Помоги проекту - поделись книгой:
Вокруг было темным-темно, и в первые мгновения господин Паркетт ничего не смог разглядеть вокруг себя. Затем один из солдат зажёг факел, и господин Паркетт обнаружил, что смотрит на носки начищенных сапог. Он поднял глаза вверх. Над ним стоял улыбающийся лорд Никчэм.
– Доброе утро, Паркетт, – сказал Никчэм. – У меня есть для вас небольшая работа. Если вы сделаете её хорошо, то не успеете и опомниться, как окажетесь дома с дочерью. Если же откажетесь или не проявите должного старания – вы больше никогда её не увидите. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Господин Паркетт покосился в сторону. У стены камеры выстроились шестеро солдат и майор Саранч, вооружённые мечами.
– Да, милорд, – тихо ответил он. – Я всё понял.
– Отлично, – кивнул Никчэм и отошёл в сторону.
Взгляду Паркетта открылся огромный чурбак размером с пони. Рядом с чурбаком стоял небольшой стол с набором плотницких инструментов.
– Я хочу, Паркетт, чтобы вы вырезали мне огромную, точнее сказать, чудовищную ногу с острыми, как бритва, когтями. К её верхней части приделайте длинную ручку, чтобы человек, не слезая с лошади, мог делать отпечатки на земле. Вы поняли задачу, плотник?
Господин Паркетт и лорд Никчэм долго глядели друг другу в глаза. Конечно же, господин Паркетт сразу сообразил, для чего это было нужно: ему приказали подделать доказательства существования Икабога. Больше всего плотника пугала одна мысль: разве Никчэм решится его отпустить после того, как он закончит вырезать ногу выдуманного чудовища? Ведь лорд прекрасно понимает, что Паркетт может проболтаться о том, что делал в темнице...
– Милорд, вы клянётесь, что если я это сделаю, то моей дочери ничего не будет угрожать? – наконец спросил господин Паркетт тихим голосом. – И что мне будет разрешено вернуться домой?
– Конечно, Паркетт, – рассеянно кивнул Никчэм, подходя к двери камеры. – Чем быстрее вы выполните задание, тем скорее вы опять увидите свою дочь. Только одно условие: утром мы будем давать вам инструменты, а перед сном — забирать. Вы же понимаете, что мы не можем оставлять заключённым то, чем можно выкопать ход наружу? Удачи вам, Паркетт, и постарайтесь работать как можно усерднее. С нетерпением жду свою ногу!
Дождавшись, пока лорд закончит говорить, Саранч перерезал верёвку, которой были связаны запястья господина Паркетта, и плотно вставил свой факел в кольцо на стене. После этого Никчэм, Саранч и другие солдаты вышли из камеры. Железная дверь с лязгом закрылась, ключ повернулся в замке, и господин Паркетт остался в камере один. Перед ним лежали стамески, резцы и огромный чурбак.
Глава 27. Похищение
Дейзи возвращалась из школы, держа под мышкой учебники и играя на ходу бандалором. Войдя в калитку, она, как обычно, помчалась в мастерскую к отцу, чтобы рассказать ему, как прошёл день. Однако, к своему удивлению, девочка обнаружила, что мастерская заперта. Тогда она решила, что господин Паркетт закончил работу раньше обычного, и поспешила вернуться в дом.
Распахнув парадную дверь, Дейзи застыла от удивления. Вся мебель куда-то подевалась. Также исчезли картины на стенах, ковёр на полу, светильники и даже кухонная плита.
Она открыла рот, чтобы позвать отца, но в этот момент на неё набросили мешок, а рот зажали рукой. Школьные учебники и бандалор с грохотом упали на пол. Отчаянно извивающуюся Дейзи подняли, вынесли из дома и швырнули в стоявший неподалёку фургон.
– Попробуешь рот разинуть, – тихо проговорил кто-то грубым голосом у самого уха, – и мы убьём твоего отца.
Дейзи, которая как раз набрала полную грудь воздуха, собираясь закричать, задержала дыхание и медленно выдохнула.
Фургон тронулся. Девочка ощущала, как он трясётся на ухабах, и слышала, как позвякивает упряжь и стучат копыта. Когда повозка повернула и до Дейзи донеслись крики рыночных торговцев и лошадиное ржание, она поняла, что фургон только что выехал из Города-в-Городе. Хотя Дейзи и была напугана так, как никогда в жизни, она всё равно заставляла себя запоминать каждый поворот, каждый звук, каждый запах, пытаясь угадать, куда её везут.
Через некоторое время стук лошадиных копыт по мостовой сменился негромким топотом по грунту, а сладкие ароматы столичного воздуха уступили место сельским запахам зелени и чернозёма.
Похитителя Дейзи звали Пробоец, и был он рядовым Противоикабогской бригады. Лорд Никчэм приказал этому дерзкому здоровяку «избавиться от малышки Паркетт», и Пробоец решил, что Никчэм приказывает ему убить девочку. Рассуждал он совершенно верно: Никчэм выбрал его, чтобы расправиться с Дейзи, потому что Пробоец любил пускать в ход кулаки, и ему было всё равно, кого этими кулаками дубасить.
Но когда фургон выехал из города и покатил мимо рощ и лесов, где можно было бы легко спрятать тело убитой Дейзи, солдат внезапно понял, что никогда не решится поднять руку на девочку. У него самого была маленькая племянница Рози, ровесница Дейзи, и он её очень любил. Каждый раз, когда он представлял, как душит Дейзи, на её месте он видел племянницу: малышка умоляла её пощадить. Поэтому, вместо того, чтобы свернуть с грунтовой дороги в лес, Пробоец ехал вперёд и вперёд, ломая голову над тем, что делать с Дейзи.
Через ткань мешка, в котором раньше наверняка хранили муку, начал ощущаться запах беконстаунских колбас, смешанный с ароматом сыра из Брынзбурга. Интересно, куда её везут – в Брынзбург или в Беконстаун, подумала Дейзи. Её отец иногда брал девочку с собой, когда ездил покупать сыр и мясо в этих знаменитых городах. Она прикинула, что если сможет каким-то образом ускользнуть от похитителя, когда он будет вытаскивать её из фургона, то доберётся до Эклервилля где-то через пару дней. Заодно Дейзи лихорадочно пыталась сообразить, где сейчас может находиться отец и куда исчезла вся мебель в доме, но в конце концов она заставила себя сосредоточиться на своих ощущениях, чтобы потом найти дорогу домой.
Девочка долго прислушивалась, ожидая, когда копыта зацокают по камню моста через Разливину, соединяющего Беконстаун и Брынзбург, но так и не дождалась: похититель не заехал ни в один из этих городов. Пробойцу как раз пришла в голову блестящая идея о том, что делать с Дейзи, поэтому он обогнул город колбасников и отправился на север. Постепенно запахи мяса и сыра растворились в воздухе, и на землю легла ночь.
Дело в том, что Пробоец очень вовремя вспомнил про одну старуху, которая жила на окраине Цинандала, его родного города. Все называли её «Мамаша Брюзга». Она принимала к себе сирот, и ей платили по одному дукату в месяц за каждого ребёнка, которого она опекала. Ещё никому из детей не удавалось сбежать из дома Мамаши Брюзги, и именно поэтому Пробоец решил отдать ей девочку. Ему очень не хотелось, чтобы Дейзи вернулась в Эклервилль: Никчэм наверняка будет в ярости из-за того, что рядовой не выполнил приказ.
Несмотря на то, что Дейзи было холодно, страшно и неуютно, покачивание фургона в конце концов её убаюкало. И вдруг что-то заставило девочку проснуться. Теперь в воздухе ощущался какой-то непривычный, не слишком приятный для неё запах. Через некоторое время она сообразила, что так пахнет вино: иногда, в очень редких случаях, господин Паркетт позволял себе бокал-другой. Должно быть, они подъезжают к Цинандалу – городу, где она ещё ни разу не была, подумала Дейзи. Сквозь маленькую дырочку в мешке она увидела, как над горизонтом медленно поднимается рассветное солнце.
Вскоре фургон опять загрохотал по брусчатке и через некоторое время остановился. Дейзи сразу попыталась выпасть наружу, но прежде чем её мешок долетел до мостовой, рядовой Пробоец подхватил его и понёс к дому Мамаши Брюзги, не обращая внимания на то, что Дейзи в мешке сопротивлялась изо всех сил. Дойдя до двери, он несколько раз ударил в неё тяжёлым кулаком.
– Тихо, тихо, уже иду... – послышался изнутри писклявый дребезжащий голос.
Загрохотали засовы, зазвенели цепочки, и в дверях появилась Мамаша Брюзга. Старуха тяжело опиралась на трость с серебряным набалдашником.
– Новый ребёнок для вас, мамаша, – пропыхтел Пробоец, занося извивающийся мешок в прихожую, где пахло варёной капустой и дешёвым вином.
Вы можете подумать, что Мамаша Брюзга встревожилась, увидев ребёнка в мешке, но на самом деле ей уже много раз приносили похищенных детей так называемых изменников. Ей было всё равно, что это за дети и почему они тут оказались. Старуху интересовали только деньги: ей официально платили один дукат в месяц за то, что она приглядывала за детьми. Чем больше детей набивалось в её ветхую лачугу, тем больше вина Мамаша Брюзга могла себе купить, а до остального ей не было дела. Поэтому она требовательно протянула руку и проскрипела: «Плата за присмотр – пять дукатов» (старуха всегда называла эту сумму, если видела, что кто-то хочет избавиться от ребёнка).
Пробоец сердито покосился на неё, отсчитал пять монет и вышел, не сказав ни слова. Мамаша Брюзга ухмыльнулась и захлопнула за ним дверь.
Забираясь обратно в фургон, Пробоец услышал, как зазвенели цепочки и защёлкали замки на входной двери. Хоть он и лишился половины месячного жалованья, но проблемы с Дейзи Паркетт больше не существовало, и Пробоец с чистой совестью отправился обратно в столицу, то и дело подгоняя коня.
Глава 28. Мамаша Брюзга
Убедившись, что входная дверь надёжно закрыта, Мамаша Брюзга стащила мешок со своей новой подопечной.
Жмурясь от внезапного света, Дейзи обнаружила, что стоит в узком, довольно грязном коридоре, лицом к лицу с уродливой старой женщиной, одетой во всё чёрное. На кончике носа у старухи торчала большая коричневая бородавка, из которой росли волосы.
– Джон! – проскрипела Мамаша Брюзга, не отрывая глаз от Дейзи.
В прихожую, шаркая ногами и похрустывая костяшками пальцев, вошёл мальчик. Был он намного старше и выше Дейзи; на его тупом лице застыло хмурое выражение.
– Пойди наверх и скажи всем Джейн, чтобы они положили ещё один матрац в своей комнате, – приказала старуха.
– Пошли кого-нибудь помладше, – пробурчал Джон. – Я ещё не завтракал.
Мамаша Брюзга неожиданно взмахнула своей тяжёлой тростью, метя набалдашником в голову мальчика. Дейзи в ужасе закрыла глаза: ей показалось, что массивный серебряный шар сейчас с треском врежется в висок. Но мальчик увернулся так ловко, будто постоянно тренировался. Ещё раз хрустнув костяшками, он угрюмо проворчал: «Да ладно, ладно...» и поплёлся вверх по рассохшимся ступенькам.
– Как тебя зовут? – спросила Мамаша Брюзга, поворачиваясь к Дейзи.
– Дейзи, – ответила девочка.
– Неправильный ответ, – отрезала Мамаша Брюзга. – Тебя зовут Джейн.
Чуть позже другие дети рассказали Дейзи, что Мамаша Брюзга поступала так же с каждым прибывшим ребёнком. Каждую девочку она переименовывала в Джейн, а каждого мальчика – в Джона. Следя за тем, был ли ребёнок готов откликаться на своё новое имя, Мамаша Брюзга определяла, легко или трудно будет его подчинить.
Те, кто попал к Мамаше Брюзге в совсем юном возрасте, понятное дело, просто соглашались с тем, что их зовут Джон или Джейн, и быстро забывали прежние имена. Бездомные и потерянные дети понимали, что новое имя – это невысокая плата за крышу над головой, и тоже быстро примирялись с такой заменой.
Но иногда к Мамаше Брюзге приводили ребёнка, готового отстаивать своё имя до последнего. Ещё до того, как Дейзи открыла рот, старуха уже поняла, что это именно такая упрямица. Новая девочка, одетая в комбинезон, стояла напротив неё со сжатыми кулаками и смотрела гордо и с вызовом. Хотя она была худенькой, в ней чувствовалась внутренняя сила.
– Меня зовут Дейзи Паркетт, – возразила девочка. – Дейзи – это в честь маргаритки, любимого цветка моей мамы.
– Твоей матери уже нет в живых, – фыркнула Мамаша Брюзга. Она никогда не упускала случая напомнить подопечным, что их родители умерли. Старуха считала, что маленькие негодяи не будут думать о побеге, если бежать им будет некуда.
– Это правда, – согласилась Дейзи. Её сердце стучало как сумасшедшее. – Мама умерла.
– И отец тоже, – добавила Мамаша Брюзга.
Силуэт ужасной старухи расплывался перед глазами девочки. Дейзи ничего не ела со вчерашнего обеда, к тому же она провела ужасную ночь в фургоне Пробойца. Тем не менее она произнесла холодно и отчётливо:
– Нет, папа жив. Я – Дейзи Паркетт, и мой отец живёт в Эклервилле.
Она должна была верить, что с отцом всё в порядке. Она не могла себе позволить сомневаться в этом. Если бы отца уже не было живых, то и жить было бы незачем.
– А я говорю, что он покойник! – воскликнула Мамаша Брюзга, поднимая трость. – Твой отец мертвее мёртвого, а зовут тебя Джейн!
– Меня зовут... – начала Дейзи — и тут Мамаша Брюзга внезапно взмахнула тростью. Дейзи удалось увернуться – точно так же, как и тому юноше, но старуха опять размахнулась, и на этот раз трость больно стукнула ошеломлённую Дейзи по уху.
– Давай попробуем ещё раз, – зло прищурилась Мамаша Брюзга. – Повторяй за мной: «Мой отец умер, а зовут меня Джейн».
– Не буду! – крикнула Дейзи. Старуха ещё раз занесла над ней трость, но девочка нырнула у неё под рукой и метнулась в глубь дома, отчаянно надеясь, что на двери чёрного хода не будет запоров. На кухне она чуть не сбила с ног двух бледных детей, мальчика и девочку, которые разливали по мискам какую-то грязно-зелёную жижу. Чуть далее виднелась дверь с таким же множеством цепочек и замков. Дейзи бросилась обратно в прихожую (там ей снова пришлось уворачиваться от Мамаши Брюзги и её трости), а затем помчалась наверх. Рванув на себя дверь, она увидела, как худые дети с землистыми лицами убирают комнату и застилают матрацы изношенными простынями. Позади неё уже слышались шаги: старуха поднималась по лестнице.
– Тебе это не поможет, – проскрипела Мамаша Брюзга, появляясь на пороге спальни. – Повторяй: «Мой отец умер, а зовут меня Джейн!»
– Мой отец жив, а зовут меня Дейзи! – крикнула Дейзи. Девочка как раз заметила на потолке люк, через который, как ей подумалось, можно было попасть на чердак. Выхватив из руки какой-то испуганной девочки метёлку на длинной ручке, она открыла ею люк, и из него выпала верёвочная лестница. Дейзи быстро вскарабкалась по ней, подтянула лестницу к себе и захлопнула крышку люка, чтобы Мамаша Брюзга со своей тростью не смогла до неё добраться. Но старуха, вопреки её ожиданиям, лишь захихикала и приказала одному из мальчиков стать под люком и стеречь Дейзи.
Чуть позже девочка обнаружила, что дети прибавляли к общим именам разные прозвища, чтобы было понятно, о каком Джоне или Джейн идёт речь. Под чердачным люком её караулил тот же юноша, которого Дейзи видела внизу. Другие дети прозвали его «Джон-Молотилка», за то, что он избивал малышей. Джон-Молотилка был старшим после Мамаши Брюзги. Желая поиздеваться над Дейзи, он начал рассказывать ей о том, что другие дети умирали от голода на этом чердаке и что если она хорошо поищет, то найдёт их скелеты.
Потолок на чердаке был таким низким, что Дейзи пришлось передвигаться на корточках. Ещё там было очень грязно, но зато в крыше виднелась небольшая щель, через которую падал солнечный свет. Дейзи подобралась к ней и выглянула наружу. Перед ней лежал Цинандал. В отличие от Эклервилля с его белоснежными домами, этот город был высечен из тёмно-серого камня. Внизу двое мужчин плелись по улице, горланя песню, которую особенно любили пьянчужки:
Дейзи целый час сидела, жадно глядя через щель на окружающий мир. А затем пришла Мамаша Брюзга и хрястнула по люку тростью.
– Как тебя зовут?
– Дейзи Паркетт! – выкрикнула девочка.
Каждый час старуха приходила к ней с этим вопросом, и каждый раз ответ оставался прежним.
Однако время шло неумолимо, и в конце концов Дейзи почувствовала, что от голода у неё начинает кружиться голова. Каждый раз она выкрикивала своё имя всё тише и тише. Наконец девочка заметила, что на улице начинает темнеть. Ей очень хотелось пить. Дейзи поняла, что если она продолжит упрямиться, то на чердаке действительно может появиться скелет, которым Джон-Молотилка будет пугать других детей. Поэтому в следующий раз, когда Мамаша Брюзга ударила по люку своей тростью и спросила, как её зовут, девочка ответила: «Джейн».
– А отец твой жив? – спросила довольная старуха.
Дейзи скрестила пальцы и ответила:
– Нет.
– Очень хорошо, – сказала Мамаша Брюзга, открывая люк и дёргая на себя верёвочную лестницу. – Иди-ка сюда, Джейн.
Когда Дейзи спрыгнула на пол, старуха тут же влепила ей пощёчину.
– Это за то, что ты была мерзкой лживой негодяйкой! А теперь иди за своим супом, а потом вымой миску и ложись спать.
Дейзи мгновенно уплела небольшую порцию капустного супа (такой отвратительной похлёбки она ещё никогда в жизни не ела), вымыла миску в заляпанной жиром бочке, которую Мамаша Брюзга приспособила для мытья посуды, и затем отправилась наверх, в спальню для девочек. На полу уже лежал свободный матрац. Она проскользнула внутрь, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды остальных девочек, и забралась под старенькое одеяло прямо в одежде, потому что в комнате было очень холодно.
Повернув голову, Дейзи встретилась взглядом с добрыми синими глазами худенькой девочки, её ровесницы.
– Ты продержалась намного дольше, чем почти все мы, – прошептала она. Она как-то непривычно выговаривала слова; позже Дейзи узнала, что это был торфяндский акцент.
– Как тебя зовут? – шёпотом спросила Дейзи. – По-настоящему?
Девочка оценивающе поглядела на неё своими огромными глазами-васильками.
– Нам запрещено это говорить.
– Обещаю, что никому не скажу, – тихо поклялась Дейзи.
Девочка в задумчивости уставилась на неё. Как раз в тот момент, когда Дейзи решила, что ответа ей не дождаться, раздался тихий шёпот:
– Марта...
– Рада с тобой познакомиться, Марта, – прошептала Дейзи. – Я Дейзи Паркетт. И мой отец жив.
Глава 29. Госпожа Беззаботс начинает беспокоиться
Поделиться книгой: