Пирамида

Юрий Аракчеев

ПИРАМИДА

Повесть о повести

Здесь описаны события, имевшие место в действительности. Изменены только фамилии и имена основных персонажей, за исключением адвоката Р. Ф. Беднорца, народного заседателя В. А. Касиева, журналистов М. Вознесенского, В. Степанова, З. Румера. (Прим. авт.)

ЭСТАФЕТА ДОСТОИНСТВА

Невиновный человек арестован, обвинен в тяжком убийстве и осужден к смертной казни. Событие исключительное. Как это могло произойти? Почему не сработали гарантии обеспечения законности и прав обвиняемого? Чем руководствовались облеченные властью люди (следователи, прокуроры, судьи), принимая жестокое и несправедливое решение? Как повели себя в борьбе за справедливость другие люди: работник милиции, адвокат, журналисты? Об этом — документальная повесть Юрия Аракчеева «Пирамида». Задуманная и выполненная в оригинальной документально-художественной манере, она интересно, живо и весьма остро ставит эти вопросы и в какой-то мере отвечает на них.

В советской литературе, особенно в периодической печати последнего времени появилось много публикаций, вскрывающих серьезные недостатки недавнего прошлого. В них высвечиваются негативные стороны в деятельности правоохранительных органов, в том числе факты нарушения законности. Партия и правительство в процессе перестройки жизни нашего общества принимают действенные меры к устранению серьезных недостатков в осуществлении правосудия, к недопущению их в будущем. Так, Центральный Комитет КПСС в постановлении «О дальнейшем укреплении социалистической законности и правопорядка, усилении охраны прав и законных интересов граждан» потребовал решительно покончить с проявлениями предвзятости, тенденциозного подхода при проведении дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства, добиться полного исключения из практики работы правоохранительных органов необоснованных задержаний и арестов, незаконного привлечения граждан к уголовной ответственности. Появление повести «Пирамида», таким образом, весьма своевременно, она, можно сказать, выходит на передовые позиции борьбы за перестройку.

Конечно, возникает вопрос: нужно ли — да еще так подробно — писать о случае, носящем исключительный характер, тем более что справедливость в конце концов восстановлена и невиновный человек был оправдан? Мало того: значительная часть, произведения Ю. Аракчеева посвящена даже не самому судебному делу и не судьбе его участников. Автор затрагивает широкий круг вопросов нравственного порядка, связанных с написанием и опубликованием документальной повести о «Деле Клименкина». Так нужны ли эти, лишь косвенно относящиеся к судебному делу подробности?

Читая «Пирамиду», эту «повесть о повести», мы убеждаемся: нужны! Более того, именно эта часть повествования — вторая его половина — несет наиболее весомый нравственный заряд, ибо здесь с особой выразительностью проявились многие дефекты психологии людей, характерные для периода застоя, распространения «двойной» морали, расхождения слова и дела, отсутствия гласности.

Достоинство повести «Пирамида», на мой взгляд, как раз и заключается в том, что автор не только фиксирует внимание на вопиющем случае нарушения законности, но и вскрывает причины этого явления, пытается проникнуть в глубины сознания и психологии «героев» своего повествования. Описывая ход борьбы за справедливость и живо рисуя образы действующих лиц, Ю. Аракчеев убедительно показывает, что принципиальность и настойчивость в отстаивании своей правоты в нашем обществе всегда должны в конечном счете привести к торжеству правды, добра, справедливости. Раскрывая причины осуждения невиновного человека, автор показывает силы, способные противостоять недобросовестности, нечестности, тупому упрямству. «Настоящая беда не тогда, когда действуют люди злые. Настоящая беда, когда бездействуют добрые», — так с болью констатирует автор, и это не может не вызвать у читателя соответствующих чувств и размышлений.

И все же, каковы конкретные причины нарушений законности, неправедных приговоров, вынесенных судами, фактов привлечения к уголовной ответственности невиновных людей?

Таких причин много, как объективного, так и субъективного порядка. К объективным причинам можно отнести недостаточную компетентность отдельных работников. Глубокий профессионализм и высокие человеческие качества необходимы для тех, от кого зависят судьбы людей, но этих качеств как раз и недостает некоторым сотрудникам следствия и суда. Есть недостатки и в организации системы правоохранительных органов и их деятельности. Так, следователь органов внутренних дел, например, организационно подчинен начальнику органа милиции, который, к тому же, выше его по званию. Понятно, что начальник имеет много «рычагов» воздействия на следователя, чтобы добиться желательного «хода следствия». И хотя следователь по закону ведет следствие самостоятельно, ему приходится считаться с указаниями и требованиями начальника, которые, увы, не всегда могут соответствовать закону.

Еще проблема: прокуратура, являясь высшим органом надзора за законностью, вместе с тем осуществляет и функцию расследования. В одном органе сосредоточено и следствие, и надзор за следствием. Прокурор является государственным обвинителем в суде, где в соответствии с законом он должен быть объективным и беспристрастным, но он связан уже принятыми решениями (об аресте обвиняемого, утверждением обвинительного заключения). Не потому ли так редки случаи отказа прокурора от обвинения в суде, хотя такое право ему предоставлено законом?

В юридических кругах сейчас обосновываются положения о целесообразности самостоятельного, независимого ни от МВД, ни от прокуратуры органа расследования. С тем, чтобы прокуратура оставалась органом надзора за правильным исполнением законов всеми органами, учреждениями, должностными лицами и гражданами. Обвинение в суде вполне может поддерживать следователь, который вел дело, составил обвинительное заключение и убежден в виновности подсудимого. Прокурор же, не участвовавший в досудебной подготовке материалов дела и не связанный «обвинительной» деятельностью, должен дать объективное заключение по данным судебного разбирательства. Конечно, возможны и другие решения по совершенствованию организационной структуры органов следствия, но задача ясна: она — в обеспечении большей независимости и следователя, и прокурора.

Вызывает нарекания и существующая судебная система. Так, суд у нас состоит из председательствующего (судья по должности) и двух народных заседателей — выборных представителей общественности. По закону все члены суда считаются равноправными и решение принимается большинством голосов. В случае несогласия одного из членов суда с приговором или решением он может написать особое мнение. Однако на практике равноправие судьи и народных заседателей оказывается иллюзорным. Народные заседатели в большинстве случаев ведут себя пассивно, в совещательной комнате часто уступают доводам судьи, как правило, превосходящего их в юридической подготовке и знании материалов дела. Поэтому он может убедить заседателей принять нужное ему решение. Создается положение, когда в ряде случаев решение по делу фактически принимает один человек — судья, а заседатели только подписывают приговор.

Интересно, что в деле, о котором пишет Ю. Аракчеев, народный заседатель воспользовался правом изложения своего особого мнения, что имело существенное значение для дальнейшей судьбы осужденного. Однако случай этот, повторяю, исключительный.

Высказывается мнение о целесообразности увеличения числа народных заседателей, например, до шести, особенно по наиболее сложным делам. При этом требуется, чтобы решение выносилось единогласно или большинством голосов в 2/3. Может быть, следовало бы ограничить функции народных заседателей решением вопроса только о виновности или невиновности подсудимого и о наличии в деле смягчающих и отягчающих вину обстоятельств. В этом случае специально юридические вопросы о квалификации преступления, то есть применении конкретных статей закона, должны решать судьи по должности, то есть квалифицированные юристы.

Реформа судебной системы могла бы способствовать устранению субъективизма, предвзятости при рассмотрении дел, исключить возможность вышестоящих деятелей судебных органов или других начальников вмешиваться в деятельность суда и влиять на мнение судьи. Провозглашенное Основным Законом нашего государства правило: «судьи независимы и подчиняются только закону» должно быть обеспечено не только юридически, но и организационно и материально. Судья ни в каком отношении не должен быть зависим от местных властей. Только тогда он станет полностью независим и в своей профессиональной деятельности.

К субъективным причинам судебных ошибок следует отнести обвинительный уклон, сложившийся в органах следствия и суда еще со времен «культа личности». Стремление многих работников согласовать свое решение не с объективными данными по делу, а с мнением непосредственных начальников или местных властей, увы, весьма живуче. Нередко влияет на ход предварительного следствия и судебного рассмотрения также торопливость, стремление побыстрее закончить дело, поскольку многие следователи и судьи перегружены работой.

Отрицательную роль играет до сих пор укоренившееся в психологии ряда следственных и судебных работников легковесное отношение к закону. Нередко можно было слышать такое мнение: «в теории одно, а на практике все по-другому». Но теория советского права, основанная на законе, не может расходиться с практической деятельностью.

К серьезным проблемам, мешающим осуществлению правосудия, нужно отнести и негативное отношение к адвокатуре. В последнее время наша печать, в том числе газета «Правда», поднимает вопрос о роли и месте советской адвокатуры в осуществлении правосудия. Ведь до сих пор многие работники следствия и суда видели в адвокатах «врагов», лиц, мешающих якобы установлению истины и разоблачению преступников. Среди граждан, далеких от юриспруденции, было распространено мнение, что адвокаты — это чуть ли не сообщники преступников, всячески старающиеся выгородить их и помогающие им избежать ответственности и наказания, за что они якобы и получают свой гонорар.

Конечно, среди адвокатов, как и среди представителей других профессий, встречаются недобросовестные люди. Но сама миссия адвоката благородна. Он должен оказать юридическую помощь гражданам, помочь им осуществить и защитить свои права. В отличие от прокурора, который должен выяснять все данные и за, и против обвиняемого, адвокат осуществляет только защиту. Его роль — в тщательном анализе доказательств и доводов обвинения, в поиске защитительных моментов в деле, в представлении суду всех данных, которые могут положительно повлиять на решение судьбы подсудимого.

Не случайно во многих странах адвокат участвует в деле с момента ареста подозреваемого или предъявления обвинения. Предложение допускать адвоката к участию в уголовном процессе с начала предварительного следствия, а не с момента его окончания, обстоятельно обосновывается в советской юридической литературе и периодической печати. Ведь обвинение только тогда может считаться доказанным, когда оно выдержало проверку защиты, сумело ответить на все ее доводы и сомнения. Только в этих случаях можно быть уверенным, что правосудие установило истину и достигло своих целей.

Существенно, что участие адвоката в допросах подозреваемого сделало бы весьма трудным использование незаконных методов следствия. В присутствии адвоката было бы невозможно провести опознание с такими грубейшими нарушениями предусмотренных законом правил, которые имели место в деле, описанном Ю. Аракчеевым. При расширении функций адвоката было бы в гораздо большей мере обеспечено право подозреваемого или обвиняемого на защиту.

В повести «Пирамида» показана активная роль адвоката, который не опустил руки, столкнувшись с предвзятостью и круговой порукой недобросовестных работников правоохранительных органов, с равнодушием, трусостью свидетелей, а боролся за отмену несправедливого приговора, за оправдание невиновного человека.

Вообще чрезвычайно важным представляется то, что при всех отрицательных явлениях, описанных автором, мы встречаемся с целым рядом людей, проявивших себя с самой лучшей стороны. Это и инспектор линейного отделения милиции, и судебный заседатель, журналисты, заведующий отделом писем газеты, члены Верховного суда СССР, инспектор Военной коллегии, невеста подсудимого и другие. Некоторых из них действительно можно назвать лучшими представителями нашего общества. Автор мужественно смотрит в лицо правде, ибо он уверен: «Есть только один способ улучшить жизнь — посмотреть ей в лицо».

Об актуальности поднятой проблемы свидетельствует принятое 5 декабря 1986 года руководящее постановление Пленума Верховного суда СССР «О дальнейшем укреплении законности при осуществлении правосудия», в котором говорилось: «Обвинительный приговор должен опираться на совокупность согласующихся между собой доказательств и не может основываться на предположениях. При этом необходимо решительно изживать из судебной практики необоснованное осуждение как грубейшее нарушение социалистической законности, попирающее права граждан и подрывающее авторитет правосудия».

И в этой связи чрезвычайно важны соображения Ю. Аракчеева о роли нравственности в человеческой жизни, о человеческом достоинстве, об эстафете добра. Он пишет: «Вещи и здания создаются и разрушаются. Человеческое начало остается. Только оно и имеет настоящую цену — человеческое достоинство. Истинные герои времени те, в ком оно сохранилось. Им и перестраиваться не надо».

Повесть «Пирамида» не может не вызвать интереса у широкого круга читателей самого разного возраста. Но, конечно, она особенно полезна читателям молодым, которым предстоит и строить, и жить в обществе, где справедливость, честность, достоинство человеческой личности должны быть гарантированы и юридическим, и нравственным знаком.

Читателю предстоит чтение не только интересное, но заставляющее о многом задуматься…

Алексей Игнатов,

доктор юридических наук,

профессор

Часть первая

«ВЫСШАЯ МЕРА»

ПРЕСТУПЛЕНИЕ

НОЧЬ

Шел второй час ночи 26 апреля 1970 года. Сотрудники линейного отделения милиции железнодорожной станции города Мары совершали очередной обход.

— На вокзале порядок, — доносил по телефону один из них, зайдя в комнату дежурного по вокзалу. — Все спокойно.

И в этот момент снаружи послышались крики. Бросив трубку, милиционеры выбежали из дежурки. К стене у дверей медпункта привалилась пожилая женщина-туркменка в национальной одежде. Одежда была в крови, на стене и на полу виднелись алые пятна. Несколько человек охали и причитали рядом, над женщиной склонились медсестра и старик туркмен.

— Где? Где? — переспрашивала не знавшая туркменского языка сестра.

— Да в туалете напали. Там и порезали, — ответил кто-то. — Из туалета сюда пришла.

— Послушай, — сказал один милиционер другому, когда женщину отвели в медпункт и вызвали «Скорую помощь». — Это один из тех парней, а?

Милиционеры быстро и молча зашагали в зал ожидания, где незадолго перед тем делали замечание трем подвыпившим парням, один из которых вздумал улечься на лавке.

Войдя в зал, увидели: сидят двое. Третьего нет.

— Где ваш товарищ? — спросил милиционер Бердыев.

— Нету. Ушел, — сказал один из парней, молоденький.

Другой, постарше, спал сидя.

— Фамилия! — Милиционер Гельдыев тряхнул спящего за плечо.

— Семенов Григорий, — быстро ответил тот, встав и вытянув руки по швам.

— Семенов Анатолий, — прошептал молоденький, светлолицый, и при электрическом свете видно было, что лицо его стало белым.

— Третий где, который был с вами? — жестко спросил Бердыев.

— В пиджаке коричневом, — подсказал наблюдательный Гельдыев.

— В пиджаке-то? Клименкин? Клименкин Витька? Они меня провожали с Толиком. Ушел куда-то. Не знаю… — зачастил Григорий Семенов. — Спать небось пошел. В общежитие. А может… Ты, Толик, не знаешь?

— Пройдемте! — сказал Бердыев. — Быстро!

Торопясь, доставили обоих Семеновых в помещение линейного отделения милиции (ЛОМ), доложили дежурному.

— Гельдыев, останешься. Бердыев — со мной! В машину! — сказал дежурный Хасанов, вставая, поправляя пояс и кобуру с пистолетом.

Дверь общежития была заперта. Стучали минут пять. Наконец вахтер открыл. Не мешкая, нашли комнату № 4. Стучали и здесь. Было около трех часов ночи.

— Встать! Милиция, — негромко, но твердо произнес Хасанов, положив руку на кобуру, когда дверь наконец отворилась.

Спящие на нескольких кроватях зашевелились.

— Где Клименкин? — спросил Хасанов.

— Он на веранде спит, — сказал кто-то.

Прошли на веранду.

— Ну, я К-клименкин, — заикаясь, выговорил один — тот, что лежал на дальней кровати, — недовольным голосом. — Поспать н-не дают. Чего будите-то?

— Он еще спрашивает, — сквозь зубы процедил Бердыев. — Спит как будто!

— Встать, — повторил Хасанов. — Одевайся. Твоя фамилия как? — спросил он парня, койка которого стояла ближе.

— Гриневич, — ответил тот испуганно.

— Тоже вставай.

Хасанов отогнул матрас кровати, с которой встал Виктор Клименкин, принялся шарить руками. Ничего не нашел. Клименкин, пошатываясь, направился в комнату — одеваться.

— Твое? — входя за ним в комнату, сказал вдруг Хасанов.

В поднятой его руке блеснуло лезвие небольшого самодельного ножа.

— Ч-чего это? А, м-мой, — сказал Клименкин, зевнув.

— Ты и Гриневич поедете с нами. Быстро! — приказал Хасанов, пряча нож.

— Пиджак, пиджак бери, в котором был, — сказал Бердыев Клименкину.

Клименкин надел пиджак.

УТРО

Старшему следователю линейного отделения милиции города Мары доложили о разбойном, зверском нападении в туалете. Это известие привело Ахмета Ахатова в ярость. И так процент нераскрытых преступлений на его участке велик — и вот вам…

Из сообщения Хасанова, однако, стало ясно, что уже задержано несколько человек, а главное — тот, который, по всей вероятности, и есть преступник. Все совпадало. Сбивчивый рассказ Гельдыева и Бердыева, уверенность Гельдыева, несомненная логика поступка подвыпившего парня — им не хватало, захотелось еще, а напротив сидели старики. И женщина, у которой, вероятно, были деньги в платке, вдруг пошла в туалет, где в этот ночной час, разумеется, пусто… И, может быть, самое главное — темное прошлое подозреваемого, имевшего, как выяснилось, уже две судимости в свои двадцать лет. Да еще нож… И Ахатов подумал вдруг: а не удача ли это? Ведь если удастся быстро раскрыть такое серьезное преступление, то…

— Не отпускать никого! — распорядился он. — Клименкина в камеру. Я сейчас буду.

В девятом часу утра в линейном отделении милиции станции Мары раздался звонок из Ашхабада:

— Что там у вас опять?

— Не беспокойтесь, товарищ полковник, — сказал Ахмет Ахатов, подойдя к телефону. — Все нормально. Преступление раскрыто, преступник арестован. Не беспокойтесь, не беспокойтесь, все в порядке.

ДЕНЬ

Показания Клименкина Виктора Петровича, 1949 года рождения.

«25 апреля, в субботу, в 21 час я был в компании своих товарищей, Семенова Г. М., Семенова А. В., а также Гавриленко Б. П. Мы сидели в комнате № 4 общежития Марыстройтреста… Мы, то есть я, мои товарищи и другие ребята (шесть человек), выпили две бутылки вина марки «Ашхабадское», и одну бутылку водки я выпил с Семеновым Г. и тремя ребятами из комнаты № 26, фамилии которых Цепелев, Шнайдер, третьего зовут Гриша.

Потом, приблизительно в 23.50, мы, то есть я с Семеновыми, пошли на вокзал проводить Семенова Г., который должен был ехать в Куйбышев Новосибирской области. Я и Семенов А. решили покурить, вышли из зала и сели на скамейку, находящуюся под навесом, потом легли и задремали. Спустя некоторое время к нам подошли два милиционера и сделали замечание, что спать здесь нельзя, после чего мы встали и пошли опять в зал ожидания и сели рядом со спавшим Семеновым Г. Потом я встал и пошел домой. Когда пришел в общежитие, разделся и лег спать. Через короткий промежуток времени ко мне вошли сотрудники милиции и предложили поехать с ними».

— Так, — сказал молодой инспектор уголовного розыска Каспаров, которому Ахатов предложил провести первый допрос подозреваемого Клименкина. — Я прочитал тебе все написанное. Добавить можешь что-нибудь?

Виктор Клименкин — невысокий русоволосый парень — сидел на стуле, расслабившись, и как-то странно равнодушно смотрел на него. «Он или не он?» — в который раз подумал Каспаров. Кажущееся равнодушие можно расценить двояко…

В это воскресное утро Каспаров пришел на дежурство в девятом часу, увидел троих задержанных и этого парня, Клименкина, сидящего в специальном отделении за решеткой. Он еще не успел ничего спросить, как раздался звонок из Ашхабада. Трубку передали Ахатову. И бодрый тон Ахмета, и уверения его в том, что преступление раскрыто, насторожили Каспарова. Потом в одной из комнат он увидел кучку яркой пестрой ткани. Это была окровавленная одежда пострадавшей. От Хасанова узнал, что произошло. Вскоре Ахатов приехал с экспертами из больницы, и подозреваемого Клименкина вывели из-за решетки, отвели в комнату начальника ЛОМа, приказали раздеваться. Эксперт тщательно осмотрел одежду и тело Клименкина. Следов крови ни на одежде, ни на теле не было… Клименкина увели опять за решетку, а Ахатов достал нож из стола. Понюхал. «Сало!» — сказал он. Эксперт осмотрел нож. Следов крови как будто бы не было и здесь. Взяли Клименкина и других задержанных, поехали в больницу. На опознание. По дороге подсадили еще двоих, незнакомых. В глубине больничной палаты на койке лежала маленькая старуха. Лицо ее было сморщенным, желтым, глаза закрыты, она тяжело дышала. Эксперт и Ахатов подошли к ней, а Клименкина, Семеновых и двоих незнакомых мужчин выстроили тесной шеренгой. Милиционер Бердыев неотступно держал за руку Клименкина — боялся, видно, что тот убежит. Каспаров на всякий случай встал у двери. Эксперт наклонился к старухе и принялся по-туркменски что-то говорить ей, показывая в сторону стоящих шеренгой. Ахатов приподнял ее за плечи. Старуха была в тяжелом состоянии и, как видно, плохо понимала эксперта. Наконец она беспомощно махнула рукой в направлении стоявших. Один из них, маленький, лысый, Семенов Григорий, покачнулся и опустился на пол. Его подняли и положили на свободную койку. Обморок. Бердыев схватил Клименкина за другую руку, тот принялся возмущаться. Быстро Ахатов написал протокол. Все поочередно расписались. Каспаров заглянул в белый листок и увидел, что в графе «Подпись опознанного» расписался Клименкин.

— Клименкин, — сказал теперь, в помещении ЛОМа, Каспаров, — что же ты молчишь? Судя по твоим показаниям, ты преспокойно спал, когда было совершено нападение на старую женщину. Или был на пути к дому. Короче, в этом деле не участвовал. А в протоколе опознания сегодня утром ты расписался, что потерпевшая опознала именно тебя. Значит, ты и напал на нее. Почему же теперь ты утверждаешь, что спал?

— Нет, — ответил Клименкин. — Что х-хотите думайте. Я не н-нападал. П-подраться я, можно сказать, любитель, в-верно. Но не со с-старухой же. Что вы, с-смеетесь, что ли. Как я н-написал, т-так и было.

Клименкин сильно заикался, и Каспаров подумал, что, может быть, оттого он и молчалив.

— Но ведь нож твой нашли, — сказал он.

— Н-ну и что? М-мой нож. Рыбу чистили, к-колбасу резали. При чем тут нож? Я его с с-собой н-не носил.

— Послушай, Виктор, — сказал вдруг инспектор Каспаров, наклонившись к парию и пристально вглядываясь своими карими глазами в его глаза, серые и как будто бы равнодушные. — Вот что. Давай в открытую. Скажи мне честно. Честно, понял? В любом случае я постараюсь тебе помочь. Но я должен знать правду. Если хочешь, это останется между нами. Я не следователь, твой следователь — Ахатов. Я только провожу первый допрос. Скажи мне честно: ты или не ты?

— Н-не я. М-можете не сомневаться. Я м-могу избить равного себе, но не п-престарелую женщину. Г-глупости.

— Хорошо, — сказал Каспаров. — Я верю тебе. Но почему же ты все-таки расписался в акте?

— Я н-не знал, что по-подписываю. Милиционер сказал — распишись. В-вот я и расписался. Она же п-просто рукой махнула…

Странное чувство появилось у Каспарова. Глубокой, непонятной тоски. Он понял вдруг, что верит парню. Как инспектор уголовного розыска, проводящий предварительное дознание, он не имел, конечно, права уже теперь считать Клименкина невиновным. И все же посчитал. Поверил парню. А это значит…

— Дело твое серьезное, Виктор, — сказал он и устало откинулся на спинку стула. — Скажи адреса своих родственников. Кто у тебя из самых близких?

— Невеста. Светлана. Светлана Г-гриценко. А п-потом мать…