Дети ада

Вильям Козлов

Дети ада

ВИЛЬЯМ КОЗЛОВ

РОССИЙСКИЙ РОМАН

НОВЫЕ РОМАНЫ ВИЛЬЯМА КОЗЛОВА

Вильям Федорович Козлов принадлежит к числу известных и любимых русских писателей, чей талант давно служит народу. Первая его книга — повесть «Валерка-председатель» — вышла в 1960 году, а сейчас число изданных книг Козлова, романов и повестей, более тридцати. С первых своих работ Вильям Федорович показал себя тонким знатоком детской души, прекрасным психологом, мастерски владеющим сюжетом и искусством рассказа, писателем, умеющим без назидательности, без аллегорий и символов, простым и доступным языком говорить с юными так, как и со взрослыми, о самых серьезных морально-нравственных и сокровенных житейских проблемах. Его проза проста как жизнь и глубока как море, наполнена целительным смыслом как вода в роднике в лесу, у березы. В прозе Козлова явственно слышится родное, русское и в природе, и в людях. Это наша литература, которая сегодня так нужна вам, читатели. Справедливость и стойкость, мужество — отличительные черты героев книг Козлова, по которым сверяло свою судьбу не одно поколение советских людей. Поистине Козлов — писатель судеб человеческих. Подобно Твену или Чехову, он как бы ведет своего героя от школьной скамьи («Валерка-председатель», «На старой мельнице», «Копейка», «Президент Каменного острова», «Едем на Вял-озеро» и др.) к юности и человеческому и гражданскому становлению, возмужанию («Я спешу за счастьем», «Солнце на стене», «Приходи в воскресенье», «Три версты с гаком»). Он умеет угадать тенденции времени, и не только положительное, но и недостатки, которые наносят обществу немалый ущерб: стяжательство, мещанство («Копейка», «Маленький стрелок из лука»). В последнем названном романе, изданном в 1981 году, показана целая прослойка дельцов, делающих деньги на издержках нашей экономики. Козлов, первый из писателей России, обличил это зло, ставшее ныне, к сожалению, массовым явлением. Незаурядный талант автора, проявляющийся во всем, динамичный сюжет, сразу сделали «Маленького стрелка из лука» одним из лучших современных романов. Привлекает гражданский пафос писателя, огромный нравственно-социальный потенциал, непоколебимая вера в здоровое, духовное начало нации и в его победу над злом.

Герой Козлова (необязательно его отождествлять с автором) — человек мужественный, бесстрашный, с активной и твердой жизненной позицией, готовый на самопожертвование, подвиг, если это нужно ради торжества справедливости, особенно, во имя защиты Отечества. Таковы герои книг о войне: «Юрка Гусь», «Железный крест», «Витька с Чапаевской улицы», «Красное небо» и др. Современные ребята мечтают подражать этим героям, о чем свидетельствуют десятки тысяч писем, полученных издательствами и писателем от его юных читателей. Удивительна судьба самой популярной книги современного юношества «Президент Каменного острова». Она выдержала восемь изданий, общим тиражом свыше миллиона экземпляров. Автор по-своему развивает гайдаровскую традицию в образе главного героя. Надо сразу оговориться, Вильям Козлов никогда никому не подражает, у него свое видение мира, свой образный язык — его с другими писателями никогда не спутаешь! По требованию юных читателей автор написал продолжение книги — «Президент не уходит в отставку». Вильяму Козлову удались образы наших современников: рабочего («Солнце на стене»), студента («Я спешу за счастьем»), руководителя-новатора («Приходи в воскресенье»), журналиста («Услышать тебя»); по одной из повестей был поставлен на студии «Мосфильм» художественный фильм «Где ты теперь, Максим?». Экранизировались и другие произведения Козлова. В романах о взрослых он не уходит в сторону от трудных, животрепещущих проблем любви и дружбы, становления семьи, сложностей обретения счастья в нашей нелегкой в прошлом советской жизни. Таковы популярные романы «Ветер над домом твоим» (1983), «Волосы Вероники» (1984). Эти романы, впрочем, как и другие, зачитывают, их невозможно достать. В библиотеках очереди на них. Такая же судьба у трилогии «Андреевский кавалер» (1986), «Когда Боги глухи» (1987), «Время любить» (1988). И сейчас каждый день в книжных магазинах спрашивают, не появилась ли в продаже трилогия Козлова?

Книги писателя переведены на языки народов бывшего СССР, выходили на болгарском, немецком, польском, словацком, чешском, японском языках. И там они пользовались большим успехом у читателей, о чем свидетельствуют многочисленные рецензии в газетах и журналах.

В чем же причина громадного успеха писателя Вильяма Козлова? В его неразрывной связи с Русской землей, к родникам которой он постоянно прибегает, где бы они ни выходили на поверхность земли — в лесу и в поле, вблизи деревень и пажитей, — там и есть Россия. Она в сердце писателя, потому что Россия его родила и выпестовала как сына в труднейшую годину довоенных, военных и послевоенных испытаний.

Вильям Федорович Козлов (так он стал называться после усыновления отчимом, настоящее имя и фамилия — Вил Иванович Надточеев) родился в городе Бологое Калининской области 3 ноября 1929 года. Родной отец — Иван Васильевич Надточеев происходил из дворянского рода, в генеральском чине был расстрелян в конце тридцатых годов. Козловы жили в 23 км от Бологого, на станции Куженкино. Здесь и прожил будущий писатель первые шесть лет своей жизни, здесь и пошел в школу. Потом — Великие Луки, куда перевели отца по службе, здесь и застала Вила война. До войны город Великие Луки был городом- садом, где текли две речки — Ловать и Лазавица. Позднее этот разрушенный войной город войдет в книги будущего писателя. Благодарные за прекрасные романы великолучане в 1994 году присвоили своему знаменитому земляку звание Почетного гражданина города Великие Луки.

Началась война, и кончилось детство мальчика Вила. Потеряв на перекрестках войны родных, он оказался в старом доме своей бабушки Ефимьи Андреевны Абрамовой на станции Куженкино, здесь проходила прифронтовая зона, ночами и днем «юнкерсы» бомбили маленькую станцию, надеясь поразить воинскую базу. Здесь, среди русской природы, под грохот войны сложились первые впечатления будущего писателя, отразившиеся потом в книгах. С одиннадцати лет он стал самостоятельным, Пришлось немного и повоевать, много поработать на аэродроме, лесопилке, в колхозе. И после войны, когда мальчик разыскал родителей и вернулся в полностью разрушенный город, надо было не только учиться, но и работать. Чтобы жить где-то и учиться, нужно было построить дома, здания. Козлов прошел суровую школу жизни, потом его путь повторят герои его романов. Да и сам Вильям мучительно искал свой путь в жизни. Был студентом железнодорожного техникума, работал в радиомастерской, таскал теодолит и металлическую ленту геодезистом, увлекся мотоциклетным спортом, год поработал даже артистом в областном драмтеатре, много лет отдал журналистике. И лишь в начале 1960-х всерьез взялся за писательское перо...

Излюбленный жанр Вильяма Козлова — исповедальная проза, но не чурается автор и многоплановых эпических произведений, охватывающих десятилетия нашей жизни от начала революции до сегодняшних дней. Такова, его трилогия «Андреевский кавалер». А сейчас перед читателями Вильям Козлов выступит с новыми четырьмя романами, полностью посвященными гигантским переменам с начала так называемой «перестройки» по сегодняшний день. Это пока первый и единственный опыт в нашей стране...

Вот они, новые романы Вильяма Козлова: (1) «Карусель», (2) «Поцелуй сатаны», (3) «Черные ангелы в белых одеждах» и (4) «Дети ада». В первом романе впервые в русской литературе писатель по горячим следам рассказывает о годах перестройки и гласности (1985—1987). Это единственный пока в литературе анализ художественными средствами того, что тогда произошло в нашем обществе, с нами. Герои романа преисполнены оптимизмом, надеждами и даже охвачены эйфорией: Они верят в успех горбачевских начинаний. Второй роман тетралогии называется «Поцелуй сатаны». Он рассказывает о 1987—1989 гг., когда оптимизм сменяется отрезвлением, разочарованием и болью от содеянного, когда налицо падение жизненного уровня; здесь автор повествует о «делишках» лжедемократов, заменивших собой партократов, и их потугах разрушить государство и экономику. Третий роман — «Черные ангелы в белых одеждах» повествует о 1989—1991гг. Здесь уже описывается трагедия, катастрофа великой страны, бывшего СССР, находящейся на грани распада из-за предательства политиков и части интеллигенции, развязавших беспрецедентный беспредел и вседозволенность сатанинским силам. Четвертый роман — «Дети ада» — о 1991—1992гг. — рассказывает о нашем провале, поглотившем великую в прошлом державу и поставившем народ на грань нищеты и вымирания.

Есть писатели, которые выжидают, боятся писать правду. Стоит отметить, что все романы Вильяма Козлова — это правда о нашей жизни, о нас. А правда далеко не всем по нутру. Писателя долгие годы замалчивала наша продажная критика, те самые книги, которые стали в стране любимыми, очень нелегко шли к массовому читателю. Так вот есть писатели-летописцы, которые ничего не боятся, ищут и находят истину, и сообщают ее народу, тому народу, который оказался обманутым «гигантским поворотом», приведшим в никуда.

Есть писатели, которые напишут одну-две книги и замолкают. Вильям Козлов — писатель-летописец, избравший девизом клич князя Киевского Святослава «Иду на вы!». Обладающий даром предвидения и могучим талантом, питающимся от родников Русской земли, Козлов более тридцати лет находится на передовой позиции огня, как и в далеком детстве. К давно пришедшему к нему читательскому признанию пришло и официальное: Вильям Козлов награжден орденом за заслуги в области литературы; сразу две академии — Петровская и Международная славянская присвоили ему звание действительного члена академий.

Писатель знает, что сейчас ведется борьба за души людей, за сознание целых поколений будущей России. Многие еще не понимают смысла происходящего. Козлов ныне пришел, чтобы этот смысл объяснить. Он все знает и понимает, поэтому художественная проза его тетралогии пронизана болью за русских «манкуртов» (образ из романа Чингиза Айтматова «И больше века длится день»), ставших не своею волею угнетаемым меньшинством на своей земле.

Перед глазами читателей пройдет вереница художественных образов, как положительных, так и отрицательных; иногда повествование ведется от автора, и происходящее видится глазами мальчика, у которого в день смерти Сталина расстреляли отца, а мать позже покончила с собой; он видит, что преступники делают со страной, с народом, как миллионы остаются без работы, без крова...

Новая система убила все, как бы утверждает писатель, но к прошлому возврата нет, надо уметь увидеть врага, называющего себя «другом народа», надо уметь разглядеть светлые могучие интеллекты, рождающиеся на наших глазах в России — вот главные выводы писателя из четырех новых романов. Перед нами единственное эпическое полотно словесной, художественной ткани, отображающее наше время, когда сатанинские силы пришли, но они не смогут победить Россию, если есть родники ее питающие, и народолюбцы к ним припадающие.

Прочитавший один из романов тетралогии обязательно захочет прочесть и остальные три. Ведь Вильям Козлов пишет на редкость интересно, увлекательно и остросюжетно. И как бы там ни было — он оптимист. Как и все мы верит, что Добро победит Зло.

Ю.К. Бегунов, академик.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кто виноват

Из Мережковского Д. С. «Христос и Антихрист» (Иностранцы о русских 1710 г.)

«Россия — страна, где все начинают и ничего не заканчивают».

«Рабский народ рабски смиряется и жестокостию власти воздерживаться в повиновении любит».

«Аристотель о варварах: «В свободе — злы, в рабстве — добры».

«Ничтожество России есть условие для благополучия Европы».

Царевич Алексей: «Нам, русским, не надобен хлеб: мы друг друга едим и сыты бываем».

Катон: «Дураками свет стоит. Дураки умным нужнее, чем умные дуракам».

Прометей. То смерть была, Пандора.

Пандора. Смерть?

А что это такое?

Прометей. Дочь моя!

Ты много радостей познала,

Не мало и страданий.

И сердце говорит тебе,

Что в жизни много радостей осталось

И много горя,

Которых ты еще не знаешь.

И вот приходит миг,

Который все в себе вмещает, — все,

Чего желали, о чем мечтали,

На что надеялись, чего боялись.

И это смерть.

Когда в душевной глубине

Ты, потрясенная, вдруг чуешь все,

Что хоть когда-нибудь давало радость, горе,

И в буре расширяется душа

В слезах себя стремится облегчить,

И жар в душе растет,

И все звонит в тебе, дрожит и бьется,

И чувства исчезают,

И кажется тебе, что вся ты исчезаешь

И никнешь,

И все вокруг куда-то никнет в ночь,

И глубоко в своем, особом ощущенье

Ты вдруг охватываешь мир, тогда...

Тогда приходит к человеку смерть.

    Пандора. Умрем, отец!

Прометей. Нет, час еще не пробил.

Гете. «Прометей».

Пролог

Все было именно так, как он много раз представлял в своих мечтах: погожий летний день, пронизанные солнцем пышные белые облака, глубокое с прозеленью синее небо и он, Иван Рогожин, навзничь лежащий на спине в зеленой траве, кругом благословенная тишина и покой. Отодвинулись все дела-заботы, никаких суетных мыслей. Ты и природа. И чуть слышное в ближайших соснах дыхание ветра не беспокоит, наоборот, еще больше отстраняет от всего мирского. В мечтах это ассоциировалось с призрачным понятием счастья. Неподалеку стояла его «Нива», негромко потрескивал остывающий мотор. Мелькнула запоздалая мысль, что нужно было бы открыть капот, но какой смысл в этом, если ослепительное солнце так нещадно палит?

Тяжелые мысли отпустили его лишь на небольшой отрезок времени. Суровая действительность уже стучалась в сознание, заслоняла всю эту земную красоту. И все-таки он урвал у бренной жизни кусочек идеального спокойствия и отрешенности на природе, вблизи от шоссе «Ленинград — Киев», по дороге к единственному настоящему другу, живущему неподалеку от райцентра с красивым названием Глубокоозерск. И деревня, где его дом, тоже имела не менее красивое название — Плещеевка. Что-то от забытого старинного, русского. На Псковщине еще много таких мест.

Приятно смотреть на плывущие в никуда кучевые облака. Их очертания с солнечной окаемкой всегда кого-либо напоминают: то ли диковинные бородатые лица, то ли каких-нибудь сказочных зверей или чудовищ. Совсем близко пролетела красивая черно-желтая бабочка с удлиненными крыльями, мелодично прожурчала в ближайшем перелеске какая-то птица, нарастая , приближался гул мчавшегося по шоссе грузовика. На высокую изогнувшуюся травинку неторопливо вскарабкивался серый сплюснутый с боков кузнечик, смешно почесал длинную заднюю ногу о другую и замер. С тревожным гулом в поисках клевера пролетел шмель, кто-то нежно щекотал ногу под брючиной, скорее всего муравей.

Облако закрыло солнце, сразу померкли яркие желтые блики, небесная голубизна стала гуще, пробежал по вершинам огромных сосен порыв ветра, слышно было как заструились вниз сухие иголки. Иван Рогожин пошевелился, дернул ногой, прогоняя назойливого муравья или еще какую-нибудь травяную букашку. Вот и кончилась его отрешенность от всего суетного, нынче утром оставленного в Санкт-Петербурге, ему было даже мысленно приятно называть свой родной город его исконным старинным названием. «Добрый дедушка Ильич» никогда не любил северную столицу и стоит ли так цепко держаться за его псевдоним? Да и отношение россиян к Ульянову-Ленину очень сильно изменилось. Оказывается величайший революционер-теоретик принес России столько несчастья, сколько не приносили ни в одной стране мира самые жестокие диктаторы. Поблек воспеваемый на все лады более семидесяти лет в СССР образ Ульянова, в печати пишут, что уже давно пора убрать мумию из мавзолея и похоронить на кладбище рядом с его почившими родственниками, как он и сам хотел.

Рогожин поднялся, отряхнул с одежды травинки, прищурился от яркого луча вновь засиявшего солнца, нащупал в кармане трикотажных спортивных брюк ключи от машины и, окинув напоследок взглядом еще сохранившуюся вдалеке от крупных городов окружающую его красоту, зашагал к желтоватой «Ниве».

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Выбитое и заляпанное черными заплатками шоссе плавно огибало пшеничное поле, начинающееся сразу за мелким перелеском. Облака величаво плыли над волнующимся зеленым полем, а может это и не поле колыхалось, а бежали по нему легкие кружевные тени. Неожиданно в лобовое стекло с треском ударился крупный жук. Образовавшаяся слюдянисто-желтая клякса раздражала. И вдруг будто вспышка молнии в голове Ивана Рогожина: «Я убил человека!»

Теперь он знал, что до самой Плещеевки будет снова и снова мысленно возвращаться к той страшной ночи в Санкт-Петербурге...

Иван Васильевич Рогожин всегда считал, что нелюбимое многими число 13 счастливое для него. 13 ноября 1961 года он родился, 13 августа 1985 года защитил диплом в Ленинградском университете, тогда носящем имя Жданова. Пять лет проучился на философском факультете, специальность научный коммунизм. Гораздо позже, в 1990 году он окончательно понял, что более глупого выбора он не мог сделать! Научный коммунизм — это хитроумное изобретение людей, люто ненавидящих все человечество. Только сам Сатана мог надоумить Маркса-Ленина на это дьявольское учение. И рано или поздно вселенский обман оболваненных коммунистической идеей народов должен был раскрыться. И он в конце двадцатого века наконец раскрылся...

После университета Рогожин два года преподавал в морском училище основы марксизма-ленинизма, оттуда вскоре его забрали в Дзержинский райком комсомола. В начальные годы перестройки, а точнее новой авантюры, придуманной опять же врагами рода человеческого, избрали секретарем райкома по идеологии. 13 сентября 1990 года он вышел из КПСС и ушел из райкома, полностью разочаровавшись в партийной работе. Жестоко корил себя за то, что в студенческие годы не разобрался в сущности большевизма. Но тогда многое было скрыто в архивах под замками, многого они, студенты, не знали и даже не догадывались, что на самом деле представляют из себя основоположники бредовых большевистских идей.

Два месяца ничего не делал, осмысливая свою жизнь и происходящие события в стране. Можно было бы как и другие комсомольские работники быстро переориентировавшись заняться диаметрально противоположной деятельностью: развращать и разлагать бывшую комсомольскую паству порнографией, видеобизнесом, торгово-биржевыми сделками, но Ивану все это показалось чудовищным и отвратительным. Он даже перестал .встречаться с бывшими коллегами по комсомольской работе. Порвав с коммунистической идеологией, он не пожелал на ее руинах делать свой бизнес, чем рьяно занялись даже некогда высоко стоявшие над всеми партийные, боссы.

13 января 1991 года Иван Рогожин стал заместителем генерального директора кооператива под хитрым названием «Аквик», правда, что это означает никто не знал. Кооператив считался совместным англо-советским предприятием. Чисто коммерческое учреждение. Со стороны Англии в нем участвовал хороший приятель генерального директора — бывшего инструктора обкома КПСС Бобровникова, работавшего в международном отделе. В свое время Александр Борисович Бобровников — в его обязанности входило встречать и провожать гостей Смольного из-за рубежа — неделю провел с Уильямом Вильсоном — членом лейбористской партии. Помимо политики Вильсон занимался издательской деятельностью: выпускал триллеры карманного формата и бульварную газетку. И Бобровников и Вильсон были большими любителями выпить и повеселиться. На этой почве они быстро спелись и даже подружились. Они продолжили и углубили завязавшееся в Ленинграде знакомство и в Лондоне, куда прибыл с партийной делегацией Бобровников. Вильсон оказался широким человеком, что не очень-то свойственно англичанам, и в свою очередь поводил своего знакомца по злачным местам старого Лондона. А когда в СССР началась горбачевская неразбериха, называемая перестройкой, Александр Борисович вспомнил про богатого английского друга и пригласил его к себе, уже не как партийный функционер, а как предприниматель. Из Смольного его «ушли», но, пользуясь старыми связями, присмотрел себе теплое местечко в новом еще не вставшем на ноги кооперативе. И поступил по известному принципу: самозванцев нам не надо — председатель буду я! Даже не председатель, а генеральный директор. В ту пору любой чуть оперившийся хозяйчик уже с гордостью себя именовал генеральным! От Брежнева, видно, пошло, больно уж забавно тот произносил слово «хенеральный секретарь». Кругом были свои люди, Бобровников быстро нашел помещение на Невском неподалеку от бывшей Государственной думы, зарегистрировался в Ленсовете и кооператив «Аквик» получил право на существование. Теперь для деловых людей все стало просто, кооперативы в стране плодились как грибы в дождливую пору. Чувствуя свой крах, партийные функционеры переводили крупные суммы в свои коммерческие банки, прятали на складах десятки тысяч тонн дефицитной бумаги, сдавали в аренду и продавали ненужные им здания, целые учреждения. Эта деятельность не афиши- решалась и выглядела в новых условиях правления вполне нормальной и законной.

Иван не предполагал в Александре Борисовиче таких коммерческих талантов. У себя он пока их не обнаружил. Да и ломать характер, по-видимому, ему было труднее, чем его бывшим коллегам по комсомолу и партии. Не так-то просто заставить себя смотреть на вещи, которые раньше казались криминальными, как на прогресс. Преследуемые спекулянты становились крупными фигурами в городском бизнесе, расхитители государственного добра — уважаемыми бизнесменами. Телевидение и радио, печать на все голоса прославляли новую прослойку советской буржуазии. Ну а вот как самому стать буржуем, если вместе с молоком матери тебе внушали, что капитализм — это скверна, богатство — противоестественно для советского человека, желание красиво одеваться и жить — мещанство.

Чем сумел прельстить многоопытного бизнесмена Уильяма Вильсона Бобровников так и осталось тайной, но богатый англичанин поддержал «Аквик» и ленинградский друг оформил его своим сопредседателем. Это тоже приветствовалось новыми властями. И зачастили Бобровников в Лондон, а Вильсон — в Санкт-Петербург. Благодаря ему в офисе появились компьютеры, телефакс, принтер и другая заграничная техника, облегчающая труд канцеляристов. На каждом столе красовались изящные японские телефоны фирмы «Панасоник» с часами и будильником. Александру Борисовичу Вильсон подарил дорогущую видеосистему «Сони» и телефонный аппарат с автоответчиком, что стоило около ста тысяч. Англичанин отпечатал в своей типографии в Лондоне небольшой томик рассказов Агаты Кристи на русском языке, а Бобровников выгодно продал весь тираж. И совместный кооператив заработал. Но генеральному надоедало долго сидеть в нищавшем Питере, его тянуло в роскошный капиталистический Лондон, где Вильсон опекал его и снабжал фунтами стерлингов. Вот тогда-то Бобровников и вспомнил про своего протеже Ивана Рогожина. Это он в те времена рекомендовал вернувшегося из армии Ивана в Дзержинский райком комсомола заведующим идеологическим отделом. Тогда Александр Борисович еще работал в горкоме ВЛКСМ, а Рогожина знал по университету. Он обрисовал радужные перспективы «Аквика», красочно расписал свои поездки в Лондон, посоветовал как можно скорее избавиться от засевшего в них смолоду «коммунистического комплекса», начать новую жизнь и деятельность, сообразуясь с необратимыми переменами, происходящими в стране. За два месяца безделья Иван спустил все свои скромные сбережения и был на мели. Советскому человеку без зарплаты невозможно прожить, а тут еще все стало дорожать. Так что слова старого приятеля падали в душу Рогожина, как бальзам. Он и сам понимал, что менять свою жизнь надо круто, если не хочешь оказаться за бортом, но коммерция, торговля, бизнес — все это было ему незнакомо. Но как говорится, не до жиру, быть бы живу.

Жизнь Рогожина сложилась так, что он стал комсомольским работником, можно сказать не по своей воле. Этот же Александр Борисович надавил на него, вспомнил про партийную дисциплину, ответственность молодого коммуниста... И вот оказалось, что комсомольский работник — это вовсе и не профессия. Выбросили на историческую свалку коммунистическую идеологию и проводники ее стали не нужны. Как быстро суровая действительность этих некогда всесильных людей низвела до полного нуля! Но разве он, Иван, виноват, что в десантной роте был избран секретарем комсомольской организации? А еще раньше в университете был членом факультетского бюро? Когда выбирали, как ему казалось, товарищи искренне говорили о его принципиальности, честности, мужестве. Все отмечали, что он никогда не угодничал перед начальством, будучи сильным, натренированным человеком не кичился своей спортивной подготовкой. С друзьями был мягок, добр, справедлив, не терпел лжи и сам никогда не врал. Его личное дело и привлекло внимание Бобровникова. Райкомы, горком и обком ВЛКСМ комплектовались из молодых способных людей, поработавших в комсомольских организациях. Скольким молодым людям эта чертова система испортила жизнь! Порвав со своей профессией, полученной в вузах, и став комсомольско-партийным функционером, выдвиженец уже никогда не возвращался на старое место. Специальность забывалась и потом руководить — это не работать на заводе или даже преподавать в училище или институте. Руководить — это постоянно ощущать власть, силу, ездить в столицу на совещания в двухместном купе, иметь черную казенную «Волгу», жить в ином мире, недоступном обыкновенным смертным. И как тут не налиться важностью, своей значительностью? Естественно перед нижестоящими тебя, перед начальством приходилось сгибать спину, улыбаться, угождать. Иначе можешь поставить крест на своей карьере. Власть засасывала, изменяла характер, даже внешность. Молодые поджарые специалисты, попав из цеха в уютный кабинет с разноцветными телефонами и вертушкой, быстро грузнели, круглели, мордатели. Менялся и образ жизни: из коммуналок переезжали в кирпичные дома улучшенной отделки, всегда под рукой служебная машина, продовольственно-промышленные распределители, подарки от сотрудников, бесплатные путевки в лучшие санатории страны, заграничные вояжи, за которые еще тебе приплачивают валютой, как руководителю группы или делегации.

Все это прошел Бобровников и лишь немного успел вкусить «сладкой жизни» Иван Рогожин. У него не было персональной машины, в кабинете он сидел вместе с инструктором, по вертушке звонить в обком ходил к секретарю райкома... Его звезда не успев взойти тут же закатилась! В конце восьмидесятых и начале девяностых годов уже было неприличным заявить, что ты — комсомольский или партийный работник. Уже началась их планомерная травля в печати и на телевидении. В фаворе были народные депутаты, правда, народ быстро и в них разочаровался: наобещав избирателям златые горы, депутаты быстренько переняли все худшее у своих предшественников — партийных функционеров и проявили себя еще более карьеристами и хапугами, чем те. Партийные и комсомольские работники все-таки соблюдали дисциплину, побаивались своих начальников и старались не кичиться своим положением и привилегиями, наоборот скрывали их. А народные избранники, закусив удила власти, стали рвать для себя все, что возможно, обогащаться, брать взятки, менять квартиры, захватывать партийные особняки и дачи...

— Ну а ты-то веришь в социализм? — задал наивный вопрос Бобровникову Иван. Все-таки Александр Борисович на десять лет больше его проработал в партийных органах.

— Я — не ортодокс, Иван, — ответил Бобровников. — Нас с тобой и на свете не было, когда построили эту гнилую систему, мы влились в нее не задумываясь какая она: хорошая или плохая? Да и надо сказать, гниль-то тщательно скрывалась за красивыми фасадами. Казалось этой власти парт- бюрократии не будет конца.

— Гитлер тоже внушил немцам, что Рейх будет существовать тысячу лет, — вставил Рогожин.

— И вот полетело все в тартарары! — продолжал приятель. — Гнилые подпорки рухнули! Нам что же падать в пропасть вместе с обломками? Мы же с тобой еще молодые люди, не успели пропитаться насквозь фальшивыми идеями выдуманного сатанистами коммунизма-социализма. Ладно народ, он верил нашим газетам-журналам, пропаганде, одним словом не ломал над этим одурманенную алкоголем голову, но мы-то с тобой побывали за рубежом? Увидели как там живут при «проклятом» капитализме. В тысячу раз лучше нас, я имею в виду способных, оборотистых людей, а не пьяниц и бездельников, там они тоже и пополняют ряды нищих и безработных, но зато как там живут специалисты? И вообще, все, кто нашел себя в каком-то бизнесе? Они все имеют и работают не на какое-то мифическое государство, а на себя! И только это и двигает прогресс. А социализм, Иван, где бы он не коснулся своим ядовитым щупальцем — там нищета, голод, бесправие! Что мы после войны принесли народам Европы? Ту же нищету, бесправие, хаос в экономике, затормозили на десятилетия прогресс. Возьми Восточную и Западную Германии, Северную и Южную Кореи, да любую социалистическую страну — топтание на месте по сравнению с любой развитой капиталистической страной. День и ночь. И эта зараза пошла только от нас. Так чего же нам с тобой держаться за опорочивший себя социализм? Ты — философ, лучше меня знаешь, как Маркс относился к России, русским людям. Называл их скотами и рабами, откровенно говорил, что лишь в России возможны различные сатанинские эксперименты, мол, глупый народ все стерпит... Все наши вожди, начиная с Ленина, этим постулатом и руководствовались. И принесли нам лишь неслыханный террор, нищету, бесправие, дикую отсталость...

— И ты думаешь, что новые хозяева все изменят у нас? — спросил Иван.

— Надеюсь, — ответил Александр Борисович. — Может, эти и не смогут все изменить, слишком велика привычка к инерции, но придут другие, помоложе. Главное, что все поняли, что жить по-старому нельзя и уже невозможно. И народ поумнеет и будет более вдумчиво выбирать в высшие органы власти людей. Первый блин, как говорят, всегда комом...

— Больно ком-то тяжелый, — вздохнул Иван. — Как бы им нам всем не подавиться.

— Сильные, способные при любых условиях выживут и сделают жизнь сносной. Пример — Европа, Америка.

— А мы — Россия, — сказал Иван.

Они в тот вечер просидели у Ивана на улице Пестеля допоздна. Выпили пять бутылок немецкого пива и флакон виски. Все это вместе с хорошей закуской принес с собой Александр Борисович. Если и были вначале какие-то сомнения у Ивана, то к моменту расставания они окончательно исчезли. Говорили открыто, откровенно, будто с них разом спали невидимые оковы. Возможно и раньше им приходили подобные мысли, но они тут же пресекались, а сейчас, будто вольные птицы вырвались из клетки на свободу...

Рогожин принял предложение Бобровникова работать в «Аквике». И признался, что сидит на мели.

— И не спросишь, что за должность я тебе предложу? — с улыбкой взглянул на него приятель. — И какой оклад? Видишь, Ваня, как в нас еще крепко сидит забитость, ложная скромность, неумение блюсти свою выгоду, поторговаться! Что нам дадут, тем и довольны.

— Надоело сидеть без дела, — признался Иван. — Да и финансы поют романсы... Я согласился, если бы ты взял меня к себе телохранителем. Крутые бизнесмены теперь обзаводятся ими. Появились рэкетиры и все такое.

— Даже сутенеры, которые обирают проституток.

— И проститутки у нас есть?