Юный ди Шеноэ, яростно дёрнувшийся при обращении «мальчик», сначала покраснел, потом побледнел, потом отвернулся. Его люди явно подумывали о том, чтобы наброситься на наглого мага и кулаками показать, что они думают по поводу всего этого бессмысленного спора. Но слово, данное хозяином, сдерживало их лучше любых верёвок.
Судя по замкнутому выражению лиц всех остальных, они были согласны с молодым лэрдом. И это при том, что ди Крий собрал вокруг себя самых разудалых, самых бестолковых и самых далёких от политики личностей, которых только можно было отыскать в излишне «цивилизованном» городе. Даже на лице Шаниль появилось задумчивое, замкнутое выражение. А Урр…
Напряжённая спина халиссийца как-то странно вздрогнула, движением плеч, поворотом шеи, наклоном головы передавая, что вер Бьор думает по поводу права Тэйона хотя бы просто произносить такие слова, как «честь» и «верность». Не говоря уже о том, чтобы применять их по отношению к себе. Магистр Алория стиснул зубы и опёрся затылком о стену, отказываясь поддаваться на провокацию. Разговор, кажется, себя исчерпал. Дальше можно было бы лишь произнести ритуальную формулировку вызова.
Он искренне удивился, когда Рек ди Крий вдруг подался в его сторону. Всегда такое равнодушное лицо молодого человека сейчас было напряжённым, на нём словно застыл готовый сорваться с языка вопрос.
Целитель открыл было рот, чтобы задать его, но передумал. С губ его сорвалось совсем другое:
— Я наблюдал за вашей дуэлью с адмиралом ди Шеноэ, магистр. Должен признать, что был… весьма впечатлён.
Остальные вновь оживились. Особенно ди Шеноэ. Судя по всему, то, как стремительно и как небрежно Тэйон расправился с известным дуэлянтом, произвело впечатление не только на Река. Сам мастер ветров только поморщился. В схватке он не видел совершенно ничего героического, зато очень много глупого: начиная от способа, которым стража пришлось провоцировать, и заканчивая этим идиотским ажиотажем. Великолепно. Столько лет его считали хилым и не способным ни к чему, хотя бы отдалённо напоминающему драку. А теперь каждый задира и авантюрист возжелает сразиться с неожиданно прославившимся противником. Наверняка ведь придётся оторвать ещё не одну голову, прежде чем остальные уловят намёк и отстанут.
— Страж ди Шеноэ, — сухо объяснил магистр, — не доверял своим природным способностям. Наверное, потому, что так никогда и не удосужился взять под настоящий контроль свой исключительно мощный талант. Он предпочитал использовать амулеты, артефакты, заранее подготовленные и проверенные средства, а ещё лучше — честную сталь. Было не так сложно выяснить, какие из семейных реликвий страж всегда носит при себе. Изучить по архивам в Академии малоизвестные побочные эффекты их воздействия. И приготовить в лаборатории контрзаклинания. Во время схватки мне достаточно было лишь увидеть, что из амулетов у лорда адмирала находилось под рукой, и расставить ловушку. В которую он и попал. — Тэйон несколько неловко пожал плечами. — На самом деле лорд ди Шеноэ сам себя победил. Я лишь слегка… подтолкнул его в нужном направлении.
Повисло странное молчание. Ди Крий приподнял бровь:
— Рассчитывать, что противник сделает нужный тебе ход в нужный момент, — довольно рискованная тактика, как мне говорили. А что, если бы адмирал отказался следовать вашему плану?
Тэйон вновь пожал плечами:
— То же самое. Это был самый очевидный и самый благоприятный (с моей точки зрения, конечно) вариант развития событий. Однако отнюдь не единственный. Созданное для стража ди Шеноэ заклинание было много функционально и, если бы не оказалось нейтрализовано амулетом, смогло бы произвести нужное воздействие и другими способами. Кроме того, то было отнюдь не единственное заклятие в моём арсенале. Это как в нур-та-зеш. — Видя непонимание на лицах лаэссцев, не знакомых с многомерной стратегической игрой, он обречённо решил привести значительно более упрощённую аналогию: — Как в шахматах. Ты перекрываешь все возможные ходы ловушками, которые, если противник в них попадёт, эффективно нейтрализуют его. И оставляешь один заведомо губительный путь, который блокируешь сам, тем самым загоняя соперника в угол. В данном случае это был вариант, при котором адмирал оставил бы все свои трюки и стал бы сражаться с помощью чистой магии.
У него не было бы ни малейшего шанса. В конечном счёте цель состоит не в том, чтобы найти путь, который приведёт тебя к победе, а в том, чтобы создать ситуацию, при которой избежать победы сможет только фантастически некомпетентный игрок. Или боец.
— А-а, — протянул ди Крий, — где-то я это уже слышал, — и со странной задумчивостью добавил: — Ничего удивительного, что Сергарр сделал всё возможное, чтобы нейтрализовать вас ещё до начала штурма.
Тэйон царапнул его взглядом, пытаясь понять скрытый подтекст этой фразы.
Мысли целителя явно шли в направлении, которое магистр Алория никак не хотел ему указывать. Рек ди Крий был слишком проницателен, когда дело касалось его собственного блага.
Целитель знал, что набег на дворец Шеноэ был отчаянной импровизацией. Тэйон организовал всё буквально за минуты, додумывая план своих действий уже на бегу. У него не было времени, чтобы изучить схемы дуэлей, в которых Pay ди Шеноэ участвовал раньше. Не было времени подослать шпионов к стражу предела и узнать столь личные (и тщательно оберегаемые) секреты, как предпочитаемое им оружие. Чтобы отыскать древнее описание этого оружия.
И уж, разумеется, у него не было долгих часов, которые южно было бы провести в лаборатории, создавая серию столь специфических заклинаний.
А это означало, что Тэйон был готов к схватке заранее. Просто… на всякий случай.
По крайней мере, у него хватило порядочности не задавать подобные вопросы вслух. Ментальный голос Река был ясен, чёток и невероятно мощен. Но за три года, в течение которых Тэйон обучал этого странного мага, он успел достаточно хорошо узнать его, чтобы быть уверенным: подслушать мысли ди Крия не удастся никому и ничему. Однако из-за сделанного целителем жеста доброй воли магистр теперь был вынужден ответить тем же. Он не мог просто проигнорировать даже столь неудобный вопрос.
Тэйон послал довольно размытую мысль, понимая, что Рек и сам сумеет извлечь из неё подтекст: «Для всех, кто представляет хоть какую-то угрозу, разумеется!»
Что бы там ни думал молодой ди Шеноэ, у Тэйона не было ни малейшего желания вновь без всякого предупреждения оказаться в рушащейся башне. И, осознав это, магистр воздуха принял последовательные меры, которые исключали повторения подобной ситуации. Он часто совершал ошибки, Тэйон Алория. Он просто редко совершал одни и те же ошибки дважды.
Мысленный тон ди Крия был лёгок, ироничен и сопровождался изумительно умело переданным эмпатическим ощущением любопытства. Но Тэйон долго молчал, наглухо упрятав мысли и хмуро думая о чём-то своём. Наконец ответил. Вслух:
— Иногда искусство не проигрывать заключается прежде всего в том, чтобы не вступать в бой с определённым противником.
Остальные решили, что эта фраза относилась к безвременно усопшему стражу юго-запада. Шеноэ вновь заворчали.
А ди Крий, вдруг начисто утративший и равнодушие, и иронию, легко прикоснулся кончиками пальцев к тому месту, где должен был висеть кинжал. Из глаз цвета серой стали кольнула смерть. Потом Шаниль изящно приподнялась, положила ладонь ему на рукав. И «целитель»… нет, не расслабился, он и так был совершенно расслаблен. Но отравленное жало спряталось, вновь став лишь скрытой, неявной угрозой.
— А ведь вы так и не ответили нам, мастер ветров. Почему вы вдруг решили отступить от своих принципов и разгромить резиденцию Шеноэ?
Тэйон дёрнул плечом, подчёркнуто равнодушно. Буркнул:
— Меня попросили.
Ди Крий уже открыл было рот для следующего вопроса, и тут дверь в камеру с треском распахнулась.
На пороге застыла высокая, тёмно-звёздная, закованная в чёрную с янтарными знаками отличия форму полного адмирала лаэссэйского военного флота, Таш д’Алория.
Молодого ди Шеноэ и его людей, каждый из которых в той или иной степени был связан с флотом, заморозило. А затем подбросило вверх. И вновь заковало в лёд напряжённого, максимально формального варианта позы «смирно». Лазорево-золотые, кажется, и дышать забыли, не то в шоке, не то в призрачной надежде, что внезапно воскресшая (не будем углубляться в причины её предполагаемой кончины!) госпожа адмирал их не заметит.
Уррик из клана медведя оказался на ногах едва ли не раньше их и склонился, отдавая дань уважения старейшине одного из самых древних кланов Халиссы.
Шаниль тоже поднялась. Пропела мелодичную фразу, в которой Тэйон с удивлением узнал приветствие на языке шарсу.
Марэ, ди Руж и ди Лэроэ поспешно и оттого неуклюже попытались изобразить придворные лаэссэйские поклоны.
Она не удостоила никого из них даже взглядом. Легокрылым вихрем чёрного и янтарного слетела по лестнице в каземат, опустилась на одно колено перед койкой мастера ветров. Тэйон коснулся рукой уложенных короной вокруг головы волос, улыбнулся.
— Вопросов больше нет, — пробормотал, потирая подбородок, ди Крий.
Высокомерным птичьим движением Таш повернула к нему голову, окинула презрительным взглядом… …чуть помедлила, устремив на целителя тёмный взгляд. Лишь сидевший совсем рядом Тэйон кожей почувствовал, как вдруг болезненно напряглось по-змеиному сильное тело воительницы.
Внутри у него что-то ёкнуло, раздражённо и немного тоскливо. Вот так всегда.
Ему и раньше доводилось видеть, как женщины реагировали на внешность ди Крия. Застывали, зачарованные, не в силах отвести взгляда от совершенных черт и выверенных движений воина. Как бросали честь, судьбу, сердца к ногам этого равнодушного, избалованного вниманием целителя и как он проходил мимо; не удостаивая их даже взгляда.
Таш привыкла получать свою долю преклонения. Восхищаться кем-то было совершенно не в её стиле.
И тем не менее она застыла, поражённая. Так же, как все.
Только… совсем не так же. Что-то неуловимое в позе, в слишком спокойно лежащей на рукояти меча руке, в прищуренных чёрных глазах выдавало застывший мёрзлым железом… страх? Ну, по крайней мере, уж точно не слепое обожание.
А потом она подняла руки и сложила их в сложном, явно драгонианском жесте. Тихо спросила на драг-ши:
— Ясный князь?..
Ди Крий и глазом не моргнул. Как он передавал мысль, Тэйону уловить не удалось. Зато он, даже глядя искоса, заметил, как запульсировали зрачки Таш — верный признак того, что она принимала мощную телепатему, после которой у его плохо воспринимавшей магию двоюродной прабабушки обычно случались приступы зверской головной боли. Магистр воздуха мысленно пообещал себе, что ещё поговорит на эту тему с одним самоуверенным солдафоном в мантии целителя.
— Прошу прощения. Я обозналась. — Адмирал д’Алория на мгновение склонила голову и, точно позабыв об инциденте, вновь повернулась к Тэйону. — Мой господин?
— Что Вы здесь делаете, моя лэри? — Магистр заставил свой вопрос прозвучать так, как будто он ничего не заметил.
— Я пришла сопроводить Вас домой, мой господин, — и в ответ на его вопросительно приподнятую бровь продолжила: — Обвинения сняты. Все здесь присутствующие могут быть свободны.
— Уже? — Как, во имя Первого Сокола, ей удалось продраться сквозь все бюрократические проволочки так быстро?
— Я прошу прощения, что Вам пришлось провести ночь в этом… месте, мой господин. Многих должностных лиц пришлось поднимать посреди сна.
Так, значит, Таш провела ночь, знакомясь с политической конъюнктурой (Сааж и Рино должны были ей в этом помочь, они ориентировались в происходящем едва ли не лучше самого Тэйона) и укрепляя свои позиции. Похоже, весьма и весьма успешно. Ну, стихии ей в помощь. Стихии вообще любят помогать тем, кто сам умеет о себе позаботиться.
— Вы позволите сопроводить Вас, мой господин? Она спрашивает, позволит ли он себе помочь. Подняв голову, Тэйон увидел застывшие в дверях высокие фигуры в ливреях Алория, но без знака сокола, а с вышитым вместо него стилизованным знаком ветра. Сааж, строгая и подтянутая, точно воплощение идеального вассала семьи Алория. Рино, подпиравший проём с таким видом, будто оказывал этой самой семье огромную поддержку одним своим присутствием, держал в поле зрения пространство по обе стороны от двери. Одрик уже спускался по ступеням. За ним, словно послушная добродушная псина, плыло роскошное тяжёлое кресло Тэйона.
Маг проглотил непонятно откуда взявшийся в горле ледяной комок и ровным голосом ответил:
Айе.
Ему придётся как-то подняться с лежанки и пересесть кресло. На глазах у всех этих людей. На глазах у Уррика из клана медведя.
Повисла напряжённая, неловкая тишина. Многие отводили глаза. Урр, напротив, смотрел пристально и презрительно.
Тэйон заставил себя действовать спокойно и невозмутимо, будто он был в своей спальне, в благословенном спасительном одиночестве. В камере не было свободного ветра или даже приличного сквозняка, с которым можно было бы работать, но он свил потоки воздуха, заставив их поднять своё тело в вертикальное положение. Таш подалась к нему, естественным жестом обняла за талию, и со стороны, должно быть, казалось, что она всего лишь немного поддерживала супруга, а вовсе не приняла на себя почти весь его вес. Со стороны, вероятно, выглядело дело так, что Тэйон сам стоит на ногах. Что парализованная от самой талии нижняя часть тела не висит мёртвым, неуправляемым грузом. Со стороны…
Да какая, к стихиям, разница, что там казалось со стороны? Тэйон прекрасно знал, кем он был на самом деле. Ощущал это каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом.
Калека. Обуза. Бесполезный, мёртвый человек. Так, кажется, говорят о нём в клане.
Что ж, их право.
Единственный шаг, который отделял его от кресла, растянулся в бесконечность. Он длился, и длился, и
А на Тэйона из рода Алория нахлынули разбуженные немигающим взглядом вер Бьора воспоминания.
Холодный, промозглый дождь, секущий плечи, спину, нервы. Никогда не прекращающийся дождь осенней Халиссы. Горная тропа, хлюпающая под ногами верхового ящера, длящаяся вот уже второе пятидневье погоня и глухое раздражение в душе.
— Мы на месте, лэрд.
— Айе. Занять позиции. Герн, Ийгор, Кэрэй, берите луки и дуйте наверх. Остальные — рассыпаться. Терр, — он глянул на бледное и решительное лицо семнадцатилетнего сына. Парень много времени провёл в облике сокола, выслеживая столь умело ускользавшую от них добычу, и теперь едва держался в седле. Бросать его в таком состоянии в гущу битвы было нельзя. — Останетесь со мной. И не спорьте! Здесь придётся действовать магией, а значит, я буду слишком сосредоточен на стихиях, чтобы уследить за всем. Кто сможет лучше прикрыть мне спину, чем вы?
— Айе, отец! — Мальчишка всё ещё выглядел так, будто готов был взбунтоваться, но послушно подал своего зверя назад.
Остальные ответили нестройным «Айе, мой лэрд» и бросились выполнять приказ. У них было мало времени.
Тэйон и следующий за ним по пятам Терр направили ящеров вперёд. С каждой секундой ветер становился всё крепче, дождь уже больно хлестал по лицу, а не просто накрапывал раздражающей изморосью. Небольшой, очень жёстко контролируемый ураган, созданный Тэйоном, гнал разбойников прямо навстречу отцу и сыну.
…эти подонки, лишённые клана, дома и какого-либо понятия о чести, обрушились на одиноко прижавшуюся к крутым склонам деревушку, точно стая голодных падальщиков. Наученные суровыми горами, жители не пожелали безмолвно покориться. Старые и малые ушли тайными тропами, всё взрослое население перехватило пастушьи посохи в боевой хват и осталось прикрывать их отход. И полегли все. До последнего.
Но за то время, пока они ещё держались, гонцы успели добраться до замка правившего здесь тотемного клана и обратились к мающемуся бездельем лэрду.
Лэрд собирался недолго. Раздражённый не дающимся ему вот уже в третий раз заклинанием, отсутствием жены, опять удравшей в море, и затянувшимся миром с соседями, Тэйон вер Алория был только рад возможности излить на кого-нибудь накопившуюся энергию. Оставил замок на младшего сына, а сам взял с собой старшего, в последнее время совершенно отбившегося от рук, и два десятка воинов, чтобы броситься в погоню. Которая, похоже, подходила к концу.
Разбойники, исхлёстанные стихией, мокрые, едва держащиеся на ногах, появились с той стороны перевала. И замерли, увидев две одинокие фигуры на огромных, злобных верховых ящерах, поджидающие их среди беснующегося ветра.
Тэйон медленно поднял руку, пристально глядя на свою ладонь, представляя, как сходятся над ней в тугой клубок нити стихийных потоков, как рвутся они из разжатых пальцев… и как подчиняются, когда его неумолимая воля натягивает невидимые поводья силы. Адская смесь из воющих воздушных потоков, грозовых разрядов и штормового ветра. Кристаллы льда резали лица — побочный эффект резкого охлаждения.
С десяток разлапистых молний ударило за спинами неподвижных соколов. Стихия взвыла, яростная, гневная, обрушилась на растерявшихся бандитов, сдувая их с узкой площадки, заставляя развернуться в слепой панике и бежать, бежать, бежать…
…прямо туда, где на отрывистом склоне ждала засада. Свистнули стрелы — знаменитые, заговорённые от сырости тетивы халиссийских рейнджеров не подвели и на этот раз. Зазвенел металл, даже вой бури перекрыли предсмертные крики. Численностью разбойники почти вдвое превосходили отряд лэрда, но у них не было ни малейшего шанса.
Тэйон стиснул зубы, пытаясь удержать концентрацию. Магический круг, при помощи которого была вызвана эта буря, остался позади, на расстоянии двух дневных переходов. Тянуться туда, где на скале были спешно начерчены фокусирующие линии и установлены кристаллы, удерживающие буйство ветров в повиновении, оказалось совсем не так просто. Догадался бы заговорить один из камней на «дистанционное» управление, не пришлось бы сейчас выворачивать собственные мозги, удерживая связь!
Сокол сконцентрировал отдельные порывы ветра в один мощный поток и направил его на группу разбойников, которым удалось сбиться в круг и организовать что-то вроде совместной обороны. Удар оказался настолько мощным, что бедняг просто приподняло над землёй и отшвырнуло на расстояние трёх длин дракона. И сбросило со скалы. После этого битву можно было считать почти законченной
Вер Алория начал успокаивать стихии. Распускать пульсирующий над ладонью видимый лишь ему одному клубок потоков стихии, отводить их в сторону. Мысленно он прошёлся по находящемуся далеко отсюда кругу, тщательно линия за линией, откачивая энергию из магических полей, осторожно «гася» кристаллы. Буря поднялась над горными вершинами, постепенно утихая. Небо стало светлеть…
Он не услышал свиста. Вспыхнула раскалённая боль в спине, ударила вдоль позвоночника. Темнота в глазах, и вдруг вставшая на дыбы земля, и боль в лёгких, которые почему-то забыли, как делать вдох…
— Лэрд!!!
— …арбалетный болт… в спину… отравленный…
— Целителя! Да где же этот стихиями проклятый…
— …залечил рану, но яд…
Бледное, с посиневшими губами лицо Терра, склоняющееся над ним.
— …ец!.. не виноват!.. подкрался сзади…
Глухой стон, сорвавшийся с губ, когда его подняли на спешно сооружённых носилках. Ставшее вдруг ближе и в то же время дальше хмурое небо. Дождь, падающий на запрокинутое лицо. Боль.
Он совсем не запомнил дорогу назад до замка. Он был за это благодарен.
Тёмный балдахин кровати. Вереница целителей, беспомощно разводящих руками.
Боль.
Осунувшееся, посеревшее лицо его наследника.
Они не ладили. Много и часто спорили, по поводу и без повода — об этом знали все в замке. Терр убил разбойника, сделавшего роковой выстрел. Но… был ли выстрел сделан разбойником?
— Вы не виноваты, сын. — Громко и ясно, так, чтобы все собравшиеся в затемнённой комнате могли слышать. Терру ими править. Нельзя, чтобы люди сокола не доверяли своему лэрду. — Если кто и должен был предусмотреть, что среди этого отребья может оказаться маг, способный пробиться через ветер и зайти к ним со спины, то только я. Сам недодумал сам за свою глупость и расплачиваюсь.
И потом жгли губы непривычные, неловкие, ни разу раньше не произнесённые слова:
— Я люблю вас, мальчики, — жгли ещё больше оттого, что не были правдой.