С любимыми не расставайтесь

Александр Володин

С любимыми не расставайтесь

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь/

Всей кровью прорастайте в них, —

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

Когда уходите на миг

А. Кочетков

Совсем еще молодая женщина одевалась, глядя только перед собой, только на то, что нужно. Платье на спинке стула. Чулки на перекладине. Босоножки под кроватью.

А Митя, муж ее, лежал на раскладушке, закрыв глаза. Но все было очень слышно: прошелестело платье, что-то шепнул один чулок, другой. Защелкали босоножки. (Подошла к столу.) Лязгнули тарелки. (Понесла на кухню.) Теперь можно открыть глаза. На кухне грянула вода. (Умывается.) Деревянно щелкнули кастаньеты. (Наливает в стакан кефир.)

Потом стало тихо. Что такое, уже ушла? Стукнула дверь. Вот когда ушла.

В черной не по погоде рубашке Митя шел по улице Он держал руки в карманах, но там они были стиснуты в кулаки.

Свернул в парадное, поднялся по лестнице, позвонил. Подождал, еще раз позвонил Не открывали. Он прислушался, шагнул назад и изо всей силы ударил в дверь ногой. Тогда-то за дверью зашевелились.

— Кого вам? — вежливо спросил мужской голос.

Митя ответил не сразу, голос был незнаком.

— Откройте.

— Никого нет.

— А где хозяин?

— Не знаю.

— Когда будет?

— Неизвестно.

— Что вам, трудно дверь открыть?

— Видите ли, меня заперли, — сказал из-за двери неизвестный. — Петр Андреевич по рассеянности унес ключ, а отсюда не открыть.

— Вы что, не можете выйти?

— В том-то и дело. Приехал в Москву на два дня, и вот один день уже пропал.

— Ну-ка, дайте там чего-нибудь. Проволоки кусок.

— Да откуда же тут проволока?

— У него мотоцикл должен стоять, там в сумке барахло разное, поворошите.

За дверью поворошили.

— Что-то есть, не знаю..

Митя нагнулся, достал из-под двери просунутый железный штырь. Вставил в замочную скважину. Там щелкнуло, и дверь открылась.

Перед ним стоял трудно определимый человек в новом костюме и при галстуке. Он неуловимо и бессознательно изменялся в зависимости от того, с кем имел дело.

— Благодарю вас. Коровин,— представился он.

Митя был хмур и рассеян. И этот человек стал хмур.

— Я посижу здесь, подожду, — Митя прошел в комнату. Озабоченный, усталый, он сел на стул.

Неопределенный человек сел на стул напротив него и тоже обрел озабоченный и усталый вид.

В комнате действительно стоял мотоцикл с коляской. Здесь он казался громоздким и был как бы центром и главным предметом комнаты.

— Вы идите отсюда, — сказал Митя.

— А вы?

— А я останусь, подожду.

— Зачем же вам ждать?

Митя не ответил и пересел за непокрытый стол. Он вытянул ноги, приготовясь ждать долго.

Человек нерешительно сказал:

— Как же я могу уйти, я должен дверь запереть.

— Ну сидите, — согласился Митя.

Он взял со стола пачку сигарет.

— Ваши?

— Нет.

Тогда он закурил.

Коровин, не вставая, потянулся, достал и раскрыл книжку, но было видно, что он не читает.

Митя поднялся, пошагал по комнате, отшвырнул что-то ногой к стене, там треснуло и звякнуло. Открыл холодильник— он был пуст. Снял со стены фотографию, глянул, бросил на стол

— Ладно, я пошел. Вернется, — скажите, я его под землей найду.

— От кого передать?

— Догадается.

Когда Митя подошел к метро, у трубчатой перегородки его ждала девушка в светлом платье, с сумочкой через плечо.

Она словно бы почувствовала, что Митя приближается, обернулась, засветилась и глазами и русой прядкой волос, и, кажется, всей длинненькой фигуркой — и пошла, почти побежала навстречу.

— А я жду, жду, — сказала она счастливо-обиженно.

Что Ирина умна и интеллигентна, становилось ясно

лишь после того, как она начинала говорить. А так — простушка-красавица, призерша по современным танцам в районном Доме культуры.

Чтобы понять, почему такая женщина могла полюбить Митю, следует несколько слов сказать о нем. Он тощеват и смугл, а глаза — светлые, рассеянные. Разговаривает мало и потому производит впечатление скромного, но в то же время загадочного человека. На заводе, где он работал, эта его особенность задевала и беспокоила девушек.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Странновато. А почему на вы? Мы же пили на брудершафт.

И они пошли рядом, пока не задумываясь — куда.

— Старый, безумный женский практицизм! — воскликнула Ирина. — Я еще раздумывала, сдать мне билет на поезд или нет! Я же сегодня должна была уехать на Украину, у меня отпуск второй день. Боже, какая я стала мещанка. А еще всем говорила, что я цельный человек.

— Зачем же так. Надо было ехать.

— Вы тут ни при чем. Это мое дело. Если бы вы знали, что со мной происходило после того вечера! Когда все сидели и хохмили, а вы встали и вышли — я тоже встала и пошла за вами машинально. Потом спохватилась и вернулась. И я себе сказала: «Какое свинство, ушел и не попрощался!»

— Почему же вы так сказали? Мы ведь как будто и не здоровались.

— А я вот сказала. А потом оказалось, что вы еще не ушли. Я тогда совсем соображение потеряла. А вы вдруг говорите: «Только не уходи. Я всегда ухожу последний». Кстати, сразу на ты. В общем, когда я вернулась домой, мама спрашивает: «Что с тобой?» Утром проснулась, глажу платье, брызгаю его слезами. А потом весь день ходила по улицам и улыбалась как дура. И вдруг — звонок. Я думала, ты просто скажешь: «Это я». И все. А ты вдруг начал объяснять, кто это говорит...

Что на это ответить — Митя не знал. У него и слов таких не было. Девушка всегда казалась ему настолько умнее и выше его, что прежде он и думать бы о ней не решился.

— Там все оказались инженеры, с высшим образованием,— сказал он.—Так-то по заводу всех знаешь...

— Ты что, не заметил? Там половина были дураки! А куда мы идем? Ты сегодня во вторую смену?

— У меня развод сегодня, в четыре часа. Показал мастеру повестку в суд, он меня со страху на весь день отпустил.

— Значит, мы до четырех?

— Мне надо еще найти одного типа.

— Давай вместе искать.

— Он мастер по лифтам. Может, торчит в конторе — туда неохота. А может, где-нибудь в этих домах лифт ремонтирует.

— Пройдемся по лифтам.

И они пошли по лифтам. Заходили в парадное, нажимали кнопку, и если кабина двигалась — шли в следующий дом. В одном парадном оказалась лифтерша, им пришлось зайти в кабину и подняться наверх.

— Митя, почему вы себя чувствуете со мной несвободно? — спросила Ирина.

— Потому что вы умная.

— Как это обидно, о, как это обидно! Во-первых, умный человек не тот, кто говорит умно. А тот, кто не говорит глупо. Вот — это вы. А во-вторых, я не умная, я одинокая.

Они спустились вниз по лестнице и пошли к следующему лифту.

— Это нужно было, чтобы мы встретились! Даже если ничего больше не будет — это нужно!..

Наконец они набрели на лифт, который не работал. Когда они нажимали на кнопку, в кабине что-то лязгало, но она оставалась неподвижна.

— Ну вот, — обрадовалась Ирина —Теперь что?

— Теперь надо его вызвать, вот номер телефона, Только говорить будешь ты.

Они вышли на улицу, взглянули на номер дома. Митя дал ей монетку, и она из телефонной будки с видом деловым и недовольным вызвала мастера.

— Сказали, высылают. Будем ждать?

На улице было солнечно и пусто. Казалось, белые дома тоже пусты. В пени стоял негр с чемоданчиком у ног.

Ирина посоветовала:

— На суде лучше всего говорить, что причина развода— это ты пьешь. И она пусть говорит—пьет, совместная жизнь невозможна. А то как начнут ворошить подробности...

Они вошли в парадное.

— Вот этот мастер по лифтам, — сказал Митя, — это тебе было бы интересно. Вся его суть — хватать, копить. Сам живет впроголодь, жена от него сбежала. Зато купил мотоцикл. И водить не умеет, просто недвижимое имущество. Холодильник стоит не включен, экономит на электроэнергии.

— А что ты так волнуешься? Я, например, знаю, от кого чего можно ожидать и ни от кого не требую большего. Поэтому я ни в ком не разочаровываюсь.

— Вот там — там, — Митя жестом показал в сторону капиталистического запада, — он был бы босс, а мы бы на него вкалывали.

— У тебя что к нему, — только классовая ненависть или между вами есть и личное?

— Есть.

— Секрет?

— Я из-за него с женой развожусь.

— Ах, вот что... Я ведь тебя не спрашиваю о причинах.

— Я работал в вечерней смене, а она пошла к одной там из нашей школы на день рожденья. И он там был, он тоже из нашей школы, у нас его «Хомяк» звали. Потом мне ребята рассказывали: началось с танцев, дальше — больше, разговоры, гипноз... Я его знаю, эти его приемчики. Напоил, пошел провожать.

— А может быть, она тоже немножко виновата?

— А кто же?

— А может быть, ничего и не было страшного? Она-то что говорит?