— Отведай, чадушко.
С этими словами Сергий протянул Никодиму просфору. Он взял её. Она была горячая и мягкая.
— Ешь, чадушко.
Никодим ел и с каждым куском блаженное тепло разливалось по телу, сознание осветлялось и улетало куда-то в высь горнею.
Врач с медбратом вошёл в палату. На койке лежал с закрытыми глазами монах Никодим, он же зек Осип Седов и лицо у него было спокойное и умиротворённое.
— Помер, — констатировал врач. — Пошлите там кого за носилками.
Вскоре медбрат привёл двух хмурых небритых зека с носилками.
— Забирайте, — кивнул на монаха врач.
Монах вдруг открыл глаза, вздохнул, поднялся и сел на койке, свесив голые ноги.
Зеки вытаращили испуганные глаза и выронили носилки. Медбрат побледнел.
— Господи, — сказал врач и прижался к стене.
— Что, Бога вспомнил? — спросил Никодим. — То хорошо, чадо.
Врач, справившись с собой, молча подошёл к Никодиму, положил руку на лоб, потом вытащил стетоскоп, стал слушать лёгкие.
— Жара нет, хрипов в лёгких нет. Не вероятно, — произнёс растерянно. — Абсолютно здоров!
— Тогда одежду мою принесите, — спокойно сказал монах.
— И завтрак, — добавил врач. — Что ж, Осип Игнатьевич, ещё месяц на зоне и на поселение. Там полегче будет.
— С Господом везде легко.