Помоги проекту - поделись книгой:
Самой важной задачей текущего момента для Земств, признано предотвращение волнений крестьян в случае недорода зерна уже этим летом. Для чего при Поземельном и Крестьянском Банках организуются особые хлебные фонды в 5 и 10 миллионов рублей соответственно, для беспроцентных целевых хлебных ссуд на пять лет, для распределения зерна среди малоимущих крестьян. Организация выдачи и справедливого распределения его, возлагается в первую очередь на Земства.
В Императорском Манифесте было также декларировано, что в скором времени, как только правительство отработает механизм, произойдет списание выкупных платежей крестьянам, и передача общинам части министерских и удельных (по 25 %), а также части помещичьих земель. Последние изымаются за непогашенные срочные ссуды и кредиты в размере половины заложенных площадей. С 1-го марта на прием земель в залог вводится пятилетний мораторий с недопустимостью перезаклада. Остальная часть просроченных помещичьих долгов казначейству подлежит списанию по убыткам, у частных банков она выкупается государством за четверть стоимости с рассрочкой в пять лет.
Склока же в самом благородном семействе России была страшная. Матушка и дядья сперва вызвали Николая «на ковер» в Аничков. Однако он, сославшись на нездоровье, туда не поехал. Отправляться всем вместе к нему без приглашения, было не положено. Да и не комильфо. Поэтому Мария Федоровна первым послала для выяснения отношений с венценосным «блудным сыном» наиболее близкого к нему из дядюшек — Великого князя Сергея Александровича, примчавшегося по такому случаю из Первопрестольной.
Но настроения Степану Осиповичу не подняло даже это: «Эх, мой дорогой, там — Германия, немцы. А то — наши! Балаболок, да выскочек разномастных понавыбирают, вот уж и надумают они нам в этой Думе. А то, что нет пока ответственного министерства — так, лиха беда начало! Выклянчат. Помянете мои слова: взвоем мы еще от их „склок с совещательным голосом“! Но, не дай нам Бог, чтоб кабинетная система или сменяемое по выборам правительство как в Парижах. Вот тут и запляшем мы танцы святого Витта. Все давешние делишки господина Витте как бы нам цветочками не показались! Я то думал, что в Питере попробуем порядок навести — а тут… Какое там! Задумали Дубасова на меня менять. А зачем? Нет уж. Пусть он дальше с этим всем разбирается в министерстве. А я, если Государь позволит, с палубы в кабинет не уйду».
Великий князь Михаил пережидал овацию в свой адрес минут пять. И было видно, что при этом изрядно стушевался. Огонь, вода — это уже стало привычным и обыденным. Но с медными трубами, причем не в театрально-партикулярном варианте официальных церемоний, заседаний и парадов, а вот так вот, — во всю ширь, от сердца, от души. С этим он столкнулся впервые. Да сразу так, что до самых потаенных глубин сознания дошло: они тебя любят не за то, что ты чей-то сын, брат или наследник какой-то там короны. А любят за то, что ты — воин, как и они. И победитель, как и они. Что ты видел костлявую в лицо не раз, как и они. И заставил ее уйти восвояси ни с чем. И не только с твоей дороги. Теперь ты — по праву вожак их стаи, вождь их клана. И по одному твоему слову они…
Но при этом было ясно, что добиться от земцев искреннего желания сотрудничать с правительством в проведении земельной реформы при руководстве всем процессом из МВД, было проблематично. Для большинства склонных к либерализму земских деятелей Плеве представлялся пугалом, «душителем всего прогрессивного» и «без пяти минут» диктатором, этаким «деятельным Победоносцевым». Такому его образу способствовала и «передовая» пресса, подогреваемая Витте, его главным конкурентом не столько в борьбе консервативных и либеральных воззрений, сколько в схватке честолюбий за «влияние на Государя». Увы, работать с издателями и журналистами Плеве не умел и не желал.
Однако, Николай не пожелал и простого решения, типа, «повязать, подкинуть в карман гашиш, эсэровскую прокламацию или ворованный кошелек (нужное подчеркнуть) и загнать за Можай», хотя Дурново поначалу рекомендовал оперативно устранить возникшую проблему именно в таком ключе. Самодержец не имел намерения рубить с плеча и разбрасываться патриотичными и думающими головами.
Вот ведь, странная штука. Многие у нас любят порассуждать о культе личности. О ее роли, месте в истории. Но самое главное, фундаментальное в нем, в культе этом самом, — зарождение массовой энергетики любви и обожествления Вождя, — рождается отнюдь не сразу. Не единичным щелчком некоего таинственного тумблера.
Я тщательно ознакомился с Запиской по крестьянскому вопросу, подготовленной министерством уважаемого Вячеслава Константиновича. Полагаю, что все вы, господа, тоже ее внимательно прочли, как я просил. Считаю, что ключевые ее положения более чем логичны, своевременны, а главное — реально осуществимы. Значение этого документа для будущего Российской империи огромно, и я поздравляю Вячеслава Константиновича Плеве и Владимира Иосифовича Гурко кавалерами Ордена святого равноапостольного князя Владимира первой и третьей степеней соответственно.
Быть пророком — неблагодарная работа. Мирным новый век вряд ли будет. Не эту ли горькую истину мы вместе усвоили на собственном опыте? И, значит, не должно впредь допустить такого, чтобы наша Россия встречала войну, не будучи к ней готовой. Многие говорят, пишут, что, мол, Япония просто не выдержала долгой войны. По-видимому, так и есть. Ну, а мы? Мы выдержали бы ее, еще хоть полгода?
Но здесь и сейчас этого уже не будет! Здесь и сейчас, карты судьбы легли совсем по-другому. История России идет по иному, неизведанному пути. Каким он будет для нее — во многом теперь зависит и от них. От них, от всех. Ныне — живущих…
К сожалению, его председатель Сергей Юльевич Витте в настоящее время крайне занят вопросами получения иностранных заимствований для нужд ведения войны. Свои предложения по данной теме, как он мне сообщил, он сможет подготовить не ранее, чем через три месяца. У нас нет такого долгого времени. К окончанию года реформы должны быть начаты. И вестись по утвержденному мной плану. Завтрашним моим Указом отмена круговой поруки будет распространена на все края и губернии за Уралом, дабы крестьяне, решившие переселиться на Дальний Восток, в Маньчжурию или киргиз-кайсакские степи, понимали: архаичные общинные пережитки на новом месте их не встретят.
На Земства ложилась огромная нагрузка по выполнению важнейших госпрограмм в области медицины и образования, создания современной транспортной инфраструктуры и интенсификации сельскохозяйственного производства, в том числе в деле создания сети МТС и элеваторов. В краткосрочной перспективе должна быть устранена чересполосица — главная беда для крестьянства. Должен быть упорядочен и проведен в кратчайшие сроки выкуп пустующих, неэффективно использующихся помещичьих земель, а также ускорено судопроизводство по проблемным закладам.
Высокий, но уже не долговязый, как это было с год назад — тренировки по методике Балка, это вам не конкур да фехтование, и в плечах он заметно раздался, — Михаил нервно пытался пристроить у микрофонов темно-бордовую, коленкоровую папку так, чтобы было и читать удобно, и при этом не пришлось слишком нагибаться. О регулировке установки микрофонов по высоте никто до этого момента не подумал.
А как армия? Положение там сложнее, чем у нас на флоте. Еще одно сражение, вроде Ляоянского, и чтобы было, чем стрелять, придется полностью очистить склады западных округов. Наши заводы сумели за год сделать меньше половины от заказанного количества трехлинейных патронов, и треть заказанных боеприпасов для полевой артиллерии. Если бы не германские поставки осенью-зимой, смогла бы наша Маньчжурская армия одержать убедительную победу под Ляояном? Подумайте об этом всем…
В заключении, я хочу сказать еще и о том, что при всей бесспорности наших побед, каждый из нас должен, не кривя душой, сказать себе: на нашей стороне была и удача.
Вспомните, как в последний час схватки у Шантунга до последнего снаряда дрался против пяти наших крейсеров герой «Якумо». Как сражался против шести броненосцев обреченный «Адзума». Как кинулись в самоубийственную атаку на мои крейсера их малые миноносцы… Днем! При видимости миллион на миллион! Все они погибли, но и «Корейца» с собой унесли. Мы уже знаем, что роковой для японцев разворот Камимуры был вызван не попыткой бегства покойного адмирала, а двенадцатидюймовым снарядом с «Ретвизана», разбившим управление у «Конго». На таких подвигах надо молодежь учить!
Вот и получается, товарищи, что одолели мы японцев в первую очередь благодаря заступничеству Небесному. Прямо скажу — чудом одолели. И, поверьте мне, имею право именно так думать. И говорить. Представьте сейчас, что не японцы бы на нас напали, а стравили бы нас англичане да французы с немцами? Вот и я тоже помолчу, чтоб беды не накликать, прости Господи, — Михаил сплюнул через левое плечо, — Вывод из всего этого у меня один. В корне косности нашей замшелой и явного отставания от передовых стран, лежат наши внутренние порядки… Так дальше жить нам нельзя!
А то, что за спинами у японцев прятались и всячески помогали им англичане и американцы — про то отдельный сказ. Вы с холодной головой и без лишнего азарта на то смотрите. Но сам факт бесспорен, и победу вашу только лишь возвеличивает…
Прогресс в военном деле не остановить. Разве вы сами на себе не прочувствовали, что значат лишних два-три узла скорости в сравнении с неприятелем? Поэтому переход на нефтяные котлы и турбины вместо паровых машин неизбежен. Как и появление новых, мощных и дальнобойных орудий. И рациональных схем их размещения. При этом нужно противопоставить подобным орудиям противника новые типы и системы бронирования, а минам и торпедам — подводную защиту. Только приспособить к этому всему броненосцы и крейсера ушедшего века физически невозможно. Так не лучше ли нам передать славные имена новым кораблям, способным приумножить их ратную славу, чем поддерживать искру жизни в небоеспособных блокшивах и брандвахтах?
А Вас, Виктор Вильгельмович, я прошу его организовать и возглавить. Это крайне ответственное поручение, я на Вас ОЧЕНЬ надеюсь. Полагаю, что все прежние размолвки ваши с Вячеславом Константиновичем будут преданы забвению. Ваш сегодняшний труд в одной упряжке крайне важен. Как лично для меня, так и для всей страны.
Забавно: есть много биографий Наполеона, Сталина, Гитлера, Цезаря или Токугавы. Но почему там так мало правды о том, когда же именно у них это ВСЕ начиналось? И как? Не по хронологии, а по сердцу. Что творилось в ИХ душах? Как же легко и гладенько все списать на непомерную гордыню или жажду власти. Но ведь это — бесстыдная подмена высшей математики арифметикой. Чересчур просто, пошло и примитивно в отношении фигур, личностей, такого калибра и масштаба.
В соответствии с предложенным Столыпиным планом земельной реформы, от привычного, архаичного общинного землевладения наиболее активной части крестьянства предстоял постепенный переход к частно-фермерскому: хутора, отруба. С перспективой его дальнейшего укрупнения по мере развития земельного рынка. Создание условий для этого, начиная с общественной и правовой поддержки, и заканчивая подготовкой нужных для этого специалистов, в частности землемеров, счетоводов-бухгалтеров и агрономов, — становилось первейшей задачей земских органов.
Мы, люди военные, на собственной шкуре познавшие, что такое нехватка снарядов и угля, должны не убеждать, но требовать от правительства всемерного наращивания нашей промышленной мощи. Без нее война долгая, война «на прочность», России категорически противопоказана. Сегодня ее главный фронт — экономический.
Как выяснилось, фактическим инициатором и главным автором его был Владимир Иосифович Гурко[14], занимавший в МВД должность управляющего земским отделом. Пару раз перечитав Записку, на словах декларирующую сохранение крестьянской общины, а на деле подготавливающую ее неизбежный, но постепенный развал и сход со сцены, Вадим решил лично познакомиться со столь незаурядным человеком.
Поселенцам-ветеранам были даны невиданные в истории России льготы. Манифест царя «К доблестным Героям нашим, воинам русской армии и флота» от 26-го февраля, гарантировал первоочередное наделение бесплатной хуторской землей демобилизуемых бойцов Маньчжурской армии, ТОФа и казаков — участников боевых действий, решивших остаться здесь жить и вести личное крестьянское хозяйство. Лица крестьянского сословия из их числа, а также все члены их семей, получали гарантию беспрепятственного выхода из «домашней» общины. И право на немедленную и полную денежную компенсацию за надельную землю и недвижимое имущество, оставляемые общине.
Общество снизу слегка заурчало, как довольный кот. Слышались реплики вроде: «Михал Александрыч, не томи!» «Зачем по бумажке! Давай от себя, товарищ Великий!» «Ну, ее, речь эту, не Госсовет! От себя говорите! Просим!»
При этом, как следствие, неизбежно вставал вопрос о привлечении к этому самому самоуправлению лиц крестьянского сословия, дабы избежать пресловутого «без меня меня женили». Для этого самым логичным решением было создание третьего — низового — уровня в структуре земских организаций. Всесословного волостного земского собрания, имеющего право делегировать своих председателей и выборных гласных в состав уездных и губернских земских органов.
Не любитель цветистых фраз, Оскар Казимирович, говорил четко и размеренно. Как команды рубя короткие фразы. Вначале он поблагодарил моряков за боевую работу, без которой успехи армии, как под Артуром, так и под Токио, просто были немыслимы. Затем воздал хвалу офицерам и солдатам Щербачева. И это понятно: сам гвардейский офицер и генерал «со стажем», он пристально следил за боевыми успехами гвардейцев. После чего озвучил решение царя: из воинов, особо отличившихся в боях на Квантуне, в Маньчжурии и Японии, будет сформирован ряд новых гвардейских частей. Причем, списки кандидатов в гвардию, с дозволения Императора, Гриппенберг собирался рассматривать лично.
Полномочия земских начальников и мировых посредников в новых условиях нам предстоит пересмотреть. С земств снять всю не свойственную им нагрузку: этапирование, конвой и временное содержание под стражей арестантов. Для этого в штате МВД будет образовано отдельное Управление территориальной полиции, отвечающее также за общее обеспечение порядка и спокойствия на земских территориях.
В налаживании фермерского хозяйствования, коллективной кооперации, крестьянам будет предоставлена господдержка. А первыми шагами станут полное списание выкупных платежей и отмена законодательных ограничений на выход крестьян из общины. Вопреки патриархальному укладу, даже для «молодых» семей. Также хуторяне получат гарантии госзащиты от «завистливых действий». И это будет сделано сразу же по окончании войны с Японией.
Сегодня мы не можем себе позволить роскошь ещё одной войны. И поэтому, прошу вас, молодежь, уймите излишний алармизм. Не нужно высказываться столь вызывающе по отношению к британцам или янки. Да, мы знаем и помним, кто маячил за японскими спинами. Но разве стране сейчас нужны новые военные потрясения? Вести себя сегодня вызывающе и дерзко — не стоит. Тем более, что сами они, я не сомневаюсь в этом, скоро начнут искать сближения с Россией. Наша победа серьезно изменила мировые расклады.
По мере того, как Михаил читал, на лицах офицеров можно было увидеть всплески самых разных эмоций. От безмерного удивления и немого потрясения, до сумасшедшего восторга. Кто-то, сорвав с головы папаху или фуражку, истово крестился, кто-то, ошалело пихая в бок остолбеневшего соседа, переспрашивал: «Что это он говорит? Конституция? Это как понимать? Или революция там у них, в Питере, а нам и не говорили?» Кто-то, потупив взгляд, бурчал под нос: «Ох-ё… не было печали. Сейчас в деревне черт-те что начнется. Опять палить бы не начали…» А кто-то, просто обнажив голову, как это сделал каперанг Юнг, шептал одними губами, как молитву: «Господи, милостливый, свершилось! Дождались… Слава Тебе…»
Земское самоуправление будет введено на всей территории страны, включая Казачьи края, области и земли, за исключением ряда юго-азиатских областей, Привисленского края и Финляндии. Председателем Всероссийского Земского совета, согласно пожеланию Государя, был избран князь Вяземский. Дмитрий Николаевич Шипов стал Секретарем исполкома ВЗС, а его товарищем — граф Петр Александрович Гейден.
Встречи под Тверью
Глава 3
— Нет, господа, не беспокойтесь об охране. Я приглашаю Василия Александровича прогуляться со мной вдвоем. Далеко мы вряд-ли уйдем и от вас не скроемся, — Николай задумчиво усмехнулся, — Вокруг, как видите, только ели, да сосны. Тем более, судя по его славным боевым делам, за безопасность моей персоны волноваться не стоит. В обществе капитана Балка я под надежной защитой.
— Перестанем делать глуп… ошибки. Для начала.
И начался сумасшедший дом. Погоны, аксельбанты, шнуры, папахи, германские шишаки-пикельхельмы, треуголки, плюмажи, кавалергардские орлы, фуражки, ордена… Звон шпор, суета, команды на русском и немецком… Выход императоров. Высочайшее посещение наших раненых адмиралов — Небогатов и Трусов пока лежачие…
— Что это такое?
— Ясно. Только это все цветочки, мужики. На днях вскрылись факты его секретной переписки с Абазой. Дурново кое-что очень занятное там нашел, с аглицким душком.
— Васенька, любимый…
— Да. Все логично, Василий Александрович. Уже не стоило свеч, — Николай невесело усмехнулся, явно не оценив шутку Балка, — Но понимаете, меня гнетет даже не сам факт цареубийства. Все мы ходим под Богом. Я видел, как умирал мой дед. Теперь, поговорив о многом с Мишей, уверен, что и моему отцу могли «помочь».
— Довольно… — Николай с тяжким вздохом опустился в кресло у стола, — Что же мы теперь будем делать, Василий Александрович?
— Я понимаю.
— Я понимаю Вас. Но совсем не хочу для нашей страны такого будущего.
— И третий список. В нем важнейшие месторождения полезных ископаемых, частью с координатами приблизительными, частью с общим указанием мест их залегания. Те, что на данный момент здесь пока еще не открыты. Золото, алмазы, руды черных и цветных металлов, нефть, природный газ. Этого стране хватит больше, чем на солетие усиленного экономического развития. И еще больше на продажу останется.
— На «Варяге» во Владивостоке. Я предположил вероятность подобного развития событий сразу после того, как Михаил Александрович радостно сообщил мне, что Вы телеграфировали ему о твердом решении посетить армию и флот на Дальнем Востоке ПОСЛЕ оглашения конституционного Манифеста, а мое назначение в контору Зубатова окончательно решено. Тогда же я попросил Михаила организовать отправку в Петербург отобранных мною бойцов, лучше всех показавших себя под Артуром и Токио, вместе со мной. А также нескольких отличившихся офицеров из полков Щербачева. Соломку стлать приходилось быстро, чтобы не так больно было падать, если что…
— Хм… Всеволодыч. Как считаешь, может пора вздуть его? Разочек. ПРАВИЛЬНО. Чтоб понял, перед кем хвост поднимает.
— Ой! Василий Александрович! Так Вас и ищу… Придушите же!
— Спасибо! Но все-таки, знайте, Василий Александрович, что самый главный секрет нашей Империи, это Вы, — Николай улыбнулся в усы, — С ума сойти можно! Вот так вот: взять, и походя подарить царю пол царства, если не больше.
Ну, и чего тут страшного-то, Господи? Не кусается же он.
— Вы сегодня назначаете регентом Михаила Александровича.
— Именно, что мерзость. И выходит, что наш народ русский на такое способен. Хотя, наверное, версию о деньгах, мы тоже не можем отметать. Мне Михаил говорил об этом. Значит, так и не были найдены документы, впрямую изобличающие господина Ульянова в этом деле?
Упс… Не иначе что-то приватное решил мне сказать сам. И прямо при всех. Слава те Господи, что у нас тут не 37-й год…»
«Не, так я сегодня точно возгоржусь. „Голубой Макс“… И ведь каких-то еще он мне родственничков приплел. И у кого спросить? Блин, а Вильгельм вблизи, пожалуй, даже более карикатурен, чем его изображали газетчики. Светлые глазки-буравчики, слегка на выкате, подстриженные безупречным торчком знаменитые усы, зычный, грубый голос, резкие движения. Левая, ущербная рука, словно атрофированная передняя лапка ящера-тираннозавра, пристроена на эфесе палаша, рефлекторно мелко подрагивает…
— Да, дела веселые в вашем гадючнике…
И такой у нас с ним интересный диалог вышел… типа, «сам с собою я веду беседу», что дальше все было так, как было. Спасибо тебе, Петрович, что коньяку вовремя плеснул. Крыша уехать могла. Или моя, или его. А совсем едины мы стали в Артуре. Веруньчику за то спасибо скажите. После ее камулятивного взгляда вы оба и получили окончательную амнистию. А не отсрочку. Ясно я выражаюсь? Хотя именно сейчас, если рассуждать «по-коловски», самое милое дело — мне вас всех валить и рвать когти.
С тобой-то, Петрович, все ясно и просто. Как с котелком без ручки. Тебе только дай «Микасу» утопить по принципу «Д квадрат ПиЭр»: «Давай-давай! Потом разберемся!» Да и с тобой Вадик — не сильно сложнее: свалить из этого дерьма самому, но сперва к нам подлизаться, да папаню потом сюда вытащить. Я представляю, как ты прифигел, когда ясно стало, что четвертый — это Фридлендер.
— Василий Александрович, тут по поводу дяди Фрида, я еще кое-что хотел…
«Блин! Вот только не заржать… почти как в незабвенном „Иване Васильевиче“: „Царь! Очень приятно, Царь“. Так-с-с?.. А не слишком ли долго мы ее рассматриваем? Ревновать к помазаннику Божьему тут не принято, или как? Василий, спокойно. Фух!.. Пронесло, кажется. Так, о чем это там перед ней Величество распинается»?
— Типа? Чучело ты, а не кандидат на Нобелевку, — Петрович заржал, — Ладно. Слушай инструктаж, герой-любовник. Краткий.
Далее — второе. С Ольгой веди себя уважительно, но твердо. Нежно, любя. Но до истерик не допускай. Готовь к длительной компании. То, что ты знаешь, как Николай не сумел противостоять бракам Михаила и Кирилла, не означает, что он не смог их примерно и жестко наказать. Не забывай об этом, и не вздумай Ольге рассказать про их амурные делишки. Нам подобное нужно, когда мировая драчка в перспективе? Не трепанул еще?
— Нет, Ваше Величество.
— МолодцА, однако. Четверка. Твердая. И по всем твоим питерским житиям главный вопрос у нас к тебе будет: Как ты, в принципе, умудрился Николая охмурить? Я, честно говоря, на ваш с ним консенсус и не надеялся. Тем более, на столь скорый.
— Вот как? Интересно… — Николай вновь коротко взглянул Балку прямо в глаза, — И в чем же тогда, любезный Василий Александрович, Вы бы меня обвиняли? И за что судили?
— Василий, а чему удивляться? Сейчас «безобразовцы» постараются нашу победу «отжать» по-полной. Тем более, что «Семь пудов» снова при делах. И он свято, искренне уверен, что победы русского флота — его неоспоримая заслуга. Макарову и мне он точно кровушки попьет. Короче, жить становится интересней, жить становится веселей.
Достаточно, не?
— Конечно. Я в этом не сомневаюсь.
— Вась! Ты с ума сошел! Я боюсь…
Так что, если Вы со мной не согласны, Государь, брать на себя ответственность за данное направление работы я не готов. Прошу простить! Вы можете располагать мной на любом другом участке, но…
Перегарчиком прет слегонца. Вчерашний вечер удался явно. Но, все равно — хорош! Энергетика какая! Император, ничего не попишешь. Тестюшка у Мишани наклевывается тот еще, мама не горюй. Только употреблять его желательно в гомеопатических дозах, иначе вынос мозга обеспечен.
Если мы станем ему неудобными, будут четыре одиночки в Петропавловке, долгое и педантичное «потрошение», на завершающем этапе очень и очень болезненное. Которое, полюбас, закончится 9-ю граммами свинца. Либо уже для сумасшедших — кто до конца не выдержал, и это их счастье. Либо для все еще вменяемых. И им же хуже.
А Вильгельм мешкает. Ясно, зацепился рукавом. Щас точно «Георгия» мне оторвет. Наверно, у него без перчатки рука замерзла. Я же в самом конце шеренги. Вот, кажется, и готово, наконец. И сам соизволил воротник поправить. Усы дыбом, фейса довольная… Слава тебе, Господи!
— Русский народ.
— Здорово, Вадик. Пять баллов. Умница, не облажался. А то бы точно — придушил.
— Секунда. Максимум две-три, если он готов к атаке и вооружен, Ваше величество.
А вот что дальше делать с «дядей Фридом», Вадим, теперь предоставь решать мне. Я ясно выразился, надеюсь?
— Да, конечно, гражданская война… Но что в итоге?
Я вовсе не отметаю, что среди дворян есть и вполне разумные, дальновидные люди, понимающие не хуже нас, что так дальше жить нельзя. Если на горящие усадьбы отвечать лишь «столыпинскими галстуками», нагайками и залпами в упор, катастрофа неизбежна. Не сомневаюсь я и в том, что среди здешних российских буржуев есть вменяемые и даже патриотичные люди. И раз мы выбрали консервативную сторону баррикад, путь реформ, то и на тех, и на других, нам и нужно будет опираться.
— Работа такая. Ладно, рассказывай по-быстрому: кто тут есть ху?
— Верок, ты, что это у меня?
А для затравки изобрази нам в лицах, как и почему твой дорогой Ники слил инфу о нашем «пришествии» Императрице. И как помешанная на мистике неврастеничка такую новость переварила? Хочу знать твое мнение и как свидетеля, и как медика. Откровенно говоря, хотя я и ждал от царя-батюшки чего-то подобного, рано или поздно, но попозже — было бы лучше. С какой точки зрения на это не посмотреть.
— Договорились, Василий Александрович…
Я это понимаю. Как и понимаю, что со стороны государственной власти, дворянства было наделано много ужасных ошибок, приведших народ к озлоблению. Но скажите, вот когда возводят на эшафот человека действительно виновного, осужденного судьей, это — правильно? Вы же сами сказали — «судить»?
— Нет, Государь. Я узнал о случившемся менее час назад. Так что Михаил данное Вам обещание ничего не сообщать мне письменно, выполнил. К большому сожалению. Вы согласны с тем, что это письмо повезу я?
— Я?!
— Не у меня, Государь, а у Ваших близких Вам стоит попросить прощения. Которых Вы сейчас оставили в Царском Селе фактически в роли заложников.
Все, пока народ, я побежал за Верочкой. К царю не опаздывают. Его просьба — сиречь приказ. Подарком еще каким-то грозился…
— НЕТ. Теперь, больше не вправе. И если Вы хотите, чтобы я занимался проблемами обеспечения внутренней и внешней безопасности Российской империи с учетом опыта спецслужб моего времени и, следовательно, в первую очередь Вашей безопасностью, Николай Александрович, как главы государства, я должен своевременно, то есть сразу, получать исчерпывающую информацию обо всех событиях, потенциально опасных для Вас и Вашией семьи. О выявленных событиях. Равно, как и о людях или организациях, ко всем этим событиям имеющих прямое, либо косвенное отношение. В противном случае я не смогу эффективно анализировать ситуацию и предлагать способы реагирования на возникающие угрозы! В итоге, все закончится очень и очень плохо.
— Вах! Михал Лавреньтич, дорогой! Своих не узнаешь? Зазнался, да?
— Вадим. Человек в разных обстоятельствах способен на различные поступки. Тем более, человек внушаемый и болезненно самолюбивый одновременно. И даже просто способный испугаться. За свою семью, например. Понимаешь, о чем это я? Уверен ты на 101 %, что нет такой ситуации — оговора, провокации, доноса — при которой он не решит отделаться от нас, как от лишнего фактора риска?
На ухо:
Поделиться книгой: