upload

Легенда об Икабоге передавалась торфяндцами из уст в уста, из поколения в поколение, её рассказывали во всех деревнях и сёлах вплоть до Эклервилля, и в конце концов все узнали эту историю. Разумеется, как это бывает со всеми легендами, каждый рассказчик в ней что-нибудь изменял, но в одном все они сходились: чудовище обитало на крайнем севере страны, в болотистом крае, где царил полумрак, где часто стелился густой туман, где разные опасности подстерегали неосторожных путников. Рассказывали, что этот зверь пожирал детей и овец. Иногда он похищал даже взрослых мужчин и женщин, если те оказывались слишком близко к болоту в ночное время.

Повадки и облик Икабога менялись в зависимости от того, кто его описывал. Очевидцы утверждали, что он похож на змею, но им тут же возражали, что по виду он скорее напоминает дракона или волка. Что до его голоса, то одни рассказывали, что страшилище издаёт страшный рёв, другие заявляли, что оно оглушительно шипит, а третьи уверяли, что оно передвигается совершенно беззвучно — подобно туману, незаметно окутывающему болото.

Ещё рассказывали, что Икабог обладает невероятными способностями. Заманивая путешественника в своё логово, он говорил человеческим голосом. Если его пытались убить, он мог волшебным образом зарастить свои раны или даже разделиться на двух Икабогов. Он также мог летать, жечь огнём, плеваться ядом — силы Икабога были тем больше, чем богаче было воображение рассказчика.

«Попробуйте только куда-то уйти из сада, пока я работаю: Икабог сразу поймает вас и съест!» — так родители всего королевства пугали своих детей. Неудивительно, что все мальчики и девочки королевства играли в битву с Икабогом, пугали друг друга страшными сказками об Икабоге, а если сказки были слишком похожи на правду, то им снились кошмары с Икабогом.

Берт Беззаботс был одним из таких маленьких детей. Когда однажды вечером друзья его родителей, носившие фамилию Паркетт, пришли к ним в гости, господин Паркетт развлекал всех последними новостями об Икабоге. В результате пятилетний Берт проснулся среди ночи, весь в слезах и испуге: в его сне сквозь туман над болотом, в которое он медленно погружался, на него неотрывно смотрели белые глаза чудовища, похожие на два огромных фонаря.

— Успокойся, успокойся, — шептала ему мама. Держа перед собой свечу, она тихонько вошла в его комнату и теперь качала малыша на коленях. — Никакого Икабога нет, Берти. Это просто глупая выдумка.

— Н-но господин Паркетт рассказал, что овцы п-пропадают неизвестно куда! — проблеял Берт и икнул от страха.

— Так и есть, — согласилась госпожа Беззаботс, — но не потому, что их крадёт чудовище. Овцы — глупые создания. Они часто убегают и теряются в болотах.

— Н-но господин Паркетт говорил, что л-люди тоже пропадают!

— Только те из них, у которых хватает глупости заблудиться на болоте ночью, — уточнила госпожа Беззаботс. — Не переживай, Берти, никакого чудовища не существует.

— Но он ещё рассказывал, что какие-то л-люди слышали г-голоса за окном, а утром все их к-куры исчезли!

Госпожа Беззаботс не смогла удержаться от смеха.

— Голоса, которые они слышали, принадлежат обычным ворам, сынок. В Торфяндии все постоянно пытаются что-нибудь стащить друг у друга. Им легче объявить виноватым Икабога, чем признать, что их соседи занимаются воровством!

— Воровством?! — ахнул Берт, в ужасе уставившись на мать. — Воровство — это же очень плохо, правда, мамочка?

— Это и вправду очень плохо, — подтвердила госпожа Беззаботс. Она сняла Берта с коленей, уложила его обратно в тёплую постель и начала поправлять одеяло. — Но, к счастью, мы живём далеко от этих злодеев-торфяндцев.

Она взяла свечу и на цыпочках подошла к двери спальни.

— Спокойной ночи, — прошептала она с порога. Как правило, после этого женщина добавляла: «И пусть Икабог не укусит тебя за бочок», как это обычно говорили своим детям перед сном родители по всему Раздолью. Но на этот раз она сказала: «Спи крепко-крепко».

Берт снова уснул и до самого утра не видел во сне никаких чудовищ.

Так сложилось, что господин Паркетт и госпожа Беззаботс были хорошими друзьями. В школе они учились в одном классе и вообще знали друг друга от рождения. Поэтому, когда господин Паркетт услышал, что из-за него Берту приснился кошмар, ему стало очень стыдно. А так как Паркетт был лучшим плотником во всём Эклервилле, он решил вырезать для маленького мальчика фигурку Икабога. У этой фигурки был широкий улыбчивый рот с множеством зубов и большие когтистые лапы; неудивительно, что деревянный Икабог сразу стал любимой игрушкой Берта.

Если бы Берту, или его родителям, или их соседям Паркеттам, или другим раздольцам кто-нибудь сообщил, что из-за легенды об Икабоге в Раздолье вот-вот нагрянут ужасные беды и несчастья, они рассмеялись бы ему в лицо. Эти люди жили в самом счастливом в мире королевстве. Ну какой вред мог нанести ему Икабог?

Глава 3. Смерть швеи

Семьи Беззаботс и Паркетт жили в районе, который назывался Город-в-Городе. В этой части Эклервилля селились все, кто работал на короля Фреда. Садовники, повара, портные, пажи, швеи, каменщики, конюхи, плотники, лакеи и горничные — все они проживали в аккуратных домиках неподалёку от дворца.

Город-в-Городе был отделён от других районов Эклервилля высокой белой стеной, но ворота в ней днём держали открытыми, чтобы жители этого района могли покупать товары на рынках и навещать друзей и родных, проживавших за стеной. На ночь эти крепкие ворота закрывали, и все жители Города-в-Городе спали, как и сам король, под защитой Королевской гвардии.

Майор Беззаботс, отец Берта, был командором Королевской гвардии. Этот статный воин, обладавший весёлым нравом и ездивший на коне серебристо-стальной масти, всегда сопровождал на охоту короля Фреда, лорда Никчэма и лорда Треплоу; такие выезды обычно случались пять раз в неделю. Королю нравился майор Беззаботс, а кроме того, он очень ценил его жену: Берта Беззаботс была личным кондитером короля, что считалось большой честью в этом городе великих мастеров пекарного искусства. Из-за привычки Берты приносить домой пирожные, которые, как она считала, нельзя было назвать идеальными, Берт понемногу располнел, поэтому, как ни грустно об этом говорить, другие дети дали ему прозвище Бертеброд, которое его очень огорчало.

Лучшим другом Берта была Дейзи Паркетт. Разница в возрасте у них составляла буквально несколько дней, и вели себя они скорее как брат и сестра, чем как приятели. Дейзи защищала Берта от хулиганов. Она была худенькая, но очень шустрая, и всегда была готова дать в нос любому, кто называл Берта Бертебродом.

Дэн Паркетт, отец Дейзи, был королевским плотником: он чинил и менял колёса и оси на каретах. Господин Паркетт показывал себя таким умельцем, что ему даже доверяли изготавливать мебель для дворца.

Дора Паркетт, мать Дейзи, была главной дворцовой швеёй. Это была очень почётная должность, потому что король Фред любил красиво одеваться и заставлял своих портных (их у него было множество) шить ему новые наряды каждый месяц.

Именно страстное увлечение короля нарядами и стало причиной трагического происшествия, которое позднее в книгах по истории Раздолья назовут началом всех бед, грозивших поглотить это счастливое маленькое королевство. В те дни, когда всё произошло, лишь несколько человек в Городе-в-Городе знали об этом хоть что-нибудь, и кое для кого это оказалось ужасной трагедией.

Вот что случилось.

К Фреду с официальным визитом должен был прибыть король Прудпрудинии (очевидно, до сих пор надеясь обменять одну из своих дочерей на пожизненный запас «Небесных Надежд»), и король решил, что по этому случаю ему нужен совершенно новый наряд: из матовой пурпурной ткани, с отделкой из серебряного кружева, с аметистовыми пуговицами и серым мехом на манжетах.

Краем уха король Фред слышал, что у старшей швеи не всё в порядке со здоровьем, но ему до этого не было дела. Как он считал, никто, кроме матери Дейзи, не умел правильно пришивать серебряные кружева, поэтому он приказал, чтобы эту работу выполняла только она и никто другой. В результате Дора Паркетт не спала целых три ночи, чтобы успеть закончить пурпурный наряд к визиту короля Прудпрудинии, а на рассвете четвёртого дня ее помощница нашла Дору мёртвой: она лежала на полу, зажав в руке последнюю аметистовую пуговицу.

Фред ещё не закончил завтракать, когда к нему явился с новостями главный королевский советник. Эту должность при дворе занимал мудрый старец по имени Аскетт; его седая борода была такой длинной, что почти доходила до колен. Сообщив о смерти старшей швеи, он заметил:

— Впрочем, я уверен, что любая другая из швей вашего величества легко сможет пришить последнюю пуговицу.

Что-то во взгляде Аскетта насторожило Фреда; у него даже в животе похолодело.

Чуть позже, когда камердинеры помогали ему надеть новый пурпурный костюм, Фреду захотелось избавиться от гложущего чувства вины, и он рассказал об этом печальном случае лордам Никчэму и Треплоу.

— Я хочу сказать, что если бы я знал, как тяжело она больна, — пыхтел Фред, когда слуги втискивали его в обтягивающие атласные панталоны, — то я, разумеется, позволил бы сшить наряд кому-нибудь другому.

— Ваше величество так добры... — рассеянно заметил Никчэм, рассматривая своё землистое лицо в зеркале, висевшем над камином. — Ещё никогда земля не рождала такого добросердечного монарха.

— Если этой женщине стало плохо, она должна была об этом предупредить, — проворчал Треплоу, ёрзая в мягком кресле у окна. — А если она была не в состоянии работать, то ей тем более следовало сообщить об этом. И вообще, если правильно рассудить, то это предательство по отношению к своему королю. Ну или к его наряду, что то же самое.

— Треплоу прав, — сказал Никчэм, отворачиваясь от зеркала. — Относиться к слугам лучше, чем вы, ваше величество, просто невозможно.

— Я правда хорошо к ним отношусь? — с тревогой спросил король Фред, втягивая живот (камердинеры как раз застёгивали аметистовые пуговицы). — И, в конце концов, ребята, я сегодня должен выглядеть лучше всех, не так ли? Вы же знаете, как нарядно одевается король Прудпрудинии!

— Если бы оказалось, что вы одеты не так нарядно, как король Прудпрудинии, то это был бы позор на всё королевство, — подтвердил Никчэм.

— Ваше величество, выбросьте это досадное недоразумение из головы, — пренебрежительно махнул рукой Треплоу. — Швея-предательница — это не повод для огорчения в такой прекрасный солнечный день.

И всё же, несмотря на советы обоих лордов, король Фред никак не мог успокоиться. Возможно, ему это лишь казалось, но у леди Эсланды в тот день был особенно серьёзный вид. Улыбки слуг выглядели менее искренними, а реверансы — не такими глубокими, как всегда. В то время как его придворные радостно отмечали приезд короля Прудпрудинии, мысли Фреда постоянно возвращались к швее, лежащей мёртвой на полу с аметистовой пуговицей в руке.

Перед тем, как Фред лёг спать в ту ночь, в дверь его спальни постучал Аскетт. Низко поклонившись, главный советник спросил, собирается ли король послать цветы на похороны госпожи Паркетт.

— А... ну конечно! — взволнованно воскликнул Фред. — Да, разумеется, пошлите большой венок — ну вы поняли, со всеми соболезнованиями и так далее. Вы ведь можете это организовать, Аскетт?

— Конечно, ваше величество, — подтвердил главный советник. — И ещё: позвольте узнать, собираетесь ли вы навестить родных швеи? Они живут всего лишь в нескольких минутах ходьбы от ворот дворца.

— Навестить? — задумчиво протянул король. — Ну нет, Аскетт, не думаю, что это хорошая мысль... ну то есть я уверен, что они этого не ожидают...

Аскетт и король ещё несколько мгновений смотрели друг на друга, затем главный советник поклонился и вышел из комнаты.

Король Фред уже давно привык, что все говорят ему, какой он славный малый, и ему очень не понравилось, с каким неодобрением держался главный советник. Теперь он ощущал скорее раздражение, чем стыд.

— Да уж, очень жаль её, — сказал он Фреду в зеркале, перед которым расчёсывал усы, — но я, в конце концов, король, а она — всего лишь швея. Если бы я умер, я бы не ожидал от неё...

Тут до него вдруг дошло, что если он умрёт, то, скорее всего, все раздольцы бросят свои дела, оденутся в траур и будут неделю плакать навзрыд — точно так же, как это было, когда умер его отец Ричард Праведный.

— Ну, в любом случае, — нервно сообщил он своему отражению, — жизнь продолжается.

Он надел шёлковый ночной колпак, забрался на кровать под балдахин, задул свечу и уснул.

Глава 4. Безмолвный дом

Миссис Паркетт была похоронена на кладбище в Городе-в-Городе — там, где находили последнее пристанище целые поколения королевских слуг. Дейзи и её отец долго стояли, взявшись за руки и глядя на могилу. Когда плачущая мать Берта и его мрачный отец уходили с кладбища, уводя за собой сына, он до последнего продолжал оглядываться на Дейзи. Берт хотел что-то сказать своей лучшей подруге, но горе Паркеттов было слишком большим и ужасным, чтобы её можно было утешить словами. Берт даже представить боялся, как бы он себя чувствовал, если бы его мать навсегда скрылась под холодной твёрдой землёй.

Когда все друзья разошлись, господин Паркетт отодвинул от надгробия жены пурпурный венок, посланный королём, и положил на его место небольшой букет из подснежников, которые Дейзи собрала этим утром. Потом отец с дочерью медленно двинулись по дороге к своему дому — дому, который, как они знали, никогда уже не будет таким, как прежде.

Через неделю после похорон король вместе со своей Королевской гвардией выехал из дворца на охоту. Все горожане на его пути, как обычно, выбегали в палисадники, чтобы поклониться или присесть в реверансе и показать, как они рады его видеть. Кланяясь и помахивая рукой в ответ, король вдруг заметил, что в палисаднике перед одним домом никого нет. Окна дома и входная дверь были завешены чёрной тканью.

— Кто там живёт? — спросил он майора Беззаботса.

— Это... это дом Паркеттов, ваше величество, — ответил Беззаботс.

— Паркетт, Паркетт... — протянул король, морща лоб. — Эта фамилия кажется мне знакомой; я мог где-нибудь её слышать?

— Э-э... ​​да, ваше величество, — подтвердил майор Беззаботс. — Господин Паркетт — королевский плотник, а госпожа Паркетт — главная королевская швея. То есть была главной швеёй...

— Ах, да, — поспешно прервал его Фред, — я... я теперь припоминаю.

Пришпорив своего белоснежного жеребца так, что тот перешёл в галоп, король промчался мимо окон дома Паркеттов, завешенных чёрными шторами, стараясь не думать ни о чём, кроме предстоящей охоты.

Но отныне каждый раз, когда король проезжал мимо этого дома, он поневоле задерживал взгляд на пустом палисаднике и чёрном пятне входной двери, и каждый раз перед глазами у него возникала одна и та же картина — мёртвая швея, сжимающая в руке аметистовую пуговицу. Наконец у него лопнуло терпение, и он вызвал к себе главного советника.

— Аскетт, — сказал он, пытаясь не встретиться взглядом со стариком, — на углу улицы, ведущей к парку, стоит дом. Я бы даже сказал, целый коттедж, красивый такой. С большим садом.

— Вы имеете в виду дом Паркеттов, ваше величество?

— Ах вот кто там живёт! — воскликнул король Фред. — Ну, мне тут пришло в голову, что это, пожалуй, слишком большое здание для такой маленькой семьи. Я слышал, что там, кроме них двоих, никто не проживает, так ведь?

— Совершенно верно, ваше величество. Они там живут вдвоём, потому что мать...

— Это не слишком-то справедливо, Аскетт, — громко перебил его король Фред. — Такой прекрасный просторный коттедж занимают лишь двое, в то время как есть, насколько мне известно, семьи из пяти-шести человек, которые были бы просто счастливы, если бы им подарили ещё парочку комнат.

— Вы хотите, чтобы я переселил семью Паркеттов, ваше величество?

— Да, я считаю, что так будет лучше, — сказал король Фред, чрезвычайно внимательно рассматривая носок своей атласной туфли.

— Очень хорошо, Ваше Величество, — сказал главный советник и склонился в глубоком поклоне. — Я попрошу их поменяться с семьёй Саранч. Не сомневаюсь, что их обрадует новое место жительства, а в дом Саранчей я переселю Паркеттов.

— А где находится этот дом? — озабоченно спросил король. Ему совсем не хотелось натыкаться взглядом на траурные завесы прямо у дворцовых ворот.

— На самой окраине Города-в-Городе, — ответил главный советник. — Очень близко к кладбищу, где...

— Похоже, это как раз то что нужно, — прервал его король Фред, вскакивая на ноги. — Мне не нужны подробности. Просто сделай это, Аскетт, старина!

Так Дейзи и её отцу пришлось поменяться домами с семьёй капитана Саранча, который, как и отец Берта, состоял на службе в Королевской гвардии. В следующий раз, когда Фред выехал на охоту, чёрное полотно уже сняли с двери. Младшие Саранчи, четверо братцев-крепышей (именно они первыми прозвали Берта Беззаботса Бертебродом) выбежали в палисадник и начали прыгать, приветствуя короля радостными возгласами и размахивая флагами Раздолья. Король Фред сиял от радости и махал мальчикам в ответ. А через пару месяцев король совсем забыл о Паркеттах. Он ​​снова был счастлив.

Глава 5. Дейзи Паркетт

После трагической гибели госпожи Паркетт королевские слуги разделились на два лагеря. Одни шептались по углам — мол, в такой ужасной смерти несомненно виноват король Фред. Другие предпочитали верить, что произошла какая-то ошибка и что король, отдавая приказ закончить наряд, скорее всего, не знал о тяжёлой болезни своей швеи.

Главный кондитер госпожа Беззаботс принадлежала ко вторым. Король всегда был очень добр к ней, а иногда даже приглашал её в столовую, чтобы поздравить с особенно удачными порциями «Услады Герцога» или «Фантазийных Финтифлюшек», поэтому она была уверена, что Фред — человек добрый, щедрый и внимательный к людям.

— Попомни мои слова: в конце концов окажется, что королю просто забыли сообщить обо всём этом, — убеждала она своего мужа майора Беззаботса. — Он никогда не заставил бы работать кого-то из своих мастеров, если бы тот заболел. Не сомневаюсь, что король сейчас чувствует себя просто ужасно из-за всего произошедшего.

— Это само собой, — соглашался майор. — Я уверен, что он именно так себя и чувствует.

Ему, как и его жене, хотелось думать о короле только хорошее: ведь и он сам, и его отец, и его дед — все Беззаботсы служили правителям Раздолья верой и правдой в рядах Королевской гвардии. Да, майор Беззаботс заметил, что король Фред и не думает грустить после смерти госпожи Паркетт и продолжает охотиться как ни в чём не бывало. Да, майор Беззаботс знал, что Паркеттов переселили из их старого большого дома в невзрачный домишко рядом с кладбищем. Тем не менее, он пытался поверить в то, что король искренне сожалеет о несчастном случае со своей швеёй и что это не он приложил руку к переселению её мужа и дочери.

Новое жилище Паркеттов выглядело довольно мрачно. Солнечные лучи не могли пробиться через листву высоких тисов, выстроившихся в ряд на границе с кладбищем. Правда, из окна спальни через щель между тёмными ветвями Дейзи могла видеть могилу матери. Теперь они с Бертом не были соседями, поэтому в свободное время Дейзи виделась с ним намного реже, хотя Берт приходил к ней при каждом удобном случае. В новом саду Паркеттов было гораздо меньше места для игр, но ребята понемногу приспособились.

Что именно господин Паркетт думал о своём новом доме или о короле, никто не знал. Он никогда не обсуждал эти вопросы с наёмными работниками, а просто занимался своим делом, зарабатывал деньги на содержание дочери, оставшейся без матери, и воспитывал её как мог.

Дейзи любила помогать отцу в плотницкой мастерской и обожала бегать в рабочей одежде. Она была из тех людей, которые не боятся запачкать руки; шикарными нарядами девочка не слишком интересовалась. Тем не менее, после похорон, ежедневно принося свежий букет к могиле матери, она каждый раз надевала разные платья. При жизни госпожа Паркетт всегда пыталась заставить свою дочь выглядеть, по её словам, «как маленькая леди». Она сшила ей много красивых платьев; иногда материалом для них служили обрезки ткани, которые король Фред любезно разрешал ей брать себе по окончании работы над его роскошными нарядами.

Прошла неделя, потом месяц, затем год — и вот платья, сшитые мамой Дейзи, стали ей малы, но девочка все равно бережно хранила их в шкафу. Другие люди, казалось, забыли о том, что случилось с Дейзи, или свыклись с мыслью о смерти её матери. Она делала вид, что тоже к этому привыкла. На первый взгляд её жизнь вернулась в обычное русло. Она помогала отцу в мастерской, делала уроки и играла со своим лучшим другом Бертом, но они никогда не говорили о её матери и никогда не упоминали в своих беседах короля. Каждую ночь, перед тем как заснуть, Дейзи неотрывно глядела на белое надгробие, сиявшее в лунном свете, пока её глаза не закрывались сами собой.

Предыдущая глава

2

Следующая глава