Когда я опять умру [СИ]

Ашира Хаан

КОГДА Я ОПЯТЬ УМРУ

Ангел смерти поднес мне зажигалку.

Я перегнулась через стол, чтобы прикурить, с удовольствием отметив, что его глаза скользнули в мое декольте. Красивый парень. Хоть и обнимает Яну, но поглазеть мне никто не мешает?

Яна пьет уже шестой виски, она не замечает, кому он там строит глазки.

Кажется, в начале вечера вместо ангела смерти с ней рядом сидел какой-то случайный тип из «Тиндера». Каждый раз, как мы собираемся, у нее новый парень.

В наши дни все просто — скачала приложение, смахнула в отстой первый десяток, лайкнула человек пять, двое разговорились, один согласился на свидание, утром забанить, в пятницу повторить. Свободная жизнь свободной женщины.

Я спрашивала: «Тебе не страшно звать их к себе?»

Яна только смеялась.

«Я, — говорила, — видела таких психов, о которых ты даже не читала. Один позвал на дачу, предложил его связать».

«И как? Ты отказалась?»

«Согласилась. Связала, потопталась шпильками по груди — ты бы видела, как он перся, обещал мне золотые горы, говорил, что такой у него никогда не было».

«А потом? Он тебя трахнул?»

У Янки интересная жизнь, не в пример моей, о которой можно бабушке без стыда рассказать.

Янка тогда потушила сигарету, допила чай — все молча.

Я выдержала невыносимо длинную паузу, пока не поняла, что продолжения не будет.

«Ян!»

«И уехала».

«Как уехала? Он отпустил?»

«А как он мог не отпустить, он же связанный был».

«Оставила его одного на даче связанного?»

«Ага, — Янка остро глянула на меня. — Зимой. На даче. Связанного. Одного. Ну и кто кого должен бояться?»

Судя по ангелу смерти, которого она все еще принимала за очередного случайного мужчину и звала Лешиком, в этот раз бояться стоило все-таки ей.

Я не знаю, как это все работает.

Я вообще никогда не видела ангелов смерти.

А то, что такая спокойная, сижу, курю, пью что-то и поглядываю на него с интересом — так это потому, что мне все равно. Я с радостью поменяюсь с Яной местами.

В полутьме забитого людьми бара его было не так легко разглядеть.

Кажется, кожа была смуглой, а волосы короткими.

Кажется, у него были тонкие длинные пальцы — как мне нравится. Хотя я могла додумать — нет никого романтичнее ангела смерти, значит и пальцы у него должны быть романтично идеальными.

Кажется, он был в черных джинсах и водолазке. Худой и с острыми скулами. Высокий…

Дальше не разглядела — Яна пригласила «Лешика» потанцевать и они усосались куда-то в толпу минут на десять, дав мне возможность допить то, что я пила — мохито? куба либре? яблочный джим бим?

О, я начала различать вкусы и обнаружила, что весь вечер пью ненавистную маргариту.

Размышления о выпивке заняли меня не слишком надолго. Я нервно прикурила следующую сигарету, побарабанила пальцами по столу, и как можно незаметнее вытянула шею, стараясь разглядеть, куда смылась эта парочка. Мысль о том, что Яна могла уже взять его в оборот и повезти в ближайший лав-отель, продрала позвоночник ледяными иглами.

Даже нашла в себе силы допить свой коктейль, надеясь, что он поможет от трясущихся рук.

Чего я больше боюсь — что Яна его трахнет или что он ее заберет?

Я заказала виски. Чистый.

Ни одна из этих вероятностей меня не вдохновляла.

Но они вернулись. Яна вцепилась в свой стакан, отмахиваясь от руки ангела смерти, лежащей у нее на плече — я буквально видела ее гранитную холодную тяжесть.

А я обняла пальцами холодный стакан, чтобы не было видно, как трясутся руки, и решилась на самый смелый поступок в своей жизни:

— Пойдем тоже потанцуем?

Ангел смерти едва заметно удивился и словно впервые меня заметил:

— Погоди, ты меня видишь?

— Ты же сам подал мне зажигалку.

— Мало ли кто в забитом баре при твоей стадии опьянения подал тебе зажигалку из воздуха.

— Немало — ангел смерти.

— Да уж не хвастайся, без того понятно, что ты меня узнаешь. А она нет, — он кивнул на Яну, которая словно забыла о своем кавалере и уже флиртовала с кем-то другим.

— Это странно? То есть — умереть ведь надо ей. А я…

— А ты умереть хочешь, потому и увидела меня. Пойдем-ка на воздух.

Он повернулся ко мне под светом фонаря и я наконец смогла разглядеть его лицо.

И глаза. Совершенно офигительные черные глаза, сияющие как самая темная ночь.

Ой, нет, они же тепло-шоколадные, почти зеленые и прозрачные. То есть совсем прозрачные, белые с темным ободком…

— Стоп! — я так громко крикнула, что даже пошатнулась.

Сколько же я выпила? Я редко пью, но сегодня можно. Друзья такие забавные: «Ой, Тася, тяжелые времена случаются у всех, но ты все-таки полегче!»

А я спрашиваю, когда я, по их мнению, пила последний раз?

Говорят — вчера?

Да нет же! Неделю назад с вами и пила.

У меня не так много друзей, спиться не успею. Теперь точно.

— Что? — удивился ангел смерти.

— Остановись! — я смотрела в переливчатый калейдоскоп разноцветных глаз и чувствовала, как дико-безумно-сладко кружится голова.

Но знала, что мне это чересчур.

Ангел смерти кивнул, и глаза его стали серыми. По-прежнему красивыми, сияющими и все такое, но обыкновенно-серыми. И я смогла отделить их гипноз от своих настоящих чувств.

Ангел смерти подошел ко мне и протянул руки. Я вцепилась в них, тяжело дыша, и запрокинула голову, чтобы не терять его взгляда. Давно я не чувствовала такой отчаянной надежды и пустоты в голове. Как будто я потеряла что-то важное, и вот оно вернулось ко мне, и радость так велика, что не помещается внутри и все время ворочается, вызывая беспокойство.

Он обнял меня. Совершенно не нужно было задавать какие-то вопросы или говорить лишние слова, чтобы понимать, что в этом состоянии мы с ним вдвоем. И что он точно так же ошеломлен — а может и побольше. Потому что я, например, еще успела вспомнить про Яну, а он просто открыл какую-то дверь в стене дома и увел меня в нее, абсолютно наплевав на то, что сегодня он должен был убить мою подругу.

Вместо этого он влюбился в меня.

* * *

Я должна была напиться сегодня до бесчувствия, вызвать такси, едва дотерпеть до дома, ввалиться в туалет и долго блевать, отпиваясь водой прямо из унитаза. Потом сидеть на кафельном холодном полу и мучительно плакать от унижения, зажимая себе рот руками, потому что в санузлах у нас в доме волшебная слышимость.

Потом свернуться калачиком прямо там, на полу, и проспать до утра — похмельного и болезненного от затекших мышц. Выползти в коридор, сдернуть бархатную скатерть со стола и, завернувшись в нее, пить чай на кухне, ощущая, как отвращение к миру вгрызается в кости как метастазы рака. И наконец ощутить то самое состояние невыносимости, которое позволит преодолеть отупение и жалость к близким.

Я должна была оказаться в тех пустых и темных коридорах, где пахнет пылью и гортензиями, и куда попадают те, кто шагнул из окна девятиэтажки, преодолев себя в последний раз и удивившись, что это намного легче, чем встать в семь зимним утром на работу.

Вместо этого я побывала в коридорах самоубийц как туристка. Я висла на руке у ангела смерти, прятала лицо у него на груди и дышала запахом его кожи, когда мне становилось плохо от гортензий и пыли.

— Вот, — сказал он. — Теперь ты понимаешь, почему никогда нельзя так делать. Легче не станет, но вместо баров будешь зависать в этом невеселом местечке.

Я послушно кивнула, и мы пошли туда, куда мне хотелось намного сильнее — домой к моему ангелу смерти. И провели там не меньше недели, вылезая из постели только в туалет и поесть. Живым все еще надо есть, даже если они в гостях там, где живут ангелы смерти.

— Привет, — сказал другой ангел смерти, когда мой открыл ему дверь. — У тебя проблемы.

Но проблемы оказались у меня.

— Понимаешь… — он держал мои руки в своих, перебирал пальцы, целовал их, как будто прощался. — Ты ведь не должна была здесь оказаться. Живой. Да и мертвой нескоро.

— Знаю.

Я все порывалась его обнять, но он отстранял меня и продолжал говорить.

— И ты не можешь остаться, — он длинно выдохнул, глядя на мое лицо. — Не можешь. Мне за это и так влетит, но это не страшно, я переживу. А вот тебе…

— Что?

Мне было страшно.

Когда первый раз в жизни чувствуешь, что в ней появился смысл, как-то не хочется обратно.

— У нас есть два варианта. Первый — я возвращаю тебя обратно доживать твою жизнь (это долго), ты умираешь от старости, я тебя забираю и мы живем долго и счастливо. Хэппи энд.

— Не могу, — я помолчала, представила себе этот вариант еще раз и повторила: — Не могу. Я не выдержу.

— Я так и подумал, — он вздохнул. — Поэтому сразу спросил, можно ли по-другому.

— Можно?

— Да, но это будет очень, очень больно и тяжело. Но побыстрее.

— Что надо делать?

— Надо умирать. Тебе дадут семь жизней разных людей. Их надо дожить. Они заслужили отдохнуть, но тела еще надо дотянуть до смерти.

— Доживать? Это же долго! — я испугалась, что он просто хочет избавиться от меня, вернуть обратно в бессмысленную тоскливую жизнь.

— Я постараюсь сделать так, что тебе дадут тех, кто умрет почти сразу. Но только одно условие — ни в коем случае не самоубийство. Иначе все прекращается, и ты попадаешь в те коридоры. Можно провоцировать смерть, но нельзя самой. Понятно?

— Да.

— Согласна?

— Если после этого мы сможем снова быть вместе — согласна.

— Даже если будет очень больно?

— Оно того стоит.

И он отправил меня умирать.

Артем.

У Артема уже затекла правая нога, на которую навалился этот боров, но он так счастливо хрюкал, грызя сосок, что приходилось терпеть. Сосок уже тоже болел и с каждой секундой все сильнее. Артем поерзал, постонал немного в кляп и поерзал еще раз. Пусть уже вставит в жопу и побыстрее кончит. Но когда боров отвалился, облизывая слюнявые губы, стало видно, что член у него так и болтается вялой тряпочкой. Артем разочарованно выдохнул, умудрившись в последний момент превратить выдох в стон.

— Не терпится, а? Не терпится мальчонке? — забормотал боров. — Горячий мальчонка, борзый! Надо мальчонку угомонить!

Руки Артема были растянуты в стороны и прикованы наручниками в красной кожаной оплетке к спинке кровати, но ноги оставались свободны. Он сморщился от покалывающих мурашек, побежавших вслед за током крови в затекшую ногу. Боров возился где-то в одеялах, что-то искал. Артем приподнял бедра и раздвинул колени, демонстрируя поблескивающую в анусе «рубиновую» пробку. Тот повернулся к нему, держа в руке флоггер, но увидев такое, аж затрясся и принялся натирать член, пожирая глазами парня.