Тёмное солнце (ознакомительный фрагмент)

— Кто-то же должен это делать, — ответил окончательно потерявший интерес к разговору с этим искусственно созданным человекоорудием Морстен, развернувшись и направляясь к выходу. — Почему бы и не я.

Ветрис с размаху запустил чашей в каменную стену. В Долине не любили этот материал, но дом князя возвели на сплошной скале еще их предки, и все помещения были из дикого камня, только лишь прикрытого тонкими пластинами дерева и металла. Хрустальные осколки разлетелись веером, а тёмные брызги вина медленно стекали вниз, пятная кованое серебро блях-украшений и мягкое золото лиственничных брусьев.

Воин-Безымянный неодобрительно покосился на испорченную стену, но только лишь закусил ус, и промолчал, наблюдая за тем, как его повелитель исходит молчаливой яростью. Лицо Ветриса побагровело, и глаза налились серебром, словно у одной из статуй подземных уровней Сердца Долины.

— Да как он смеет, этот больной ублюдок… — прохрипел князь Долины, с трудом перебарывая вспышку гнева. — Да как он смеет!

Безымянный, тихонько хмыкнув, расправил усы большим пальцем левой руки, и опустил глаза, чтобы не встретиться с пылающим расплавленным серебром взглядом своего вождя. Тот тяжело дышал, раздувая ноздри, словно бык, которого разозлили взмахами лоскутной тряпки в боевых ямах, и выглядел совсем юным. Гораздо моложе своих лет.

Напоминание о том, что он только недавно вошёл в силу, подействовало на Коэна отрезвляюще. Он даже смог улыбнуться своему верному воину и брату по оружию. Хотя и принёсший дурную весть, Безымянный был ни при чём. Во всем виноват северянин, засевший в своём долбаном Замке, как заноза в причинном месте. Беспокоящий. Недоступный. Загадочный. Опасный. Тёмный.

— Он отпустил только тебя? — Ветрис подошёл к невысокому столу, и взял новую чашу. Вино багровой струёй полилось в хрусталь, переливаясь всеми оттенками красного в лучах закатного солнца. Запахло терпко и маняще. Воин с тоской поглядел на серебряный кувшин, но князь не предложил разделить трапезу, хотя раньше так делал частенько.

— Да, — наклонил голову еще ниже Безымянный, чувствуя, как краска стыда заставляет кожу щёк и затылка багроветь, словно ошпаренную кипятком. — Торговец и погонщик не выдержали бы дороги в снегах, они были больны, и…

— Ни слова больше, — Коэн с сожалением посмотрел на бокал, потом на стену, и шумно вздохнул. В его синих глазах опасно плескались серебристые блёстки, как рыба в пруду. — Это его слова. Я вижу их в твоей памяти. Позволь рассмотреть остальное.

Безымянный прикрыл глаза, вспоминая и позволяя своему брату, первому среди равных, заглянуть в воспоминания о пережитом плене среди мёрзлых скал севера, позоре пыток и еще большем позоре освобождения на границе со Степью. Чёртовы тхади подкрались незаметно, когда они спали в палатке, ожидая рассвета.

До рассвета оставались считанные минуты, и никто из троих посланцев Князя даже не думал о сопротивлении. Они лежали у едва тлеющих углей костра, чтобы не потерять ни единого грана тепла, и беспокойно ворочались в предутреннем сне. Палатка, рассчитанная на пятерых, остывала слишком быстро, а через рваный полог, с трудом заштопанный кривой иглой, дул морозный ветер, оставляя на кожах и ткани полосы изморози.

Безымянный почувствовал чьё-то присутствие, только когда обжигающе ледяная сталь прикоснулась к его коже на шее.

— Варум кхагра те? — на темно-зелёной морде тхади, сидевшего у него на груди, застыло грозное выражение, от которого обычные люди, должно быть, теряли вчерашний ужин, но Безымянный не испытывал страха. — Варум хатес ни?

— Я пришёл от князя Долины, и несу его слова, — выдавил воин, с ненавистью глядя в тёмные буркалы глаз врага. — Твой властелин должен услышать…

— Моя Властелин сам решает, кого куда слышать, кхум урах, — на выпирающих из-под нижней губы отвратительного слуги Тьмы клыках блестела плёнка слюны, и Безымянный вздрогнул, вспомнив рассказы о том, как именно тхади эскортируют пленников в Цитадель. Говорили, что они отъедают им руки и уши, чтобы те не сбежали. Заодно экономят на рационах, или разнообразят их… — Но моя, Урдан Кхан, рассказать ему. Остальное в руках Великой Итмы.

— Вот как, — Ветрис допил чашу, и поставил её на столешницу, кивком предлагая своему младшему брату угощаться. — Вас застали врасплох. Хотя на шатре и животных были мои знаки, и знаки посланцев…

Безымянный, отхлебнув из медной братины, кивнул, отрывая крылышко от птицы.

— Да, мой вождь, — ответил он, облизнувшись. — Животные пали в предгорьях, но знаки остались, и мы несли их до самого перевала.

— Подло. Но эффективно, — Ветрис задумчиво подошёл к окну, и распахнул его. В комнату проник аромат прелой листвы и цветов, распускающихся в лесах ранней осенью. В этом сезоне листья облетели рано. — Если он думает, что я прощу ему смерть моих людей, пусть даже из имеющих имена, то Тёмный очень ошибается. Я ничего не прощу ему.

Коэн с размаху хватил рукой по подоконнику, так, что брызнули щепы.

— Это мои люди, — тихо проговорил он, словно прислушиваясь к своим собственным словам. — Я несу ответ… ответственность за них. И должен…

Безымянный замер, не дожевав мяса птицы, и несколько белых волоконец повисли на его пышных усах. Кажется, сейчас он прикоснётся к чему-то, будоражащему и тайному. Но его старший брат замолчал, и замер.

Только слабо подрагивающие пальцы и ноздри говорили, что Ветрис жив и очень раздражён.

— Иди отдыхать, — в голосе Коэна слышалась сталь и медь, и Безымянный, одним долгим глотком допив вино, коротко поклонился своему повелителю. — Завтра мы выступаем в поход.

Молодой князь Долины довольно усмехнулся, от чего его лицо на миг стало походить на маску. Посмертную маску.

— В Империю. Мне пора подумать и о будущем.

«Тебе вообще пора начать думать», — в тот же момент прозвучали слова, произнесённые несколькими десятками метров ниже, в глубоких подвалах дворца. Но их никто не услышал.

Империя

Пески, поглотившие не одну тысячу жизней, оставались далеко за границей видимого. Скалистия, чьи высокие острые и бритвенно опасные пики вздымались молитвенными пальцами, лежала восточнее, и тоже терялась на фоне бледного, обожженного солнцем неба за границами дворцового комплекса. Двуречье, остаток пышного цветущего края семи рек, медленно изгибалось серпом впереди, почти касаясь кончиком острия Трехязычья, и вмещая в себя Империю Маракаш.

Западная Империя раскинулась перед ней во всем великолепии. Вид из высокого окна дворца, чья узорчатая тень каменного проема падала под ноги властительницы, рассвечивался ярким двойным солнцем. Внутренний двор, где пышные сады в окружении блистающих фонтанов из разноцветного стекла спорили по красоте с невиданными цветами, дышал свежестью и влагой. Мастера стихий старались во всю мощь, обеспечивая климат и нужную температуру самым разнообразным посадкам. Скульптуры из белого и зеленого мрамора и щербатого пористого камня дополняли картину, теряясь в зелени и цветущих кустах. Их поднятые руки с оружием или шарами нерожденных заклинаний высовывались из буйной цветастой пестроты тут и там, словно наряженные в цветные халаты южные караванщики бродячего балагана. Синие и голубые зоны Мастеров воды оттенялись разными цветущими композициями всевозможных оттенков ультрамаринового, плавно скоьзящего в зеленоватый цвет Мастеров земли и их коричневую основу. Каменные сады земляных дел Мастеров украшались композициями из мхов и лишайников, рядом с которыми соседствовали тонкие ниточки зелени и ажурных белых ковров. Цветник касался гранями владений Мастеров воздуха, чьими цветами стали все нежные и неуловимо переливчатые оттенки. Рассыпанные на поверхности земли, словно бусины из драгоценных камней, они покрывали вуалью переливающихся дрожащих цветов следующую часть сада, медленно линяя в первые оттенки огненных кустов с пылающими под солнцем глянцевыми ягодами, чьи плоды были так же горячи в руках, как приправа из них во рту. Красные и оранжево-охровые мазки снова касались зоны Мастеров земли, замыкая круговую композицию сада.

Середина, где прохладные каменные лавки и беседки с цветниками давали покой и возможность отдохнуть, оставалась темным с золотом пятном. Яркие всполохи выложенного черно-золотым мрамором солнца, чей восход был вечен в стремлении победить Тьму, навсегда оставалась местом официальных встреч и переговоров. Сейчас по темно-золотому пяточку, лишенному всех цветов и деревьев, кроме скульптурных композиций и стеклянных фонтанов, расхаживали новые гости Империи.

Несколько десятков прибывших были одеты в тканевые безрукавки, поверх которых блестели серебряными лучами доспехи из кожи и металлических вставок. Одинокая группка варваров Долины, лишенная любых знаков отличия, держалась поодаль, рассредоточившись и заглядывая под каждый кустик и каждый листик в саду.

Первая помощница и доказавшая свою преданность воительница Киоми в сопровождении нескольких жриц в белых одеждах вела людей по саду ко входу во дворец.

Стоящая перед окном и наблюдающая за этой картиной правительница искривила тонкие губы в неприятной улыбке. Большие роскосые глаза цвета прозрачного изумруда неотрывно следили за процессией внизу. Тень от проема в стене, в круглой башенке позади ее личных покоев, тащилась под ногами, опасно приближаясь к босым ногам правительницы. Стоя полностью обнаженной, она неотрывно следила за повадками и манерами варваров, тихо переговаривающихся на своем языке. Тень коснулась увлеченно смотрящей в окно женщины, и ее фигура заколебалась, принимая очертания дымчатой проекции.

— Не сейчас, — рассеянно переступила с ноги на ногу правительница, отходя от тени и меняя угол обзора. Тень дернулась за ней, словно ластящаяся кошка, но оставила ее в покое, снова наполняясь густой темнотой, потерянной на пару секунд, когда правительница едва не растворилась в тенях сама. Искусство имперских жриц нырять втени, становясь невидимыми и неуязвимыми для магии окружающих, порождала слухи один краше другого. Незримые и неосязаемые воины Империи, шагающие из теней с черными изогнутыми кинжалами и мечами, одним взмахом обрывали одну жизнь каждый раз, едва поднимали руку. Молчаливые, божественно стремительные и смертоносные, эти женщины появлялись на полях сражений, как личная и самая надежная гвардия своей госпожи Медноликой Лаитан, Матери Матерей и Мастера Мастеров — единогласной и вечной правительницы этих западных краев.

Зрачки Лаитан стали вертикальными, будто у змеи. Она потерла друг о друга большой и указательный пальцы на правой руке, и десятки разномастных медных браслетов тонко звякнули от этого нервного движения. Интерес и чувство власти, будоражащие предвкушение правительницы, искали выхода.

Процессия уже втянулась в те зоны сада, которых Медноликая не могла видеть из своего тайного смотрового поста, и ей пришлось отступить обратно в помещение, чтобы выйти в свои покои через неприметную дверь.

Там она остановилась на некоторое время, обдумывая, как предстать перед новыми гостями. Длинные волосы цвета золота и меди, заплетенные в две косы, спускающиеся ниже поясницы и украшенные множеством медных и золотых лент, качнулись, когда в ее покоях появилась личная служанка. Лаитан подняла на нее взгляд, поджав губы и требовательно ожидая слов вошедшей.

— Моя госпожа, встав на одно колено, произнесла служанка, не поднимая взгляда на Лаитан, — варвары ждут тебя в большом зале дворца. Их предводитель, царь Ветрис из Долины, принес тебе в дар голову лазутчика, якобы пойманного у границ твоих владений.

— И что, он действительно это сделал? — приподняла бровь Лаитан, недобро поглядывая на Киоми. — Он действительно отыскал врага так близко, что его не нашли твои охотницы? — в голосе Медноликой послышалось раздражение и скрытая угроза. Киоми осмелилась поднять взгляд на свою госпожу, но тут же снова опустила его, упрямо поджав губы. Ее смуглая, почти коричневая кожа, резко контрастировала с общими светлыми тонами спальни Лаитан. Киоми смотрелась чужеродной статуей изящной и гибкой плети на фоне цвета слоновой кости вокруг.

— Ни я, ни мои воительницы не пропустили бы ни единого врага, моя госпожа, — сказала она твердо, сжав один кулак.

— Значит, варвар лжет? — с интересом спросила Лаитан, продолжая стоять на месте. Золотые, витые от запястьядо локтя, браслеты оттягивали ее руки, а украшенные татуировками лодыжки поблескивали разноцветными рисунками на медной коже Лаитан. Киоми промолчала.

— Ладно, я выясню, кто из вас лжет, — пожала плечами Медноликая. Киоми еще сильнее поджала губы. В ее карих глазах блеснула злость и гнев, но на себя или на свою госпожу, этого служанка так понять и не дала.

— Ты, властительница, можешь отослать обратно голову посланца, но я не отступлю.

Женщина, сидящая на изящном золотом троне, над которым вздымался огромный диск Солнца, украшенный тонкими завитыми лучами, задумалась над значением слова «послание» и сутью посыла, её взгляд остановился на голове посланца.

— И кем он был? — снова посмотрев в голубые глаза пришедшего к ней варвара, холодно спросила единоличная правительница огромной Империи. Её тонкие длинные пальцы медленно перебирали браслеты на запястьях, вызванивая едва слышную мелодию.

— Никем. Он был профессиональным никем. Имя таких людей сжирает история ещё до того, как они уходят за судьбой.

— Какой богатый лексикон чужого языка у варвара… — по смуглому лицу Лаитан скользнула едва заметная тень улыбки.

— Потому что он чужой, однако, — впервые с начала разговора нахмурился Ветрис. До этого момента разговор шёл допустимо и предсказуемо, но сейчас он почувствовал, что инициатива ускользнула из его рук, пусть только на мгновение.

— Чужой язык в устах врага — опасное сочетание…

— Если враг силен, то его язык знать нужно наравне со своим. Желательно думать ещё на нем, но это уже искусство. И роскошь, если рассудить здраво. Но я могу это себе позволить.

— Зачем ты прибыл, владыка далёких земель?

— Увидеть тебя, прекраснейшая из женщин.

— С чужой головой подмышкой? — в голосе нахмурившей брови Властительницы прозвучала горькая ирония. — С топором и мечом в руках? Ты стоишь перед моим троном и смотришь на меня.

— Это всего лишь голова посланника. Хороший был человек, но ему не повезло. Профессиональный риск. Да, я стою с топором и мечом. Ибо дорога к тебе была долгой и опасной. Но ничто не может остановить меня, когда есть цель и есть причина. Да, я стою перед тобой. Смотрю. И понимаю, что описывавшие тебя люди были лживы насквозь. Но их можно понять — их язык беден, и просто не содержит слов, способных выразить твою истинную красоту.

— А сказали ли тебе, вождь, что я к тому же горда и безжалостна? Нашептали ли тебе языки чужаков, свисающие из их мёртвых глоток, как я люблю бросать пленников в ямы со змеями, или на арену с дикими зверями? Или рассказали ли они тебе, куда делись все те, кто приходил до тебя и хотел узреть меня лично? — взгляд Лаитан стал холоден, а улыбка, появившаяся на её губах, таила ледяную угрозу. — Или рассказали ли они тебе о тех незадачливых женихах, пытавшихся объединить царства и земли?

— Да. Но это меня не пугает, — ответил Ветрис, вздёрнув подбородок и блеснув своими голубыми, как небо, глазами.

— И все же, в чём твоя истинная цель, если у стен моего дворца стоят твои войска?

— Войска сопровождали меня, о прекраснейшая. Моя же цель проста. Я предлагаю союз.

Владычица Империи медленно сошла с трона, зашуршав чистым мелким песком под босыми ногами. Её браслеты, во множестве унизывавшие запястья и лодыжки, тонко позванивали в такт движениям.

— А зачем бы мне это было нужно, варвар?

— Свежая кровь для империи, новые силы для опустевших чресел старой страны, испытанные в боях войска и укрощённая степная ярость. Я могу дать всё это.

— С чего ты взял, иноземец, что мои войска обескровлены? Или это угроза? — ярко-зелёные глаза Медноликой сощурились, словно она целилась в варвара из арбалета.

— Это не угроза, владетельница бесчисленных земель. Это предупреждение. Вы называете меня варваром, но как вы назовёте тех, кто не знает даже письма и счета, но бесчисленными полчищами закрывает лик матери-степи? И эта масса уже готова стронуться, как лавина. Ваши войска хороши, но рассредоточены и привыкли к сытой жизни. Я могу стать твоим щитом. И, если нужно, мечом.

— И что ты попросишь за помощь? Какова твоя истинная цель? Зачем ты вызвался помогать мне, прославившей себя в веках силой и безжалостностью? Мои воины способны разорвать врага голыми руками. Они прекрасно владеют оружием, знают множество ядов и способны устраивать ловушки превосходящему врагу. Назови истинную цель, варвар, или я брошу твою голову моим врагам в знак добрых намерений и в знак расположения.

— Любая слава проходит. Только жизнь и смерть остаются. Я попрошу немного, владычица. Всего лишь твоей руки. Взамен дам тебе себя, свою жизнь, и свой народ. Альтернативой будет только смерть меня и моего народа. Смерть всегда выход, но не тогда, когда умираешь сам. Потому он и неприемлем для меня.

— Действительно, как мало ты просишь, — усмехнулась Лаитан, — другие просили того же, и где они теперь? Я не знаю тебя и твой народ. Ты пришёл ко мне с головой посланника в руках. Твой меч в крови, и, возможно, ты проложил дорогу ко мне кровью моих же людей. Я должна узнать, кто ты и с чем я буду иметь дело. Взвесить все обстоятельства и перспективы. Но сегодня ты гость в моем доме.

Владетельница хлопнула в ладони, браслеты издали мелодичную трель. Появились служанки в шёлковых одеждах и с подносами, полными яств.

— Я дам тебе все знания, которые тебе нужны, — нахмурился варвар, понимая, что повелительница Империи права в своих словах, но отступать ему было некуда. — И я благодарю тебя за гостеприимство.

— Знания я получу от моих слуг. От тебя потребуются только рассказы о твоей стране. Мы гостеприимный народ, и если ты гость, тебе нечего бояться в эту ночь. Но если ты задумал коварство, берегись — расплата будет скорой и неотвратимой. Тебя проводят, варвар.

— Я буду ждать, владетельница. И коварство не в нашей чести.

— О вашей чести идут слухи от Дальноречья до Скалистии, воин. Но они мало привлекают меня своей жестокостью, мои служанки развлекут тебя и твоих верных охранников, ты можешь позвать их с собой в отведённые палаты.

— Благодарю, сиятельная. Я не нуждаюсь в развлечениях, но мои телохранители, возможно, не преминут воспользоваться предложением.

— Я приду, когда вы закончите, — властно сказала Лаитан, скрываясь в тенях за троном. Шорох белоснежных шелков затих, шуршание песка стало неуловимым. Но вслед за ним из дальнего угла послышался другой звук. Едва слышный перезвон, легкая тень пересыпаемого песка под ногами и неуловимые, словно воздушные шаги.

Не оскорбляй хозяйку своим отказом, — голос из-за угла был мрачным. — Она казнит тебя до того, как ты успеешь даже вздохнуть, глупец!

— Есть предложения, которые я не могу принять из-за обычаев моей родины, один из которых гласит, что семя правителя не подлежит рассеивать где попало, — Ветрис сверкнул глазами и сжал губы. — Прошу простить, но традиции таковы.

— В таком случае, советую тебе, правитель, ограничиться ласками, это будет достойным ответом на предложение моей госпожи, — раздавшееся шуршание шелков и звон колец показались странной музыкой.

— Думаю, мы разберёмся на месте, — Ветрис с интересом прислушался к голосу советчицы.

— Тебя ждут сладкие вина, мясо, рыба и фрукты, мой господин.

— Мясо и рыба меня вполне устроит, а сладкие вина оставьте тем, кому они нравятся. Когда я буду необходим властительнице для разговора?

— Как только ты и твои воины досыта наедитесь и отдохнете.

В зал внесли множество кувшинов с крепким пивом и брагой, вокруг людей варвара засуетились служанки. Легкие полотна ткани, расшитые золотом и украшенные драгоценным стеклянным бисером раздвинулись, открывая просторный зал, на полу которого уже лежали десятки мягких подушек, среди расставленных низких столиков из редких пород дерева, инкрустированного перламутром и золотыми пластинками.

— Господин не должен оскорблять великий дом госпожи своим пренебрежением к её расположению, это будет невежливо.

— Если бы я хотел оскорбить пренебрежением, я бы сделал это другим образом. Менее… мягко. Но я уважаю законы гостеприимства, и преломлю хлеб с госпожой и её ближайшими соратниками, — Ветрис прошел в зал, уселся за главный стол и отломил кусок от лепёшки и отрезал кусок мяса, отпив глоток из кубка. Теперь законы гостеприимства были соблюдены. — Ваша империя славится ещё и богатством, а не только силой. Но и мудростью она славится тоже.

— Да, господин, наша сила в мудрости нашей госпожи. Отдыхайте, пока ваши воины не насытятся. Потом их займут представлением. Если ты того пожелаешь, ты можешь выбрать двух самых сильных и верных воинов для сопровождения и разговора с нашей госпожой, — вежливо поклонилась служанка, её небольшие браслеты тихо зазвенели в такт движению.

— Я пойду один, — кивнув, отставил чашу варвар. — Мне нечего бояться здесь, в самом сердце дворца. Как зовут тебя, достопочтенная?

— Киоми, господин, — ещё раз низко поклонилась, пряча глаза, служанка. Но Ветрис все же уловил брошенный на него вскользь взгляд внимательных темных глаз.

— Моё имя — Ветрис… Но ты его и так знаешь, — он пробежался взглядом по её браслетам, шелкам одеяний и по обнажённой смуглой плоти, видимой между полотнищами свободных шароваров и чего-то напоминающего жилетку в представлении изящного придворного портного. — Рисунок на твоих украшениях такой же, как у твоей госпожи. Это что-то значит?

— Да, господин. Это значит, что я приближенная служанка госпожи. Чем больше у служанки массивных браслетов, тем искусней она в бою, чем и заслуживает чести быть рядом с госпожой. У меня пока только три, — показала она тонким пальцем на свои лодыжки.

— Судя по твоей гибкости, силе тела и тому, как ты двигаешься, Киоми, у тебя есть все способности, чтобы носить максимальное количество браслетов из возможных, — наклонил голову, пряча улыбку, Ветрис. Его забавляла эта худощавая девушка с большими влажными глазами. Другой бы, менее опытный, подумал бы, что она глупа и боязлива, но ее тело говорило об обратном. — Когда-нибудь, возможно, я попрошу тебя о тренировочном сражении. Но не сейчас. Сейчас меня волнует другое.

— Да, господин. Я буду рада помочь тебе научиться лучше сражаться, — лёгкие нотки вызова были замаскированы поклоном, но в Империи кланялись не для того, чтобы высказать уважение, а чтобы скрыть мысли или выражение лица. Царь смерял ее новым взглядом и жестом пригласил сесть рядом с ним. — Что же заботит тебя, господин из далёких земель?

— Как всегда, нужды и беды. Не мои. Моих людей.

Киоми посмотрела на пьянствующих собратьев варвара, а потом перевела взгляд на их господина. Своё мнение она предпочла оставить при себе.

— Госпожа сама найдёт тебя. И время на беседу с тобой, господин.

— Я буду ждать. Спасибо, Киоми.