Набросок скомканной жизни

— Ты что, югослав, что ли?

— Служил там.

— Ааааааа, — протянула она и затихла.

Эм вылил полпакета сметаны в паприку и уменьшил огонь до минимума:

— Всё, через пять минут можно есть.

Рыбные котлеты разогрелись почти мгновенно, издавая восхитительный запах общепита, сатараш дымился в тарелках. Ксюша вдохнула полным носом и зажмурилась:

— Прям как в детстве!

Эм сел со своим обедом в кресло и неопределённо заметил:

— Ольфактивная память…

— Эт чё за зверь такой? — поинтересовалась девочка.

— Ты что, школу сачкуешь? Или учиться забыла?

— Ну вот не знаю такого слова! — с вызовом ответила Ксюша. — Не всем же быть умными, как ты!

— Мозги пропьёшь скоро, — Эм покосился на бутылку шампанского, и девочка фыркнула:

— О своих позаботься! Кто виски глушит без перерыва?!

— Ксюша, блин! — с досадой откликнулся Эм. — Ну мне тридцать скоро! А тебе?

— Эм, блин! — Ксюша отправила в рот вилку сатараша и замычала: — Вкусноооооо!

— А то, — сам он ел без удовольствия. Только, чтобы наполнить желудок и не дать «доктору Джеку» полностью разрушить слизистую.

— А как тебя по-настоящему зовут? — с набитым ртом спросила девочка.

— Ну и нафига тебе знать?

— Просто так. Вот хочется, пока мозги не пропила! — Ксюша почти вызывающе допила полстакана шампанского и налила ещё пузырящегося напитка.

Эм покачал головой:

— Ты слишком много знаешь.

— Ага, потом тебе придется меня убить?

Шампанское явно отзывалось у неё в голове. Эм поднял глаза к небу — господи, сделай так чтобы она напилась и уснула, а он будет её рисовать!

— Ксения, ты ещё подросток и какие-то вещи не понимаешь. Если я решил всем представляться псевдонимом, то на это имею свои основания.

— Тебя разыскивает полиция?! — восторженно спросила она. Серые глаза блестели, и это был не просто блеск. А пьяный блеск.

— Ты маньяк-убийца? — она перешла на шепот, и Эм едва удержался от смеха. — Ты убьёшь меня и нарисуешь моё тело с кровью повсюду?

Нет, это уже не смешно. Ксюша проглотила ещё полстакана шампанского, и Эм решительно встал, отобрал у неё из-под носа бутылку. Ксюша, почти давясь, выпила остатки и швырнула в него стаканом:

— Не подходи! Маньяк!

— Опомнись, сумасшедшая!

— Кто, я? Это ты ненормальный! — Ксюша встала, пошатнувшись, глаза её были тёмными из-за расширенных зрачков. Эм нахмурился — что ещё выкинет этот ребёнок?!

— Это не я девочек голышом рисую! И не у меня в телефоне рисунки мёртвых ручек!

— Ксюша, уймись! Ты ничего не поняла!

Он отвернулся к телевизору, нашёл любимый алкоголь и отхлебнул порядочный глоток. Постоял, смакуя его во рту — так обычно быстрее забирает, потом обернулся:

— Идиотка ты малолет…

Ксюши в комнате не было. Хорошо, что он оглянулся, иначе болтал бы в пустоту. Торбочка и туфли стояли у дивана, не хватало только бутылки «Советского», и Эм потер ладонью лоб. Неужели пошла допивать в туалет? Руку бы отбить об её задницу! И самому себе врезать хорошенько. Ну нафига он ей купил шампанского?!

Эм прислушался, но вопреки ожиданию не услышал звуков блевания из туалета. А блевать она будет и не один раз. Ладно, подождём.

Он доел свой обед, спрятал в холодильник Ксюшину порцию, выпил два глотка виски и решил постучаться в клозет. Хоть бы не померла, засранка, с неё станется!

Поскрёбся в дверь и прислушался. Молчание. В голове включилась пожарная сирена. Для порядку Эм ещё раз позвал:

— Ксюша, я вхожу!

И распахнул дверь.

Ксюши в туалете не было.

— У ёпть…

Эм запустил руки в волосы и хорошенько дернул. Боль отрезвила его. Девчонка ушла, босиком, без сумки и с полупустой бутылкой. Пьяная. Не дай бог, под машину попадет! Эм вернулся в комнату, схватил ключи, бумажник и потянулся было за виски, но отдёрнул руку. Нет уж, на них двоих достаточно одной алкоголички!

На улице он осмотрелся, пряча глаза от солнца под ладонью. Ни в одной стороне Ксюши не было видно. Он сел в машину, завел мотор и вырулил на улицу, справедливо рассудив, что пойти девчонка могла лишь направо или налево до ближайшего перекрестка.

Глаза заболели от солнца, а голова от напряжения. Он высматривал тонкую девичью фигурку, отлично сознавая, что она может уже и не держаться на ногах, может валяться где-нибудь в цветах или на крылечке. Да пусть бы и валялась, лишь бы не на мостовой в луже крови.

Эм поежился от одной мысли об этом. Нет, Ксюшиной смерти он точно не выдержит, будет лучше на скорости в бетонную стену! Миленку не уберег… А теперь еще и козявка!

Он бросил взгляд на часы. Нет, босиком Ксюша бы так далеко не забралась… Он развернул «Рено» прямо на проезжей части, не заботясь о возмущенно бибикнувшем ему «Форде», и всё так же медленно, всматриваясь в окрестные закоулки между домиками, поехал в другую сторону.

Девочка была на площади. Ну, не совсем площади, скорее на пятачке у стыка трёх дорог. Ожесточённое выражение лица пугало прохожих, равно как и бутылка «Советского», которой Ксюша размахивала, проливая тёплую пену на плитку тротуара. Иногда она прикладывалась к горлышку, жадно глотая шампанское, и продолжала о чём-то спорить с цветами в бетонной кадке. Она грозила им кулаком, отскакивая в сторону, словно фиалки могли обидеть её. Машины гудели девчонке, старательно объезжая её, но Ксюша не обращала на них внимания. Для неё существовали только цветы.

Эм глубоко вдохнул, выдохнул и вышел из машины. Люди уже начали останавливаться, озабоченно перебрасываясь фразами об опасности этого пьяного или обкуренного подростка. Эм знал, что где-то у окошка обязательно найдется бабуся, которая сочтёт своим гражданским долгом позвонить в полицию или в Скорую, чтобы очистить улицу от подобной заразы. А Ксюше в полицию нельзя. Да и пообещал он смотрящему, что с ней ничего не случится!

Он быстро перешёл дорогу, приближаясь к Ксюше. Только бы не заорала и не бросилась бежать, тогда точно ни одна машина не сможет избежать её.

Он поднял ладонь, призывая прохожих не шуметь, и подошёл совсем близко к девочке, со спины. Неизвестно каким шестым или десятым чувством она-таки почуяла его, обернулась и отскочила в сторону. Эм прицелился и одним прыжком догнал её у самой дороги, перед носом у засигналившей машины. Ксюша попыталась вырваться, чуть не ударив его бутылкой, и Эм молча зашвырнул «Советское» в цветы, где оно зашипело остатками пены. Ксюша дёрнула рукой, крича:

— Пусти меня, маньяк, сумасшедший, педофил!

Эм позеленел от злости. Первые два определения ещё проходили. Но последнее… Прохожие разорвут его на тряпочки, если поверят. И ведь поверят! Им только крикни «Волк!», они и котенка придушат!

— Дура, тебя в полицию заберут, отправят в интернат, запрут, идиотка! — зашипел он ей в ухо. — Хочешь? Ори тогда, но завтра чтоб твой смотрящий мне ни слова не сказал!

Она уставилась на него туманно-расширенными глазами и вдруг спросила, почти нормальным тоном:

— Ты хороший?

— Я самый лучший, козявка, — тихо ответил Эм. — Пошли, я тебя отвезу домой.

Она обмякла в его руках, и Эм осторожно повёл её к машине. Самый смелый, а может самый доставучий из прохожих таки подошел к ним, подозрительно разглядывая простецкий наряд парня и минималистский Ксюшин:

— Вы кто будете девочке?

— Брат я этой идиотке! — стараясь не переиграть досаду и злость в голосе, ответил Эм. — Спёрла в холодильнике бутылку и напилась с утра пораньше.

— Всё-таки документы покажите…

Вот назойливый! Эм смешался на минуту, а потом наехал на мужчину:

— С чего это я тебе показывать должен?! Свои покажи! Полицейский? Где удостоверение?

Как известно, лучшая защита — это нападение. И метод подействовал. Мужик отцепился, поучающим тоном сказав на прощание:

— Детей воспитывать надо! А то нарожают…

— Да пошел ты, — коротко ответил Эм, усаживая Ксюшу в «Рено».

Девочка уже не сопротивлялась. Она продолжала что-то неразборчиво бормотать, но скорее устало и без особой увлечённости. Эм резво развернулся на площади и поехал к хате. Чёрт подери всё на свете! Связался с козявкой, как идиот, всё побоку теперь, надо нянчиться. Пока она угомонится, пока проспится, пока придёт в себя… Заказ ему сегодня не закончить, это точно.

До хаты было метров сто. Но Ксюша умудрилась уснуть за это время. Спала она крепко, видно, давно не высыпалась, потому что Эму так и не удалось разбудить её. Пришлось вынимать из машины и нести в дом. Хорошо, что он не запер дверь, вылетая на поиски пьянчужки! Сгрузив ношу на диван, Эм вытер пот со лба и пошел на поиски бутылки «доктора Джека».

Два глотка подбодрили его. Ксюша не проснулась, и он накрыл её простынёй. Проснётся к вечеру. Будет помятая и похмельная. Придётся отпаивать крепким кофе. У неё будет болеть голова и бунтовать желудок. А мы будем всё терпеть… Потому что сами виноваты. Всё это Эм сказал своей любимой подруге-бутылке и потряс головой.

Присев рядом с Ксюшей, он убрал волосы с её лица и коснулся пальцами щеки. Что-то снова шевельнулось в сердце, и Эм даже не удивился, узнав жалость. Ему стало жалко Ксюшу. Не потому, что она напилась, а потому что попала в такую ситуацию. Дурочка, подумала, что он убивает людей, а потом их рисует. И испугалась… Неудивительно, ведь столько видела уже. А смотрящий ее просто напыщенный балбес. Смотрит он! Деньги считать любит, а попадется девочка настоящему маньяку…

Эм погладил Ксюшу по лицу, и она пошевелилась, свернулась клубочком, сунув ладошку под щёку. Синеватые веки и пухлый полуоткрытый рот растрогали его до глубины души, и Эм закрыл глаза, отдаваясь на волю вновь обретённого чувства, наслаждаясь возможностью опять реагировать на жизнь, как раньше. Надо рисовать, пока эмоции не исчезли, пока рядом этот ребёнок!

Он потянулся за блокнотом и карандашом, машинально пересмотрел рисунки её наготы и нахмурился. Рука отразила на бумаге то, что ему захотелось увидеть — взрослую девушку с тонким мальчишеским телом. Так даже лучше, наверняка заказчик не захочет обнаженного подростка, за это и статью получить можно, за приобретение как за производство! Покачав головой, Эм перелистнул листы, нашел чистый и начал быстро переносить овал нежного личика на бумагу.

Он закончил набросок лица, выпил полбутылки виски, с отвращением съел остатки сатараша и даже вздремнул неспокойно в кресле. Неспокойно — потому что боялся, что Ксюша проснётся и сбежит. Но после пятнадцати взбудораженных минут он открыл глаза и увидел её, всё ещё спящую на диване. Разметавшись во сне, девочка тихонько посапывала, как маленький ребёнок после долгого дня игр и беготни. Эм устало закрыл глаза. Уснуть бы и не проснуться… Уснуть навсегда, забыть о виденных ужасах, о смерти, о годах одиночества, обо всём и обо всех…

Мысль упорно крутилась в мозгу, и Эм не выдержал. Встал. Вышел в ванную и, пустив холодную воду, решительно сунул голову под кран. Вытерпим хотя бы две минуты, сказал он ледяной упругой струе.

Когда затылок заломило от холода, Эм выпрямился, отряхнулся, как пёс под дождем, и принялся энергично сушить волосы полотенцем. Сегодня он победил. Троих хулиганов, пьяный бред и депрессивные мысли. Согласимся, это уже немало. Если бы он мог победить время и вернуться на десять лет назад! Но, к сожалению, это невозможно. Смерть тоже не победишь. Это факт. А значит, надо продолжать в том же духе. Наброски ждут его, просят превратить их в чёрно-белые рисунки. Пора работать. Отдыхать можно будет в гробу.

Эм тщательно прорисовывал тени на коротенькой юбочке с рюшками с первого наброска, когда Ксюша пошевелилась, потянулась и с трудом открыла глаза. Он внимательно смотрел на неё, и девочка поморщилась:

— Чего зыришь… Ну напилась, дальше что?

Эм глубоко вздохнул. Ксюша насторожилась:

— Че? Я чё-то натворила?

— Слава богу, не успела.

— Ну и ладушки, — она облегченно вздохнула и попыталась встать, но ойкнула: — Ох ты бл… Что у меня с ногами?

Эм подошёл, присел на корточки и взял её стопу в руки:

— Да ничего особенного. Босиком по асфальту и плитке — теперь жечь будет. Поцарапала подошвы.

— Вот дура! — опечалилась Ксюша. — Всё из-за твоих рисунков… Как я теперь работать буду?

— Сейчас пойдёшь в душ, промоешь, а до завтра заживёт, — утешил её Эм. — Давай я тебе кофе сделаю!

Ксюша недоверчиво смотрела на него, потом спросила:

— Ты не будешь ругаться?

— Сейчас не буду, — усмехнулся Эм. — Голова небось болит. Потом поругаюсь.

Он помог ей подняться и дал вчерашнее, уже высохшее полотенце:

— Иди мойся. Да воду похолоднее сделай. Дружеский совет.

Услышав плеск воды в ванне, он снова улыбнулся и поставил турку на огонь.

Совет был дан от чистого сердца. И исходя из богатого опыта. Холодная вода, крепкий кофе и молоко для желудка, вот что помогало ему все эти десять лет. Вначале Эм мучился похмельем, потом внезапно перестал. Наверное, потому что виски прижилось. Да и начинал он рано с утра. Иногда он думал, что это спланированный медленный суицид, этакое садомазохистское убийство своей памяти, сущности, тела и мозгов. И чем хуже Эм чувствовал себя утром, тем сильнее была его радость. Сдохнуть как можно мучительнее и медленнее — вот задача, поставленная им перед собственным сознанием.

Все равно никаких ощущений от жизни он не испытывал.

До вчерашнего вечера…

Ксюша выползла из ванной в гораздо лучшем состоянии, чем десять минут назад. Кофе ждал её у дивана. Эм заметил, как она дрожит, и усмехнулся — послушалась, значит, мылась холодной водой.

— Разотрись полотенцем хорошенько, — велел он ей. — Иначе простудишься.

Девочка принялась послушно сушиться жёстким махровым полотенцем. Через минуту кожа её порозовела, лицо утратило землисто-серый оттенок, и Эм удовлетворенно кивнул:

— Теперь заворачивайся в одеяло и пей кофе, а я буду ругаться.

Она испуганно зыркнула на него, исполняя все распоряжения. Эм сходил в кухню, принёс гранёный стакан и налил себе виски. Потом сказал сердито: