Метро 2039. Приключения сумасшедшего

Я не раздумывая протиснулся с канистрой сквозь полуметровую обшивку «Крота», спрыгнул вниз.

— Добро пожаловать в Ад, профессор! — гнусавый голос из-под маски помог мне сориентироваться. Остатки напалма догорали на земле, скупо освещая округу.

Небольшая полость образованная «Кротом» напоминала сферический кокон, гладкая поверхность ещё не успела остыть. В тусклом свете льющимся из открытого люка она казалась каменной, хотя по рассказам русских так и было.

Вечный материал, вспомнились слова Сени, сплавленный в монолит.

— Дверь! Миша что-то сделал с входным люком, и стало темно.

— Идём!

Свет ручных фонарей вспорол тьму, круглые концы лучей заскользили по стенам.

— Будьте начеку, — Семён осторожно выглянул из-за остывшего термопреобразователя «Крота», выставил впёрёд автомат.

— Чисто!

Его силуэт пропал за головной частью железного монстра, туда же направились остальные.

— Не отставайте док!

Саша обвёл округу стволом пулемёта, словно всевидящим оком. Луч фонаря выхватил из небытия странные наплывы растопленного грунта, ещё горячие, но уже застывшие. Они напоминали сюрреалистические картины абстракционистов, разве что более гротескные и нелепые. Действительно ад, Данте наверное удавился бы от зависти увидев такое.

Я обошёл преобразователь, засеменил за русскими. Жар породы чувствовался через подошвы, нестерпимо жёг кожу.

— Миша!

Главный отступил в сторону, в трёхметровый пролом метнулся огненный шлейф.

— Идём к реактору! Всё что движется в расход. Пленных не брать.

Я снова спрятался за спиной Саши, не высовываясь влез в освещённый пролом.

— Не наступите на смесь, док!

Я перешагнул горящие на полу капли напалма, огляделся по сторонам. Вот оно прибежище последнего президента Соединённых Штатов — последний оплот сил мрака и лицемерия. Наша некогда великая страна лежит в руинах, а здесь тишь и благодать. Идеальное место, чтобы спрятаться. Я вертел головой разглядывая залитый светом потолочных ламп коридор. Уходящий вправо он терялся за поворотом, влево тянулся так далеко, что конца не было видно. Стерильная чистота, серый кафель блестит на полу, по стенам тянутся какие-то трубопроводы и кабеля.

Вот они где наши денежки. Скольких нужно обобрать, чтоб построить такое?

Носок ботинка пнул маленький кусочек бетона, тот завертелся, шмякнувшись о стену.

— Тише, док. Не дома.

Семён стянул противогаз, вздохнул полной грудью.

— Саша, прикрывай, все за мной.

Мы стянули с лиц резиновые маски, заспешили за командиром. Топот отразился от серых стен гулким эхо, заскользил вперёд, передразнивая непрошенных гостей.

Чувство нереальности не отпускало, словно смеялось, заманивало строгим порядком трубопроводов, стерильной лабораторной чистотой. Наше вторжение мне виделось отчаянной попыткой ухватить удачу за хвост, покуситься на ценности, давно утратившие былое значение. Вашингтон, отцы-основатели видели пупом Земли, теперь лежит над нами в руинах. Строгие линии улиц, помпезные фасады зданий. Где это всё? Сгинуло в радиоактивном хаосе. Прихватило за компанию миллионы несчастных, оставив почему-то коптить белый свет виновников трагедии.

Я, не отставая, семенил за Мишей, с опаской поглядывая на его огнемёт. Грозная штука. Газовый факел на конце нечто напоминающего пулемёт Саши будоражил воображения, рисуя картины невероятной отваги.

Я смотрел на русского, но видел себя. Заросшего недельной щетиной, с огнемётом за плечами. Распахивающаяся дверь овального кабинета, перекошенное страхом президентское лицо.

— Что гнида мексиканская, не ждал?

Огненная струя напалма полоснула: знаменитый президентский стол, нехотя прошлась по звёздно-полосатому полотнищу. Языки пламени жадно побежали вверх по материи, проглатывая ряды звёздочек-штатов.

— Получи! За Клару, за…

Толстяка за столом объяло огненный вихрем, он завертелся, истошно завыл.

— К стене!

Грязная пятерня Семёна прижала меня к трубам, в боковой коридор метнулся огненный жгут алого пламени. Невесть откуда взявшуюся фигуру в чёрном, отбросило на пару метров, форма пыхнула, короткий автомат в руке заходил ходуном.

— Ложись!

Не пойму как я распластался на полу, крашеная стена ответила дождём бетонной крошки.

— Мать его, откуда…

Слова Саши утонули в шуме выстрелов. Не вставая, он всадил очередь в огненное нечто, ловко перекатился, встал на ноги.

— Поднимайтесь, док!

Я почти его не слышал. Барабанные перепонки ломило, в ушах заглушающий звон.

Канистра с напалмом валяется между мной и Сеней, как в неё не попало не пойму.

Угоди в обшарпанный цилиндр хоть одна пуля гореть бы нам, как и президентскому прихвостню. Я, молча, поднялся. В нос ударил запах горелого мяса вперемешку с пороховыми газами. В боковом ответвлении догорает горка чадящей плоти ещё мгновение назад бывшая человеком. Языки пламени жадно пляшут над останками, удушливый дым расползается в стороны.

— Смотрите в оба! Стреляйте во всё, что…

Сеня нажал на курок, его калаш плюнул дымом, из развороченных труб впереди ударила струя белого газа.

— Миша!

Огнемёт Михаила плюнул туда огненной струёй, коридор тряхнуло. Четыре фигуры с автоматами исчезли за горящей стеной, истошный ор прокатился под сводами, перекрывая шум огромного газового факела.

— Кому-то не повезло.

Мы прошли мимо развилки, свернули на следующей. Поток горячего воздуха, подгонял нашу маленькую компанию, будто хотел, чтобы мы поскорее убрались.

Лично мне здесь даже понравилось. Если у них такие технические уровни, тогда какие апартаменты? Мозг уже рисовал внушительные помещения, почему-то отделанные позолотой и обставленные антикварной викторианской мебелью.

Выцветшие гобелены и непременно золотой унитаз. Глава богатейшей державы мира не опустится до того, чтобы приложить свою драгоценную задницу на что-то помимо золота. А спустит свои испражнения непременно слезами покорённых народов. Я тряхнул головой, прогоняя навалившуюся чертовщину. Какая только хрень не лезет в голову. Раньше я за собой такого не замечал, а последние несколько лет, что только не посещает извилины бывшего преподавателя.

Молча, мы прошли ещё метров пятьдесят, поднялись вверх по ступенькам на небольшую площадку. Сеня пару минут вслушивался в звуки за алюминиевой дверью, словно хотел определить, что приготовили для нас подручные Санчеса. С таким же успехом он мог припасть к земле возле моего развороченного коттеджа и познать все тайны мира. Я было, уже хотел прервать его нелепое занятие, но Семён видимо сам догадался о бесперспективности совершаемого.

— Ни черта не слышно.

Тихо толкнув дверь, он как всегда сунул туда ствол своего калаша, затем выглянул сам.

— Чисто!

Я и сам видел, что нет мусора, стерильно, будто в операционной. Даже наследить боюсь. Взгляд невольно скользнул по засаленному джинсовому комбинезону Михаила, сам собой опустился на запылённые сапоги русского. Наследили мы уже порядком: несколько трупов, пожар за спиной. Жаль, конечно, что бомба накрылась. Была бы тогда свинья, так свинья, а так…

Коридор за дверью, через десяток метров свернул налево, упёрся в новую, правда, почему-то запертую. Помниться я читал где-то: в древности дома не запирали, верили ближнему, не видели в каждом последнего негодяя.

Над дверным косяком примостилось маленькое аккуратное устройство, с сизым стёклышком на конце. Оно отчего-то медленно поворачивалось, словно шпионило.

Не знаю, почему я улыбнулся, когда оно уставилось на меня.

— Миша! — Сенькин голос согнал улыбку с моих уст. Михаил подпрыгнул, мясистые пальцы схватили неугомонный глазок. Кронштейн держащий «шпиона» лопнул, серый шлейф проводов заискрил.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — продекламировал Миша.

Устройство упало на пол, тут же превратилось в мешанину деталей под сапогом русского.

— Идёмте профессор!

Он как бы невзначай пихнул дверь плечом, замок затрещал, маленькое стекло напротив его глаз треснуло.

— Прошу!

Сапог со всего маху саданул чуть повыше защёлки. Дверь метнулась, словно её вынесло взрывной волной, остатки стекла посыпались на пол.

— Входите! Располагайтесь!

Миша с хозяйским видом вошёл в полутёмное помещение, разглядывая работающие механизмы. Не понимая, что это такое я таращился на шумящие электродвигатели, переплетения труб, шкафы аппаратуры управления. Под нашим домом тоже находилось, нечто подобное, правда, маленькое и тихое, с кучей задвижек и маленьким компьютером управления. Здесь я словно превратился в лилипута. Огромные помпы перекачивали, что-то, от чего стоял такой гам, буквально закладывающий уши. С десяток труб с одного края комнаты, изгибаясь, обходили центр помещения, чтобы скрыться в массивной стене напротив.

— Док, что здесь написано?

Я подошёл к одному из агрегатов, прочитал потёртую синюю табличку.

— Вспомогательный контур охлаждения, — промямлили губы русский перевод.

— Вспомогательный?

Семён не сводя глаз со второй двери в углу комнаты, потёр подборок.

— Плохо! Система охлаждения реактора многократно дублирована. Уничтожение одного узла ни чего не даст.

Он дотронулся рукой в перчатке до трубы, кивнул своим товарищам.

— Тёплая! Давай Миша, заминируй тут всё на всякий пожарный.

Я отступил в сторону, наблюдая, как выполняется приказ главного. Из сумки Михаила показалось нечто маленькое и несерьёзное. Русский что-то сделал, оно подмигнуло мне красным огоньком и тут же потухло.

— Идём!

Мы трое пошли к угловой двери, Миша лёг на трубы сунул чёрный предмет куда-то под них.

— Сюрприз вам детишки!

Он заржал, а я так и не понял, причём здесь дети и к тому же чьи. Нет, родиться в России — это одно, здесь — другое. Я как пятилетний ребёнок — только выучился говорить, но жизненного опыта — ни какого. Быть русским — это, прежде всего, мыслить на этом удивительном языке, помнить своих предков, любить родную землю.

Дверь за нами тихо хлопнула. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, будто опасаясь спугнуть молчаливую невозмутимость очередного коридора. Казалось бы, навстречу должны ринуться орды телохранителей Санчеса, изрубить нас в капусту, но вместо этого: очередной ухоженный переход, трубы на стенах, разноцветные кабеля под ними.

— Миша, камера, Саша осмотрись, — шепот Семёна казался голосом потустороннего мира. Я невольно поёжился, хотя лицо взмокло. Русские действительно пришельцы из преисподней. Не той где варятся в закопчённых котлах нарушители закона божьего, а гости чуждой американской реальности, превратившей цветущую страну в пустыню. Я с восхищением глянул на Михаила, сворачивающего шею очередной камере. Чем не чёртушка: грязный, злой, но дьявольски смелый.

— Пошли, док.

Меня потащили за рукав, канистра больно ударила по коленке. День назад я наверно, если б не разрыдался, так точно бы послал всех куда подальше. Так неуважительно обращаться с человеком, имеющим учёную степень. Взгляд сам собой упёрся в недоумённое лицо Миши, мысли скомкались. К чёрту этикет. На вражеской территории разводить церемонии всё равно, что просить разрешения у врагов их прикончить.

Мы быстро пробежали ещё метров сто, свернули налево, поднялись по лестнице куда-то вверх. В паре мест Миша оставил мигающие гостинцы, каждый раз, не забывая ехидно комментировать свои действия. Юмор казался мне плоским, но утверждать авторитетно я бы остерёгся. Другая страна, другая общность, другие люди. Возможно, русские тоже думают подобным образом, во всяком случае, частенько мои действия вызывают у них улыбку.

— Приготовьтесь, док, и отойдите, — главный по-армейски чётко проверил свой калаш, сверился с маленьким устройством, напоминающим автомобильный навигатор. Очередная дверь с уже свёрнутой камерой над косяком, неброская табличка справа. Взгляд невольно заскользил по зелёной надписи, мозг тут же выдал русский вариант.

— Сектор четыре. Реакторный зал.

Под буквами красовался нечёткий трафарет: чёрный автомат, перечёркнутый красной полосой.

— С оружием нельзя.

Я, было, хотел ещё что-то добавить, но смех троицы заткнул мне рот. Грязный сапог Сени саданул дверь чуть пониже замка, продолговатое стекло зазвенело, осколки посыпались на пол. Второй удар вынес мощную с виду преграду. Дверь слетела с петель, рухнула внутрь помещения.

— Правда!

Русский уверенно по-хозяйски ворвался внутрь, нажал на курок. Звук выстрелов резанул по ушам, я невольно съёжился. Пару мгновений спустя стрелял уже Саша, поливая из своего пулемёта персонал, сгрудившийся в небольшом секторе, огороженный стеклянными панелями.

— Что сукины дети, не ждали!

Огромные стёкла рассыпались в мелкую крошку, фигуры в белых халатах метнулись в стороны. Зная русских, шансов у операторов никаких. Я заметил, как на спине одного из бедолаг расцвели красные розочки, человек взмахнул руками, растянулся на пульте управления. Кровь потекла между рядов кнопок, закапала на белый пол.

— Ложись!

Меня повалили, прижали голову щекой к кафелю. Помещение дрогнуло, нас обдало мелкой пылью. Что-то тяжёлое просвистело около уха, садануло с силой о стену. Я чувствовал, как падают на спину кусочки какой-то дряни, закрыл от страха глаза. Не думал, что окажусь на войне. В фильмах это выглядело иначе. Бомбить какого-нибудь зарвавшегося диктатора это одно, другое — когда сам смотришь в лицо противника.

Мне снова помогли подняться, даже избавили от ненавистной канистры. Сашка с Семёном разобрали патроны из сумки, вернули её уже опустевшую. Развороченный пульт управления представлял жалкое зрелище, мне даже стало не по себе. Три мёртвых управленца, развороченные компьютеры, кровь, битое стекло. Такого шмона Санчес не ожидал. Думал, до конца своих дней будет отсюда, дёргать за ниточки, гадить остальному миру.

Я отвернулся, пытаясь сдержать рвотные позывы. Всё верно, так бы оно и было, если б не русские. Они во все времена ставили всё с ног на голову. Выживали, когда только и оставалось отдать богу душу, надирали задницы возомнившим себя богами ворогам.

— Вперёд!

Семён как всегда первый, ринулся к развороченному пульту, подошвы его ботинок давили стеклянные горошины. На дело рук своих он не обратил внимания, легко, словно на прогулке перешагнул окровавленные тела. Война портит людей: черствеют души, цена человеческой жизни — грош. Я по себе это понял. Что шокировало раньше, теперь воспринимается иначе. Чужое горе хоть и трогает, но не так. Состраданию осталось мало места в наших сердцах, многие вообще позабыли, что это такое. Злоба буквально пышет от большинства живущих вокруг.