Избранное

— Стаканы! — скомандовал он.

— Сейчас, шеф.

Наполнив водкой два стакана, шеф направился ко мне.

— Эй ты! — окликнул он меня.

Я промолчал. Шеф сел рядом и развязно предложил:

— Выпьем?

Я отказался.

— Вот так-так! — удивленно процедил он. — Точно. Что ж ты тогда за человек?

Я молча пожал плечами.

— Вот так-так, — повторил он. — Давай лучше выпьем. Понимаешь? Меня зовут Габриш, и ты обязательно выпей.

Трясущейся рукой, расплескивая водку, он совал мне стакан. Теперь я мог рассмотреть его лучше. Кожа на лице была не такая уж гладкая, как мне сначала показалось. Из уголков рта расходились веерочками мелкие морщины. Но особенно меня поразили его глаза — светло-серые, мутные и испуганные; они безостановочно сновали из стороны в сторону. Именно по этому испуганному выражению глаз я понял, что он не отвяжется. Лучше уж было согласиться.

— Ну вот, давно бы так, — сказал он.

Он чокнулся со мной, пригубил, внимательно следя, пью ли я.

— Пей, пей, — подбодрил он меня. — Со мной можешь ничего не бояться. Моя фамилия Габриш, меня тут все знают, при мне с тобой ничего не случится.

— Я не боюсь, — ответил я и выпил.

— Давно бы так, — удовлетворенно сказал он. — Теперь это точно. Фамилия моя Габриш, а твою мне знать не интересно. А это, — показал он на женщину, которая издали поглядывала на нас, — мой передвижной гарем, по имени Мери. Она знаменита тем, что хочет во что бы то ни стало выйти замуж, а то и опоздать можно.

— Что ты там говоришь, Яничко?

— Говорю, что ты старая курица. И чего ты лезешь в серьезные разговоры?

Женщина обиделась. Она испуганным жестом прижала руку к губам и жалобно сморщила лоб. Но шеф уже перестал ее замечать.

— Эй, Маска! — позвал он.

Скрюченный человечек подковылял к нам. Голову он держал как-то набок, словно старался прижать ее к правому плечу, и волочил правую ногу.

— Представься, — приказал шеф.

— Шимко. Но шеф называет меня Маской.

— Кем ты был?

— Капиталистом.

— А кем стал?

— Человеком.

— Человеком! Экая свинья! Что ты теперь делаешь, вот о чем я спрашиваю!

— Заведую пивной.

— Кто тебя спас?

— Я за все благодарю шефа.

— Кто тебя человеком сделал?

— Шеф.

— Ты грабишь? Воруешь?

— Нет.

— А почему не воруешь? Почему не грабишь?

— Потому что есть шеф. При шефе ничего не получится.

Скрюченный, прищурившись, поглядел на своего собеседника. Мне показалось, что в узких щелках глаз зажегся огонек ненависти. Шеф, очевидно, был удовлетворен. Он милостиво дал отхлебнуть скрюченному из своего стакана. Тот почтительно выпил.

— Шагом марш! — скомандовал шеф.

— Слушаюсь, шеф, — почтительно отозвался скрюченный.

И мне снова показалось, что я уловил в его взгляде жгучую ненависть.

— Паразит, — пояснил шеф, глядя ему вслед, и обернулся ко мне. — Знаешь, сколько он награбил? Миллионы, понимаешь, миллионы! У него была мясная лавка и ресторан. И гостиница. Миллионы! Когда я был мальчишкой, то ставил кегли в его кегельбане. За шесть часов получал крону, понятно? А он — миллионы! Я его, паразита, могу в любое время к ногтю прижать. Я теперь ведаю коммунальными предприятиями, понимаешь? Начальник над всеми коммунальными предприятиями.

— Я бы с ним был поосторожней, — сказал я.

— Почему это?

— На вашем месте я вел бы себя поосторожнее с этим типом. По-моему, он вас ненавидит.

— Хо-хо-хо, — расхохотался шеф. — Это точно! Будто я не знаю! Побежденный класс! А почему, спрашивается, он должен меня любить? Да ты забавный парень! Откуда ты взялся? Хо-хо, это уж точно!

Шеф смеялся от души, он даже зажмурился. Его мягкий подбородок, похожий на женский, подрагивал. Затем он крикнул скрюченному:

— Маска!

— Слушаюсь, шеф.

— Скажи этому товарищу: ты меня любишь?

— Я за все благодарю шефа.

— Говори правду! Негодяй! Голову оторву!

Скрюченный уставился в землю. Шеф пошевелился, словно собираясь встать. Скрюченный сказал:

— Не люблю.

— Ненавидишь?

Скрюченный молчал.

— Что бы ты сделал со мной, если бы произошел переворот?

— Не произойдет.

— А если бы произошел? — угрожающе допытывался шеф. Он привстал, свирепо глядя на скрюченного.

— То же самое, что шеф со мной.

— Как так?

— Унизил бы его.

— Заставил бы прислуживать себе?

— Да-а-а.

— Вот так, — удовлетворенно сказал шеф. — Это точно. Слыхал? Мы с ним приятели, по совести говоря. Что? Точно!

Опустив голову, скрюченный заковылял к ручью. Шеф самодовольно усмехнулся, но глаза его испуганно перебегали с предмета на предмет.

— Видишь? — обратился он ко мне. — Паразит, но вышколенный. Дрессировка. У меня в коммунальных предприятиях целый зверинец подобрался. Капиталисты. Бывшие люди. И я их дрессирую. Видишь? Он и в ненависти должен признаться. Что? Это точно. А что он может сделать? Не послушается — завтра же вылетит. Куда он тогда денется — ничего ведь не умеет, только грабить. Так пусть уж лучше ненавидит и слушается. Это подлый паразит, капиталист, подлый подхалим. Вот я его и учу по-своему. Но людей из таких все равно не получается, нет. Эй, Маска!

— Иду, шеф!

Скрюченный подал стакан. Шеф налил и выпил залпом стакан водки. Взгляд его на минуту прояснился, глаза остановились, зрачки расширились. Он прокашлялся.

— Точно! — Он обернулся ко мне. — Что ты на меня глаза пялишь? Что я пью? Думаешь — алкоголик? А если даже так?

— Вы действительно… того?

— Действительно! А если и так? Жизнь меня таким сделала! Жизнь!

Он махнул рукой и отвернулся.

— Эй, Мери, иди сюда, выпей.

Женщина, стоявшая поодаль, смотрела на нас с детским любопытством. Приложив палец к губам, она нерешительными шагами приблизилась к нам. У нее были широкие бедра и высокая тяжелая грудь, ритмично колыхавшаяся при ходьбе.

Женщина подсела к шефу, вытянула большие толстые ноги, повертелась, устраиваясь поудобнее, и сняла туфли. Шеф обнял ее за плечи.

— Выпей, Мери, единственная моя, — сказал он и, обращаясь ко мне, спросил: — Лакомый кусочек, а? — И похлопал ее по ляжкам.

Женщина захихикала.

— Не шути, Яничко. Ты только и знаешь, что шутить, хи-хи-хи!

— У нее только один недостаток, — продолжал шеф, блуждая окрест взглядом, словно отыскивая предмет, на котором можно остановиться. — Она хочет выйти замуж.

— Врешь, Яничко. Это ложь, хи-хи-хи!

— Но беда не в этом. Хочет выйти за меня.

— За тебя?

— Не хочешь?

— На что ты мне? Я свободная женщина, делаю что хочу. На что ты мне нужен?

— Точно! — сказал шеф и хлопнул себя мягкой ладонью по колену. — Это точно! Хо-хо, свободная женщина! Свободная от домашнего хозяйства! Свобода! Лижешь у меня руки — вот она твоя свобода! Вот как!

— Если хочу — лижу, — ответила женщина; она больше не хихикала, ее гладкий высокий лоб прорезала упрямая детская складка. — А когда расхочется — перестану. Я свободная женщина, зря ты смеешься.

— Шеф, — произнес скрюченный притворно сладким голоском. — Мясо вином полить?

Пока мы беседовали, скрюченный суетился, резал мясо на куски, нанизывал их на вертел.

— Будто сам не знаешь! — недовольно оборвал его шеф. — Налей!

Шеф налил водки на троих и выпил первым. Положив руку на грудь, откашлялся.

— Свобода, — произнес он глухим голосом. — Все к ней тянутся. А что она такое? Ничто! — Он разжал кулак и поглядел на пустую ладонь. — Ничто! Мираж! Ловушка для глупцов! Вот хоть бы она! Свобода! Освобожденная от домашнего хозяйства! Коммунальное предприятие! Грабители и обжоры!

Взгляд его на мгновение оцепенел, глаза совсем помутнели, наполнились пьяными слезами. Он высморкался, вытер глаза рукавом.

— Ну, ничего, — сказал он. — Извини, дружище. Я человек чувствительный.

— Сентиментальный.

— Да, сентиментальный. Жалко мне себя. Иной раз так жалко, что землю грызть хочется. Вот я и пью.

Он понурил голову, бледные щеки его слегка отвисли. Женщина нежно коснулась его рукой, погладила по голове.

— Не грусти, Яничко, не надо!

Он поднял голову.

— Да, Мери. Ты права. Выпьем!