Живая душа. Книга 1 (целиком)

Дмитренко Татьяна

Живая душа. Книга 1

Нынешний день заканчивается относительно благополучно, слава тебе, боже. Откуда следует? Да посмотрите на славноизвестного хозяина таверны 'Серебряный олень'! Что, не понятно? Ну как же, уважаемый господин Йарин до сей поры не попытался вытянуть меня поперёк организма мокрым полотенцем и даже дважды накормил за работу. На его месте я бы такую работницу выставила за дверь без выходного пособия. Мало того, что молчит с утра до вечера - то ли дура от рождения, то ли глухонемая - так ещё и пользы особой не приносит, разве что с тряпкой управляться горазда.

Трактирную стойку отмыла любо-дорого посмотреть, полы отмывает начисто, воды не жалеет и руки запачкать не боится. А ещё вон матушку Анеи смогла удержать, когда старуха сознания лишилась и едва полголовы не снесла о каменную стенку амбара. Страшновата сия девка, что правда, то правда. Полагаю, именно такие речи ведут посетители трактира, когда во все глаза таращатся на странную работницу. Сами они тут странные, рожи такие, что хочется кирпичом поприветствовать каждого третьего посетителя благословенной таверны, а каждого второго осенить крестным знамением.

Я сижу на заднем крыльце, уронив голову ниже плеч и разглядываю распухшие красные ладони, сморщенные от воды, а заодно и мои собственные косолапые ступни в стоптанных опорках. Уже почти месяц я работаю в заведении уважаемого господина Йарина, чтоб ему всю оставшуюся жизнь хорошо и легко дышалось и до сих пор не могу понять того языка, на котором господа тутошние обитатели изволят беседовать.

Ровно тридцать дней я таскаю по этой таверне тряпку! Десять дней ушло на то, чтобы объяснить работяге Марису, истопнику, грузчику и вообще 'мальчику-за-всё', как именно я вижу поломойный инструмент, называемый на планете Земля шваброй. Рисунок инструмента, изображённый на песке, мало что добавил к моему мычанию, сопровождаемому почти неприличными жестами. Но на исходе десятого дня, благодарю тебя, Творец, мне была явлена самая настоящая швабра, украшенная резьбой по рукояти.

Так что теперь я изображаю уборщицу в этом учреждении общепита за еду и кров. Кровом считается каморка два на два метра, в которой установлена 'настоящая кровать' с жёстким тюфяком и рваным плащом господина Йарина в качестве одеяла. А ещё стоит огромный табурет, на котором можно спать, если свернуться калачиком.

Хозяин называет меня 'Экрима', и я подозреваю, что это переводится со здешней мовы на русский язык как 'эй ты, немая' или 'эй, страшила'. Сам Йарин очень похож на хорошо откормленного Будду, впавшего в транс по поводу несовершенства этого мира. Он обычно сидит за стойкой, ухмыляясь собственным мыслям, с привычной плотоядно-отстранённой улыбкой истинного Будды.

Рожа у господина Йарина выглядит совершенно осоловевшей от духоты, и дурак непременно решит, что хозяин ничего не замечает и вообще плохо считает денежки за обслуживание. Ага, ждите! Одну из служанок он выгнал взашей, ибо девчонка осмелилась зажать грошик из оплаты за фирменную похлёбку. Мамаша служаночки в ногах валялась, и должно быть, пыталась как-то ещё достучаться до сердца хозяина. Но увы, в ливере хозяина сердце не обнаружено. Наверное, при рождении этот орган инсталлировать позабыли, зато жадности отвесили полной мерой.

Двухразовое питание и кров достаётся мне немалой ценой. Каждое ведро и без воды на три-четыре килограмма, затянет да водички в нём литров шесть будет, да побегай от колодца к таверне - это, считай, метров двадцать, да оттащи ведро с грязной водой до сточной ямы и это ещё метров пятьдесят.

А что делать? Выдернуло меня из родного мира и неизвестно зачем перекинуло в эту страну. В новой реальности я получила отчего-то иное тело, слава Творцу, женское. А вместе с телом обрела кучу проблем и главная состоит в том, что никто не торопился ознакомить меня с языком, обычаями, и этикетом страны неведомой.

Да, вот так оно и было. Засыпаешь в собственной кровати после очередного похода с внуком по киношкам, а просыпаешься в теле какой-то тётки, облачённой в старенькое платье и в незнакомую обувку из кожи неведомой твари. А уж если прибавить к перечисленному, что очухалась я с обрывком верёвки на шее и лёжа под телегой, а ещё добавить, что вокруг орали, звенели железками и бегали бородатые мужики в кольчугах, а где-то в стороне истошно ржали лошади и хриплые голоса выкрикивали невнятные команды на идиотском языке...

Как меня там не пришибли, не знаю, но обмочилась я с перепугу сразу же! Смутно припоминаю как выползла из-под телеги и тут же запуталась в каких-то тряпках, а затем еле выдралась из окровавленной мешанины неведомого генезиса, то ли ошмётков порубленных тел, то ли просто крови, тряпья и жидкости с резким запахом. Попутно выдала на-гора не то обед, не то завтрак. Это действо заняло столько времени, что грешным делом подумала, что желудок выскочит через горло. После чего уползла далеко в какие-то кусты и вырубилась, не выдержав напряжения момента.

... На место побоища я набрела случайно через день после того, как очнулась под кустом. Зрелище растерзанных тел потрясало - дохлые лошади, художественно перемешанные с землёй, травой и тележным брусом, не опознаваемые, но явно человеческие останки, полчища трупных мух, неизвестные животные-падальщики размером с куницу и такие же вертлявые. Меня колотило так, что руки-ноги толком не слушались, поэтому обходила я это милое местечко практически на четвереньках и с большой осторожностью. Не хотелось соваться в это месиво, но пришлось, поскольку окровавленная одежда на мне воняла и топорщилась колом, обувь же заскорузла, ломалась и натирала ноги до кровавых волдырей.

В этом перечне ужасов и страшилок радовало только одно - тело мне досталось нестарое. Худым оно оказалось, что правда, то правда, но без шрамов, синяков и прочих отметин. Ноги подкачали, маленькие ступни заметно косолапили при ходьбе, но идти не мешали, да и кривизна в голенях тоже не особо напрягала. И без википедии понятно, что в этом мире модельная карьера мне не светит. Артрита нет и слава богу! Первые сутки я лежала пластом, задыхаясь от рыданий, от ужаса потерь и выгоняла стресс спасительными обмороками и дыхательной гимнастикой. Затем всё же обобрала первый мало-мальски подходящий женский труп, нашла какие-то чуни на ноги и побрела прочь, мучаясь от болей в стёртых ногах и резей в желудке. А если добавить одышку, тахикардию и спазматические рыдания от невозможности понять происходящее, то можно представить, как именно выглядело моё лицо при встрече с первым живым человеком, нашим 'мальчиком-за-всё'.

...Окончательным итогом происшедшего имеем нервный срыв, и посттравматическую потерю голоса. Онемела я, проще сказать. Таким образом, выучить язык не представляется возможным, поскольку я не могу и слова вымолвить, а уж о том, чтобы выяснить названия обыденных предметов даже мечтать не приходится.

Неведомые враги, напавшие на караван, даже не побеспокоились обобрать трупы на предмет дорогой добычи. Почему? Кстати, я тоже ни единой побрякушки не тронула, побоялась. Мало ли что, вдруг это слишком заметные штуки, чтобы продать их в первой же лавке первому скупщику краденного. Нет уж, нам такого добра не надо. Жива осталась и на том спасибо. Теперь надо думать о будущем, а для начала отмыться, постирать одежонку и увидеть себя со стороны. На кого я вообще похожа? И почему валялась под этой телегой с вервием на шее, в каком статусе я вообще нахожусь, и кто может меня спасти, убить, полонить, превратить в рабыню, распять, продать на органы?

- Экрима-а-а! - это жена Йарина орёт.

Зовут её госпожа Лира, а голосок проникает везде, как дяденька Рентген. Думаю, что даже в столице земли неведомой городские стражники приседают на задние копыта едва услышат сей трубный глас. Словом, за такой иерихонский голос убивать надо, и я плетусь на зов, а попробуй не явиться, эта курица будет кудахтать часа два!

Слава богу, я не понимаю сказанного, и к тому же не в состоянии слова вымолвить, иначе нашлась бы с ответом обязательно, а то я свой характер не знаю! И сколько бы я продержалась на нынешнем рабочем месте после сольного выступления? То-то и оно, дорогая Экрима, скорее всего, ты бы мгновенно потеряла этот самый кров и двухразовое питание. Собственная гордыня хороша, когда к этому есть предпосылки, а я пока никто и звать никак. Вот освоим язык, осмотримся, там будет видно.

Вчера отыскала в куче кухонного мусора кусочек светло-жёлтого воска, а сегодня Марис выстрогал и выгладил дощечку размером двадцать на сорок сантимов, так что вот вам, девушка, школьная доска, а в роли писала выступит здоровенный гвоздь. Обучение начнём рано утром, пока хозяева спят. Марис всё равно поднимается раньше всех, как и я. Он по делам служебным, а я с благородной целью помыться в старой лохани, спрятавшись в дальнем углу конюшни, пока господа работодатели почивать изволят.

Труднее всего смириться не с тяжёлой работой, а с отсутствием уединения. И с невозможностью менять одежду по мере необходимости, у меня пока одна смена, если эту рвань можно назвать одеждой. Нижнего белья у меня тоже нет, как нет и гребня, шампуня, прокладок, мыла, сигарет и шлёпанцев.

Мадам Лира размахивает руками, как мельница, и сейчас она явно возжаждала моих услуг, что тоже понятно. В данный момент ступенями невысокого крыльца поднимается юная барышня в дорожном костюмчике по здешней моде (суконная юбка, жилет поверх пары-тройки рубашек и колпак на волосах, для бережения причёски от пыли, надо полагать). Это совсем молоденькая девушка в сопровождении пожилой компаньонки и бодигарда. Охранник грозно держит правую руку на рукояти короткого меча, а за его спиной суетятся прочие слуги, утаскивая ясновельможное барахло в пристройку для грузов господ проезжающих.

Понятно. Мухой бежим на задний двор за водой, затем 'освежаем' комнаты для бла-а-родных господ. Я киваю мадам Лире, поняла, мол, и несусь вокруг немаленького строения к колодцу, вода, швабра и вперёд, на баррикады!

У самой двери на второй этаж, где располагаются 'чистые' комнаты, меня перехватывает Муниса, вторая горничная. Она немолода, одинока и бездетна, а характер имеет столь нордический, что даже мадам Лира обходится с ней вежливо. Муниса почему-то прониклась ко мне расположением, и причина столь неоднозначного поведения мне пока неизвестна. Могу только предположить, что ей поперёк организма встала моя худоба, равно как и жалкий вид кухонной замарашки.

Ну, точно, так и есть, она снова суёт мне кусок пирога. Я беру с благодарностью, ибо двухразового питания при интенсивном физическом труде не хватает. Хорошая женщина, глаза у неё добрые, голос приятный. К слугам рангом пониже она относится, я бы сказала, с некоторым уважением в отличие от наших работодателей и этим выгодно отличается от первой горничной, редкостной твари с блеклыми глазами навыкате и дебильным именем Перда.

Здесь таким, как я, слугам за всё, глаза положено держать опущенными, а руки скромно сложенными на животе. Сколько я могла заметить, длина юбки простолюдинок варьируется от щиколотки до самого пола, а выражение того, что здесь называют лицом - от почтительно-внимательного до покорного.

Своего лица я ещё не видела, вода в деревянном ведре мало что отражает, разве что общий контур и наличие волос. Зеркал в таверне не водилось. Много чего здесь не водилось. Да и кто позволит мне днём бездельничать и разглядывать свою физиономию?

Комнаты для вновь прибывшей госпожи готовы. Их две, для собственно госпожи и компаньонки, а также для двух слуг, бодигарда и кучера. Охранник этой крошки вежливо придержал дверь для меня, я как раз выносила из комнаты слуг тяжёлое ведро, но вот кучер отличился. Вертлявый молодчик попытался подставить ножку неуклюжей девчонке, бывают же такие паскуды от природы!

Но фокус не удался. Резко скручиваюсь влево, локоть впечатывается в солнечное сплетение господина кучера - есть! Бодигард хмыкнул и проворно исчез в комнате, а я стремительно удалилась в сторону кухни, оставив перхающего засранца на лестничной клетке. Увы, даже в этом мире инициатива всегда имеет инициатора.

Вот только теперь ухо придётся держать востро. Если этот ублюдок застрянет тут на денёк-другой, то мне явно мало не покажется и не говорите бедной Экриме, что она преувеличивает степень опасности. В этом мире жизнь таких, как я, стоит не дороже плевка, а то и дешевле. Значит, что? Помывки по утрам отменяем, по тёмным углам не прячемся, и вообще мелькаем только в пределах досягаемости хозяйских глаз.

О, опять гомонят во дворе! Здрасьте, гости дорогие, пожаловала очередная хорошо кормленная морда, да ещё и в повозке с крытым верхом. Сам господин проезжающий, по габаритам родной брат нашего хозяина, шагает к крыльцу, сохраняя важную осанку, как павлин в брачный период. Так и хочется крикнуть, как в том турецком сериале про османскую империю: 'Доро-о-огу-у! Султан Сулейман...' и далее по тексту.

Новый персонаж в аккуратном средневековом наряде движется вальяжно, но моторика такова, что вдоль позвоночника пополз ледяной ручеёк предчувствия. Примерно так бродил по обширному вольеру тот чёрный леопард из кинофильма про Африку, да и не толст этот дяденька, ошибочка вышла.

Просторный камзол, аккуратная шапочка с небольшим пером на сивых волосах, заломленная по понятиям (совсем как у мальчиков из ВДВ), явно недешёвые сапоги. Дорогой гость не из военных и тем более не простой тутошний барончик из тех, кто сам пашет, сам боронит. Сей господин нечто иное, ранее мною не виденное. И, похоже, непростой дяденька нас посетил, то ли он главный боярин в этом болоте, то ли нечто похуже.

И тут же понимаю, эта жирная морда вовсе не хан Сулейман из сказки. Как говаривал мой далёкий и непочтительный сын, этот перец посерьёзнее будет. То-то господин Йарин засуетившись, да и конюх завертелся, как чёрт в бане! Сама мадам Лира поспешно оправляет передничек, слуги выстроились мало не шпалерами, горняшки забегали, как посоленные! Биг-босс пожаловал? Господин барон? Или бери выше, сам хер-цог?

Ну их всех, лучше исчезнуть из пределов прямой видимости. Если понадоблюсь, позовут, а так-то лучше закопаться подальше и поглубже. От этого незнакомца таким веет, что лучше переждать его визит вдалеке. Не знаю, чем потянуло в мою сторону, но ощущается это нечто, как назойливое щупальце столетнего осьминога, зажавшего рыбёшку парой присосков.

К лешему такие контакты первой степени, да и кухонную работу никто не отменял. Наша стряпуха Тарса меня не поймёт, если я тут проторчу долее двух минут, уж сколько раз она меня под монастырь подводила, не счесть. И тогда двухразовое питание превращается в одноразовое или вовсе прекращает быть, за моими работодателями не заржавеет.

Так и есть, Тарса уже из юбки выпрыгивает! Хватаю коромысло, вытесанное всё тем же неугомонным Марисом, быстренько цепляю два вёдра с помоями и протискиваюсь мимо двух кухонных мальчишек с корзинами битой птицы. Сидят, чертенята, здешних кур ощипывают.

Фух, еле протиснулась! Мальчишки взглянули исподлобья, у меня с ними маленькая война за место под солнцем, повадились было мой хлеб из-под руки таскать! Выдала одному гадёнышу затрещину, второму сразу полегчало.

День клонится к вечеру, это хорошо, таверна закрывается примерно через три часа после заката и Йарина не волнует тот факт, что посетитель чего-то там не доел. Недопивших выкидывает вон вышибала, а девчонки-подавальщицы вежливо, но непреклонно выпроваживают недоевших. Таверна таверной, но его отель содержится на уровне нашего трёхзвёздочного приюта для туристов. Понятное дело, вай-фая тут нет, как и интернета, зато белье чистое, пол моими усилиями сверкает, стекла в окнах почти прозрачные, посуда сияет. Пыли тоже нет.

Ага, вот и яма, сливаем вёдра, но вот куда отсюда девается содержимое бог весть. Каждый день яма полнёхонька под шляпку, утром прихожу - пусто! Надо торопиться назад, иначе Тарса прицепится не на шутку. Она родненькая сестричка хозяина и выступает в роли неусыпной и бессменной охраны хозяйского добра. Полагаю, что к этому добру причислены все слуги, начиная с горничных и заканчивая последней замарашкой вроде меня.

Коромысло наш Марис сработал очень удобное, крюки выковал его дружок-кузнец, есть тут такой Вайда, и теперь вся округа пользуется плодами моего прогрессорства, а денежки за изобретение имеют оба новатора. Меня они милостиво исключили из числа учредителей компании 'Рога и копыта'. Не думаю, что деньги большие, откуда в этой Занюханке богачи? Но сам факт весьма показателен, не страна, а сплошные барыги, а уж наша мадам Лира настолько жадна, что и отца родного продаст за пару серебрушек.

Надеваем коромысло, разворот - бамс! Это я вовремя развернулась. На земле валяются оба ведра, рядом отдыхает в беспамятстве господин кучер из свиты той малышки в смешном наряде, а за моей спиной ржёт Марис собственной персоной! Лихо я кучера приласкала железным крюком по уху.

Вот скотина, это он привёл сюда этого урода? Значит, ты, тварь, повеселиться захотел?! Не знаю, что Марис увидел на моём лице, но смех оборвался резко, глаза заметались, а сам немаленький мужик в ужасе попятился, как малое дитя при виде бабайки... и тут же стремительно присел! Мать моя, четырёхзубые вилы пронеслись над моей головой со свистом и воткнулись в стойку амбарных ворот - аккурат над его головой, прищемив пышные волосы.

Я обернулась... никого! Что за чертовщина?! Марис завыл и кинулся прочь, выдирая волосы и захлёбываясь истошным криком. Придурок! Я выдернула вилы, забросила их в амбар, подобрала вёдра. А вот и мой крестник очухался, сидит, башкой мотает. Может ему ещё добавить, уроду? Видок у него краше в гроб кладут, ибо состояние грогги никто не отменял. Так тебе и надо, идиот, девок ему захотелось пощупать или, скорее, помститься за свой позор в харчевне.

Тут только переполоха вокруг моей персоны не хватает, сейчас этот кучер начнёт жаловаться, показывать синяки и тыкать пальцем в мою сторону, мол, она, всё она, мерзкая тварь из дикого леса! А Марис притащит зрителей к амбару и поклянётся всеми святыми, что это я хотела его убить, для чего и метнула вилы с неслыханной силой. Не исключено, до костра осталось пару шагов! Ну сволочи! Просто руки опускаются, что же делать? Бежать? Куда? Отвечать за кучера? А кто это видел, кроме Мариса?

Додумать мне не дали, двое крепких молодцов из свиты вновь прибывшего господина заломили руки за спину, согнули в три погибели, как наши полицаи, поволокли к парадному крыльцу и поставили на колени пред господином приезжим.

А народу-то! Перепуганный хозяин, мадам Лира, правее кухарки держится за сердце бледная, как снег, Муниса, рядом Перда с перекошенным от страха лицом, полудохлый кучер, повариха, какие-то незнакомые морды и посреди собравшихся - господин приезжий.

Так и есть, Марис шлёпает губами, тычет в мою сторону всей пятерней, талдычит какую-то хрень на грани истерики! Меня уже ощутимо потряхивает, нервы заплясали так, что пришлось мысленно заорать 'соберись, дура, это ведь тебя убивать будут!'.

Относительная тишина взорвалась выкриками собравшихся слуг и домочадцев, я стиснула зубы. Небось, орут 'казнить' и 'виновна', морды злобные, глаза навыкате, от толпы потянуло таким липким ужасом, что я прикрыла глаза. И меня тут же излечили от задумчивости крепкой оплеухой, только голова мотнулась, вот уроды!

А Марис уже трясётся от нетерпения и злорадства. Тычет в сторону амбара и приглашающе машет рукой. Толстяк с походкой леопарда лениво кивнул крепкому мужичку в чёрном наряде, тот склонился в лёгком поклоне, а меня сдёрнули с колен и поволокли по земле к амбару. Похоже, все кочки я пересчитала собственным задом и коленями.

И что мы видим? Так-так... растерянный Марис озирается по сторонам, вилы ищет, что ли? У стойки ворот, откуда я выдернула вилы, маячит господин приезжий и внимательно обозревает совершенно неповреждённую створку этих трижды клятых ворот. Его приспешник только что землю не обнюхивает, сидя на корточках. Ага, вот встал на четвереньки и что-то там пытается увидеть! Понюхав землю, мужик поводил руками над пятном травы, остро взглянул на меня снизу-вверх и медленно поднялся во весь рост.

Его принципал рявкнул что-то повелительное и мужик в чёрном снова оглядел меня с ног до головы и отрицательно мотнул головой, затем разразился коротеньким спичем, после чего двое стражников отлепились от меня и двумя ударами выбили дух из нашего 'мальчика-за-всё'. Двое хозяйских прихлебал оттащили куда-то безвольное тело, а к моим ногам упала большая серебряная монета.

Из меня будто воздух выпустили, ноги ослабли, и я рухнула рядом с монетой, и, как пишут в романах, благословенная тьма сомкнулась над головой героини.

***

Пробуждение несчастной состоялось на заднем дворе нашего отеля. Никто не совал под нос склянку с нашатырём, не растирал похолодевших рук-ног. С чего бы? Не графиня вроде и не благородная дама из рыцарского романа. Меня просто и незатейливо отливали водой, не особенно и заботясь о чистоте этой воды. Спасибо, помоями не осчастливили.

Господин Йарин, достойный хозяин таверны, жестом повелели вздёрнуть меня на ноги. Вышибала Маргиш исправно выполнил приказ, прислонил меня к стенке и сунул в руку серебряный рэй. Тупо смотрю на денежку, зажатую в ладони мёртвой хваткой. Небось, за такую монетку здешние пейзане должны месяц горбатиться.

Удивительно, деньги не отобрали и даже на конюшне не выпороли, а ведь могли. Довелось недавно наблюдать вместе с прочими работничками, как посудомойку наказывали. Я по-прежнему ничего не понимаю из того, что рычит этот мужик в чёрном, перед которым вытянулся в струнку давешний кучер и в вольной позе стоит бодигард той девочки из дворян, что имела неосторожность остановиться в нашей дыре.

Голова моя решительно ничего сообразить не способна, стресс, господа мои, ничего не попишешь. Сознание снова уплыло в неведомую даль, но рухнуть мне не позволили. Вмешались ещё двое, служители здешнего храма, подхватили несчастную под руки и отволокли в каморку. После чего один из сердобольных монахов положил мне руку на лоб, что-то пошептал и на окружающее пространство пала вязкая тишина.

***

Справедливости ради стоит отметить, что по пробуждении меня не погнали с коромыслом на старт, а позволили пролежать половину дня в блаженном покое. Не знаю, что именно со мной сделали служители божьи, но ничего не болело, тело вполне себе слушалось и очень хотело есть, а заодно и одеться, ибо некий благодетель мокрые лохмотья с меня предусмотрительно снял, а надеть позабыл. Как несложно догадаться, господин Йарин отапливать мою каморку не собирается, а на дворе уже начало осени. В этом средневековом мире нагишом не больно-то походишь, так что лежим под рваным плащом и ждём дальнейших событий.

Вскоре у моего ложа материализовался один из монахов с миской варева и спутником, одетым в длиннополое одеяние вроде рясы. Второй номер уставился на меня неприязненно, зато первый взирал весьма благостно и сочувствующе. Добрый и злой полицейский пожаловали, что ли? Чего им надо, этим святым отцам? И чем этот аскетствующий дядя меня приложил, что проспала половину дня? Стресс стрессом, но не полдня же валяться в отключке?

Предчувствие неприятностей слегка кольнуло под ложечкой, поскольку у господина прелата, аккуратно пристроившегося в ногах постели, глаза оказались слишком уж добрыми. И то сказать, морда благостная, ручки воспитанно сложены на круглом животе, ладошки мягкие, и видно любому, что тяжелей рюмки этот старикан ничего в руках не держал. Зато второй номер может похвастаться по-плебейски широкими запястьями, да и ручонки у него явно неслабые, загорелые и украшены парочкой подживающих ссадин.

Мисочка с едой мягко опущена на табурет, а вот ложки в пределах видимости не просматривается. Не будем играть в гордость и хорошее воспитание, а вот прямо сейчас руки к еде и протянем... ага, держите панамы, ребята! Мягким движением пухленькой ручки мисочка деликатненько отодвинута в сторону громилы в серой рясе, и та же ручка по-отечески потрепала меня по чумазой, надо полагать, щёчке.

Первый номер проворковал на своём тарабарском языке что-то ласковое, и я с обескураженным видом развела руками, пытаясь понять, что ему от меня надо. Ни в коем случае не обнаруживать своё подлинное лицо! Тупой служаночкой я успешно прикидывалась целый месяц, значит, продолжим спектакль для господина прелата и его охранника.

Старикан занимался моей особой очень долго, оглаживал по плечам, смотрел в глаза и что-то убедительно вещал на этой чёртовой мове. Он делал пассы перед моим лицом, после чего водил руками перед своей побледневшей физиономией. Затем сдался, тяжело перевёл дух, и устало привалился в спинке кровати. Посидев с полминуты, злобно зыркнул на охранника и он торопливо вложил в руку старика какой-то предмет. А потом старикан снова бормотал и бормотал, а я тягостно боролась со сном, засыпая на мгновение и просыпаясь от грохота крови в ушах!

Наконец дед выдохся. В его пристальном змеином взгляде уже не было ничего благостного, усталыми были глаза и их выражение явно не сулило мне ничего хорошего.

Весь спектакль длился пару часов, а затем этот религиозный дуэт оставил меня в покое. Старикан тяжело выпрямился, жестом выгнал спутника из каморки, обернулся от двери и окинул бедную девочку таким взглядом, что у меня с перепугу едва не началась медвежья болезнь. Я зажмурилась, сжалась на койке в комочек, я такая маленькая, мне страшно, я совсем-совсем тихая и незаметная.

Хлопнула дверь.

Дорогие гости ушли, позабыв на табурете миску с похлёбкой. Здешняя жизнь примерно месяц как отучила меня от хороших манер, так что выпиваю варево через край, стараясь не подавиться и не облиться по самые пятки бульоном с кусочками мяса. Мисочка вполне себе сиротская, литра на полтора будет и налито в ней чуть выше половины. Вкусно.

Впервые за долгое время передо мной почти нормальная еда. Это мясное варево и явно из домашней птицы, есть тут такие недоутки, помесь лебедя со щукой. Длинные шеи, клювастые головы, украшенные дурацким хохолком, перья заострены, как кинжалы, перепончатые лапы и мерзкий характер. А уж жрать здоровы!

Обычно в качестве съестного мне достаются какие-то огрызки. Изредка наливают полкружки молока и тогда мяса мне не положено! Словом, жизнь при кухне многому меня научила, недаром же моя достойная и ныне покойная бабушка говаривала, что любой опыт бесценен. В свете сказанного я сейчас и пытаюсь осознать происшедшее.

Допускаю, что в связи с последними событиями обо мне просто забыли. Но вот что это было такое и как оно отразится на моей судьбе далее, неизвестно. Мариса убили в два тычка хваткие мальчики в чёрном, кто такие? Кто так ловко метнул вилы в покойника? И почему створка ворот вместе со стойкой вдруг оказались неповреждёнными? Я же своими глазами видела, как четыре зубца врезались в дерево, только щепы брызнули! И сама, собственными руками выдёргивала эти гадские вилы! И кстати, почему это действо далось мне относительно легко? Зубцы вошли в дерево почти на треть длины, так откуда же этакая силушка взялась в моих 'богатырских' руках? Странно всё это, особенно учитывая, что в моей семье не было ребят с фамилией Жаботинский или Шварценеггер, как, впрочем, не было и фамилии Рокфеллер.

Полежать, что ли? Когда ещё обо мне вспомнят дорогие работодатели, да и не пристало мне голой скакать по двору. И последний вопрос: кто такие эти милые господа в рясах, пытавшиеся меня усыпить аж два часа подряд?

Вполне допускаю, что это здешняя инквизиция, не зря же каждые десять дней всех нас гонят в храм, как стадо баранов. Все слуги и я, грешная, стоим на коленях долгую-долгую службу и тянется эта лабуда примерно часа три. Под конец от холодного камня сводит колени, поясницу ломит, руки отваливаются. А на пятки сесть не моги, сразу прилетает тычок в спину от дорогой кухарки.

Не раз и не два мне хотелось врезать старой гадине с разворота! Чую, допросится у меня эта морда. Долго ли кастрюльку с кипятком на пол свалить не своими усилиями? Если она ещё раз попробует пнуть меня в зад, когда я плетусь с полными вёдрами, то я ей устрою похохотать. Собственно, технологию ужасной мести за всё хорошее я уже продумала, осталось провести небольшую подготовительную работу и...

- Экрима, ну как ты себя чувствуешь? Что болит?

Открываю глаза. Что?!

Муниса, наша вторая горничная, мой добрый ангел, стоит надо мной с ворохом линялых тряпок. Я с ужасом уставилась на её серое от волнения лицо, что ты сказала, а повтори-ка!

- Экрима, детка, как ты?

Прикрываю глаза, ничего себе, я понимаю этот сучий язык! Так вот оно что, эти двое в рясах колдовали! Маги, что ли? Трясу головой, быть того не может. Но ведь я понимаю Мунису! Так, соберись, хватит валяться! И не вздумай показать, что понимаешь их речь.

- Вставай детка, надо идти, тебя ждут.

Она суёт мне барахло, помогает натянуть юбку, рубаху, рваный жилет из холстины, на ноги чуни из грубой кожи. В процессе одевания я путаюсь, с перепугу первым натянула жилет, потом рубаху, тьфу ты, наоборот бы надо. Вот и реакция, руки мои трясутся, ноги подкашиваются, мысли путаются!

Муниса отбирает у меня рубаху.

- Сядь, детка. Не спеши, успокойся. Не надо так дрожать, тебя никто не тронет.

О, матерь божия! Не тронет, как же! А что тут эти две рожи в рясах делали? Приваливаюсь спиной к холодной стене, глаза закрыть и дышать на четыре счета, медленный вдох-выдох. Муниса поглаживает ребёнка по плечу, и меня затрясло от рыданий. Приехали, истерика. Одна радость, рыдаю я почти молча, спазмы не дают прорваться даже обычному мычанию, а ведь оно сопровождает каждую попытку заговорить. Как меня всё это достало, кто бы знал! Эта мерзкая харчевня, её тупые хозяева, обслуга, погода и вся эта действительность!

Муниса опустилась рядом на табурет.

- Возьми себя в руки, девочка, это ещё не конец. Тебя ждут. Пойдём.

О, господи, чего им ещё надо?!

Меня колотит уже не на шутку, жестами показываю Мунисе - давай! И она тут же выдаёт мне хлёсткую оплеуху, ничуть не хуже тех ребят в чёрном, есть! Нервная трясучка резко прекратилась, я глубоко выдыхаю, всё прошло, только тошнота одолевает да голова кружится, как от хмельного.

Я плетусь позади Мунисы к выходу из таверны, ощущая, что нежданное спокойствие и отстранённость окружили меня незримой броней. Не всё ли равно, что сотворят со мной в этой стране, названия которой я всё ещё не знаю. Да и что может напугать сильнее, чем бессмысленность дальнейшего существования здесь?

Впервые за много дней приходит долгожданное облегчение, вот сейчас меня затравят собаками, забьют ногами до смерти или просто утопят в нужнике и закончится этот мерзкий сон наяву. Думаю, по ту сторону жизни всяко не хуже, чем в этой харчевне.

Сдавленный хрип слева, ага, наш дорогой господин Йарин с супругой стоят у стены, рожа перекошенная, глаза только что не выпадают из орбит. Жирная ты скотина. Отворачиваюсь, чтобы не видеть, как стекает пот по круглой морде его супруги. Дорогая госпожа Лира тоже не в ударе, и куда только подевалась самодовольное выражение того, что она считает лицом.

Муниса выводит меня на свет божий, я оглядываюсь на темнеющий проём парадного входа и от всего сердца желаю этой харчевне провалиться сквозь благословенную землю этого мира.

Господи, я готова принять всё, чем ты порадуешь меня от щедрот своих, но не оставь же без последствий мою просьбу, пусть исчезнет с лица земли эта таверна и все её обитатели! Оборачиваюсь к Мунисе и добавляю мысленно 'кроме этой женщины'.

- Господин Наварг, владетель этой земли, желает говорить с тобой, Экрима, - тихо говорит Муниса, - не советую тебе лгать ему. Он маг. Ты ведь понимаешь меня? Кивни.

Я киваю, какой смысл лгать, если она и так всё поняла. Но почему меня вежливо ведут, а не волокут по земле, и почему мной занялась Муниса?

Стало быть, господин Наварг маг. Сознание по-прежнему отстранено от происходящего, так что я медленно переставляю ноги в указанном направлении и вяло размышляю, что вот же угораздило меня угодить в большую, скажем, поясницу. Пусть этот неведомый мир грязен донельзя, как весь этот маленький городишко с окраины небогатой страны или княжества. Пусть в нём присутствуют такие выдающиеся личности, как хозяева таверны, но наличие магии вообще ничем объяснить нельзя, кроме моей великолепной удачи. Мало того, что имеем средневековье в полный рост, так ещё и магия.

Господин Наварг - это тот самый дяденька с хищной походочкой, вот как! То есть он не просто здешний сюзерен, а господин маг. Муниса по-прежнему крепко держит меня за локоть, боится, что я сбегу? Правда, она сразу отпускает меня, стоит резко шевельнуть рукой.