Помоги проекту - поделись книгой:
— Сам Бог помогает, — думал Павел Петрович, уходя на службу, — видно, забыла.
Ухаживаний Павел Петрович за Марфой Силантьевной, увенчавшихся полным успехом, и нежных сцен со стороны последней на мотив вопросов: «И за что ты меня дуру-бабу любишь?» я описывать не стану. Скажу лишь, что со свадьбой поспешили. Она совершилась более чем скромно в присутствии лишь необходимых свидетелей-товарищей Маслобойникова, немало подтрунивших над приятелем и немало подивившихся его странному выбору.
Через несколько дней после свадьбы Павел Петрович решился, наконец, за утренним чаем, когда Марфа Силантьевна уже не стояла около, а восседала за самоваром в качестве «молодой хозяйки» — прислуживала же другая кухарка, — навести разговор об интересующем его предмете.
— Дай-ка, Маруша, — ласково начал он, — твой выигрышный билет, я его с своим положу — теперь все равно у нас все общее.
— Какой билет, батюшка? — уставилась на него жена.
— Как какой? Да вот, который я тебе четыре года назад купил, — еще ты все спрашивала, не выиграл ли?
— И, батюшка, я его еще летошний год разменяла, а деньги в деревню на поправку после пожара родным отослала. Шурин и разменял, и деньги отвез.
Павел Петрович побледнел, схватился обеими руками за голову — и откинулся на спинку стула.
Марфа Силантьевна бессмысленно уставилась на него своими заплывшими от жира глазами.
Картина!
Этажом ошибся
— Колзаков!
— Хмыров!
— Какими судьбами?
— Проветриться приехал, плесень деревенскую стряхнуть.
— Здравствуй!
— Здравствуй!
Раздались поцелуи.
Так встретились на Невском два господина, один в меховом пальто и бобровом картузе, толстый брюнет с легкой проседью в длинной бороде, а другой шикарно одетый в осеннее пальто и цилиндр, блондин с тщательно расчесанными баками и в золотом пенсне на носу.
Полный брюнет был богатый помещик одной из приволжских губерний, первый раз приехавший в Петербург Петр Александрович Колзаков, а изящный блондин — отставной корнет Аркадий Осипович Хмыров, проживший на своем веку не одно состояние, и теперь, в ожидании наследства, живущий в кредит, открытый, впрочем, ему почти везде в широком размере. Сосед Колзакова, по бывшему своему именью, Хмыров, был с ним приятелем, но несколько лет уже как совершенно потерял его из виду, продавши имение.
— Ну, как живешь? — спросил Колзаков.
— Ничего, надеемся, не унываем.
— Это хорошо!
— Женился…
— Ты?
— Да, с год, на француженке, парижанке, воплощенное изящество и грация. Впрочем, что же я расписываю, сам увидишь, зайдешь, чай. Ты надолго?
— Поживу.
— Так заходи.
— Всенепременно, на днях…
Хмыров сказал свой адрес, назвал одну из лучших улиц Петербурга, примыкающих к Невскому проспекту, близ Адмиралтейства, номер дома и квартиры.
— Да ты запиши.
— Запомню, я возвращусь к себе в гостиницу и сейчас же запишу.
Приятели расстались.
На другой день, часов около двух Петр Александрович нанял извозчика и отправился к Хмырову. Отыскав дом, он вошел в подъезд и обратился к швейцару.
— Квартира номер 12?
— Второй этаж, дверь направо.
Колзаков поднялся по лестнице и нажал пуговку электрического звонка.
— Дома? — спросил он у отворившей ему горничной.
— Дома-с.
Разоблачившись, Петр Александрович пришел в залу, затем в гостиную. Меблировка комнат была шикарна, но позолота мебели и багет страдали резкостью и аляповатостью.
В противоположной двери гостиной, через которую виднелся роскошный будуар, появилась изящная блондинка с красноватым цветом волос, одетая в роскошный пеньюар из легкой материи, сплошь обшитой кружевами, так что казалось, что его обладательница утопала в кружевных волнах. Картина была поразительная.
Петр Александрович онемел от восторга.
— Славную, однако, штучку подцепил Хмыров, — мысленно сказал он себе, глотая слюнки и церемонно расшаркиваясь с хозяйкой.
— Bon jour, — протянула та ему руку, причем откидной рукав дал ему возможность увидеть ее всю до плеча, — je ne m'en souviens pas.
Петр Александрович положительно захлебнулся.
— Prenez place, — указала ему хозяйка на табурет.
Колзаков уселся.
Красавица опустилась на близ стоящую кушетку, причем откинула шлейф пеньюара, и Петр Александрович увидал очаровательные миниатюрные ножки, обутые в ажурные чулки и шелковые голубые маленькие туфли.
Он сидел и млел.
— А супруг ваш дома? — наконец, решился он задать вопрос.
— Je ne comprends pas!
Оказалось, что хозяйка не понимала по-русски.
Колзаков же не понимал совершенно по-французски.
Наступило молчание, во время которого Петр Александрович положительно пожирал хозяйку глазами.
— Верно, его дома нет, тоже вертопрах, одна заря, чай, вгонит, другая выгонит, а ей одной бедняжке скучно: хотя и говорить с ней не могу, а все посижу, больно хороша, — думал Колзаков.
— Peut etre voulez vous un gobelet de champagne? — начала хозяйка.
Петр Александрович с недоумением смотрел на нее.
— Выпить, — перевела красавица и сделала жест около рта, причем показала восхитительный розовый локоток.
Колзаков понял и утвердительно закивал головой.
— Все за закуской посижу подольше, — подумал он.
— Денги! — вдруг протянула руку француженка.
Петр Александрович до того был поражен, что машинально вынул объемистый бумажник, развернул его и протянул ей.
Она осторожно вынула две радужных, причем, наклонившись к Колзакову, обдала его каким-то восхитительным ароматом, исходящим от ее тела сквозившего на груди через тонкую ткань кружев; у него закружилась голова.
Хозяйка, взяв ассигнации, исчезла в будуаре.
— Какой же подлец Хмыров: без денег жену оставляет, спросил бы вчера — я бы дал. Фонбаронство заело, гордость — на брюхе шелк, а в брюхе щелк. А она прелестна, и достанется же такое сокровище такому скоту. Приударить разве, да вот беда, по-ихнему не знаю…
В будуаре раздались легкие шаги, хозяйка появилась снова.
— Prends place isi, — указала она Петру Александровичу на место около себя на кушетке.
Ободренный Колзаков пересел, не веря своему счастью.
— Неужели будет успех! Только бы Хмыров не вернулся, — подумал он.
Через несколько времени на столе появилось замороженное шампанское.
Выпив несколько стаканов, Петр Александрович стал целовать у хозяйки руки и добрался до локотка.
Уже наступали сумерки, когда Петр Александрович, веселый и довольный выбрался из квартиры Хмырова.
На лестнице первого этажа ему встретилась какая-то изящная брюнеточка.
— Тоже штучка невредная! — прошептал он.
Вдруг перед ним как из-под земли вырос Хмыров.
— Ты откуда? — воскликнул тот.
— От тебя, брат, — смутился Петр Александрович, — недавно приехал, с женой твоей минут пять посидел, — премилая барынька.
— Как с женой? Она сейчас со мной из гостей приехала, вперед прошла, ты ее встретил?
— Это брюнетка, нет — то блондинка.
— Какая блондинка?
— У которой я был.
— В каком номере?
— В двенадцатом.
— Ну, я живу в четырнадцатом, этажом выше.
— Значит, я этажом ошибся, — развел руками Колзаков.
— Ишь, старый греховодник, да как удачно ошибся-то, куда попал! — расхохотался Хмыров.
Вечный жених
— A propos! Вы завтра свободны от двух до четырех? — обратилась ко мне на днях Валентина Львовна Кедрина, моя хорошая знакомая, молоденькая, хорошенькая и разбитная вдовушка, довольно долго оставляя в моей руке свою миниатюрную ручку в лиловой перчатке.
— Для вас я свободен всегда, я не свободен только никогда от мысли о вас, — пошутил я.
— Шалун… я спрашиваю серьезно…
— Серьезно?
— Да, пойдемте завтра со мной к Гомолицким…
— К Гомолицким… я их не знаю…
— Узнаете… я вас представлю, я давно об вас говорила… их дочь Наденька — брюнетка в вашем вкусе…
— Мне не надо никого… кроме…
— Кроме меня… знаю… слышала… но вам надо «петербургские типы», вы на днях говорили мне, а там вы встретите тип, который едва ли встречали… Я специально и еду для того, чтобы спасти от него Nadine… или, скорее, карман ее татап.
— Вы, спасти… от кого?
— От «вечного жениха».
— От «вечного жениха»? Объясните, ради Бога, ровно ничего не понимаю…
Поделиться книгой: