После, он вывел меня из казармы, достал пяти кубовый одноразовый шприц и сказал, что ему нужна моя кровь.
В моей голове тут же зазвонил, не звонок, а целый колокол. Неправильно, все, что происходит в моей жизни, неправильно. Потому-что мне многое не говорят и, от этого, я многого не понимаю. Дело не только в том, что отец хочет взять у меня кровь, ради бога, мне не жалко, но мог-бы хотя-бы объяснить, зачем она ему.
- У меня тоже брали и, как видишь, живой и здоровый.
- У всех берут кровь, но перед этим, обычно говорят, зачем.
- Не сейчас, в свое время все поймешь.
Отец часто так отвечал на мои вопросы. Так же он ответил и на вопрос, для чего из меня делают война, из давно ушедшей эпохи.
После того, как отец наполнил шприц моей кровью, он сказал.
- А сейчас сын, послушай мое напутствие - он положил шприц в футляр, который, в свою очередь, положил во внутренний карман куртки - я сделал из тебя не древнего война, а русского богатыря, коим являюсь сам, и когда придет время, ты все поймешь и...- он на мгновение замялся - простишь меня. И запомни сын, когда придет время, ни позволяй никому командовать собой, даже мне, учти - отец погрозил пальцем - тот, кто захочет тобой командовать, это твой враг и чтобы не произошло, помни это, всю свою жизнь.
Такое напутствие, да еще и перед вступлением в ряды доблестных защитников нашей родины, где без подчинения никак, меня, мягко говоря, ошарашило. Но спросить, что либо, я не успел, из дверей казармы, как по команде, появился Степан Матвеевич, который занимался со мной джигитовкой.
- Хлопцы, ну, сколько можно, трубы уже горят.
Мне до сих пор непонятно, как с таким ростом, а Степан Матвеевич чуть выше полутора метра ростом, можно выполнять различные кульбиты на коне и под ним, особенно прием с пролезанием под брюхом коня на ходу. Сам я, так и не смог его освоить, из-за того, что не мог дотянуться до противоположного стремя, а Матвеевич, который почти на голову ниже меня, делал это с легкостью.
- Матвеевич - отец только его называл по отчеству и не только потому, что он был старше Отца. Но и по той причине, что это человек единственный, кто не уступал и даже превосходил отца во время тренировок, правда, только в своей дисциплине - еще сутки гулять, успеешь трубы смазать.
- Эх, молодежь, учишь вас, учишь, а толку нет, - Матвеевич покачал головой из стороны в сторону - что будет с вояками к вечеру, если они уже подогретые?
Мы с отцом переглянулись, разом повернули головы к Матвеевичу и спросили в один голос.
- Что?
Матвеевич, с видом профессора и поднятым вверх указательным пальцем правой руки, пояснил.
- А то, что вечером они уже не смогут двигаться, - и спросил - вывод?
Мы снова переглянулись и молча уставились на джигитовщика, ожидая, какую на этот раз, 'умную' мысль, он озвучит.
- Нужно их напоить до обеда, - Матвеевич продолжал делать, не свойственное ему, умное выражение лица - к вечеру они проспятся и тогда ночь, будут гулять, как положено.
Не знаю, сколько, мы с отцом тогда смеялись, помню лишь, что я чуть не припал задней точкой к земле, от смеха.
Матвеевич вообще человек с юмором и все свои занятия со мной, он проводил в таком же духе и я к этому привык. Но в данный момент его логика, оказалась запредельной и кроме смеха, ничего не вызывала.
- Иди сын, помоги своему наставнику, а я, через минуту, приду вам на помощь - вытирая слезы, выступившие от смеха, сказал отец.
Я выбросил ватку в урну, которая стояла у входа в казарму, и повернулся к отцу.
- Ты сказал, что меня ждет самый трудный экзамен, какой?
Отец, все еще улыбаясь, ответил.
- 'Зеленый змей'.
- О-о-о - подал голос Матвеевич, качая головой из стороны в сторону - это такая скотина, что прямо жуть. Но! - встрепенулся он - я знаю, как с ним бороться.
Я не был трезвенником, да и отец никогда не запрещал, а только говорил, что во всем нужно знать меру, особенно в употреблении спиртных напитков. А утром, когда у меня было самое похмелье, поднимал на тренировку, на полчаса раньше, чтобы, как он говорил, выгнать из организма все спирты до основной тренировки.
- И как? - спросил я тогда у Матвеевича, хотя уже знал ответ на свой вопрос.
- Нужно его уничтожить путем распития - ответил тот, полностью подтвердив мою догадку.
Проводы в армию прошли, как и положено, с танцами, драками и тому подобным непотребством. Сам я, не смог справится, не столько с 'зеленым змеем', сколько с Матвеевичем, который буквально заставлял, меня и всех остальных, 'убивать' эту гадину. В итоге, я отключился раньше вояк, а проснувшись вечером, до утра старался избегать Матвеевича.
Утром, в районный военкомат, приехали на шести автобусах, всем составом, за исключением некоторых 'уничтожителей зеленного змея', в числе которых был и джигитовщик.
Сам военкомат, еще никогда не видел такого количества пьяных военных в парадных мундирах, обвешанных наградами, в большинстве своем, боевыми. Хорошо, что в этот день, в армию провожали только меня, так как прощание затянулось на несколько часов.
После того как меня, на руках, внесли в ворота военкомата, остальные ринулись следом и пьянка началась прямо во дворе военкомата. И мои наставники начали спаивать работников этого учреждения. Начальник военкомата, толстый и не высокий полковник, был, мягко говоря, не в восторге, от такого. Но услышав заверения от полковника Мамедова, который учил меня выживанию, в различных ситуациях, у которого на груди не было свободного места от наград, включая звезду героя России, что, если тот не исчезнет, то тогда исчезнут зубы начальника военкомата, тот дал добро.
Пили до тех пор, пока кто-то, не предложил везти меня, в краевой распределитель, самим. И самим же проследить, чтобы я попал в достойную военную часть. На том и порешили. Заехав, по пути, обратно на полигон и забрав всех, кто не смог ехать в военкомат, не обращая внимания на их состояние, кто не мог идти тех заносили в автобусы, и отправились в Омск.
Благо, что отец позвонил одному из своих знакомых и попросил выделить нам полицейский эскорт. Чему все были только рады.
Так с включенными мигалками полицейских машин и частыми остановками по нужде, меня только к вечеру довезли в распределитель. Я думал, что наконец-то все закончится, но я ошибался. Все закончилось только через три дня, пока из Севастополя не приехал знакомый Мамедова, командовавший бригадой ДШБ и не забрал призывника, то-бишь меня, само собой с согласия всех учителей.
Служба в армии, как и сказал отец, была для меня отдыхом. Но я все равно старался нагружать себя тренировками, но с таким графиком, получалось не очень. По моему мнению, у солдат слишком много свободного времени.
В военной части, отношение к моей персоне было не однозначным. Кроме командира части, генерал-майора Евсеева, меня никто не любил. Офицеры не любили, за то, что во время учений и тренировок давал советы. Хоть они и были правильными, но мало какому офицеру понравится, что его учит простой срочник.
Сослуживцы не любили, за то же самое, из-за меня им приходилось то отжиматься, то совершать марш-броски в полной экипировке. Что никак не способствовало дружеским отношениям. Один раз даже пытались приструнить, но после того как я 'наковылял' десятерым дембелям, смирились.
Больше всех, меня не любил старшина роты, мичман Шубодеров. Как то, во время выдачи сигарет, а тем, кто не курит, сахара, я отказался от своего сахара, по той причине, что хранить его негде.
В прикроватной тумбочки, нельзя хранить съестные продукты, там должны находиться только письменные принадлежности с письмами и 'мыльно-рыльное': зубная щетка, паста, бритва и т. п.
Шубодерову не понравилось, что я отказался от пайка, так как, из-за этого, ему пришлось-бы заниматься бумажной волокитой. И после того, как я стал настаивать на своем, мичман попытался ударить меня в лицо. Я легко уклонился от удара и подтолкнул старшину в спину, придавая ему ускорение. Мичман с силой врезался в стену и разбил нос.
Если бы я тогда знал, к чему это приведет, я бы ни за что не отказался от сахара.
На девятом месяце службы, когда я бегал на плацу, по разрешению командира роты, с вещь мешком набитым песком, я услышал звук приближающегося, со спины, УАЗа. Но не придал этому значения, по плацу периодически кто-то проезжал в сторону КПП и обратно.
Я слышал, как звук нарастал и думал, что водитель просто спешит. И только, когда звук стал совсем близко, я повернулся, но было поздно.
Мне ампутировали левые руку и ногу, удалили часть левого легкого. На правой руке осталось только три пальца: большой, указательный и средний и все это, не считая мелких травм, порезов и ушибов, из-за сахара. Из-за него случился конфликт с мичманом, который не выдержал насмешек за своей спиной. Из-за него мичман напился и решил отомстить срочнику, который его унизил. Из-за него я стал инвалидом, и все мои мысли стали сводится к тому, как покончить собой, так как теперь, я сам даже по нужде сходить не могу.
Но осенью, все изменилось, и у меня появилась надежда, на нормальную, полноценную жизнь.
Самый длинный день.
Я лежал в Московском военном госпитале, на третьем этаже, в отдельной палате с телевизором и тревожной кнопкой.
Лежа на кровати и, так как больше нечего не мог, а телевизор вызывал у меня раздражение, смотрел в окно. За окном шел первый снег и обычно люди радуются этому, но не я. Я вообще не замечал снега, я продумывал, как добраться до окна, разбить его и сбросится в низ. Но моим мыслям помешали крики за дверью, один из голосов принадлежал врачу, а второй, до боли знакомый, из моей прошлой, полноценной жизни.
- Я тебе бумажку дал, чего тебе еще надо - звучал знакомый голос, на все отделение.
- Но так нельзя, ведь человек живой - вторил ему голос врача.
Потом голоса стихли, по-видимому, говорившие зашли в кабинет и через минуту продолжились на тех же повышенных тонах.
- Лечить надо уметь, а не ждать пока парень наложит на себя руки - говорил первый.
- Ты меня еще поучи... - начал было второй, но его перебил первый.
- Надо будет и поучу. Все, харе лясы точить.
И тут врач закричал.
- Не пускайте его в палату, вызовите охрану.
- Бойцы, - заорал первый, прямо возле двери моей палаты.
Я не мог не узнать этот голос, но господи, как же я не хочу, чтобы мой наставник видел меня в таком виде. Ведь он меня учил для чего-то большего, а теперь, увидев меня, он поймет, что все его усилия пропали даром.
- К бою - продолжал кричать мой бывший наставник - никого к двери не подпускать.
Услышав звук передергивания нескольких затворов, мне стало не по себе. Неужели мой наставник настолько отмороженный, что отдаст приказ стрелять по медперсоналу? А его бойцы, они что, больные на голову, чтобы выполнить такой приказ?
Дверь в палату открылась, и в нее вошел, все такой же смуглый и здоровый как гора, дагестанец, по фамилии Мамедов.
- Здорова лежебока - радостно сказал он.
- Здравия желаю, товарищ полковник - попытался я изобразить улыбку.
В руке полковник держал большую клетчатую сумку, чем-то набитую настолько, что она напоминала большой мяч с гранями.
- Обижаешь - Мамедов кивнул на свои погоны, на которых сияли генеральские звезды. - Не устал здесь отдыхать? - спросил он, ставя сумку на пол.
Я не успел ему ничего ответить. За дверью началась, какая то суета и полковник... то есть уже генерал-майор начал спешно извлекать из сумки теплые вещи, бушлат, ватные штаны, вязаную шапочку и один ботинок.
- А можно узнать, что происходит?
- По ходу дела все узнаешь - ответил Мамедов и принялся меня одевать.
- Мне кажется я слишком тепло одет, для этого времени года - сказал я, после того как Мамедов меня одел - сейчас идет только первый снег и больших морозов не предвидится.
- Там, куда мы направляемся, уже далеко не первый снег - ответил он и взял меня на руки, как жених невесту.
- А куда мы направляемся? - снова спросил я.
- Мы - на его лице появилась довольная гримаса - отправляемся на тот свет.
Я и так ничего не понимаю, а теперь вообще склонен считать, что мой бывший наставник сбрендил. Я, конечно, помню, что говорил отец, о том кому из наставников я могу доверять как ему. Это гусар Матвеевич и вояка Мамедов. Но после того, как последний вынес меня в коридор, мои сомнения, на счет его умственных способностей, усилились.
В коридоре стояло четыре бойца, в полной экипировки спецназа, с Калашниковыми и держали под прицелом, лежащий на полу, медперсонал.
- Вы не террористы?
Мамедов посмотрел на меня так, как смотрят на дебилов.
- Охренел, что ли - говорил он, спускаясь со мной по лестнице, впереди своих бойцов - этот придурок, главврач, не хотел тебя отпускать. Даже после того как я показал ему свидетельство о твоей смерти.
Вот это новость, прямо груз с плеч. Так глядишь, точно, на тот свет попрем, всем скопом, вместе с Мамедовым и его шизанутыми бойцами. Что вообще происходит, что, мать вашу, за ересь несет этот смуглый увалень.
На первом этаже ситуация была примерно такая же как и на третьем, за исключением того, что бойцов было больше и медперсонал не лежал, а стоял с поднятыми руками.
У входа в госпиталь стояло четыре бронеавтомобиля 'тигр'. Два из которых, первый и последний, с пулеметными турелями, в которых сидело по бойцу.
Выйдя из госпиталя, Мамедов подошел к задней двери второго 'тигра', один из бойцов открыл дверь, и он меня усадил на заднее сидение. Рядом сидел еще один инвалид, но у него не было лишь правой ноги, по колено. Этот парень помог мне пристегнуться ремнем безопасности.
- По коням - крикнул Мамедов.
Бойцы погрузились в остальные машины, сам Мамедов сел за руль 'тигра', в котором сидел я и парень без ноги, и колонна тронулась.
- Тебя так же забирали? - поинтересовался я у парня, надеясь, что у него с головой все в порядке.
Парень был невысокого роста, от силы метр шестьдесят, темные волосы, голубые глаза - что редкость - ровный нос, худощавого телосложения. И еще, у него не было всего лишь правой ноги.
- Нет, меня дядька из дома забрал - ответил парень, кивая в сторону Мамедова.
Странно, Мамедов вроде смуглый представитель гор, а этот, хоть и брюнет, но все-ж-таки, представитель белой расы. Ну, может они родня через десатое колено и мама белокожая, волосы все-таки черные.
- Кстати, Николай Курохтин бывший лейтенант спецназа, а ныне, двадцати пяти летний инвалид, - он показал на остатки своей ноги - характер вспыльчивый, но быстро отходчивый, всегда говорю то, что думаю. Ногу потерял при охране особо важной персоны, - вот так коротко и емко представился парень.
- Олег Серов бывший сержант роты ДШБ, девятнадцать лет, попал под колеса пьяного мичмана на УАЗике. Характер спокойный, рассудительный не вспыльчивый - в ответ, также коротко, представился я.
- Вот падла - выразился Николай.
- Кто? - не понял я.
- Да тот 'сундук', что на тебя наехал, все беды в армии от них - Николай хлопнул себя ладонью по здоровой ноге.
Что не говори, а он в чем-то прав, но отчасти. Прапорщики действительно считаются, в некоторой степени, вредителями, с их постоянным воровством и пьянством, а что вы хотели, ведь прапорщиками становятся бывшие срочники. Но все забывают о той полезности, которую они приносят, взять хотя бы должность начальника склада, будь то продуктовый или вещевой. Если бы не было прапорщиков, то кого ставить на эту должность, офицера? Нет, слишком накладно получится. И не надо думать, что все подряд такие, есть механики, старшины, да, в конце концов, тот же российский спецназ, на десять процентов, состоит из прапорщиков. Так что я склонен считать, что мне просто не повезло. А то, что прапорщики постоянно попадаются на косяках, так попадаются и офицеры, но это замалчивается по той причине, что в их обучение вложено слишком много сил, времени и денег.
- Кстати Олег, - заговорил Мамедов - это сын твоего крестного.
Я был крещен в раннем детстве и не мог помнить этот процесс. Про крестного, вообще нечего не знаю и отец, как-то, об этом не говорил. Да и сам я никогда не задавался таким вопросом, не до этого мне было.