Звери у двери
Часть 1
У двери
— Уже придумал, что мы подарим Маринке на днюху? — осведомился Илья, оживлённо орудуя зубочисткой во рту.
— Мы? — изумился я, разглядывая товарища так, словно видел его в первый раз.
— Ах, ну да, — он вынул острую щепку изо рта и повертел в пальцах, — наш, пылко влюблённый, решил растопить холодное сердце эксклюзивом. И это будет, ну чисто его собственный дар.
— Илья, — проникновенно сказал я и показал товарищу средний палец, — не пошёл бы ты в задницу? Причём, пожалуйста, выбери самую тёмную и глубокую.
Мой собеседник довольно захохотал и отшвырнул зубочистку прочь. Какое-то мгновение я размышлял: не испортить ли ему настроение, напомнив про Ольгу, но не стал — слишком подлый приём. Хорошо этому здоровенному балбесу, который все вещи в мире (кроме одной) воспринимает так легко, а каково мне? Понять мои чувства мог бы, разве что Витёк, если бы мы оказались способны поговорить, не испытывая взаимного желания вцепиться друг другу в горло. А спрашивается, зачем? Оба в одинаковом положении.
— Ну и ладно, — Илюха махнул рукой и похлопал ладонями по шероховатому срезу пенька, на котором сидел, — сами с усами. Если не сумею придумать, спрошу у Оленёнка, подскажет…
— Ты и её надумал взять? — испугался я, представив, какой дурдом может получиться, — Марина ничего не говорила…
— Галька звонила, — Илья достал из кармана джинсов телефон и показал мне, словно это как-то подтверждало его слова, — уточнила список гостей и место проведения торжеств. Похоже, очень веселилась.
— Дурному радоваться — что с горы катиться, — пробормотал я и вдруг изумился, — каких таких торжеств? Планов громадье?
— Ого-го! — мой друг вскочил на ноги и дёрнул головой, сбрасывая с глаз чёрные кудри, — план Барбаросса, мон шер. С утра едем к речке и умеренно потребляем слабоалкогольные отравляющие вещества. Умеренно, заметь. Потом отправляемся в резиденцию виновницы, где состоится торжественная часть с вручением подарков, задуванием свечей и прочей водкой. Уцелевшие ползком перемещаются в Фараон и гуляют на последние…Как тебе диспозиция?
— Шикарно, — я поморщился, — печень уже радуется. Кстати, — я замялся, — список гостей…Нельзя-ли подробнее?
Илья сунул руки в карманы и замер, покачиваясь с носка на пятку. На смуглом лице появилось досадливое выражение.
— Дружище, — негромко пробормотал он, наконец, — ну ты же не думал, что Мариша продинамит его? В конце концов — это же её день рождения.
— Давай, давай, — угрюмо буркнул я и опёрся спиной о ствол корявой акации, — сыпь соль на мои раны.
Илья только плечами пожал.
— Паша и Наташа, — сказал он, загибая пальцы, — Витёк, смотрите, не поубивайте друг друга; Галя, есессно; мы с Олей, прошу любить и жаловать; один мой поэтичный дружбан, ты его должен знать; дама его сердца, и некто Валентин. Полегчало?
Стало так тоскливо, словно солнце разом перекрасили в чёрный цвет. Опять получится черти что! Я оторвался от акации и завалившись на лавку, закрыл глаза, представляя. Сначала Маришка будет всех развлекать, перемигиваясь со своим Валиком. Ей будет казаться, будто она делает это незаметно, а её говнюк начнёт подкалывать меня или Витьку. Понятное дело, придётся избегать общества счастливого избранника — не портить же праздник. Поэтому мы, рано или поздно, сцепимся друг с другом. Галчонок целый день мило прощебечет в телефон, а когда мы направимся в клуб, растворится в ночи. К тому времени Ольге надоест медвежья галантность Ильи и если я буду ещё не слишком пьян (а я буду!) начнёт приставать ко мне. Илюха разобидится на весь белый свет и упьётся вусмерть. Пашка с Наташкой, почти муж и жена, мирно отправятся спать, а именинница исчезнет в компании Валика. В результате, в клуб пойдут три абсолютно синих тела, которые, скорее всего, начнут задираться ко всем подряд и обязательно отхватят порцию тумаков. Как я могу так точно предсказывать будущее? Ха! Это не будущее — это прошлое.
— Почитай, из своего. Свеженькое, — попросил Илья, пересаживаясь на спинку лавочки.
Я открыл один глаз и покосился на него.
— Ты хоть представляешь, какой минор я тебе сейчас задвину? — он согласно кивнул, — ну, слушай, сам попросил:
— Жесть! — выдохнул Илья, — подари мне. Я его Оленёнку прочитаю, у неё сердечко растает, и она будет вся моя!
— Ну, ну, — неопределённо протянул я, — забирай. Может хотя бы тебе поможет. Мне не помогло.
Листья, над головой, шелестели так умиротворяюще, что меня тянуло закрыть глаза и задремать. На некоторое время забыть обо всех проблемах: о хвостах, которые никак не желали подтягиваться перед сессией; о вечной ругани с родаками; о постоянной нехватке денег; ну и о самом главном…Что же ты делаешь, девочка с морским именем? Почему у меня нет сил бросить это безнадёжное дело и заняться кем-нибудь другим? Илья, в шутку, называет меня сорокалетним девственником, хоть сам, точно так же, нарезает круги вокруг своего драгоценного Оленёнка. Знал бы он…Нет, нет, пусть лучше не знает!
— Пошли, по пиву, — предложил я, принимая сидячее положение, — подготовим, так сказать, организм к завтрашним испытаниям.
— Не-а, — с грустинкой в голосе откликнулся Илья и отряхнул рубашку, — мне, вечером, предстоит променад, посему не могу я прованиваться этими вашими пивами. Сам знаешь, она этого терпеть не может.
Угу, если бы дела обстояли так просто. Настроение окончательно испортилось. Естественно, в одиночку я пить не буду.
Тогда: у меня нога, мне — домой, — сказал я и пожал протянутую руку, — ну, желаю тебе удачи и здоровья, в личной жизни. Трахнешь Ольгу, позвони — порадуемся вместе.
Илья подозрительно покосился, но промолчал. Иногда мне казалось будто он подозревает некую нездоровую фигню, но помалкивает, опасаясь ещё больше усложнить ситуацию. Хоть, куда уж…Тут и так, сплошная Санта-Барбара.
Просто, наверное, только Пашке с Натахой: любовь-морковь, с первого класса школы. Сколько лет, а они всё вместе. Жениться вот собираются. Хорошие ребята, во всех отношениях.
Пашка весь рыжий и конопатый, вечно с ворохом смешных анекдотов, которые в моём изложении почему-то превращаются в унылое говно. Менталитет, должно быть.
Ната выше своего парня на полголовы — эдакая нордическая красавица, с тёмным каре, обрамляющим широкоскулое лицо. Кажется, неприступной льдинкой, а на самом деле — хохотушка, каких свет не видывал.
Следующей в нашем списке идёт Галя — сестра Марины: крохотная девчонка и очень большое динамо, исхитряющееся одновременно крутить шашни с полусотней парней. Подарки, приглашения в рестораны и клубы приветствуются, но на этом — финиш. Девственность, дескать, исключительно для законного супруга. Как ей это удаётся — хрен его знает. Скуластое смуглое лицо и длинные чёрные волосы, постоянно накрученные на указательный палец.
Угу, Витёк, одного роста со мной — плотный бутуз, продолжающий расширяться, пока лет через десять не превратится в соломенноголового толстячка. Как и я безнадежно влюблён в…Чёрт! А ведь когда-то мы были друзьями.
Ну, с Ильёй всё ясно — высокий красивый парень с греческими корнями. От далёких предков получил в наследство кудрявую голову и классический профиль. Нетрудно догадаться, что объектом бесполезного приложения сил данного индивидуума является некая Ольга.
А вот и она — девушка, имеющая все внешние данные для модельного бизнеса: длинные ноги, идеальные пропорции и слегка стервозный характер. Зелёные глаза на бледном лице всегда горят огоньком превосходства, а рыжие волосы никогда ничего не слышали о причёсках. Как ни странно, но все её парни имели некие изъяны. Очевидно, для контраста с её совершенством. Когда девушка первый раз начала флиртовать со мной, я решил, что у меня крыша едет. Как же я ошибался! Теперь вот стыдно перед товарищем и кажется, будто я предал свою настоящую любовь. Но как же хочется опять обладать этим прекрасным телом! Всё-таки я в чём-то ошибся. Понять бы ещё в чём.
Ну и наконец, гвоздь программы: любимица особо ударенных пациентов — Марина. Прошу любить и жаловать. По странной прихоти матушки-природы абсолютно не похожа на свою младшую сестру. Когда я пытаюсь её описать, мысли путаются в голове. Это как…Похожа на…А лицо…Ну, в общем, вы меня поняли. Наверное.
— Ты уснул? — поинтересовался Илья и дёрнул меня за рукав, — жениться вам надобно, барин. А то, всё козы да коровы…
— Сам дурак, — огрызнулся я, — я думал, ты уже свалил. Может передумаешь? Пиво такое холодное…
— А водка ещё вкуснее, — протянул товарищ и продемонстрировал вселенскую скорбь, — ну, не могу! Пойди к Витьку, сделайте вид, что вы не хотите друг друга прикончить.
— Как скажешь.
Мы прошли по аллее, между акаций разного возраста и роста, после чего, обминув полузаброшенную детскую площадку, где полтора карапуза резвились под присмотром строгих бабушек, вышли в переулок, упирающийся в Илюхин дом. Подул холодный ветер, и я поёжился. Вот ведь жизнь: то — погода скверная; то — на душе дерьмово. Хочется чего-то хорошего.
— Едем в Турцию? — внезапно спросил Илья и закурил, скосив на меня хитрый карий глаз.
— Приглашаешь? — осведомился я, с подозрением, — или так, очередной прикол.
— А вид у тебя такой, — пояснил товарищ, — как будто сейчас обернёшься простынёй и заорёшь: на волю! В пампасы!
— Хочу в пампасы, — грустно подтвердил я, — хочу на волю. В Турцию не хочу, там — турки.
— Странно, — согласился Илья, — русских там, правда, больше. Ну и куда же ты желаешь, расистская морда?
Я задумался. А, действительно, куда? Куда-нибудь, подальше от самого себя. Чтобы не болело в груди. Чтобы тепло, светло и мухи не кусали. Я уже как-то сделал попытку удрать в том направлении. Был, правда, весьма пьян и друзья успели затащить обратно. Хорошие у меня друзья.
— Домой хочу, — решил я, — давай-ка я ещё раз пожму твою трудовую ладошку.
— Тебе понравилось, — констатировал Илюха и обвиняя, ткнул меня пальцем в грудь, — я знаю: ты — лицо нетрадиционной ориентации и притворяешься влюблённым в Марину, дабы быть ближе ко мне. Поцелуемся?
— Ты меня раскусил, — устало буркнул я, — но ещё слишком рано, для серьёзных отношений. Нужно, как следует, подумать. До завтра.
Маршрутка довезла почти до самого дома и пройтись оставалось всего ничего. Единственный поворот — в супермаркет. Возьму пива и хрен с ним, с Ильёй. Меня сегодня никто не ожидает, кроме мамки, которая устроит очередной нагоняй — за пиво, за вчерашний поздний приход, да мало ли ещё за какие прегрешения!
В лифте я перекинулся парой слов с соседом — он недавно вернулся из рейса и щеголял добротным загаром на счастливой физиономии. Расчувствовавшись собеседник пригласил попить абсента и покататься на новеньком Форде. Я только не понял, в каком порядке предполагалось проводить мероприятие. В одном случае это было бы законнее, в другом — интереснее.
Я попытался незаметно прошмыгнуть в комнату и естественно мне это не удалось. Граница оказалась на замке и пограничник, в цветастом халате, преградил дорогу.
— Что хочешь сказать? — поинтересовалась мать, сведя брови воедино. Видимо, это должно было символизировать крайнюю степень раздражения, но на деле никак не вязалось с добродушной круглой физиономией.
— Ничего, — кротко ответствовал я, — устал и хочу спать.
— В обнимку с бутылками! — съязвила мама, — сопьёшься. Вон, посмотри на соседа — дядю Сашу. Глянь, во что он превратился! А ведь кем был…
— Я обязательно посмотрю, — пообещал я, с тоской разглядывая портрет Вахтанга Кикабидзе, висящий на стене. Портрет готовился качать головой и грозить мне пальцем, — мам, поговорим зав… Нет, послезавтра. Завтра я иду на день рождения.
Мама упёрлась кулаками в бёдра и набычилась. Ну всё, сейчас выдаст.
— И когда ты уже приведёшь свою девушку? Мы хотим видеть её не только на фотографиях.
О, чёрт!
— Мама, — тоскливо сказал я и начал протискиваться вперёд, — ну сколько раз можно повторять: Марина — не моя девушка. Она просто мой друг.
— Вот и приведи к нам своего друга! — крикнула мама вслед и продолжила, уже через закрытую дверь, — водишь же ты сюда этих, своих — Илью, Витю и Рому.
До свидания, подумал я, выставляя бутылки на стол и одновременно включая компьютер. Если до этого настроение было ниже плинтуса, то теперь оно и вовсе просочилось в подвал. Видимо, способа сделать всё ещё хуже просто не существовало.
О, я ошибся!
Зазвонил телефон. Марина. Я даже не знал: радоваться мне или идти за мылом и верёвкой.
— Привет, — сказал я и опёрся рукой о стол, — как дела?
— Лучше всех, — голос звонкий, с приятной хрипотцой, как послевкусие шоколада, — подарок уже приготовил? Жду от своего верного рыцаря истинный дар, идущий от сердца.
— Иначе и быть не может, — я непроизвольно коснулся маленькой коробочки, перевязанной красным бантом, — не хочешь сегодня прогуляться? Я — абсолютно свободен.
— Ха, какое счастье, — в голосе прорезалась нотка сарказма, — ещё один, абсолютно свободный. А я, вот — нет. У меня, представляешь, завтра — день рождения и я должна немного приготовиться.
— Помочь? Всегда готов.
— Кто бы сомневался…Нет, спасибо, не нужно. Я, собственно, звоню с официальным приглашением. Извещаю вас, милостивый сэр, что вы приглашены на торжественный вечер имени меня. Это — огромная честь, доступная лишь избранным. Цени.
— Ценю, — серьёзно сказал я и переложил трубку в другую ладонь, — а почему — вечер? Как же утро?
— А, эта засранка успела уже открыть все карты, — в Маришкином голосе прорезалась нервозность, — ну и утро, конечно. Вы только не наберитесь, до вечера. Угу?
— Постараемся. Слушай…
— Да?
Я замялся. Один раз я уже говорил, но тогда Марина свела всё к шутке. А у меня, честно говоря, ноги подкашивались.
— Я тебя люблю, — горло перехватило и липкий пот по всему телу.
В трубке слышалось хриплое дыхание. Потом, несколько отдалившийся голос неуверенно произнёс:
— Давай, пока не будем об этом. Не нужно. В другой раз. Не надо портить мне праздник. Хорошо?
— Хорошо, — послушно сказал я и опустился на стул, ноги меня больше не держали, — больше не буду.
— Хороший мальчик, — в голосе звучало облегчение, — и вот ещё что… Ты прости меня. Ни о чём не спрашивай. Просто, извини и всё. Я знаю, как ты ко мне относишься, поэтому верю: сердиться не станешь. По крайней мере, долго. Не хотелось бы потерять хорошего друга. До завтра.
Я не успел ответить, а в трубке уже вовсю хозяйничали гудки. Отключённый телефон улетел в угол дивана, а я, дрожащими руками, откупорил бутылку и сделал длинный-предлинный глоток. Какого хрена это было? Я признался в любви, а мне зарядили какую-то непонятную фигню. Простить? За что?
Я посмотрел в глаза Миле Йовович, но старушка только пожала плечами с плаката и отморозилась, будто ничего и не было. Хм, и когда это бутылка успела опустеть?
Я думал погонять в Батлу, но понял: в таком состоянии это просто не имеет смысла. Тупо глядя в экран монитора, я допил вторую бутылку и выключил комп. Странно, но за окном уже успело стемнеть. Время, похоже, ускользнуло в какую-то норку и спряталось там, затаившись.
Я взял мятый кусок бумаги и старательно его разгладил. Потом нацелился в сероватую поверхность так, словно собирался её прикончить. В каком-то смысле так и было. Словно рухнув в прорубь, быстро набросал несколько строк и принялся их изучать, будто это накалякал кто-то другой.
В написанном присутствовало нечто, до боли, знакомое. Поразмыслив я сообразил, что это — Реквием Стивенсона, только вывернутый наизнанку.
— Ни хрена не можешь своего написать! — с ненавистью, выдохнул я и скомкав несчастный листок, запустил им в угол комнаты, где уже отдыхали его многочисленные собратья.
В голове шумело. Поднявшись, я несколько секунд размышлял: раздеваться мне или нет. Нет — это слишком большая роскошь. Махнув рукой, я рухнул на неразобранный диван.
Снилась всякая фигня. Похоже на универ, но с пустыми коридорами и готичными потолками. Я пытался кого-то отыскать, но всё время оказывался в подвале, где мы сдавали лабы. В конце концов я понял, кого пытаюсь поймать. Себя. И тотчас проснулся.
Перед носом перебирал длинными лапками паук, спустившийся с потолка на золотящейся, в сиянии солнца, паутинке. Я взмахнул ладонью и проклятое создание шустро удрало вверх, дёрнув ножкой, на прощание. Хорошо, мать не видела: она этой фигни терпеть не может.
Попытавшись подняться, я оказался вынужден слушать объяснения собственного тела. Конкретно, о том, как нужно правильно спать, дабы не болели бока, а шею не сворачивало в сторону. В башке зудело и деловито побулькивал мочевой пузырь. Утро начиналось крайне бодро.
По дороге к двери меня перехватил телефон. Звонил Илюха. Пришлось выполнять необходимые процедуры, используя одну руку, а второй нажимая необходимые кнопки.
— Ты в курсе, сколько времени? — осведомился мой друг, с хорошо различимой угрозой в голосе.
Я посмотрел.
— Теперь в курсе, — даже как-то неловко, — я быстро. Где вы?
— Под твоим подъездом, мля! Уже двадцать минут! У тебя телефон, от старости, должно быть глуховат стал. Поменять не желаешь?