Ликвидатор (самиздат)

Миронов лежал на животе посередине комнаты. В руке у него был пистолет.

— Готов, голубчик, — сказал спецназовец. — Сам себя застрелил. В висок.

— Ну-ка, переверни, — сказал кто-то из офицеров.

Спецназовец хотел было возразить что-то, но потом перевернул труп.

На Волкова смотрел — если так, конечно можно сказать о покойнике, — кто-то страшно знакомый.

— Так это ж Корзинкин! — сказал кто-то сзади. — Старший лейтенант Корзинкин, из архива.

Волков оторопел. Узнал своего подчиненного сам. Отшатнулся от трупа. Посмотрел на стол у стены — прошитый в нескольких местах пулями. На столе лежали какие-то старые бумаги, печати, штампы, химические реактивы.

— Да тут целая лаборатория, — свистнул кто-то.

Волков начал листать бумаги — это были пробные листы якобы допросов и показаний лиц, посвященных — как теперь полковник понимал с беспощадной ясностью — никогда не существовавшей сталинской машине времени. И никогда не существовавшему старшему сержанту ГУГБ НКВД Миронову.

Майор из Аналитического центра ФСБ, стоявший рядом с Волковым, тоже все понял. Судя по его бормотанию.

— Корзинкин работал против левых. И, видать, сам стал левым. А может, и изначально был им. Когда его перевели в архив, там он, видно, и придумал всю эту клюкву — с машиной времени и сталинским ликвидатором. Наделал липовых документов, печатей, протоколов, — и никому в голову не пришло проверить. Наверное, среди левых он и помощников себе нашел — ему-то не надо было бояться, что нарвешся на нашего стукача. Он всех их знал наперечет.

Майор тяжело вздохнул, посмотрел на полковника.

— Полетят звездочки с погон в Конторе, ох как полетят.

Волков оглянулся. Лицо старшего лейтенанта Корзинкина — несмотря на аккуратную дыру в виске — было как как у вполне живого. И чудилась полковнику в нем какая-то насмешка.

— Все-таки друг Василий есть у меня некоторые сомнения в правильности сего мероприятия, — задумчиво сказал один молодой человек другому, склонившемуся над устройством некоего странного вида.

— Сопливый гуманизм кое у кого проснулся, — беззлобно сказал названный Василием.

— Нет. Гуманизм тут не при чем. Тут просто холодный расчет. И внимательное изучение классиков, категорически отвергавших такие методы.

— Классики во времена Константина Эрнста не жили. И про телевидение ничего не знали. А кабы знали — сами бы тут стояли, советы бы нам давали.

— Так оно конечно так, только все-таки массовое движение сознательных трудящихся, организованных в единую партию — оно лучше будет, как ты понимаешь.

Василий оторвался от своего устройства.

— Любишь ты, Коля, болтать. Прямо как какой-нибудь меньшевик. До массового движения, брат, нам еще как до Китая раком, а буржуй кровь пусть так и пьет? Нет уж. Дудки. Пусть, гад, по ночам не спит — ждет, когда ему в окно пролетарский привет прилетит. Пусть на самолет садится с молитвою, а на поезд — перекрестившись. Подай-ка изделие.

Тот, которого звали Колей, не возражая полез в багажник старенькой «девятки» и вынес оттуда что-то тяжелое и завернутое в синюю ветошь. Положил на асфальт, развернул.

Предмет оказался вполне обычной кумулятивной боеголовкой тандемного типа для модифицированного устройства BGM-75 TOW «Liberator», предназначенной для дистанционного уничтожения крупных военно-инженерых объектов и купленной за кило чистейшего афганского героина у немецких анархистов, которые в свою очередь слямзили устройство с какой-то базы НАТО в Европе.

— А все-таки персонал жалко, — сказал Коля, помогая установить боеголовку на модуль стрельбы.

— На войне как на войне, брат. Всегда есть выбор. И можно и нужно было идти работать на завод. Или шахтером под землю. Дворником, на худой конец.

В полутора километрах от двух молодых людей находилась Останкинская телебашня. В ней — в ее вновь открывшемся ресторане, располагавшемся на высоте более 300 метров — в данный момент проходила запись новогоднего «Голубого огонька». Лучшие артисты российской эстрады — Максим Галкин, Николай Басков, Филипп Киркоров, Евгений Петросян, Алла Пугачева, Катя Лель и другие — собрались для съёмки главной новогодней телепередачи — а в зале сидели випы всех мастей — от министра Кудрина до олигарха Прохорова. Москва давно вернулась к своей обычной жизни — сытой и довольной.

Через 10 минут башня прекратит свое существование, находящиеся в ней люди превратятся в невозможную к идентификации кашу, а на месте, откуда улетит кумулятивная тандемная боеголовка, будут найдены визитки с текстом в черной рамке:

Но это случится еще только через 10 минут — ну а пока в ресторане царит праздничное веселье, красивая музыка, смех и остроумные шутки.