Я объявляю Джихад…

Я объявляю Джихад…

Простая повесть о не очень простых вещах

Ольга Рыкова

Джихад у мусульман: предписанная Кораном священная война против иноверцев с целью распространения ислама; газават. (Инф. из интернета).

«Будь счастлив в этот миг. Этот миг и есть твоя жизнь».

Омар Хайям — восточная мудрость.

ВСЕ ПЕРСОНАЖИ ВЫМЫШЛЕНЫ, ВСЕ СОВПАДЕНИЯ С РЕАЛЬНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ АБСОЛЮТНО СЛУЧАЙНЫ.

© Ольга Рыкова, 2016

© Елизавета Святославовна Шмурыгина, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-4344-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ночь с 13 на 14 ноября 2015 года

Я лежала и долгое время в голове прокручивала этот день. Сначала и сначала с самого утра. Что-то было не так в этот день, что-то ускользнуло из моего сознания, и это, мне казалось, было очень важным. Отчаянно ныла голова. Я пыталась вспомнить все детали, все, что произошло в этот день, от начала и до конца.

В шесть часов прозвонил будильник. Я открыла глаза и сразу почувствовала боль в спине. «Господи, есть же, наверное, на Земле люди, у которых не болит и не затекает по ночам спина», — это были мои первые мысли в тот день. Я повернула голову, Гаспар еще спал или делал вид, что спал, я не знаю.

Гаспар — мужчина, который подцепил меня полгода назад около магазина Шанель на улице Комбон. Да, именно подцепил, иначе это никак не назовешь.

14 июля 2015 года. Около часа дня

Я стояла и разглядывала витрину, в которой было выставлено идеальное красное платье из последней коллекции. Я залюбовалась им и полностью отключилась от внешнего мира, погрузившись полностью в свои мысли. Со мной такое происходит постоянно. Я смотрела в витрину и думала, что вот она, идеальная одежда для идеальных людей, которых не существует. У меня никогда не было денег на такое платье, и я никогда не захожу в дорогие магазины, какой смысл туда заходить, если все равно ничего не купишь? Эта привычка выработалась у меня еще с тех пор, когда я сама работала продавцом, и меня очень раздражало то, что многие люди приходят туда, как в музей, задают кучу вопросов, все пересмотрят, перемеряют и все равно ничего не купят, даже если это им подойдет. Это бесило меня ужасно!

Но даже если бы и были деньги, зачем мне платье, которое я никогда не надену, просто некуда его надеть, в провинциальном и промерзлом Мурманске платье от Шанель — просто смешно!

Да и фигура для такого платья должна быть идеальная, коей я никогда не отличалась, да и хорошо бы быть помоложе… Хорошо быть молодой и красивой. Хорошо быть идеальной и носить божественные платья. А я не идеальна ни снаружи, ни внутри… Люди не могут быть идеальными, не могут и не должны. Наверно, поэтому они любят себя окружать красотой. Идеальные вещи для неидеальных людей — вот где истинная гармония.

Я стояла и думала обо всем этом. И вдруг откуда-то, словно издалека, услышала французскую речь, мужчина стоял около входа в магазин и заговорил со мной. Я немного знаю французский, но понимаю его, только когда со мной разговаривают, как с трехлетним ребенком — солнце теплое, трава зеленая, дождь мокрый и в таком роде. А когда люди говорят быстро, и я не вижу их лица, то я слышу просто какую-то кашу из какофонии звуков с ярко выраженным р-р-э. Я повернулась к нему и сказала:

— Бонжур.

Он улыбнулся, симпатичный молодой мужчина лет двадцати пяти с ясными глазами и открытой улыбкой. «Таких обычно печатают в журналах», — подумала я.

— Бонжур. Почему вы стоите на улице? — насколько я смогла понять, спросил он.

Я на ломаном французском начала объяснять, что просто стою тут и смотрю на платье.

— Откуда вы? — спросил он.

— Из России.

Он засмеялся и заговорил со мной на самом моем любимом языке — конечно, на русском!

— Смешно, когда я увидел вас, то подумал, что вы местная.

— Ну да, конечно, разве тут есть местные? В это время тут одни туристы, а местные все на работе.

— Почему? Я вот местный, — он опять засмеялся.

— Как местный? Вы же русский?!

— Ну да, моя мама вместе со мной переехала сюда в девяносто втором.

— Да? И сколько вам было тогда? Год или два? — спросила я.

Он опять засмеялся.

— Нет, мне было девять.

— Ага, а я закончила среднюю школу в девяносто первом, и мне было семнадцать, ага, многовато мне тогда уже было.

— Почему вы не зайдете внутрь?

— Куда?

— В магазин?

— Нет, мне там нечего делать.

— Но вам же нравится платье? Вы же на него смотрите?

— Да, но я не могу его купить, и мне оно не нужно.

— Если вам не нужно платье, зачем вы сюда пришли?

— Не знаю, просто гуляла. Шла мимо, увидела платье, вот и все.

— Ну, раз вы столько простояли, глядя на него, значит, вам нужно его примерить.

— Нет, оно мне не подойдет.

— Оно подойдет вам, я уверен, — сказал он. — Давайте на спор, если оно вам подойдет, то вы сходите со мной куда-нибудь. Если нет, то я куплю вам сумку из этого магазина, любую, на выбор.

«Какой на фиг еще на спор!» — подумала я, но сказала:

— Сумки здесь стоят целое состояние!

— Да, но сумку я могу себе позволить, а платье из новой коллекции, конечно, дороговато, — он опять засмеялся.

Я стояла, и в голове моей отдаленно пронеслось: «Что?! Какого черта ему надо? Мне сорок лет, я совершенно обычная женщина, заурядной внешности, а он выглядит как голливудский актер со своей обескураживающей улыбкой, и это походило на развод». Но мозг мой внезапно отключился, и я сказала:

— Идет!

Он опять засмеялся, и мы вошли вовнутрь.

В огромном светлом фойе до сих пор жил дух Габриель, здесь был ее запах, ее воля, ее стиль, ее бесконечное одиночество. Внушительная лестница с черными воздушными перилами уходила вверх и притягивая к себе, маня в святая святых, в ее комнаты, в ее ателье. Хоть бы раз побывать там.

Как жалко, что ее одежда стоит так дорого. Мы свернули от входа налево и оказались в мире совершенства. Глаза разбежались, я не могла сосредоточиться. К нам быстро подошла девушка-богиня с бесконечно длинными ногами и выразительными ярко-синими глазами. К моему великому изумлению, она тоже заговорила по-русски, предварительно одарив нас обворожительной улыбкой.

— Гаспар, привет!

— Привет, Аннет!

— Тебя давно не было видно.

— Я был на съемках.

— Новая коллекция?

— Да.

И понеслось щебетанье о том, как прошли съемки, и всякая подобная ерунда.

Я отметила про себя, что оказалась совершенно права, он или актер, или модель, а потом мой взгляд опять переместился на девушку, и я подумала о том, где же находится эта фабрика по выпуску этих инопланетных существ неземной красоты.

— Аннет, мы хотим померить это платье, — и Гаспар указал в сторону витрины.

— Вы хотите померить? Ты что, с ума сошел! Новая коллекция — пятьдесят тысяч!

— Слушай, давай мы примерим быстро и уйдем.

— Нет! Тебе оно не по карману.

— Давай, снимай его с манекена ради нашей старой дружбы.

— Оно не подойдет ей по росту, — сказала она, глядя на меня, — оно на метр семьдесят, не меньше.

— Подойдет, видишь, она на каких каблуках.

Спор не был недолгим, Гаспар… (что за имя-то такое дурацкое, нет, для француза нормальное, но для русского!) улыбнулся, и Аннет оттаяла как-то сразу.

Я зашла в примерочную, размером, наверное, с мою двушку, и начала раздеваться.

— Вам помочь?

— Нет, я сама.

— Только аккуратно, пожалуйста, — умоляющим голосом прошептала королева красоты Аннет.

Я услышала, как Гаспар спросил у другой девушки на французском, нет ли у них шампанского для клиентов, что она ответила, я не услышала, я стояла и оценивающе смотрела на себя в зеркало. Да, в моем возрасте основная масса женщин лучше выглядят в одежде, и я в их числе, я стояла и думала: «А что если я захочу заняться с этим парнем сексом, и он увидит мои растяжки на груди и животе, и вообще, блин, что за дурацкое дешевое белье на мне! Ведь у меня есть один комплект дорогого хорошего белья, так сказать, для особых случаев, но почему же я его не надела-то сегодня, вдруг сегодня как раз такой особый случай». Но белье — это как проклятие, такое же, как презервативы, если ты возьмешь их с собой на свидание, будь уверена — секса не будет, также и с бельем. Я надевала свой нарядный комплект несколько раз, и всегда мимо.

«Футы! О чем это я? Какой на хрен еще секс, он, наверно, по возрасту мог быть моим сыном, если бы я его родила лет в шестнадцать. Просто у меня слишком давно не было секса, вот мозг и рождает безумные фантазии», — решила я.

Платье не подошло, конечно.

Аннет была права — на таких коротышек, как я, платья не шьют. Размер был почти впору, но моя грудь, хоть она и небольшая, угрожающе выпирала, рост безнадежно лежал гармошкой на полу. Каблук не спасал моего жалкого положения.

— Да, немного не подошло, — улыбнулся Гаспар, — выбирай сумку и пошли.

Я сначала уж было смалодушничала, решив не наказывать парня деньгами за его добродушие и открытость.

Но мгновение спустя, я подумала: «Да какого черта! У меня никогда не было и не будет такой крутой вещи». И выбрала самую дешевую.

Мы вышли.

— Кстати, меня зовут Гаспар, — сказал он и с улыбкой протянул мне левую руку для приветствия.

— Я, кстати, Ольга, — сказала я и протянула ему свою левую в ответ. — Почему ты здороваешься левой рукой?

— Мне так удобнее, я левша, да и кто вообще решил, что надо здороваться правой?

— Это точно, — засмеялась я. Забавный малый, я пожалела, что платье не подошло, и я выиграла спор, лучше бы проиграла и сходила куда-нибудь с ним вместе. Хотя о чем это я опять? Куда мне с ним идти — старая кляча, надеть даже нечего, из приличного этот брючный костюм да джинсы еще есть, которые надеть не стыдно, а так все остальное китайское барахло.

— Пойдем, выпьем кофе и съедим по круассану, — вернул меня в реальность голос Гаспара, — здесь недалеко есть хорошее кафе, и там немного народу обычно в это время.

— Пошли, — мимодумно ответила я, глупо разглядывая белоснежный бумажный пакет с логотипом, в котором лежала нечестно заработанная мною сумка, нечестно потому, что я сразу знала, что платье слишком длинное. Гаспар, как мужчина, просто не заметил этого.

В кафе было действительно немноголюдно, в Париже вообще как-то этим летом было немного туристов. После теракта в Шарли седьмого января люди не очень, видимо, захотели приезжать в город любви, и потом в городе как-то меньше стало романтики, что ли, а может, ее и не было особо никогда, люди любят придумывать себе любовь к городам, к машинам, к вещам.

Я была в Париже в первый раз, мне трудно судить, как было раньше и как сейчас. Но перед поездкой я посидела на форумах, почитала отзывы, сделала для себя кое-какие выводы, но не больше, надо самой смотреть и самой чувствовать, что происходит, и из своих ощущений складывать в голове тот или иной образ города. И все-таки «меньше стало слышно французской речи» — как написал в своем блоге один из путешественников. Так и есть, больше арабский и еще неведомые моему сознанию языки перемешивались с загорелыми лицами их обладателей и непривычными нам европейским женщинам липкими взглядами.

В том районе, в котором была гостиница, где я арендовала на две недели номер, было очень много таких людей. Одиннадцатый и десятый округа вообще славятся плохой репутацией. Наш отель был на границе этих округов, но относительно дешевая цена и близость метро определяла мое географическое местоположение в данном городе, к тому же там не рекомендовали выходить поздно на улицу, а мы в десять уже ложились спать, да и, как говорят, — «не так страшен черт, как его малюют». На мой взгляд, вполне прилично, улочки, кафе, бутики, Париж как он есть, только не так дорого, как в центре. А то, что много разных национальностей на улице, так я воспитывалась в советское время. А тогда, как известно, все люди были братья, да и Россия многоконфессиональное государство, мы привыкли так жить — все разные, и все вместе.

И все-таки, когда молодые загорелые мужчины бросают на тебя этот непонятно приторно-животный взгляд, от него хочется спрятаться или обтереться влажным полотенцем, хочется надеть на себя паранджу.

— Слушай, а что за странное имя-то у тебя? Ты же русский, что это такое — Гаспар? Что за Аннет? — спросила я.

— Да я Игорь — Гарик, по-французски Гаспар, так легче. Игорь им неудобно выговаривать, — улыбнулся, и его глаза как-то весело заиграли на солнце.

— А Аннет?

— Это Аня.

— А-а-а, тогда понятно. Вы с ней давно знакомы? — не зная, зачем, спросила я.

— Да, как-то познакомились на одной вечеринке, она тогда все еще мечтала стать моделью, вот и старалась быть повсюду где только можно, лишь бы ее заметили.

— И что, не заметили? Она-то вроде девица видная, — сказала я.

— Ага, заметили, один старый и толстый «господин» наобещал ей золотые горы, ну, и как обычно, она осталась беременная, а этот француз так и остался женатым, да и помочь он ей с карьерой модели ничем не мог, так как и был, по сути, никем, так, пустышка с небольшими связями, но с деньгами. Хорошо хоть подруги ей помогли, им повезло больше, чем ей, дали денег на аборт, здесь это дорогое удовольствие, и помогли с работой.