Ловчие сети [СИ]

Я повернул голову направо и увидел там простой деревянный стол круглой формы, опирающийся на одну толстую ножку и со стороны напоминающий огромный гриб. Поверхность стола была гладкой и вроде как покрыта лаком, оттого её полотно, несмотря на парящую внутри дома тусклость и серость, казалась какой-то блестящей и также, как железко топора, не имело трещинок, царапинок али щербинок. Посередине стола поместился невысокий серебряный подсвечник, выполненный в форме усеченного цветка лилии, в который была вставлена колба из серого узорчатого стекла, откуда едва выглядывала оплавленная свеча. Рядом с этим подсвечником стояли бронзовый чайник, пузатый и покрытый толстым слоем черной копоти, с острым длинным носиком да бело-серая чашка.

С другой стороны от камина в комнате находился кожаный небольшой диван с деревянными ручками. Он стоял прямо под окном, и сверху на нем лежали две подушки в линялых наволочках, а напротив дивана помещался книжный шкаф. Это был массивный шкаф с двумя стеклянными дверцами.

Я бесшумно шагнул влево и вгляделся в книги, они были покрыты толстым слоем пыли, но даже через нее, даже через стекло, не менее пыльное, смог я разглядеть фамилии писателей и поэтов: Достоевского, Толстого, Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Некрасова, был там и Островский, и Чехов, и даже Есенин, Булгаков. Мелькнули передо мной томики Шекспира, Гете, Байрона…, словом все то, что я так любил по множеству раз задумчиво перелистывать и перечитывать. А еще я видел обложки книг на английском, немецком, французском и на каких-то иных, не ведомых мне языках…. Часть книг имела явно современный переплет, а другие: потертые и обтрепанные, выглядели такими потасканными, что сложно было разобрать изображены ли на них буквы, слова, руны, иероглифы.

Какое-то время я еще стоял неподвижно, разглядывая книги, затем бревенчатые стены дома, деревянный гладкий пол, также как и стол, покрытый лаком, подбитый такими же ровными, струганными досками потолок.

Прошло немного времени, но тот, кто сидел в кресле, не подавал никаких признаков жизни и потому я боязливо и неторопливо двинулся к креслу, да обойдя его по кругу, заглянул в лицо того, кто здесь жил.

Как только я посмотрел в лицо этого человека, то первое о чем подумал, что передо мной не человек, а какое-то существо… Но чем дольше я вглядывался в него, тем больше приходил к мысли, что все же это существо ближе к человеку, ко мне… Хотя очень отдаленно оно напоминало… напоминало паука… и наверно тем, что было какое-то не пропорциональное. Уж слишком длинными были у него руки и ноги, да и само тело его по форме больше походило на тело паука. Только у этого существа голова была все же отделена от тела… хотя… хотя тоже довольно странной формы..

У существа была округло-приплюснутая голова, на каковой поместилось лицо, немного выпирающее вперед как раз там, где должен быть нос. Впрочем у существа носа не было, а вместо него находились два углубления, прикрытых сверху тонкими загнутыми и похожими на червей гладкими наростами, едва колеблющимися от дыхания. Его глаза были плотно закрыты веками, поросшими короткими щетинистыми ресничками. Выступающие вперед скулы придавали лицу какой-то злобный вид, а утопающий, точно прижатый к шее, подбородок, казался врастающим в нее и делал существо ужасно некрасивым, можно сказать даже уродливым. Зато рот его почти ничем не отличался от человеческого и был окаймлен двумя толстыми широкими губами, и уши были также схожи с моими, только слегка большего размера. Цвет лица и кожи у существа зрился бледно-кремовым, а волосы на голове возможно коричневыми, но в связи с неяркостью красок было сложно понять темно-коричневые они или все же черные. Однако хорошо просматривалась их длина, почти до плеч, и гладкость, будто их только что смазали гелем.

У существа были не только длинными ноги и руки, он и сам был высоким, и рост его без сомнения превышал два метра. На длинных узких кистях, вроде как обрубленных с двух сторон, поместилось по пять пальцев, таких же вытянутых, тонких, заостренных и без ногтей, а ноги заканчивались удлиненными неширокими стопами, наверно пятидесятого размера.

Существо было одето в кремовую рубашку, как мне показалось, очень замызганную, и, по-видимому, давно не стиранную и такого же цвета брюки, будто никогда не глаженные. Штанины на брюках небрежно подвернутые до колена являли голые икры без всяких признаков волосатости, да, впрочем, кроме как на голове, у него более нигде не росли волосы, и даже не было бровей… а кожа чудилась очень гладкой.

Я стоял молча и с интересом разглядывал иную жизнь, когда внезапно рот существа приоткрылся и тихо выдохнул: «Иди…. иди ко мне… соединись со мной…»

В ужасе я отпрянул назад, содрогнулся всем своим естеством и даже открыл рот, чтобы закричать… но кроме — ох! ничего не смог исторгнуть. А потом я вспомнил-то предупреждение в серо-белом небе и даже захотел уйти… не рисковать… но почему-то задержался.

Задержался, подумал… и так вдруг захотелось мне нырнуть в это тело и ощутить себя этим- другим, иным существом из чужого мира.

Лишь мгновение я колебался…

Лишь мгновение обдумывал — шагнуть или уйти… а когда существо порывисто вздохнуло и его загнутые наросты на носу закачались из стороны в сторону, я шагнул ближе к этому телу и почти коснулся своим животом выставленных им вперед коленок. Затем я широко расставил руки в стороны и, оттолкнувшись ногами от пола, прыгнул так, чтобы непременно попасть своей головой в голову того существа.

Перед глазами проплыли тягучие морские волны, они подхватили мою суть и повлекли за собой в безбрежную пропасть голубых вселенских вод. Перед глазами пролетели крупные пузыри воздуха, мгновение, и воды надо мной разошлись, последний пузырь воздуха иссяк, будто втянулся сам в себя… я открыл глаза и увидел камин, а в нем считай прогоревшие остатки дров. Я протянул руку вперед и, немного подавшись своим телом, дотянулся до разрубленного поленца, а взяв его, крепко обхватил пальцами и, оторвав от стопки, поглядел на свои руки… Да только сейчас понял, что яркость красок увеличилась, словно у меня во сто крат улучшилось зрение, или теперь вернулась вся цветовая гамма. Цвет кожи мой оказался не кремовым, а смуглым, немного более темным, чем был у меня в мире, откуда явился я. Пальцы на самом деле не были заостренными, и на них просматривались прозрачные ногти, только более твердые, похожие на рыбные чешуйки. Брюки мои чистые, также как и рубашка, не были мятыми, а наоборот казались только что поглаженными, на штанинах даже виднелись тонкие остроносые стрелки… И белье мое нежно пахло сиренью так, словно его недавно стирали мылом или порошком с добавлением этого цветочного экстракта.

Оглядев себя, я протянул правую руку, взял с пола кочергу и ее закругленным концом приоткрыл железную дверцу, та тихо заскрипев, открылась вправо, и я, даже не поднимаясь с кресла, подкинул туда сжимаемое мной поленце, затем еще два. Прикрыв дверцу кочергой и положив ее на прежнее место, я решил подняться и, опираясь ладонями о деревянные ручки кресла, встал.

В-первый миг у меня немного закружилась голова, однако я сделал глубокий вздох, и поток воздуха, вошедший в меня, наполнил мою грудь, и тело необходимым мне кислородом… или еще чем-то, тем, что вдыхало то существо и что давало ему жизнь… И уже через пару- тройку секунд головокружение улетучилось, а я расправил спину, пошевелил плечами и осторожно сделал вначале один шаг, а после другой.

Тело… ах! какое это было тело!.. гибкое, послушное и очень, очень сильное, и эта сила, эта мощь ощущалась, чувствовалась и в движении рук и в каждом шаге, а потому обойдя кожаное кресло по кругу, я стал прохаживаться по комнате… Взад и вперед… точно свыкаясь с новым телом, с новыми ощущениями… новыми цветами… запахами… звуками…

Я уже говорил, что цвета стали более насыщенными, и то, что раньше было бледным и серым, теперь приобрело изумительно яркие тона. Был ярко-красным огонь, кипельно-белыми занавески на окнах, изумрудными наволочки на подушках, лежащих на диване. Да и сам диван оказался не черным, а каким-то иссиня-черным. Книжный шкаф, полный книг, был вовсе и не покрыт пылью, а обложки книг гляделись зелеными, голубыми, коричневыми.

В комнате витал тонкий запах дыма, перемешанный с ароматом цветущей розы…

И теперь появился звук… И то был звук не только моего тела, кое верно от долгого сидения очень тихо поскрипывало, так как стрекочет ночью сверчок, ритмично барабанило моим сердцем… но и звук леса, просачивающейся сквозь стены дома звонкими трелями птиц.

«Надо выйти из дома!» — восторженно выкрикнул я и услышал грубоватый отрывистый голос, больше похожий на медвежий рык.

Я сделал по комнате два широких шага и, подойдя к двери, в которую была вмонтирована такая же, как и снаружи округлая деревянная ручка, протянул палец и погладил ее поверхность, а после взялся за нее да толкнул дверь от себя. Дверь порывисто вздрогнула, ее петли заскрежетали, издав резкий громкий звук, и она открылась. Я не мешкая переступил через порог, приклонив голову, чтобы не удариться о дверной косяк, и вышел на крыльцо, спустился по ступеням, и лишь мои ноги коснулись травы, что покрывала поляну, мгновенно замер на месте.

Я был потрясен… ошарашен!!!

Такой красоты я еще не видел никогда…

Зелень травы была такой же насыщенной, как и все, что теперь видели глаза этого существа, небо смотрелось не просто голубым, а прямо-таки темно-голубым. Янтарно-желтое солнце поражало очи своим светом и яркостью, и от него исходило такое тепло, что мне немедля стало жарко под его лучами.

Громко крикнув, издав какой-то чудной возглас, не похожий ни на что слышимое мною раньше, я сделал по поляне несколько широких шагов, переходящих на бег, и побежал…. побежал по густой траве, которая нежно прикасаясь к моим стопам своими шелковыми, зелеными стеблями, ласково гладила кожу.

Я быстро бежал по поляне, бежал… будто летел, мои ноги делали здоровенные шаги, одним махом преодолевая по нескольку метров.

Обежав пару раз дом, пень с воткнутым в него топором, а после высоко подпрыгнув я остановился, переводя дух и радуясь этому сильному гибкому телу… совсем, совсем не имеющего ничего общего с моим толстым, неповоротливым и ленивым.

Впервые я ощутил, что такое сила и легкость. Я был восхищен этим незабываемым чувством полета при беге и, схватив топор, легко оторвал его от пня. Затем поставил на него не разрубленный чурбан, размахнулся и что есть мочи рубанул им прямо в серединку полена. И тотчас чурбан разломился надвое, а одна из частей и вовсе улетела на несколько шагов от меня, лезвие же топора плотно вошло в поверхность пня.

Вот какой я был теперь силач!!!

Я слышал, как негромко где-то в высоких деревьях, как оказалось с ярко-зелеными стволами и темно-зелеными глянцевыми листьями, пела птица. И видел я, как над поляной пролетали зеленые, фиолетовые, синие большущие жуки, гремящие своими жесткими крыльями, а стрекозы и бабочки ярчайше желтые, красные, лазурные парили в воздухе, издавая слышимые вибрационные звуки…

И тогда я решил исследовать этот лес… с таким-то телом, разве меня может что-нибудь напугать… Мне так захотелось посмотреть, что это вообще за мир, такой яркий, насыщенный цветом, и кто живет в нем.

Когда я пробегал по поляне то обратил внимание, что позади дома находится небольшая тропка, прорубленная в лесу, окружавшем поляну, и потому я прямым ходом двинулся туда, намереваясь по ней устремиться вглубь леса. Подойдя к этой тропинке, словно ограненной деревьями и травами и освобожденной от веток, листвы, да ко всему прочему усыпанной мельчайшими голубыми плоскими камушками, я остановился и поначалу подумал, что это та самая дорожка, по которой я сюда пришел. Однако я вспомнил, что та дорожка, по коей я пришел подходила к полянке с передней стороны дома. И тогда, разгоряченный желанием видеть и познавать новое, я смело шагнул на эти голубоватые камушки, по оным было так приятно идти, и двинулся вперед, оглядывая красоты этого дивного леса.

Этот величавый могучий лес и вначале моего путешествия показался мне прекрасным, но теперь…. теперь я просто в него влюбился…. Теперь… находясь в этом теле, рассматривая его этими глазами, я был потрясен и его силой, и яркостью его красок.

Деревья высились стройными колоннами, и даже при нынешнем росте и широких шагах, которые выдавали мои длинные ноги, мне бы пришлось долго обходить по кругу их стволы, так они были объемны, а цвета тех стволов были не только зелеными, но и нежно коричневыми и прямо-таки шоколадными. Многие из стволов деревьев, точно разрезаные или разорваные на части, вроде как имеющие сразу по несколько стволов, переплетались и врастали друг в друга. Ползучие и вьющиеся растения опутывали места разрывов, образуя сплошное зеленое месиво, на котором красовались великолепные цветы пурпурного и оранжевого цветов, по форме напоминающие наши розы, впрочем, и пахнущие также, как розы, только более насыщенно. Моя дорожка шла сквозь густые заросли леса, и видел я наверху, над собой, перевитые ветви образующие нечто вроде изумрудного потолка какого-то чудного грота. Подступающая же к дорожке почва была прямо-таки багряного цвета, обильно усыпанная опавшей листвой, ветками, стволами деревьев, покрытых сверху зеленеющими мхами и лишайниками, окутанными тонкими паутинными сетями.

Я шел очень долго по этому лесному гроту… любовался его красотой и великолепием.

Однако какое-то время спустя я заметил, что высота деревьев стала уменьшаться, а в переплетениях растений надо мной стали появляться большие дыры и разрывы, через которые проглядывало небо и солнце. Затем внезапно потолок грота совсем иссяк, а я словно вышел из пещеры да очутился в лесу, где росли молодые деревца, невысокие кустарники, обсыпанные синими ягодами и крупными листьями, схожими по форме с тарелками.

Пройдя еще немного, я вышел на край берега, высокого и уходящего обрывистым склоном в зелено-бурую реку, очень… очень широкую. Река как-то медленно, вяло, точно нерешительно, тянула вниз по течению свои воды. Наверно, долгие десятилетия, подмывая этот берег, на котором теперь стоял я, а с другой стороны ее ограждал покатый, почти ровный, берег, обильно поросший какими-то высокими осоками, напоминающими рогозу… отсюда было трудно разобрать, что это было за растение.

Я перевел взгляд чуть дальше и прямо за той осокой увидел какие-то постройки, утопающие в зелени деревьев. Там было много… много тех построек, и похожи они были на кирпичные или деревянные дома, да только увитые вьющимися растениями… Наверно то был город… а может большое село, деревня, станица. И судя потому, как буйно оно было покрыто растительностью, это было брошенное поселение… такое, где уже давно никто не жил… давно… давно.

«Как же туда перебраться?» — это первое, о чем я подумал, уж так мне захотелось войти в тот брошенный город.

Я стал оглядывать берега, лес и реку и тогда метрах в двухстах, ну может быть и более, увидел полуразрушенный, деревянный мост. Он шел с той стороны берега и резко обрывался где-то на середине реки. Впрочем, вплоть до высокого берега, на каковом находился я, доходили деревянные сваи, которые выглядывали, топорщась из-под воды… Но чтобы до них добраться по берегу, нужно было прорубить в лесу просеку, потому как густота леса, высота деревьев и кустов указывала мне всем своим видом, что к мосту давно уже никто не хаживал.

«Надо вернуться обратно, взять топор. Эх! Чего же я сразу не захватил его с собой», — удрученно сказал я и опять посмотрел на тот брошенный город.

Однако меня прямо-таки распирало любопытство проникнуть в тот иной мир, и потому я развернулся, намереваясь взять топор, и направился широкими шагами обратно по каменной дорожке. В этот раз я шел быстро и вскоре уже вышел из изумрудного лесного грота, оказавшись на знакомой мне поляне и глянув на дом, из трубы коего неспешно поднимался серый дымок, неожиданно вспомнил, что нахожусь я в чужом теле.

В теле, которое наверно отдыхало, когда я проник в него…

В теле, у которого возможно есть своя сущность, свое естество…

И может это естество на миг покинуло свое тело, чтобы сходить куда-нибудь по своим нуждам, а тут в его отсутствие припёрся я, как говорится незваный гость, и вошел в него… да еще бегал в нем, ходил по лесу.

И мне вдруг стало страшно… не просто страшно, а жутко… Я представил себе, как сейчас явится эта самая сущность… наверно такая же сильная, молодая и смелая, как само тело, и как даст мне….ох!!!

И как только я представил себе, как она даст мне таким огромным кулаком. Так в тот же миг я передумал брать топор и исследовать тот город… и вообще я решил вернуть на место то, что мне не принадлежало, а потому поспешил в дом.

Ведь, если быть откровенным, я был трусоват с детства, и меня частенько били сверстники, а ответить я боялся, привык, что за меня всегда заступался старший брат Сережка.

Поднявшись по ступенькам и открыв дверь, я вошел в дом да опасливо огляделся, боясь, что сейчас выскочит та самая субстанция и вытряхнет меня из своего тела. Однако в доме было тихо и спокойно, все по-прежнему…. Подойдя к креслу я глянул на камин, намереваясь подкинуть пару поленец.

И тотчас выдохнул: «Вот это да…!». В камине все еще продолжали гореть подкинутые мною дрова, огонь даже не поел всю кору на дереве, будто я совсем недавно их подбросил туда. И я опять принялся испуганно озираться, подумав, что может их подкинула вернувшаяся сущность…

Но потом предположил… что наверно в этом мире время идет медленнее, чем в моем и то, что мне показалось долгим, в смысле поход мой до реки, на самом деле по меркам этого мира было лишь мгновением, парой-тройкой минут.

Я стоял, рассуждал и смотрел на огонь, обдумывая, стоит ли подбрасывать в камин дрова, и, опасаясь того, что вернувшееся естество этого тела непременно тогда заметит присутствие постороннего. Хотя, если подумать, бояться-то мне в принципе нечего…. ведь оставив это тело, я уйду в свой мир, войду в собственное тело… и эта сущность никак не сможет меня достать…. обидеть… побить…

И тогда я присел на корточки возле камина и, взяв кочергу, приоткрыл дверцу, да обхватив пальцами половинку дровиняки, протянул руку и положил ее сверху на разгорающиеся поленца. Ярко-красное пламя вдруг лизнуло мои пальцы, и я почувствовал нежное прикосновение чего-то теплого и родного, словно поверхности моей кожи коснулся легкий ветерок.

Я усмехнулся и тронул пальцами этот играющий красный лоскуток огня, и он трепетно заколыхался, замелькал своим прелестным тонким тельцем, а я уже убирал от него руку и разглядывал пальцы, на которых не было ни то чтобы ожога, но даже простого покраснения. Прикрыв дверцу, я положил кочергу на пол и поднялся на ноги, да выпрямился, вновь ощутив мощь этого тела.

И мне стало так жалко расставаться с таким прекрасным телом и очень сильно захотелось остаться в нем навсегда…. навсегда и не возвращаться в мое хилое, толстое… такое противное тело. Впрочем я напомнил себе про естество, что может явиться и потребовать свое… И поторопился опуститься в кожаное кресло, очень мягкое с покатыми широкими деревянными ручками, на которые я пристроил руки.

Я глубоко вздохнул, закрыл глаза… а потом подумал… как же я теперь смогу покинуть это тело… ведь молния в грудь меня не ударит?!

Но оказалось, что я зря волновался…. Стоило мне сомкнуть веки, расслабиться и податься своей сутью вон из тела, как я вновь увидел, что чернота сменилась крупными полными воздуха водными пузырями. Ярко-голубая морская волна накатила на меня, подхватила мое тело или тело моей сущности и так, как выдергивают крышку из слива ванной, полной воды, так точно выдернули моё естество из этого тела. Послышался громкий клацающий звук, и я оказался лежащим на деревянном, гладком полу… будто тело, попользовавшись моей сущностью, взяло и выплюнуло меня за ненадобностью.

«Неприятно все же», — промелькнула в моей прозрачной голове такая мысль, и я начал подниматься, да глянув на тело существа, увидел, как затрепетали его веки, и оно глубоко вздохнуло.

Но теперь я смотрел на это тело по-другому… мне не казалось его лицо злобным и уродливым, а даже наоборот… очень добрым и милым… может даже несчастным

Глава четвертая

Как бы то ни было наверно: «Пора гостям и честь знать». Так стоило сказать, а потому я завидуще оглядел это тело в последний раз и поплелся к двери, проскользнул сквозь нее да направился в свой мир.

Впрочем, теперь все кругом и деревья, и растения, и дорожка, и небо снова стало бледным, блеклым и серым. Жуки, бабочки и даже стрекозы более не парили надо мной, звуки замерли, а запахи пропали… Только мощь и сила леса осталась прежней, но теперь после того, что я прочувствовал и испытал, этот лес меня не восхищал. И я понуро шагая по серой дорожке, думал лишь о том дивном теле, что осталось сидеть в кресле. Мне так хотелось повернуть обратно, возвратиться и вступить в бой с той сущностью, да отвоевать себе такое крепкое, сильное тело. Но это были лишь пустые мечты, потому, как я понимал, что мне его не отвоевать… не получить… и горестно вздыхая, плелся туда, к лестнице, чтобы, спустившись по ней, очутиться в моем полном жалком и таком слабом теле.

Лес как внезапно начался, также внезапно и закончился, далекая линия, где сходилось небо и земля, проступила впереди. Я сделал два шага и чуть было не наступил на фонарь, но во время остановился.

«Еще бы немного, парочку сантиметров… — подумал я. — И фонарь улетел вниз туда, откуда я пришел и бах! упал прямо в мою комнату!» — кисло усмехаясь, добавил я, стараясь хоть немного поднять себе настроение и представляя себе, как неожиданно прямо с потолка на пол моей комнаты на его кремовый ковролин свалится чудной фонарь да еще и с сидящим внутри него паучком.

Не очень-то желая покидать этот мир, иной и такой изумительный, я медлил и не спешил спускаться, поэтому я присел возле фонаря, опустившись на корточки и протянув указательный палец левой руки, погладил им поверхность стекла. Не ощутив при этом ни его гладкости, ни холода, ни тепла, и почему-то палец мой не смог проникнуть вглубь фонаря, хотя я и надавливал на поверхность стекла очень сильно. Однако паук, сидящий внутри лампочки, беспокойно задвигал своими ножками, замахал ими. Его глазки полыхнули каким-то ярким огоньком, он спрыгнул вниз, приземлившись на основании лампочки, и направил в мою сторону две передние лапки, так словно намеревался на меня напасть.

Ах! Как я струхнул!!! Мне показалось, еще миг, и этот необыкновенный паук, такой большой, выпрыгнет из своей лампочки и, минуя стекло фонаря, нападет на меня и похитит мою суть… похитит меня. И я благоразумно убрал свой палец да и вообще благоразумно поднялся на ноги, переступил через фонарь, продолжающий испускать сероватые неяркие лучи, обволакивающие ступени, и, ступив на край, глянул вниз.

«Ох!» — негромко выдохнул я, потому как увидел перед собой вертикально уходящую вниз лестницу.

«Как же так, — подумал я. — Вроде бы когда я поднимался, лестница хоть и была крутой, но не до такой же степени… или я простого этого не заметил. Ведь подъем вверх, всегда (мне так казалось) был менее опасным, чем спуск».

И теперь глядя туда, на уходящие вертикально вниз ступени, не просто согласился с тем, что мне казалось, но на собственном опыте должен был убедиться, что спуск по этой лестнице будет очень сложным и опасным.

«А тут еще и перила плюющиеся», — заметил я, оглядывая свой указательный удлиненно-заостренный кремовый палец.

Впрочем смотри не смотри, откладывай не откладывай, а спускаться надо. И хотя спуск страшил и пугал меня, но я все же, протянув левую руку и растопырив пальцы над перилами, в случае если оступлюсь, чтобы схватиться, начал свой тяжелый спуск.

Сначала первая ступень, вторая… третья…

Теперь я почти не глядел по сторонам, а неотступно следил затем, куда опускаю свою ногу, так, чтобы не обрезать ее о край и поставить прямо на серединку ступеньки. Иногда я замирал на месте, как говорится, переводил дух и снимал напряжение этим небольшим передыхом со своей сущности… а потом продолжал спуск.

По мере спуска серые лучи светящие мне в спину и раскидывающие передо мной блики, начали тухнуть, еще немного, мне так казалось, и я окажусь в своей комнате. Но вместо обещанной комнаты, я вдруг услышал тихое с перебоями сердцебиение… то догадался я, билось сердце в моем теле… словно маяк призывая меня к себе… Его биение было с такими паузами, что мне частенько казалось, то был последний удар, и тогда я тревожно вздрагивал, и хватался рукой за стеклянные поручни, опираясь ладонью о тех желтых каменных паучков, которые сей миг оживали и плевали в меня кремовой паутинкой. И вскоре на левой руке мизинец и безымянный палец изменили свою форму и цвет, превратившись в пальцы того существа, что жил в том чудесном ином мире. Глядя на измененную форму этих пальцев, я почему-то начинал тревожиться еще сильней, боясь, что с такими длиннющими, прямо скажем, нестандартными пальцами моей сущности, не смогу поместиться в свое тело.

Опять тяжело вздыхая… если так можно сказать, ведь я был прозрачной субстанцией, а значит, не мог дышать… я продолжал свой спуск. Еще несколько ступеней, и наконец-то лестница закончилась. Я сделал шаг, вошел в какое-то желто-розовое зарево, точно попал в лучи восходящего солнца, так, что яркость его поразила меня и обожгла глаза… и наверно я их сомкнул. Сделал еще два шага вперед и вдруг ощутил прохладный воздух, пронесшийся возле моей сущности, ступив ногами на ровную гладкую плоскость… почувствовал ядреный запах лекарств и тихий звук работающих медицинских приборов… да мгновенно прозрев, огляделся.

Теперь я находился в больничной палате. Большая комната с белыми крашенными стенами и потолком была очень чистой, в ней стояли три кровати каталки, такие на колесиках, и на одной из них лежало мое тело.

Я шагнул ближе и вгляделся в черты моего почему-то перекошенного лица, наверно оттого, что в рот была вставлена огромная белая трубка, меня так перекосило. Все мое тело было опутано датчиками и проводами. Грудь моя, которая при ударе молнии обгорела, теперь смотрелась бело-розового пятнистого цвета, на ней не было моих густых черных волос, да и на голове волосы пока еще не выросли. А мой животик, хотя уже и не так безобразно выпирал, словно схуднул, однако хранил на своей поверхности те самые розоватые пятна, которые ужасно меня портили.

Я слышал, как негромко стучало мое сердце, негромко и надрывно, видел втекающую мне в вену через иголку белую жидкость… Я впервые смотрел на себя, вот так со стороны, и с такой критикой осматривал и полные короткие ноги, выглядывающие из-под простыни, которой было укрыто тело, и слабые без всякого намека на силу и присутствие мышц руки. На мое некрасивое с большим носом и широкими губами лицо…. и честно сказать кривился от такого нелицеприятного вида. А потом я вспомнил то тело, в котором побывал. Я вспомнил его силу, гибкость, вспомнил тот прекрасный насыщенный красками мир, лес, город… и оглядел эту белую, дурно пропахшую лекарствами палату. И мне вдруг нестерпимо сильно захотелось вернуться в тот мир, туда к тому телу и непременно посмотреть тот брошенный город… и сорвать с того куста синею ягоду и съесть ее… и обязательно понять каков ее вкус…!

Внезапно позади меня открылась дверь, и в палату кто-то вошел. Я оглянулся и увидел пожилого врача с мохнатыми усами и в круглых очках, который негромко беседовал с моей мамой, бледной с заплаканными глазами, в белой медицинской шапочке на голове и медицинском халате. Врач бодро похлопывал маму по плечу и говорил ей обнадеживающие слова, поясняя, что хотя я и пострадал от удара молнии, но моя молодость и хорошее здоровье непременно помогут мне выкарабкаться. Он говорил, что я прямо-таки счастливчик, пережить такое и остаться живым, не всякому это под силу. Ну, а из комы… из комы я непременно выйду… и хотя у меня все же наблюдается снижение артериального давления и отсутствует сознание, реакции на боль и рефлексы, но в целом мое состояние удовлетворительное, и от проводимого лечения у меня восстановятся функции центральной нервной системы, я поправлюсь и со временем вернусь к обычной жизни.

Но для этого необходимо время…

Время…

Врач успокоительно погладил маму по руке и добавил, что в своей практике видел и не таких коматозных пациентов, которые выходили из комы, а потом еще рассказывали ему о том, как побывали в иных мирах и что там видели.

Мама тяжело всхлипнула и стала платочком, сжимаемым в руках, утирать текущие из глаз слезы… и мне стало так ее жалко. Но когда я глянул на это невысокое, точно растекшееся на каталке тело с выпирающим пузом и пятнистой грудью… мне почему-то расхотелось возвращаться в него.

Возвращаться…

Затем лежать вот таким бревном… есть с ложки… ходить под себя… и долго… долго выздоравливать.

А потому я мгновенно принял решение не входить в это тело… ни за, что!

Лучше — умереть… чем быть вот таким неповоротливым уродливым увальнем, висящим на плечах матери.

Однако легко сказать — умереть я решил… решить-то решил… но инструкции мне никто не оставил как это можно выполнить, и тогда я принялся озираться… в поисках той самой инструкции. И пока мама, что-то там ворковала возле моего тела, протирая его тряпочкой, я услышал как тихо, что-то скрипнуло позади меня.

«Ах!» — радостно вскрикнул я и увидел, как мое тело дернуло ногой.

Но только я совсем не желал в него входить — пусть не надеется…

Я так вскрикнул потому, как услышал знакомый звук…

Звук той самой стеклянной лестницы.

И стоило мне обернуться, как позади себя я увидел ее, раскрасавицу, великолепную изумительную лестницу с изящными перилами и широкими ступенями. Лестница извиваясь, как лабиринт, уходила вверх куда-то в серый туман… и, тихо звякая, звала меня.

А я стоял на месте… я медлил… не зная, что делать… что предпринять… уйти в тот мир или остаться в этом…бе…бе… непривлекательном теле.

Просто мне было жалко маму…

Затем я опять увидел, как дернулся на моей руке палец, немного даже согнувшись, вроде как подзывая меня к себе.

«Ну, вот еще… никогда!» — громко крикнул я, и когда уже дрогнули два пальца, резво вскочил на первую ступеньку стеклянной лестницы, приняв окончательное решение, уйти в тот мир и, более не оглядываясь, поспешил туда наверх… к тому чудесному полному сил телу!

Я прекрасно слышал, как надрывно стучало мое сердце, своим сбивчивым ритмом оно звало меня обратно…