Кофейный роман (издательская)

– Если я вас правильно поняла, вы хотели обсудить некоторые вопросы до слушания…

– Здравствуй, Вера, – громко проговорил Каргин, перебивая девчонку.

– Привет, – буркнула Вероника, рассматривая вызывающий маникюр.

Каргин усмехнулся. И, приподняв бровь, почти издевательски произнес:

– А ты неплохо выглядишь.

– Я знаю, – без намека на скромность ответила Каргина, бросив быстрый взгляд сначала на мужа, а потом на его адвоката.

«Пижон!» – подумала она и снова принялась разглядывать свои ногти.

«Зараза!» – заключил Закревский и с радушной улыбкой посмотрел на адвокатшу, оказавшуюся совсем молоденькой девочкой с самой серой внешностью, какую только можно себе представить. Полагал, что улыбка ребенка подбодрит, но что-то не срослось. Ребенок еще сильнее смутился.

– Так вот о деле. Господин Каргин имеет к вам, госпожа Каргина, ряд предложений, которые, если вы позволите, я озвучу.

– Мы вас слушаем, – со всей уверенностью, на какую была способна, проговорила Мария Витальевна.

Закревский откинулся на спинку стула и начал:

– Во-первых, наша сторона не считает ваши притязания хоть сколько-нибудь приемлемыми в сложившейся ситуации. Имущество, на которое вы претендуете, было приобретено задолго до заключения вашего брака, и потому не может считаться совместно нажитым, и, соответственно, разделу не подлежит. В квартире, которая вас, Вероника Леонидовна, интересует, проживает старший сын Виктора Анатольевича. Автомобиль принадлежит предприятию вашего супруга. А что до алиментов, так… ну простите, вы трудоспособное лицо, детей у вас нет… Это просто смешно, – он перевел дыхание и потянулся к бутылке с минералкой, приготовленной на столе, налил в стакан и сделал глоток, краем глаза наблюдая за Каргиной. Зараза. Но красивая. Блондинка, лицо смазливое, глазки-губки – все в наличии, фигурка, во всяком случае, верх, то, что выше стола… тоже весьма ничего. Конечно, у мужика крыша на старости лет поехала. У него сын был чуть старше ее. Закревский убрал стакан и продолжил: – В случае развода вы можете забрать свои личные вещи, которые он вам покупал. В том числе драгоценности. Кое-какие предметы обстановки, указанные в перечне, подготовленном господином Каргиным. Ввиду того, что мой клиент оплачивал ваше образование, он не считает себя чем-то обязанным вам. Однако есть еще один вариант, который его устроит. Готовы ли вы выслушать?

– Будьте любезны, – равнодушно отозвалась Вероника. Все сказанное она почти пропустила мимо ушей. То, что Каргин ничего не собирается ей отдавать, было более чем очевидно и до этой встречи. Но пылкая речь его пижонистого адвоката ничуть не могла умалить ее решимости.

– Господин Каргин предлагает вам мировую. Вы отказываетесь от своих притязаний и возвращаетесь, так сказать, в лоно семьи. В данном случае, согласитесь, необходимость судебного разбирательства отпадает вовсе – за ненадобностью. Фактически он предлагает сохранить ваш брак.

– И зачем тебе это нужно? – спросила Вероника, глядя прямо на мужа.

– Затем, что я люблю тебя, – отозвался Каргин, не отрывая от нее глаз. – Готов простить твои измены. И попробовать начать все сначала. И постараться стать тебе лучшим мужем, чем был.

– Тебе вредно перенапрягаться, – заботливо протянула Вероника.

– А тебе вредно покупать шмотки на Троещинском рынке.

– Я все равно высужу у тебя деньги. Не алименты, так моральный ущерб. Или буду просить раздела всех твоих счетов. Всех! – она улыбнулась. Зло и холодно. – Только драгоценности – меня не устраивает.

– Да ничего ты не сделаешь! – тут же огрызнулся Каргин. – Я знаю, ты знаешь, адвокаты наши знают. Пустая трата времени. У меня только одно условие – ты больше не шляешься по мужикам. Все. Хочешь ребенка – рожай ребенка. Но хватит этого цирка, Вера! Ты уже показала, что умеешь кусаться. Я оценил.

– Я еще не начинала, – Вероника поднялась из-за стола. – Думаю, нашу встречу можно считать оконченной.

– Госпожа Каргина, – начал, было, подниматься и адвокат, но Каргин его перебил:

– Ты забыла, что я тебе сказал? Раздавлю, концов не найдут. Ничего не получишь. Вернешься в свой Мухосранск в плацкартном вагоне. Только сперва я тебя с головой в собственное дерьмо окуну.

– Я помню, – кивнула Каргина. – Я все помню… Особенно рога на твоей голове.

– Тварь! – побледнел он. – Да я тебя из такой грязи подобрал…

– Господин Каргин! – предостерегающе поднял руку Закревский и обернулся к женщине: – Я рекомендую вам успокоиться, выключить эмоции и включить мозги. И вы сами поймете, что предложение вашего мужа не лишено смысла. В данных обстоятельствах ваш отказ – это неразумно.

Спокойствие изменило Веронике. Она удивленно вскинула брови и сказала:

– Предложение моего мужа вообще не имеет смысла, как и ваше заявление. Мое согласие вернуться к мужу будет означать, что вы лишитесь значительных гонораров. Вы альтруист?

– Я адвокат. И представляю интересы клиента. Он заинтересован в вас.

– Думай, Вера! – снова подал голос Каргин.

– Да пошел ты! – буркнула Вероника и оглянулась на своего адвоката. – Мария Витальевна, нам здесь больше делать нечего.

– У вас нет шансов, – снова раздался обманчиво мягкий голос Закревского. – Только потратите время и деньги.

– И развлекусь! – Вероника поймала взгляд адвоката – черный, самоуверенный – и усмехнулась. Каргин нашел себе подходящего воина справедливости. – А за удовольствие надо платить. Не так ли? – это она спрашивала уже у мужа.

Каргин только сверкнул глазами, но промолчал.

Вероника хмыкнула и пошла к двери. Ее адвокатша засеменила следом.

И едва они покинули переговорную, Закревский, скрестив руки на груди, поинтересовался все тем же обманчиво мягким тоном:

– И что это было, позвольте узнать? Если такой скандал произойдет в зале суда, вы понимаете, как это будет выглядеть?

– Так довела! – рявкнул Каргин и поник. – Мы когда с ней познакомились, девочка девочкой была, разве что без косичек… Не знаю, где и что мы натворили… Ее измены бесконечные… так знала же, что не за пацана замуж идет. Ясное дело, и я не без греха, но когда она даже скрывать это перестала, сил не осталось.

– И?

– Что и? Ссоры, пить начал, сам девок водил…

– И вы считаете, что в таком случае вам есть для чего пытаться сохранить семью?

– Я должен был дать ей шанс, господин Закревский, прежде чем уничтожить. Теперь уже не остановлюсь. И вы мне в этом поможете.

– Моя забота – это раздел вашего имущества.

– Разумеется. Но Вера – тоже мое имущество. Я ее купил. И отказываться от нее не собираюсь. Хочет – и через это пройдет. Может, успокоится.

Закревский криво усмехнулся и повернулся к окну. Он прекрасно знал, что такое отчаяние. Когда в девятнадцать лет тебя отчисляют из универа за интрижку с дочкой декана, и ты оказываешься без гроша в кармане, без работы и без морального права упасть на хвост родителям, недолго и до отчаяния. Пережил. Но научился улавливать это чувство во всяком бахвальстве. Из этой милой семейной парочки в отчаянии был не Каргин.

4

Все-таки утра Закревский не любил. Неважно, понедельник это или пятница. Нет, пятница, конечно, предпочтительнее, но в 7:30 особой разницы не ощущалось. Впрочем, не о днях недели речь, а скорее о датах.

Утро 31 декабря едва ли в чем-то отличалось от утра 30 декабря. Да и 1 ноября тоже. Разумеется, пока это только утро, и Закревский еще не взял разгон. Нет, он лежал в постели, тупо глядя в потолок, и пытался смириться с той мыслью, что даже 31 декабря может быть рабочим днем. Он любил свою работу. Действительно любил. Но тоже не по утрам. И даже прекрасно понимая, что на работу надо явиться для галочки, и можно весь день потом гулять, настроение хоть немного поднять не получалось.

Всякую мелочь разгрести удалось еще накануне. Оставался крупняк. Дело о разводе высокого чиновника, заседания по которому переносились уже второй раз по инициативе самого чиновника, и Закревский смутно подозревал, что этого клиента он скоро лишится – нюхом чуял, что дело идет к перемирию между супругами, которые, кроме прочего, никак не могли поделить троих своих детей.

Второе дело – Каргины. Там вообще творился какой-то мрак. За месяц толком никакого сдвига. Хотя Закревский как раз не заморачивался. Время шло, деньги капали. Особого головняка пока не доставляло. Хотя и понимал, что после праздников придется браться основательно. Каргин хотел результатов и регулярно названивал.

Когда будильник в третий раз подал голос, Закревский все-таки соизволил встать и направился в душ. Душ принес некоторое облегчение. Через 10 минут он уже увлеченно подстригал усы и прошелся триммером по подбородку.

Но едва он теперь почти уже совсем в приподнятом настроении направился на кухню варить кофе, в дверь позвонили. В то же мгновение, когда он открыл, ему на шею бросилось что-то пушистое, сладко пахнущее, холодное и пропищало Олиным голосом:

– Как же я соскучилась, Ярик!

– Ярослав, – автоматически бросил он, но руки (предатели!) зачем-то втащили барышню в квартиру. – Ты откуда взялась?

– С улицы, – торжественно провозгласила Оля.

«Оно и видно» – трепыхнулось в его мозгах. Но потом ее губы прикоснулись к его губам, а руки, с которых она уже стащила перчатки, как-то вдруг оказались под ремнем его брюк. Секса у Закревского, почитай, две недели уже не было. А Оля такая… Оля! Он слегка приподнял ее над полом и раздвинул языком ее мягкие губы в помаде с клубничным привкусом.

Оля живенько отвечала, обнимала за шею, пыталась скинуть с болтающихся в воздухе ног сапожки и при этом умудрялась попасть губами куда-то в его щеку, от чего та приобретала красноватый румянец стыдливой девушки, и ворковать что-то умильное о большой любви.

– Яяяярик, – с придыханием возвращалась она к поцелуям.

И так будет всю жизнь.

Они будут стоять в ЗАГСе на глазах толпы родственников, и, когда он станет надевать на ее безымянный пальчик колечко, она протянет: «Яяяярик!»

Он будет забирать ее из роддома, а она, глядя, как неловко он держит ребенка в руках, будет бурчать: «Яяяярик!»

Он станет сбегать из дома от бессонных ночей на работу, чтобы там задрыхнуть на диване в своем кабинете, а в спину станет раздаваться недовольное: «Яяяярик!»

Он вывезет семью куда-нибудь в Турцию, которую он ненавидит, но которую любит Оля, и, когда будет отлучаться куда-то в бар или к морю, стены пансионата будут содрогаться от ее «Яяяярик!»

Но совсем невмоготу станет на пенсии, когда от нее уже точно никуда не денешься. Целыми днями придется слушать: «Яяяярик! Яяяярик! Яяяярик!»

Закревский вздрогнул. Морок развеялся. И он замер, глядя на девчонку, покрывающую его лицо быстрыми поцелуями. Замешательство было секундным. Чтобы отлепить Олю от себя, пришлось приложить усилия.

– Так зачем пришла-то? – спросил он.

– Соскучилась, – недоуменно ответила Оля и полувопросительно добавила: – Ты ведь тоже.

Объяснять, что он соскучился по сексу, а не по ней, смысла не было.

– У тебя что? Пар сегодня нету? Что ты повадилась ко мне по утрам ходить, а?

– Сегодня зачет, а у меня автоматом, – она расстегнула куртку и стала стягивать рукава. – Я подумала… Новый год все-таки…

– Ну, Новый год. И че?

– Ну… мы могли бы… вместе.

– Оль, а у тебя точно зачет автоматом, а? Ты ничего не путаешь?

– Нет, – от удивления ее глаза стали большими и круглыми. – А что?

– Ну я подумал, что у тебя с памятью какие-то проблемы. Вот забыла, что мы в ноябре еще расстались, зачем-то приперлась, как ни в чем не бывало. Как ты учишься вообще, если у тебя такие проблемы?

– Ярик, – Оля всхлипнула, и ее красивые темные брови жалобно поднялись домиком. – Я… ты… мы… Мне пришло в голову, вдруг ты передумал.

– Я-рос-лав! – рявкнул Закревский. – У меня есть твои контакты. Если бы я передумал, я бы официально тебя уведомил. А сейчас извини, но мне на работу пора. Да и ты пойди… автомат свой в зачетную книжку поставь.

Девушка обреченно кивнула, снова натянула рукава куртки и вышла из квартиры.

– С наступающим, – сказала она на прощание.

На кофе времени традиционно не оставалось. Но Закревский уже рукой махнул. Все равно на заправку ехать – бензобак почти пустой. Там он и получил свой вожделенный эспрессо. Даже почти не опоздал в офис.

Девушки всех возрастов были нарядные, завитые, напомаженные. Единственный день, когда можно плевать на дресс-код. Тем более, после рабочего дня ехали в клуб на корпоративную вечеринку.

– Светлячок, а шеф у себя? – поинтересовался Закревский, вваливаясь в приемную Вересова.

– Пока да, но собирается уходить, – отозвалась Света и подтянула на плечах шаль.

– Вот тиран, тебя бы хоть сегодня отпустил! – хмыкнул Слава – Света собиралась уходить в декрет через месяц. Но она только расплылась в улыбке:

– А платье новое продемонстрировать сотрудникам? Я сегодня в костюме Колобка!

Закревский рассмеялся и без стука зашел к начальнику.

– Что без опозданий? – хохотнул вместо приветствия Вересов. – На премию нацелился?

– Как Новый год встретишь, так его и проведешь. На то и уповаю. Что у нас хорошего?

– Погода.

– Да, погода – сказка! – мечтательно объявил Закревский.

Пошел снег! В кои-то веки не мокрый! Последние годы со снегом на Новый год не особо везло.

– Значит так, отчитываюсь. Вчера был в суде по Каргиным. Вероника подала ходатайство. Оно теперь не алименты требует, а возмещение морального ущерба. Говорит, не хочу быть крестьянкой, а хочу – столбовою дворянкой. Про измены что-то городила, про то, что руку, дескать, поднимал. Доказательств, ясен пень, никаких. Зато время тянет. В общем, мы теперь, пока вся эта волокита, соберемся в лучшем случае к концу января.

Вересов отмахнулся.

– Нашел время. Сам разберешься со своими Каргиными. Я тебе сразу говорил, там процесс века. Года на три минимум, если не больше.

– Ну тебя с Борисоглебским хрен переплюнешь. На рекорд идете!

– Там воинствующие тылы оппонента прикрыты самой Линой Мильх, – рассмеялся Макс.

– У Каргиной тылы прикрывать бесполезно. Там такииие тылы – закачаешься. Мария Витальевна меркнет.

– Что, так скучно, что перешел к изучению тылов?

– Типа ты их никогда не изучал, даже когда не скучно, – крякнул Слава. – Кстати, об изучениях. Ты сегодня с простыми смертными Новый год встречаешь или чего поинтереснее нашел? Если что, то я с тобой. Беременный Светлячок в костюме Колобка на корпоративе – ужасно мило, конечно. И молодняк у тебя ничего пошел. Но с ними же не замутишь. Потом работать как-то рядом придется, когда серые будни наступят.

– Нет, сегодня вы без меня. У меня значительно интереснее, – заговорщицки сообщил Вересов. – Так что увидимся после праздников.