Помоги проекту - поделись книгой:
Внимание Екатерины было обращено в Средиземноморье задолго до отправки флота в Эгейское море. Прежде всего она должна была не просто изучить возможный театр русско-турецкого конфликта, но и понять, на кого стоит опереться в своих грандиозных замыслах. В русской политике некие идеологические и гуманитарные задачи частенько превалируют над политическим прагматизмом. Мы все время стремимся кого-то спасать. При этом те, кому якобы нужна помощь, на самом деле не очень-то в ней нуждаются, а иногда даже платят за спасение черной неблагодарностью.
Средиземноморская кампания не была исключением. Одной из задач на начальном этапе было освобождение единоверцев-греков, изнемогающих под турецким гнетом. Екатерина видела в греках союзников и опору для будущей экспедиции.
Трудно сказать, чего было больше в политике императрицы – сердечного порыва или расчета? А вот то, почему в качестве цели похода были выбраны полуостров Пелопоннес и регион Мани, понятно. Местные жители – майноты (жители полуострова Мани), по донесениям многочисленных эмиссаров Алексея Орлова, были опорой для будущих побед Екатерины в Восточном Средиземноморье:
Трудно сказать, кто именно был инициатором Архипелагской экспедиции – Алексей Орлов или Екатерина Великая. Многие считают, что экспедицию организовал граф. Думается, что последнее слово было за Екатериной. Но оба они не были моряками, не понимали всех трудностей и последствий перехода из Балтики в Средиземное море, не осознавали всех сложностей, с которыми сопряжены подобные предприятия, – им, непрофессионалам морского ремесла, легче было решиться на эту авантюру. Я, как моряк и путешественник, могу сказать, что мореплавание даже сейчас является уделом людей смелых. И это при том, что современные суда и средства навигации и безопасности находятся на высшей ступени развития. И все-таки они никогда не сделают мореплавание безопасным на 100 процентов. Корабли по-прежнему тонут, переворачиваются, разламываются, садятся на мели и рифы, горят, а люди гибнут. То, что задумала Екатерина и блестяще исполнил в компании своих моряков Алексей Орлов, сегодня кажется мне настоящим подвигом и… большой удачей.
Несколько десятков кораблей Балтийского флота вышли из Кронштадта, преодолели несколько тысяч миль вокруг Европы, проникли в Восточное Средиземноморье и зашли туркам в тыл. Никогда прежде русский флот не совершал столь дерзких экспедиций. Но эта задумка появилась у Екатерины не на пустом месте. Императрица явилась продолжательницей дела Петра I, который, создавая современный, мощный флот, видел в нем опору для своих преобразований. Екатерина поступала так же. Россия отправляла за границу на стажировку своих моряков и кораблестроителей, в самой стране создавала условия для привлечения иностранных специалистов. Многим из них было суждено стать участниками Архипелагской экспедиции.
Русские моряки постигали тайны навигационного дела, учились собирать информацию об условиях мореплавания, состоянии и устройстве портовой службы, которые могли бы пригодиться в предстоящих операциях в Средиземноморье. Вот довольно показательный пример: в 1763 году в Средиземное море отправился торговый фрегат[1] «Надежда благополучия». Он был похож на обычное торговое судно. Его снарядил тульский купец Иван Владимиров. Однако экипаж фрегата составляли опытные военные моряки, впоследствии принявшие участие в Архипелагской экспедиции. Поход был предпринят с целью разведки обстановки в районе возможных боевых действий русского флота.
В России, а именно в Санкт-Петербурге и Архангельске, строился самый современный флот. Прибывшие из столицы экипажи перегоняли боевые корабли с севера в Кронштадт, где им присваивали имя и вводили в строй. В итоге к 1769 году, то есть к моменту выхода эскадр в Средиземное море, Екатерина имела в своем распоряжении довольно мощный флот. Сейчас пришло время попробовать его в деле.
Сразу стало понятно, что плавание не будет простым: корабли выходили из строя, а матросы (многие из них увидели море впервые) страдали от морской болезни и погибали от инфекционных заболеваний. У мыса Каттегат экспедиция могла закончиться, едва начавшись. Корабли проходили ночью опасный участок, носящий красноречивое название «кладбище кораблей». Маяк не горел. Пинк[2] «Лапоминк», шедший первым, сел на камни. Если бы не своевременно поданный сигнал бедствия, вся остальная эскадра оказалась бы там же. Было ли это происшествие случайностью или кто-то «забыл» зажечь маяк, не ясно.
В неудаче русской экспедиции была уверена вся Европа. Это отчасти и стало причиной ее успеха. Усилия русских представлялись авантюрой и всерьез никем не воспринимались. Франция, например, попросту прохлопала успешное продвижение русских эскадр. Французы формально не были противниками России, но в их интересы не входило проникновение русского флота в Средиземное море. Если бы русских не поддержали англичане, Франция, возможно, решилась бы на открытый конфликт. Основной посыл английской дипломатии в адрес французов звучал примерно так: «Только троньте русских – и будете иметь дело с нами!» Обошлось… Франция не вступила в войну, а всего лишь отказала нуждающимся в ремонте русским кораблям в доступе во французские порты.
Зато поддержку русским в этом походе оказали датчане и, естественно, британцы. Они разрешили русским кораблям заходить в свои порты для пополнения запасов и лечения моряков и предоставили ремонтные базы. Разумеется, не бесплатно. Мужество и авантюризм русских, неверие французов, поддержка британцев – вот главные факторы, повлиявшие на то, что весной 1770 года, спустя почти год после выхода из Кронштадта, экспедиция Балтийского флота все-таки оказалась у берегов Пелопоннеса. Здесь она должна была вести боевые действия совместно с греческими повстанцами.
Первая встреча русских с греками произошла на восточном побережье полуострова Мани в местечке Витуло, где их ждали разделенные на два легиона майноты. Их знамена были освящены в местном монастыре. По свидетельствам участников тех событий, греки произвели весьма благоприятное впечатление на русских, прежде всего опрятностью и воинственностью. Поначалу экспедиции сопутствовала удача. Русским морякам и артиллеристам удалось выбить турок из укрепленной крепости Наварин, где отличился цехмейстер артиллерии, бригадир Иван Абрамович Ганнибал, предок А. С. Пушкина. Противник не сдавался. Тогда русские устроили на соседнем холме артиллерийскую батарею, и корабельные комендоры принудили гарнизон капитулировать.
В 1770 году взятие крепости Наварин стало первой удачной боевой операцией русских в этой кампании. Русские десанты вместе с повстанцами двигались внутрь материка и успешно отбивали у турок их крепости. Переломное событие произошло во время штурма крепости Мистра, что неподалеку от древней Спарты. Я был в этой крепости и могу оценить ее оборонительные способности очень высоко. Она практически неприступна. Русские понимали это и при сдаче крепости пообещали жизнь туркам и их семьям. Но потом произошло непредвиденное. Греки, ненавидевшие турок лютой ненавистью, стали резать и убивать сдавшихся. Количество убитых в тот день исчислялось тысячами. Выживших счастливчиков оказалось всего лишь несколько десятков. С этого момента удача изменила объединенным силам: турецкие гарнизоны поняли всю бессмысленность сдачи и предпочли драться не на жизнь, а на смерть. Первые же неудачи в открытом бою разогнали воинственных греков. Они разбежались, засели в горах в своих родовых башнях и затихли. Русским же деваться было некуда.
Родился 5 июня 1735 года близ Ревеля (ныне Таллинн). Старший из 11 детей «арапа Петра Великого» Абрама Петровича Ганнибала и Христины-Регины (Христины Матвеевны) фон Шеберг. В 1744 году, вопреки воле родителей, был записан на военную службу и определен для обучения в Петербургскую морскую артиллерийскую школу. Позднее учился в Морском шляхетном корпусе. 10 февраля 1769 года назначен цехмейстером морской артиллерии.
Иван Ганнибал служил в морской артиллерии, во многих морских сражениях проявил мужество, храбрость и изобретательность. Во время русско-турецкой войны 1768–1774 годов находился в Архипелагской экспедиции. 7 декабря 1772 года произведен в чин генерал-майора. 10 июля 1775 года награжден орденом Святой Анны. 7 июля 1776 года назначен генерал-цехмейстером морской артиллерии. С 1777 года – член Адмиралтейств-коллегии.
Под руководством и при участии Ганнибала в 1778 году был заложен город Херсон. 25 июля того же года Ганнибал был назначен главным командиром Херсонской крепости и привлек в Херсон и окрестности много греческих и итальянских выходцев.
1 января 1779 года произведен в чин генерал-поручика. В 1780 году Ивану Абрамовичу было пожаловано 10 тыс. десятин земли. В связи с болезнью и отчасти по причине ссоры со всесильным Г. А. Потемкиным в 1784 году вышел в отставку в чине генерал-аншефа. Остаток жизни провел в своем имении Суйда под Петербургом. Умер в Петербурге бездетным холостяком 12 октября 1801 года и был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.
Русские в провале операции на полуострове обвиняли греков, а греки – русских. Правда была в том, что граф Орлов переоценил повстанцев. Они, несмотря на свою воинственность, не были регулярным войском и не поддавались военной дисциплине и управлению. С другой стороны, русские отряды были слишком малочисленны и не могли без поддержки, в одиночку, одолеть османов. Греки явно переоценили их возможности. Уцелевшие русские десанты вернулись на корабли. Эскадры отправились в море искать военное счастье и турецкий флот.
Кульминацией кампании стало грандиозное морское сражение сначала в Хиосском проливе, а затем в Чесменской бухте. Сегодня мы знаем, что русские выиграли его, победа была полной, убедительной и… неожиданной для обеих сторон. Русские смогли одолеть противника, превосходящего их по численности в разы. Две русские эскадры, полностью уничтожив турецкий флот, стали хозяевами всего Восточного Средиземноморья.
Граф Орлов со своей эскадрой отправился в сторону острова Лемнос, который считал ключом к Дарданеллам и Константинополю. Если бы Орлову удалось занять и удержать за собой остров, победа в этой кампании была бы обеспечена. На кураже русские после двухмесячной осады взяли крепость Пелари на Лемносе. Турецкий гарнизон вывесил белый флаг и вел активные переговоры об условиях сдачи. Отощавшему и страдающему от жажды турецкому гарнизону Орлов даже повелел выдать арбузы и виноград.
В то же время вторая русская эскадра контр-адмирала Джона Эльфинстона блокировала Дарданеллы. Русские были как никогда близки к благополучному исходу всей кампании. Но дальше произошло нечто необъяснимое. На самом большом и мощном русском корабле «Святослав» контр-адмирал Эльфинстон без приказа оставил свою эскадру, ушел в сторону Лемноса и в восьми милях от восточного побережья острова посадил российский флагман на огромную мель. Для снятия корабля с мели Эльфинстон призвал остальные корабли своей эскадры, и блокада, таким образом, была снята.
Турки только этого и ждали. Они погрузили пятитысячный десант на доступные транспортные средства и высадили его на Лемносе. Почти сдавшийся гарнизон крепости Пелари, усиленный товарищами по оружию, мгновенно убрал белые флаги и продолжил сопротивление. Русские упустили уникальную возможность взять крепость, окончательно закрепиться на острове и, вполне возможно, в том же году завершить кампанию. Эта неудача изменила вектор развития всего Российского государства. Я задумался: была ли гибель линейного корабля «Святослав» случайной? Думаю, что нет. Все подробности этого трагического происшествия я расскажу во второй части книги.
Русские корабли ушли в центр Кикладских островов, чтобы создать там уникальное новое государственное образование – Архипелагскую губернию.
Глава 4
Губернские хроники. Парос
Остров Парос был выбран столицей губернии прежде всего из-за своего местоположения. Он находится в центре Кикладского архипелага на одинаковом удалении от входа в Мраморное море и Пелопоннеса. Главное преимущество Пароса – две идеальные бухты для стоянки кораблей. Основной базой для флота и сухопутных подразделений была выбрана самая северная из них – бухта Ауза.
Датой основания губернии можно считать 15 октября 1770 года, когда семь русских кораблей вошли в бухту Ауза. К началу декабря подошли и остальные корабли экспедиции. Русские сразу занялись укреплением базы и возвели несколько артиллерийских батарей. Две из них появились у входа в бухту на двух соседних мысах. Еще одна батарея была установлена на островке в северо-восточной части бухты. Для установки четвертой русские использовали остатки старого венецианского форта в самой рыбачьей деревушке Ауза. Сейчас из четырех батарей видимые очертания сохранил лишь венецианский форт. На островке в юго-восточной части бухты были построены Адмиралтейство и дом бригадира Ганнибала. В наши дни этот островок украшают лишь православная церквушка и крест в память о русских моряках, сложивших головы за годы существования губернии.
За время русского присутствия в Архипелаге были сооружены многочисленные постройки самого разного назначения – «пороховые и амунишные» склады, казармы для двух пехотных полков и нескольких тысяч албанцев, а также госпиталь, церковь и кладбище. Причем все они были расположены на весьма незначительном расстоянии друг от друга, именно в таком порядке, напоминающем конвейер: госпиталь – церковь – кладбище. Фундамент довольно большого госпиталя можно увидеть и сейчас. Стены небольшой госпитальной церквушки уцелели лишь потому, что греки позднее использовали ее как хозяйственную постройку. Большое кладбище не существует. Сейчас на его месте находится пляж отеля.
Жаркий климат Киклад оказался для русских тяжелым и непривычным. Жара в совокупности с инфекционными заболеваниями выкашивала целые полки в считаные месяцы. Казармы Шлиссельбургского пехотного, лейб-гвардии Преображенского полков и лагерь албанских волонтеров были вынесены за пределы городка. Госпиталь, церковь и кладбище стояли в одну линию на восточном берегу бухты.
Руководителем губернии стал адмирал Григорий Андреевич Спиридов. Для него был построен большой каменный дом на берегу. Обосновавшись на Паросе, русские были вынуждены действовать по обстановке и заботиться о своей безопасности, снабжении и управлении. И тут было о чем подумать. Уже в первые месяцы пребывания русских на Паросе многие острова изъявили желание перейти в российское подданство. В итоге в управлении у Спиридова оказалось около 30 островов. С приобретением столь хлопотного хозяйства частично решался и вопрос снабжения. Администрация выяснила, сколько налогов платили местные жители при прежнем режиме, и обложила их податями, составляющими примерно четверть от прежних платежей. Чаще всего подати взимались товарами, необходимыми для существования губернии:
Немалый доход в бюджет приносили и крейсерские плавания русских кораблей. Война узаконила присвоение захваченных у противника судов и грузов. Груз поступал в приз, корабли переделывались во фрегаты. Им присваивали новые имена и снова отправляли в море под Андреевским флагом. Некоторые исследователи называют Архипелагскую губернию «пиратской республикой». Я не согласен с этим определением. В то время многие государства вели подобную практику (например, англичане и мальтийцы), но пиратами их никто не называет.
Впрочем, Киклады и Эгейское море издревле были вотчиной пиратов. В момент появления русских кораблей в Архипелаге здесь действовало несколько сотен пиратских кораблей. У них появилась возможность узаконить свои действия, а у русских – еще один источник получения волонтеров и пополнения казны. Русские задумались об этом заблаговременно и разработали «патент» для лихих парней, пожелавших поменять «череп и кости» на русский мундир. Таким образом Архипелагская экспедиция пополнилась значительным количеством кораблей. Экипажи переходили на русскую службу, корабли получали Андреевские флаги, а их капитаны – русские офицерские звания. Из записок Хметевского очевидно, что процесс захвата боевых кораблей противника и торговых судов, шедших в турецкие порты, носил регулярный характер, прерываясь лишь во время перемирий:
Знаменитая порода орловских рысаков появилась в результате одного из таких захватов. Правда, русские захватили не рысаков, а дочь одного из турецких чиновников – Гасан-бея. Орлов не стал удерживать красавицу и повелел отправить ее к папаше. А Гасан-бей, растроганный благородством русского графа, подарил Орлову несколько арабских скакунов. Один из них попал в 1775 году в Россию, получил имя Сметанка и стал основателем знаменитой породы орловских рысаков.
Четыре с лишним года русские корабли контролировали практически все Восточное Средиземноморье. Они топили и захватывали боевые корабли османов, торговые суда и грузы, таким образом перекрывая каналы поставок продовольствия и нанося противнику существенный вред. Не давали русские покоя туркам и на материке, где захватывали крепости, сжигали корабли и постройки. Русские моряки добрались даже до Бейрута, расположенного в более чем 1 тыс. километров от острова Парос, – сначала блокировали, а затем захватили его.
Во всех операциях русских в качестве десантов принимало участие и так называемое «албанское войско». Количество албанцев доходило до 15 тыс. человек. При этом количество русских моряков и пехотинцев было около 5 тыс. Руководство Архипелагской экспедиции довольно высоко ценило дисциплинированность и боевые качества волонтеров, принимавших участие во всех крупных десантных операциях – осаде Лемноса, взятии Чесмы, атаке на Бодрум.
«Албанским» это войско можно назвать лишь условно. В него входили албанцы, греки и балканские славяне. Волонтерами они тоже были условно, потому что за свою тяжелую работу получали жалованье наравне с русскими. Да и дисциплинированными они были тоже до известной степени. В военную администрацию губернии регулярно поступали жалобы от местных жителей на озорство «албанцев», хотя обиды чинили и русские, чью жизнь нельзя было назвать комфортной. «Озорничали» они в основном после приема горячительных напитков либо в поисках оных.
Военная администрация приложила немало усилий для устройства жизни в Архипелаге, но отношения между русскими и греками не были идеальными. Русские, например, жаловались на патологическую лень греков, находящихся в «жалком и угнетенном состоянии». Еще большее недовольство вызывало их «лукавство», выражавшееся в завышении закупочных цен на продукты, необходимые для жизнеобеспечения базы на Паросе.
Родился в 1713 году в Выборге в семье дворянина Андрея Алексеевича Спиридова и Анны Васильевны Коротневой. В 1723 году Спиридов начал службу на флоте добровольцем. В 15 лет после сдачи экзаменов по навигационным наукам был произведен в гардемарины и направлен на Каспийское море. С 1732 года Григорий Андреевич служил в Кронштадте, где досрочно получил чин мичмана, ежегодно находился в плаваниях по Балтийскому морю.
В 1738 году, став адъютантом вице-адмирала П. П. Бредаля, участвовал с ним в Азовской экспедиции Донской военной флотилии. В войне с Турцией Спиридов отважно действовал во всех морских боях, получил боевую закалку.
В 1741 году он был командирован в Архангельский порт, откуда на одном из новых кораблей совершил переход в Кронштадт. В течение 10 лет командовал придворными яхтами и линейными кораблями. В 1754 году Спиридов был произведен в капитаны 3-го ранга и отправлен в Казань для организации доставки лесов в петербургское Адмиралтейство. В 1755 году он стал членом комиссии по рассмотрению регламента для флота, а в следующем году назначен ротным командиром в Морской шляхетный кадетский корпус.
Во время Семилетней войны Григорий Спиридов командовал кораблями «Астрахань» и «Святой Николай». В 1762 году Григорий Андреевич был произведен в чин контр-адмирала. Командуя Ревельской эскадрой, он прикрывал русские коммуникации на Балтике. После войны Спиридов стал главным командиром Кронштадтского и Ревельского портов, затем командовал всем флотом на Балтийском море.
Самый трудный и ответственный период военной биографии Спиридова пришелся на русско-турецкую войну 1768–1774 годов. Спиридов получил звание адмирала, командовал первой эскадрой. Перед ним стояла трудная задача – проложить путь в восточную часть Средиземноморья, совершив туда первый в истории русского флота переход из Балтийского моря. После победы под Чесмой Спиридов в течение трех лет господствовал в Греческом архипелаге. Он не только осуществлял блокаду Дарданелл, но и приступил к систематическому контролированию коммуникаций противника в Эгейском море. В 1772 году русский адмирал распространил свои действия на всю восточную часть Средиземноморья. Совместно с экспедиционными сухопутными силами флот Спиридова вел активные действия против турецких приморских крепостей и портов на Эгейском море.
В июне 1773 года 60-летний адмирал попросился в отставку по состоянию здоровья. Устал он и от стычек с графом Орловым. В феврале следующего года Спиридов получил разрешение оставить свою должность, а также право на пенсию в размере полного адмиральского жалованья. Вернувшись в Россию, Григорий Андреевич прожил еще 16 лет. Лишь один раз за эти годы он надел свой парадный мундир – когда получил известие о победе флота Федора Ушакова при Фидониси.
Спиридов умер в Москве и был похоронен в своем имении в селе Нагорье Переславского уезда. В последний путь его провожали местные крестьяне и верный друг – Степан Хметевский.
В задачи военной администрации входило создание современного, революционного по своей сути государственного образования. Задача поистине удивительная – монархическая Россия по распоряжению единовластного монарха учреждала некое подобие республики. По замыслу Спиридова, верховной властью становился сенат, состоящий из представителей каждого острова. Все острова выставляли по три выборных депутата. В их полномочия входили управленческие, налоговые и даже судебные функции.
Киклады когда-то принадлежали Венецианской республике. В Архипелаге было много греков католического вероисповедования. Спиридов не давал привилегий ни православным, ни католикам. Он привлекал к управлению островами обе церковные конфессии, причем равенство светской и духовной властей одновременно предполагало невмешательство государства в их дела.
В результате активной деятельности Спиридова и его офицеров на свет божий появился Свод законов. По нему должны были жить свободные граждане Архипелагской губернии. Цитата из «учреждения»:
Губерния просуществовала четыре года. В 1774 году был подписан Кючук-Кайнарджийский мир, поставивший жирную точку в изнурительной войне. Архипелагская губерния прекратила свое существование.
Глава 5
Кортик. Патмос
Мы прошли за ночь около 50 миль и ранним утром подошли к Патмосу. Сам остров и его святыни – монастырь Иоанна Богослова и пещера Апокалипсиса – представляют собой особо почитаемое в православном мире место.
Монастырь на острове в 1088 году основал преподобный Христодул. Он получил от византийского императора Алексея I Комнина своеобразное разрешение – золотую буллу. Она, кстати, до сих пор хранится в монастырском музее. Место для постройки монастыря Христодул выбрал не только живописное, но и символичное – холм с руинами храма Артемиды. Строительство продолжалось 19 лет. Преподобный стал первым игуменом монастыря.
За годы строительства вокруг монастыря образовался поселок с пастбищами, превратившийся с течением времени в город Хора. Христодул в конце своей жизни покинул монастырь и вернулся на родину, на остров Кос, где скончался около 1111 года. Сейчас на территории монастыря находится часовня, где покоятся мощи преподобного.
В середине XV века на Патмос пришли турки. Даже тогда монастырь действовал. А в XVIII веке на остров высадился русский десант. Острова Хиос и Лемнос, лежащие неподалеку от Патмоса, так и не стали русскими и не приняли российского подданства. Патмос оставался русским до самого конца существования губернии. Русские никогда не обделяли своим вниманием этот остров и даже праздновали на нем, по свидетельству очевидцев, православную Пасху. Об этом свидетельствуют документы того времени.
После кровопролитной операции на острове Кос в августе 1773 года и распространившихся инфекционных заболеваний («горячки») русские организовали на Патмосе госпиталь. Он работал до конца года. Из донесения адмирала Спиридова графу Орлову 31 августа 1773 года:
В госпитале находились 143 раненых (188 человек с учетом «охраняющих»). Лечили их лекарь, подлекарь и ученики с кораблей «Всеволод» и «Ростислав». Госпиталь был оборудован весьма скромно. При его закрытии в описи имущества значились:
Вероятно, в один из паломнических визитов Орлов подарил монастырю свой кортик, а также кресты, иконы в дорогом убранстве (с золотом и драгоценными камнями), драгоценные медали с изображением Петра I и самой Екатерины. Все это было передано в монастырь по желанию императрицы. Смысл дара понятен – это был жест защиты и покровительства со стороны России и одновременно признание значимости монастыря для русских.
Получить разрешение на съемки в монастыре было непросто. Всего лишь пару лет назад монахи позволили приходить в свою обитель с видеокамерами, а до этого киношникам вход в монастырь был заказан. Для нас нынешняя попытка проникнуть за монастырские стены стала не первой. Нас уже ранее не пускали в монастырь из-за несоблюдения определенных формальностей. И сейчас, хотя все разрешения были получены, нам опять могли отказать в визите. Мы, естественно, нервничали.
Дело в том, что мы определили для себя несколько ключевых точек на нашем маршруте. От их посещения зависело, получится ли фильм вообще. Патмос входил в число приоритетных эпизодов. Меня мало беспокоили неудачи во второстепенных локациях, потому что снятый там материал мы вполне могли заменить. Мы учитывали, что находимся не в обычной командировке, а в полноценной экспедиции, где может происходить нечто непредсказуемое. Например, могла подвести и скорректировать планы погода, что и произошло здесь же, на Патмосе. В наши планы по посещению монастыря мог вмешаться и человеческий фактор. Мы понимали важность объекта, нервничали и готовились к худшему.
Но вдруг за нами из монастыря прислали машину. Мы загрузили оборудование и двинулись в путь. Нас встретил бухгалтер монастыря. Он внимательно расспросил нас, о чем будет фильм, какое мы везем оборудование и самое главное – что именно мы хотим снять. Мы все рассказали и приступили к осмотру монастыря и съемкам.
Все шло гладко. Мы сняли монастырь внутри и снаружи. Выяснили, что кортик графа Орлова действительно находится в монастыре. Тогда и начались проблемы. Как только мы получили разрешение на съемки кортика, выяснилось, что он хранится под стеклом. Оно не давало возможности снять кортик качественно. К тому же я непременно хотел подержать реликвию в руках. Я не сомневался, что почувствую что-то особенное даже от мимолетного обладания этой вещью. Мужчин хлебом не корми, дай подержать в руках оружие, а исторический кортик графа Алексея Григорьевича Орлова тем более.
Поделиться книгой: