Как читать и понимать музей. Философия музея

Джузеппе Габриелли (Giuseppe Gabrielli), 1863–1886

Национальная галерея в Лондоне. Зал 32. Холст, масло. 1886

Здание Британского музея по проекту Роберта Смерка

Гравюра. XIX в.

Позитивизм (от лат. positivus – положительный) как общее мировоззрение эпохи признавал возможность получения любой информации только опытным путем и не верил в то, что невозможно было наблюдать или измерить, увидеть или использовать. И этот путь научного познания наилучшим образом соответствовал самой природе музея. В то же время XIX век опирался на объективистский (от лат. objectivus – предмет) подход к изучению предметов материального мира, их свойств и отношений, что также предоставляло музею приоритетный шанс для использования своих коллекций в качестве базовых источников знаний.

Юридически и административно публичные музеи стали частью государственной образовательной системы.

В периоды роста политической напряженности правительство заботилось об их охране. Например, известно, что когда чартисты (чартизм – политическое движение в Англии в 1836–1848 гг.) в 1848 г. направились к парламенту для вручения хартии, Британский музей охранялся так бдительно, как будто он был пенитенциарным учреждением. Сотрудники музея были приведены к присяге в качестве констеблей, вокруг музея построили заграждения, а в самом здании разместили целый гарнизон (34). Таким образом, с самого начала публичные музеи были вынуждены балансировать между общественным идеалом свободы и своими обязанностями в качестве государственных учреждений.

Эдгар Дега (Edgar Degas), 1834–1917 Американская художница Мэри Кэссет в Лувре. Бумага, пастель, травление, сухая игла, акватинта

Властное воздействие музея на зрителей, по мнению последователей Фуко, заложено в самой природе музейного пространства. Речь идет о принципе паноптикума (от др. – греч. πᾶν – всё и ὀπτικός – зрительный). Паноптикумом изначально называли проект идеальной тюрьмы, где один надзиратель мог наблюдать за всеми заключенными одновременно. Доступность коллекций в публичном музее привела к созданию специального аппарата охраны как формы контроля за поведением посетителей. К тому же музейная экспозиция – это открытая среда, где все находятся на виду, а значит, и под наблюдением друг друга.

Идея Фуко о том, что некоторые институты XIX в., в том числе и публичный музей, как форма зрелищности обладают властным воздействием, дала основание Тони Беннетту сформулировать понятие «демонстрационный комплекс» (exhibitionary complex). Он представлял собой набор определенных культурных технологий, способствовавших созданию организованного гражданского населения.

Кроме образовательных, на музей возложили и цивилизационные функции. Музеи выработали строгие правила поведения для посетителей, запрещавшие приходить в грязной одежде, есть и пить в залах, трогать экспонаты, выходить за пределы предназначенного для них пространства. Эти ограничения, без сомнения, разделяли людей на респектабельных граждан и низший класс, но вместе с тем и способствовали созданию нового общественного этикета. Неслучайно буржуазная эпоха начинает рассматривать посещение музея как атрибут социального статуса. В этом отношении заслуживает внимания позиция известного и весьма влиятельного искусствоведа Джона Рёскина (John Ruskin, 1819–1900), изложенная им в жанре письма другу: «…музейные залы не должны быть заполнены праздной и сомнительной публикой. Музей не может быть прибежищем от дождя и скуки. Его со вкусом обставленные, фактически дворцовые интерьеры не предназначены для оборванных и дурно воспитанных людей» (35).

В понимании того времени, музеи могли способствовать решению в том числе и проблем социальной напряженности, так как соединяли низшие классы с основными ценностями общества. Известно, что в Великобритании существенный перелом, связанный с желанием правительства максимально увеличить посещаемость музеев рабочими, произошел в середине XIX в. Для достижения этой цели музеи стали работать в вечернее время, а в залы Британского музея специально было проведено электричество.

Публичный музей XIX в. вполне может быть описан и в производственно-экономическом ракурсе. Как явление своей эпохи, он действовал подобно механизму производства и потребления (разумеется, в духовной сфере), что отличает его от таких учреждений, как, скажем, библиотека или архив. С одной стороны, в музее возникает новая профессиональная деятельность, связанная с производством знания, с другой – широкий общественный спрос на образование.

Считается, что на раннем этапе капиталистических отношений музей участвовал в формировании представлений о материальной ценности предметов. По мнению Сьюзен Пирс, в этом отношении ему удалось успешно мистифицировать общество. Музей сам «создал» свои богатства, получив статус официального эксперта, а затем стал хранителем этих богатств (36). Крупные национальные музеи стремились завладеть наиболее редкими и престижными артефактами. Экспертиза, проведенная их сотрудниками, позволила создать основной корпус апробированных предметов, стоимость которых оказывала влияние на монетарную ценность других объектов. Таким образом, институциональная подпись обеспечила музею право практически единолично принимать решения о месте, которое займет тот или иной предмет в официальной иерархии общественных ценностей (37). Эти факты говорят о реальной связи публичного музея с экономикой капитализма и ее рыночными механизмами.

Луис Моллер (Louis Moeller), 1855–1930

Знатоки. Холст, масло

Можно сказать, что публичные музеи способствовали созданию самого облика буржуа и модели его поведения. Наиболее наглядно это происходило в Париже, который был, по единодушному мнению, международной столицей XIX в. Перепланировка города, предпринятая бароном Османом (Georges Eugene Haussmann, Baron Haussmann, 1809–1891), создала предпосылки для новой экономической, социальной и эстетической реальности, прежде всего потому, что способствовала соединению на улицах города большого количества людей. Кафе, рестораны, магазины, а также памятники на бульварах придавали облику Парижа характер уникального и увлекательного зрелища.

Французский писатель Жюль Жанен (Jules Janen, 1804–1874), описывая Париж, не мог не упомянуть фланеров (фр. Flâneur – гуляющий горожанин, ценитель городской жизни): «Париж, город, более всего подходящий для фланера. Он спроектирован, построен и идеально организован для безделья [фланеров. – З. Б.]; широкие набережные, монументы, бульвары, площади… Пале-Ройяль [речь идет о периоде, когда в расположенном напротив Лувра дворце разместились магазины. – З. Б.], самый огромный бутик на свете, где можно приобрести все, от самого великолепного бриллианта до дешевенькой жемчужины; возбужденная толпа, гравюры, старинные книги, карикатуры. Возможность делать что хочется, видеть что угодно; библиотеки, как и музеи, где скрыты чудеса, также доступны для всех» (38) (39). Упоминание Жаненом музеев в одном ряду с роскошными бутиками, которые нередко называли «картинными галереями для бедняков», не случайно. По мнению Беннетта, не только публичные музеи, но и универсальные магазины составляют так называемый демонстрационный комплекс XIX в. В Париже и других европейских городах строятся роскошные торговые галереи из металла и стекла, именовавшиеся пассажами (от фр. passage – проход) или аркадами (фр. arcade – ряд одинаковых по форме арок, опирающихся на колонны) (40). По ним можно было бродить, как по музеям, в любую погоду, наслаждаясь великолепием и разнообразием товаров. В очерке «Париж, столица XIX столетия» немецкий теоретик культуры Вальтер Беньямин цитирует один из иллюстрированных путеводителей по Парижу: «Эти пассажи, новейшее изобретение индустриального комфорта, представляют собой находящиеся под стеклянной крышей облицованные мрамором проходы… По обе стороны этих проходов <…> расположены шикарнейшие магазины, так что подобный пассаж – город, даже весь мир в миниатюре» (41).

Дэвид Ойенс (David Oyens), 1842–1902

В музее. Холст, масло. Конец XIX в.

Следует отметить, что в течение длительного времени «миром в миниатюре» было принято называть как раз музеи или то, что им предшествовало, – ренессансные кабинеты, студиолы, театры и кунсткамеры, где собирались и хранились разнообразные коллекции. Поэтому нет ничего удивительного в том, что владельцы новых магазинов в своих рекламных проспектах стали именовать покупателей «посетителями», вполне намеренно заимствуя это слово из словаря музеев.

В свою очередь, музеи «обучали» широкую публику ценить «хорошие» вещи, разбираться в качестве товаров, стимулируя тем самым желание «потреблять». Как считают музеологи, государственный интерес к музеям носил в XIX в. не только исключительно культурный, но и экономический характер. Они стали частью развивающейся культуры «зрелища», которая в равной степени была присуща раннему капитализму и современной ему городской жизни.

Чарлз Кортни Керран (Charles Courtney Curran), 1861–1941

На выставке скульптуры. Холст, масло. Начало ХХ в.

Соседство с роскошью буржуазных интерьеров заставило музеи пересмотреть взгляд на свое внутреннее пространство и размещение в нем экспонатов. Образ «завалов» или «пыльных углов» явно не способствовал их популярности среди широкой публики. Например, интенсивные и хаотичные поступления первых десятилетий в Британский музей привели к накоплению огромного количества несистематизированных предметов, хранившихся где попало. Называя его местом наивысшей концентрации учебных пособий, Рёскин в то же время описывает свое посещение знаменитого музея с нескрываемым сарказмом: «Я потерялся в критском лабиринте военных железок, свисающих штор, макета рыбьей фермы и гипсовых нимф с пятном пыли годовой давности на носу. Мне не оставалось ничего другого, как вручить себя полисмену, чтобы выбраться оттуда» (42). Проповедник эстетизма, Рёскин считал, что «первая задача музеев дать неорганизованной и грубой массе пример безупречного порядка и элегантности, в подлинном значении этого слова. Все на своем месте, все выглядит безупречно… нет ничего лишнего, необязательного, невнятного» (43). В 1880 г. Рёскин делился новостью со своими друзьями: «Я только что услышал, что руководить картинной галереей Лувра назначат французского дилера, который намерен превратить весь ее интерьер в нечто похожее на большое кафе…» (44).

Музеи воспользовались в своих целях достижениями в оборудовании торговых залов. Например, витрины – застекленные со всех сторон горизонтальные столы из красного дерева – первоначально использовались преимущественно в торговле. По-французски их называли montreux (по имени швейцарского города Монтрё), так как швейцарские часовщики демонстрировали в них свои изделия. А по аналогии с торговыми ярлыками, по утверждению некоторых исследователей, в музее появляются этикетки (45).

Матильда Очинклосс Броунелл (Matilda Auchincloss Brownell), 1871–1966

Девушка перед витриной с китайским фарфором. Холст, масло. 1910

Павильон «Хрустальный дворец» Всемирной выставки 1851 г. в Лондоне

Гравюра. Раскраска акварелью

Музеи создавали иллюзию символического обладания тем, что невозможно было в реальности приобрести. «Расцвет рыночного капитализма сопутствовал расцвету музеев, публичных коллекций и выставок, – подчеркивает Сьюзен Пирс, – в которых духовное, интеллектуальное и собственно материальное соединялось воедино» (46).

Когда в 1852 г. Альфред Шошар (Alfred Chauchard, 1821–1909), богач, коллекционер, а также щедрый друг художников-барбизонцев (École de Barbizon, группа французских художников-пейзажистов XIX в.), прозванный впоследствии «бельевым королем», открыл на улице Риволи рядом с Лувром торговую галерею, он предложил считать ее продолжением музея: «Дворец, символизировавший французскую монархию, превращен в богатейший храм искусства, который получает теперь свое естественное завершение в образе Торгового дома “Лувр”, олицетворяющего союз демократии и торговли» (47). Доминирование идеи «зрелища» в культуре XIX в. выглядит еще более очевидным на примере международных промышленных выставок, которые Беннетт, наряду с музеями и универмагами, также относит к демонстрационному комплексу.

Интерьер павильона «Хрустальный дворец» Всемирной выставки 1851 г. в Лондоне Гравюра. Раскраска акварелью

Первая Всемирная промышленная выставка была организована в Лондоне в 1851 г. под патронатом королевы Виктории (Queen Victoria, 1819–1901) и принца Альберта (Prince Consort, Herzog von Sachsen-Coburg-Gotha, 1819–1861). Местом ее проведения был избран Гайд-парк, где по этому случаю было сооружено фантастического вида здание по проекту Джозефа Пакстона (Joseph Paxton, 1801–1865), названное Хрустальным дворцом (Crystal Palace). Идея строения состояла в том, чтобы сделать полностью открытыми для обозрения как многочисленные товары и изделия, представляемые на выставке, так и саму публику.

С этим связана еще одна особенность культуры XIX в.: не только получить возможность увидеть ранее скрытое, но и сделаться видимым в публичном пространстве.

Такое стало возможно благодаря полному остеклению здания по всему периметру, площадь которого составила 84 000 квадратных метров. «Здесь все могли видеть всё и всех, а значит, сами становиться частью этого зрелища» (48). Несколько позже по тому же принципу будет действовать Эйфелева башня, установленная на Всемирной выставке в Париже в 1889 г.

Поскольку выставка служила просветительным целям, вход на нее был бесплатным. Ее посетили 6 млн человек, что составляло, по тем временам, треть населения страны. Считается, что успех выставки существенно повлиял на посещаемость музеев. Так, например, если в 1850 г. Британский музей посетили 720 643 человека, то в год проведения выставки, 1851-м, уже 2 230 242 (49).

После ее закрытия часть экспонатов составила основу коллекции Южнокенсингтонского музея (с 1899 г. – Музей Виктории и Альберта), открытого в 1852 г. С самого начала этот музей был ориентирован на просветительскую деятельность: в 1852–1883 гг. его посетили 15 млн человек. Первый директор музея Генри Коул (Henry Cole, 1808–1882), выступая перед представителями палаты общин в 1860 г., сообщил, что за первые три года работы музея из него был удален лишь один посетитель, из-за того что он нетвердо держался на ногах. В связи с этим происшествием, заявил Коул, продажа алкогольных напитков в закусочной музея была ограничена (50).

«В России, – отмечает историк С. А. Каспаринская, – развитие музейного дела шло тем же путем» (51). После проведения Всероссийской мануфактурной выставки (1870) в Петербурге и Москве стали создаваться сразу два специализированных музея. Между столицами началась конкуренция, состоятельная московская буржуазия была недовольна развитием петербургского проекта. Дело было вынесено на обсуждение Совета министров, но окончательное решение по данному вопросу пришлось принимать Александру II (1818–1881), который счел нужным развивать оба музея. Если в Петербурге идея вскоре сошла на нет, то, поддерживаемый крупными промышленниками, в 1872 г. в Москве был открыт Политехнический музей.

Взаимосвязь музеев с большими международными выставками XIX в. указывает на существование зависимости между предметами в их ценностном выражении, идеалами прогресса и капиталом. Американский куратор Майкл Эттема (Michael Ettema) утверждает, что музей индустриальной эпохи олицетворял взгляд на историю как форму материального прогресса, или, проще говоря, выражал ту позицию, что цивилизация, обладающая наиболее совершенными предметами, является наиболее развитой (52). «Благодаря простой выкладке разнообразных изделий прогресс человечества делался вполне очевидным» (53).

«Фантасмагория капиталистической культуры достигает ослепительного расцвета на всемирной выставке…» – отмечал в этой связи Вальтер Беньямин (54). Гуляя по выставке, человек из увиденных там образов мог составить свой экзотический музей, осваивая этот пестрый мир и становясь путешественником, побывавшим везде одновременно.

Становление публичного музея «не имело характера линиарного процесса» (55), однако к концу XIX в. музей утвердил себя как весьма респектабельная и влиятельная институция. При всей своей изначальной противоречивости, публичный музей сыграл чрезвычайно значительную роль в развитии современного общества и государства, а также в формировании понятия «нация».

Он собирал предметы и выставлял их на обозрение, овладев способом создавать с их помощью так называемые визуальные мастер-нарративы (от англ. master – мастер и narrative – повествование; термин введен французским философом Лиотаром (Jean-Francois Lyotard, 1924–1998) в книге «Состояние Постмодерна») – масштабные повествования об устройстве мира и его главных ценностях. Они должны были помочь человеку ориентироваться в существующей реальности. Хотя музеи сохраняли прошлое, они одновременно «создавали» и настоящее. Мастер-нарративы могли касаться разных сфер: искусства, природы, человека, страны, нации. В любом случае их основой была профильная для того или иного собрания научная дисциплина, что придавало им статус абсолютной достоверности.

В европейской культуре XIX–XX вв. публичные музеи относились к тем важным системам, которые способствовали созданию доминирующих канонов (не подлежащая пересмотру совокупность законов, норм, правил в различных сферах деятельности и жизни человека), таких как идеал, красота, правда, знание и т. д. Каноны обозначали авторитетность и порядок распространения в обществе важнейших сведений, идей, датировок и т. д. По этим причинам публичные музеи нередко называют образовательными и цивилизационными агентствами государства.

Молодые американцы в Лувре перед картинами Делакруа «Смерть Сардонапала» и Жерико «Плот «Медузы» Фотография сепией. 1923

Создавая публичный музей, XIX век одновременно создавал музейного зрителя и прививал ему основы так называемой музейной культуры. Благодаря музею искусство покинуло глухие стены мастерских или приватные апартаменты знати, чтобы занять место в публичной сфере.

Вместе с музейными зрителями эпоха создала и новую компетентность – профессиональных музейных работников. Кроме директоров, к ним стали относить хранителей и реставраторов, а также лекторов, положивших начало образовательной функции музея. «XIX век жил музеями…» – заметил как-то Андре Мальро (56). В самом деле, кроме паровой машины, железной дороги, автомобиля, телефона и телеграфа, наряду с радио, фотографией, пишущей машинкой и даже велосипедом XIX век изобрел публичный музей. Вот почему Федоров назвал его «памятником истекшему столетию» (57), этому «гордому и самолюбивому (то есть цивилизованному и культурному)» веку, который, «желая выразить презрение к какому-либо произведению, не знает другого, более презрительного выражения “как сдать его в архив, в музей…”» (58).

Вскоре, впрочем, оказалось, что «символы стремлений прошлого столетия» сами превратились в развалины, прежде чем распались представляющие их монументы» (59). Ну а «музеи служат оправданием XIX веку…» (60), доказывая своим существованием, что в мире есть большие ценности, чем бесконечное производство «мертвых вещей» (61).

«Музей… есть надежда века, ибо существование музея показывает, что нет дел конченных…» (62).

Париж. Площадь Карусель Здание Лувра. Фотография сепией. 1908

1. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. – СПб.: F-cad, 1994.

2. «Сначала угощали публику при осматривании Кабинета [Кунсткамеры] разными напитками и пр., дабы тем произвести полезное внимание на произведения естества; после же того давались билеты из академической канцелярии…» См.: Георги И. Г. Описание столичного города С.-Петербурга и достопримечательностей в окрестности оного. – СПб., 1794. – С. 531.

3. Alexander Е. Р., Alexander М. Museums in Motion: An Introduction to the History and Functions of Museums. – Lanham, N. Y., Toronto, Plymouth, UK, 2008; Paul C. Toward a Collecting History // The First Modern Museums of Art. The birth of an Institution in the 18th and early 19th century Europe / Ed. by C. Paul. – Los Angeles: The J. Paul Getty Museum, 2012.

4. Вход в Британский музей остается по-прежнему свободным для всех; исключение – временные выставки.

5. MacGregor N. To Shape the Citezens of «That Great City, the World» // Whose Culture. The Promise of Museums and Debate Over Antiquities / Ed. by James Cuno. – Princeton University Press, 2009. – Р. 39.

6. Anderson R.G. W. British Museum, London. Institutionalizing Enlightenment // The First Modern Museums of Art. – Los Angeles: J. Paul Getty Museum, 2012.

7. Фуко М. Указ соч. – С. 20.

8. Шуберт К. Удел куратора. Концепция музея от Великой французской революции до наших дней. – М.: Ad Marginem, 2016. – С. 15.

9. McClellan А. Inventing the Louvre: Art, Politics and the Origin of the Modern Museum in the Eighteenth Century Paris. – Oakland: University of California Press, 1994. – P. 8.

10. Ibid.

11. Федоров Н. Ф. Выставка 1889 г. // Собрание сочинений: в 4 т. – М.: Прогресс, 1995. – Т. 1. – С. 492.

12. Шуберт К. Указ. соч. – С. 17.

13. Там же. – С. 18.

14. Фуко М. Указ. соч. – С. 3.

15. Калугина Т. П. Художественный музей как феномен культуры. – СПб.: Петрополис, 2008. – С. 22.

16. Кримп Д. На руинах музея. – М.: V-A-C Press, 2015. – С. 342.

17. Carrier D. Museum Skepticism. A History of the Display of Art in Public Galleries. – Durham: Duke University Press, 2006. – P. 12–13.

18. Pevsner N., Lang S. The Doric Revival // Pevsner N. Studies in Art, Architecture and Design. – N. Y., 1968.