Ожог (СИ)

— Фестиваль альтернативной музыки, Дюссельдорф.

С ума он что ли сошел? Это же три часа лету из столицы!

Увидев выражение моего лица, Джеймс вытащил из внутреннего кармана куртки билеты на самолет и помахал ими в воздухе.

Я прочла свое имя на верхнем листе.

— Это было несложно, — заметил он.

Другое имя было незнакомым. Судя по всему, румынское — Дрэгос Урсу. Ну конечно, Барнс же не может лететь под своим.

— У тебя двадцать минут, чтобы собраться.

Я вспомнила его давнишний шестиминутный шоппинг.

Меня внезапно охватило бесшабашное веселье. Будь что будет, один раз живем!

И вдруг я вспомнила. Печь! Ее надо выключить, пока еще можно! Я подбежала к дверце, выключила таймер и заглянула в окошко печи. — Вот черт!

В печи дышала серебристая лужа, подбираясь к моим колокольчикам. В отчаянии я открыла дверцу, и на меня дохнуло четырехсотградусным ветром. Хорошо, что успела отвернуться.

— Что ты делаешь? — шагнул ко мне Барнс.

— Скребок! Я сунула и забыла его там, теперь алюминий впитается в кирпичи, и печь можно будет выбросить! — воскликнула я и стала искать, чем можно вытащить расплавленный металл из горнила.

В углу полки я нашла старый стальной нож и бросилась к печи.

Джеймс за это время успел снять куртку, сбросил рубашку с плеч и в данный момент расстегивал последнюю пуговицу на рукаве. Я удивилась, но машинально взяла у него сорочку. Затем он подошел к печи и, щурясь от жара, сунул свою руку киборга в печь, пальцами снял с ее дна алюминиевую лужу и сантиметровый слой кирпича под ней. Из горсти на каменный пол капал металл. Разжав ладонь, он избавился от кирпичной пыли, подошел к раковине и включил воду правой рукой. Левая зашипела, как рассерженная змея. Через две минуты этот новоиспеченный Гефест был снова безупречно одет и, с видом аристократа, полирующего ноготки, смахивал с пальцев левой руки застывшую алюминиевую крошку.

— Б@%ь, ну, ты даешь, — вырвалось у меня.

— Хоть одно доброе дело, — вздохнул он.

Капли алюминия застывали на полу.

— Пойдем, у меня осталось всего шестнадцать минут из двадцати.

Я достала из-под кровати небольшой чемодан и побросала в него вещи, подумав, добавила магнитные шахматы и блокнот с карандашами.

Быстро переодевшись, я посмотрела на себя в зеркало. Щеки горели. Я провела по губам прозрачной помадой от мороза и вышла из комнаты.

— На сколько дней мы едем?

Джеймс пожал плечами.

— Я привык брать билет в один конец.

Он взял мой багаж и вышел на лестницу.

— Эй, а как же спуск с чемоданом через балкон? — крикнула я. — Я предвкушала зрелище!

За углом стояла машина, черный Шевроле. На боковой двери белела наклейка ренты автомобилей.

Я уже открыла дверь, чтобы сесть, но, хлопнув себя по лбу, побежала назад.

— Загранпаспорт! — крикнула я, обернувшись на бегу.

На улице пошел густой снег, небо затянуло серым. Мне показалось, что на противоположной крыше, усаженной кирпичными трубами, что-то шевельнулось. Это все снег, сказала я себе. И голуби. И паранойя, навеянная вчерашним разговором.

На самолет мы попали удивительно быстро. Оказалось, что быстрая посадка весьма удобная услуга, если летишь без багажа.

Вообще-то я летаю несколько раз в год, то на мастер-класс, то просто погулять по неведомым дорожкам. Но всегда пользуюсь лоукостерами, не вижу смысла платить за огромный чемодан, которого у меня нет, и за кусок несъедобного бутерброда.

Это был мой первый опыт полета первым классом.

— Меньше народа, меньше проверок, — коротко объяснил Барнс.

Это было правдой, пассажирами были только мы и еще одна женщина на другом конце отсека.

На большой высоте всегда хорошая погода. Когда я налюбовалась облачными полями, то задала вопрос, который занимал меня уже полдня:

— Джеймс, если уж мы летим за твой счет, мне любопытно, откуда ты берешь деньги? Если учесть, что тебе нельзя светиться и заводить счет в банке, и за твою… службу тебе вряд ли платили.

Солдат оторвался от планшета.

— Мне платят, как и всем нам.

И пояснил:

— Еще во время Щ.И.Т.а была разработана отдельная финансовая система для хранения наших средств и безопасных транзакций. Они анонимны, их нельзя отследить. Это было сделано для защиты героев, ведь никогда не знаешь, где окажешься, и что может понадобиться. Там около двадцати открытых счетов, сейчас, может, и больше. Раз в полгода государство переводит определённую сумму. Им это выгодно, так создается иллюзия некоего контроля и поощрения.

— Но тебя же считали погибшим? И потом, сейчас ты уже не один из них?

— В мире сверхлюдей все сложнее, — поморщился он, — кто-то может пропасть на пятьдесят лет, а потом объявиться, кто-то меняет сторону… не всегда по своей воле. Нельзя обрубать концы, это неразумно. Счет не перекроют, пока не пройдет сто пятьдесят лет со дня предполагаемой смерти. Мне некогда, да и некуда было их тратить, я не Старк, — ухмыльнулся он.

Оставшуюся часть полета мы играли в мои дорожные шахматы. Я научила Джеймса играть в «уголки», и из пяти партий он проиграл только однажды, хотя я до этого момента считала себя экспертом в этой игре. Тактика и стратегия, так ее и растак.

Дюссельдорф встретил нас ярким закатом. Я села в подогнанную машину и открыла верхнюю заслонку с зеркалом, чтобы привести себя в порядок. В отражении было видно мои растрепавшиеся волосы, захлопывающего багажник Джеймса и стоянку аэропорта с множеством людей и грузовых тачек. Мое внимание привлек мужчина у колонны. Он говорил по телефону и очень внимательно смотрел в нашу сторону. Точно паранойя.

— Слушай, сказала я при выезде на трассу, у меня от твоих рассказов появился побочный эффект, — Барнс бросил на меня быстрый взгляд, — я теперь всех подозреваю, — продолжала я, — то голубей на крыше, то мужчин с телефонами…

Он досадливо поморщился.

— Женщины с телефонами тебе кажутся менее опасными?

Я задумалась и вспомнила агента Романофф.

— Ты прав. Устаревшее клише.

— Я не для того тебя вытащил, чтобы ты высматривала шпионов. Для этого здесь есть я, а ты просто радуйся жизни, окей?

— Сложно не подпасть под влияние ситуации, знаешь ли. Это классика — простая девушка заметит то, что упустил супер профи, и спасет мир.

Как здорово, что квартиру теперь можно снять через интернет, ни разу не встречаясь, ни с ее хозяином, ни с носильщиком, ни с горничными.

Ключ был в почтовом ящике. Я оглядывала улицу. Настоящие пряничные домики. Нигде таких нет, только в Германии, да еще в Нидерландах. Хотелось лизнуть перекрещивающиеся балки, чтобы проверить, не шоколадные ли они. Джеймс позвонил хозяину жилья, чтобы подтвердить прибытие. Я услышала, как он говорит по-немецки, и поняла, почему некоторые предпочитают смотреть специфическое кино именно германского производства.

— Я в восхищении. Ты будто здесь родился. Надо как-нибудь устроить тебе тестинг с гугл переводчиком. Поговорим на всех тридцати языках, которые ты знаешь.

Он довольно оскалился.

Апартаменты были двухкомнатными, с кремовой отделкой в классическом стиле. В спальне стояла двуспальная кровать с балдахином, а в гостиной — чудесный белый диван-рекамье напротив окна. В городе уже зажглись фонари и праздничные гирлянды.

Джеймс занес вещи в спальню, я услышала, как он присвистнул. Выйдя, решительно поднял руки и сказал:

— Я буду спать на диване, комната твоя. Три спальных места, две комнаты, фотографий этого средневекового шатра не было, иначе я бы присмотрел что-нибудь другое.

Ну уж нет, — я забралась на диван с ногами, — он мой! Буду смотреть на огоньки в окно.

— You little cunning fox! — прищурился он.

Мы выпили глинтвейна и съели по тарелке жареной картошки с салатом в ближайшем ресторанчике. Фестиваль начинался через полчаса.

Пришлось долго искать нужный трамвай (мне захотелось покататься на здешнем аналоге моего любимого транспорта), мы вошли в зал на середине первого выступления.

Зал был огромный, по бокам переливающейся сцены висели экраны, а толпа внизу шумела и светилась в полумраке огоньками фотовспышек. Мы постарались протолкнуться поближе, но остановились где-то на середине. Дальше были уже консервы, а мне хотелось свободы движения.

Музыка была великолепна, гитары я обожаю, живые выступления это всегда здорово. Мы слушали рок, альтернативную музыку, соул, чилл и многое другое, чему я не знала названий. Одна группа из Монголии вынесла на сцену инструмент, состоящий из множества колокольчиков. Я загорелась попробовать сделать такой, когда вернусь. Пытаясь так и этак поднять телефон повыше, чтобы снять это чудо, я вспомнила, что не одна.

— Можешь приподнять меня? — закричала я в ухо Барнсу.

Он улыбнулся, и, подхватив меня, поднял на вытянутых руках вверх, как на сидении. Я не ожидала оказаться на такой высоте и чуть не потеряла равновесие. Сфотографировав сцену, я заметила себя и Джеймса на экранах. Оператор показывал панораму и решил задержаться на нас. Я смутилась и, обернувшись, знаками попросила спустить меня на землю.

После концерта мы купили в фойе два хот дога и бутылки с водой. Возвращаться решили пешком, чтобы посмотреть на город и подышать воздухом.

Ночные улицы в центре были буквально запружены народом, вся молодёжь высыпала гулять и поздравлять друг друга с Новым Годом. В каждом окне горела елочка, деревья в парках были обернуты гирляндами лампочек.

Недалеко от нужной нам улицы у меня вдруг закружилась голова, и я почувствовала тошноту. Юркнув в проулок с мусорными баками, я оперлась рукой о стену.

— Что с тобой?

Я махнула на него второй рукой.

— Уйди! Кажется, меня сейчас стошнит.

Он не успел ответить, как меня сложило пополам. Когда полегчало, я села на ступеньки и промокнула губы салфеткой. Потом достала воду и прополоскала рот.

— Хот доги были… — я не договорила, Джеймс рванулся в сторону.

— Oh, holy shit, — и я услышала, как за мусорным баком выворачивает уже его.

Я нахмурила брови.

— Тебя же невозможно отравить!

Он отдышался и ответил:

— Это всего лишь значит, что от этого я не умру. Но совершенно не значит, что мне не может быть плохо.

Когда Джеймс подошел ко мне, я протянула ему салфетки и воду. В сумке была походная аптечка, а в ней кулек активированного угля. Я разделила его пополам, по пять каждому.

— Черт, разве так должен кончиться новогодний вечер?!

— Смотри, — показала я, — вон там круглосуточный магазин. Написано двадцать четыре. Будь другом, скажи, как это читается?

— Drogariemarkt.

— О боже. Давай возьмем красного вина. Моя мама всегда им лечила нас, детей, от отравлений. И потом, вечер еще не кончился.

Когда он вышел с пакетом, я успела замерзнуть и проголодаться. Пришлось возвращаться и брать пачку риса.

До дому мы дошли уже на половине бутылки, шутили и смеялись всю дорогу. Несвежий хот дог сближает, подумалось мне.

Перед тем, как оккупировать ванну, я поставила вариться рис по-итальянски в большом количестве воды, которую потом нужно слить, как макароны. Так рис получается рассыпчатым и ароматным.

Я легла в ванну и окунулась с головой. Дома у нас только душ, с местом не разгуляешься.

Повесив полотенце на сушку, я надела пижаму и вышла в гостиную.

— Рис надо слить, — я прошла на кухню в поисках дуршлага и, не найдя такового, задумалась: — Дуршлага нет, сетки тоже. Что делать будем?

— Дай сюда.

Джеймс вымыл руки и, взяв у меня кипящую кастрюлю, наклонил ее над сливом, придерживая крупу левой рукой. Кипяток полился у него между пальцами. Взвилось облако пара.

— А говорил, вечер не удался!

Лежа на диване под одеялом и глядя на огни за окном, я думала о Ките. Почему я ему до сих пор ничего не сказала? Сначала потому, что говорить-то было нечего, потом стало опасно, затем поздно, а теперь… У нас никогда не было друг от друга тайн. До войны.

У него появились свои. А теперь и меня связала молчанием война, пусть и не моя.

Комментарий к Туман

* Ты маленькая хитрая лиса! (Англ.)

* О, черт! (Англ.)

* Круглосуточный магазин (нем.)