто, что так по-дурацки таращился на нее на улице.
– Наверх! – коротко сказал он, кивая на уже остановленный эскалатор. И она, не раздумывая, рванула наверх со всех ног, перескакивая через две ступеньки.
Добежав не то до третьего, не то до четвертого этажа, девушка остановилась. Здесь уже было совсем пусто – ни продавцов, ни даже охранника, обычно дежурящего у эскалатора. Рядом находился бутик, где шла распродажа зимней коллекции, и девушка, за неимением лучшего, сочла его подходящим укрытием. Подбежала к стоящей у стены вешалке с меховыми манто и спряталась за висящими на плечиках вещами. Авось не заметят…
В щелочку между двумя длинными шубами ей было видно, как на этаже сначала появился все тот же злосчастный блондин, поглядел прямо в ее сторону, более того, подошел почти вплотную, но под вешалку не полез, просто встал рядом. Из своего укрытия она смогла наконец как следует его рассмотреть и осталась вполне довольна увиденным. С виду очень симпатичный, длинные волосы ему идут, и одет прилично… Вот только что ему надо от нее? Но обдумать эту мысль до конца девушка не успела. У самого бутика появились ее преследователи, и она замерла от ужаса, стараясь даже не дышать.
Ей было очень страшно, но к страху примешивалось и другое, вроде бы совсем неуместное в данной ситуации чувство – любопытство. Почему-то очень было интересно узнать, как поведет себя блондин. Выдаст ее? Или, наоборот, заступится, если вдруг ее поймают? Однако блондин просто стоял и смотрел, и бугаи не обратили на него никакого внимания, а один из них даже сказал: