Весенние заморозки (СИ) (целиком)

Серый волк, Серый волк... Как там дальше в песенке поется?

Это сколько же ему лет? Все триста пятьдесят. Живая легенда. То есть уже мертвая. Сейчас таких уже и не осталось. Вот на рассвете Ровендии такой ходячей истории в каждом княжестве было пруд пруди. Долог век Старших.

Сын Эргана Второго, последнего герцога Риммарави. Непокоренный, молодой и очень злой. Страшная сказка, которую миакринги рассказывают своим детям, когда умолкают воспитатели-ардены. Живая душа Старшего народа. Герой, которому не стать примером для подражания, ведь был избран не его путь.

Лес поредел на всхолмье, и Эрику открылись горы во всей их красе. Не было им имени. Прямо перед ним вспарывали небеса два гигантских пика. Левый был выше, правый - массивнее. Одна из этих гор была Звездным пиком. Там жили боги. Но которая - не знали даже Прежние. За ними тянулись еще хребты, но отсюда их было не видать. Дальше лежал Эггор. Чтобы попасть туда, надо было объехать горы с запада.

Эрик взобрался на гребень невысокого холма, пытающегося тягаться с близкими горами своей формой, и всмотрелся в светло-серый уступ между двумя гигантами. Его острое зрение никогда его не подводило: он увидел маленькую белую точку. Случалось, он видел ее и раньше, проезжая здесь.

Легенда. Бог Синрик, вестник богов, друг людей, всегда появляется на этом уступе, когда поблизости есть потомок Ровенда Великого. И такой потомок может подойти к уступу и поговорить с богом. Эрик никогда этого не делал. Незачем - ему ничего не надо от бога. А то, что надо, он узнает от Верховного прорицателя, когда придет час ему искать свою судьбу. Час пришел, и он пройдет мимо Звездного пика. Одно пророчество он уже слышал. Двух, включая слова Уивера ЭахТислари - не те, давние, а за которыми он едет в замок Скассл, - ему хватит.

Долгим и скучным был его путь. Лишь вздохнула раз свободно душа, когда вступил он в колонный зал соснового бора, которым укрыт Эггор, страна свободных арденов. Кончена его служба завоевателям. Возможно.

Только тоскливо и холодно ему было мартовскими вечерами. Людей он не встречал и одиноко грелся в сумерках у костра. Жарил собранные в пути грибы и ел их, иногда разнообразя меню дикой уткой. Шел, неторопливо и уверенно, весь день, но не так, как шагает герой к своей судьбе, а как идет странник, самый что ни на есть обыкновенный. И не радовало, одиночку по жизни, одиночество. Так, минуя поселения изгнанников на берегах озера Орри, до самого замка Скассл.

Ближе к замку хвойный лес стал чередоваться с березовыми рощами, и возвышались гордые зубчатые стены меж голых ветвей и маленьких озер стоячей воды, больше характерных для Сиккарты, но не для берега Великого Восточного Океана. Вошел Эрик в открытые ворота беспрепятственно. Стражники не задали ему ни единого вопроса. Они не были охраной - никого не боялся Круг прорицателей. Больше сам Круг наводил ужас на невежественные умы, для которых ясновиденье и колдовство в одном ряду стояли. Эрик миновал внутренний двор и прошел сквозь стену, иллюзорность которой давно уже перестала его интриговать.

Замок Скассл был самым древним сооружением в человеческом мире. Эльфы строили.

Выйдя за стену, он оглянулся по привычке. Ни стен, ни двора. та же местность, что и за стенами замка. Но здесь всегда конец апреля. Башня Верховного прорицателя в центре большой поляны, в пять этажей, флигель для стражи и прислуги, двухэтажная пристройка библиотеки.

Уивер ЭахТислари встретил его в дверях башни. Не улыбнулся, как раньше. Хрустальный шар, глядя в который он говорил арденам, какая судьба их ждет, Верховный прорицатель держал в руках.

Долго же он смотрел в шар!

-Не очень ясно мне, Эриох, что лежит на твоем пути. Знаю только, что следует тебе ждать здесь. Твоя судьба идет по твоему следу. Через неделю все, я надеюсь, станет понятно.

Верховный прорицатель нервничал, и Эрик это видел.

-Что-то неуверенно ты вещаешь судьбу, Верховный прорицатель.

ЭахТислари нахмурился.

-Время сейчас неуверенное, Эриох. В этом шаре - сила Лайты, Несущей свет. Она, и только она решает, много ли нам стоит узреть из нашей судьбы. Будешь жить на втором этаже, там свободно. Иди к себе, а через час поднимайся ко мне обедать.

Эрик пристально посмотрел на прорицателя.

-Серый волк ушел.

-Это ты его проводил? - с отстраненным интересом спросил ЭахТислари, уже погруженный в свои мысли. - Я узнал о его уходе вчера. Нечего теперь бояться Красной шапочке, но тем хуже для нас.

Более понятных объяснений не последовало, и Эрик ушел обживать свое новое жилище.

Уивер ЭахТислари. Весенние заморозки.

Ему тут очень нравилось.

Своеобразие этого места нельзя было передать. Это был врезавшийся в память сон. Сон человека, мечтавшего о своем доме - месте, где жить ему было бы очень приятно. Как любой сон такого уровня, его сложно было описать.

Здесь были комнаты, но не было дверей и дверных проемов, кроме одного - не то чулан, не то кладовая, а на самом деле выход на винтовую лестницу. Перегородки между комнатами, если такие и встречались, конечно, играли определенную роль в разделении помещения на отдельные уютные уголки, но были не стенами, а частью жилья. На них сложно было найти свободное место: то коврик, то книжная полка, то вьющееся растение с темно-зелеными листьями. Характерным было преобладание коричневой гаммы, от светло-бежевого до бурого; легкая деревянная мебель, изрядно разбавленная узкими диванами, обитыми мягкой ворсистой тканью; паркет на полу - он был везде, но за рисунком уследить было просто невозможно. И свет из окон, устроенных в свободном порядке, но бывших на своих местах. Окна были в каждой стене, и из-за пересекающихся потоков света, который все же сохранял в этом месте полумрак, у него порой кружилась голова. Был даже балкон - маленький и узкий, с плетеным креслом-качалкой, через ручки которого был перекинут плед.

Он считал это место произведением искусства, недоступного людям. Филласт был с ним согласен, что не мешало ему здесь жить.

-Это действительно сон, Уивер, - сказал как-то Филласт. - Сон человека из иного мира. Мои родичи умеют улавливать их и воплощать в жизнь. Это искусство.

-Я бы не стал тут жить, - сказал ему прорицатель. - Мне кажется, это все равно, что обнимать статую.

-Согласен, - ответил эльф. - будь это что другое. Но это место создано для жилья, и будет кощунством не жить в нем. Я не знаю человека, которому это приснилось, но мечта у него была хорошая.

В глазах прорицателя Филласта оправдывало только то, что место ему, вообще-то, подходило. Это было жилище одиночки. Филласт и сам считал, что творец мечты в чем-то на него похож, насколько могут быть похожи человек и эльф. Единственным изменением, внесенным нынешним обитателем этого чуда, стали три толстых тома, поставленных на одну из полок. Их вид, как рассказывал Филласт, настолько резал ему поначалу глаз, что пришлось эльфийскому князю прибегнуть к магии. Теперь три массивных фолианта летописи Филласта, переплетенных в грубую кожу, с застежками из серебра и страницами из невероятно тонкого пергамента выглядели как достаточно обычные книги, из бумаги, с простым коленкоровым переплетом.

-Послать бы Эрика в Нодер, - вслух подумал прорицатель.

-Для прорицателя ты слишком спокойно обращаешься с судьбой, - заметил утопающий в кресле-качалке Филласт. Кресло было похоже на то, что стояло на балконе, только гораздо больше размером.

Прорицатель еле заметно дернул плечами.

-Судьба арденов, какая она сейчас, не стоит того, чтобы относиться к ней с подобающим уважением. Нодер осажден несколькими князьями эсгуриев. Там каждый человек на счету. Последний потомок Ровенда Великого поднимет дух защитников.

-Ты же знаешь, что все это лишь мышиная возня, Уивер. Эсгурии, нерберийцы, алагоры, дессалии, потомки Старших востока с зеленой кожей. А потом еще и Регад.

-Регад?

-Они уже идут, Уивер. Их всех не остановишь. Ищи другой путь.

Прорицатель положил голову на руки.

-Один раз мы уже пошли другим путем и позволили себя завоевать. И что толку? Если наша судьба - исчезнуть навсегда, я не хочу покоряться такой судьбе.

-Будь добр, подай мне летопись, Уивер. Второй том.

Прорицателю всегда было интересно наблюдать за тем, как рождается летопись Филласта. Часто туда вписывались события уже происшедшие, но так же часто где-нибудь ближе к концу третьего тома, посреди чистой страницы, Филласт мог вписать слово-два, реже - фразу. Это были пророчества, не такие, как у людей.

-У эльфов пророков почти нет, - сказал когда-то Филласт. - Я - исключение. С прорицателями в таком количестве, как у вас, Старших, жизнь наша была бы скучна.

Разбросанные здесь и там, слова и фразы в определенный момент становились частью связного, полноценного повествования. Пробелы заполнялись, когда приходило время событий, описываемых в этом месте - сразу же или чуть позже, иногда несколько раньше. Филласт гораздо лучше видел на неделю-две вперед, чем на тысячелетия.

-Я не вижу, - переубеждал он прорицателя. - и ты не видишь. Конечно, что-то ты и видишь в своем хрустальном шаре, но гораздо больше ты понимаешь. Осознаешь. Живешь в своих видениях. Не знаю, как тебе объяснить. 'Вижу' - это в варварском понимании. Поверь, Уивер, варварами вы перестали быть давно. Не заставляй меня разочаровываться в арденах.

Хотя когда-то было иначе. И князь Филласт наставлял неотесанное племя Старших, а тогда еще просто людей, которых запоздало уходящие в Ниаранд сородичи князя называли 'новыми эльфами'. А те, одетые в звериные шкуры, с каменными топорами, внимали ему и делали первые шаги к цивилизации.

-Самым тяжелым было отучить их поклоняться мне. Когда я окончательно переселился в деревню, перед моей хижиной воздвигли идолище из дерева и молились ему. Моими трудами вы не молитесь теперь никому. До сих пор не знаю, зачем Катаар вложил в вас эту склонность к богопочитанию. В понимании Прежних вера в богов всегда значила только знание того, что они есть, и чего от них ожидать.

Раз Филласт взял второй том, речь должна была пойти о событиях близких по времени. Прорицатель с трудом подавил в себе почти детское желание заглянуть эльфу через плечо. Но тот так же быстро, как и взял том, отложил его в сторону, вписав одну строку, не более. Посмотрел на прорицателя.

-Твоя дочь идет сюда, Уивер. Пришло время ей искать свою судьбу.

Ему часто хотелось убежать от судьбы. Но никогда еще - так сильно.

Он любил Эрика как сына. Если уж начистоту, то лучшего супруга для своей дочери прорицатель не видел. Но - ей было только девятнадцать. Два года назад она ушла служить миакрингам. Такой совет дала Аэлевит, прорицательница из Окбери, входящая в Круг. Сам он, сколько не вглядывался в хрустальный шар, ничего такого не увидел, но поступил согласно сказанному. Пророчества никогда не лгали. И все, что ни происходило, всегда имело смысл. Подчас зловещий.

Их брак был похож на путь. Наследник Ровенда Великого и дочь Верховного прорицателя, к тому же из самого влиятельного в настоящее время и древнего рода. Так могли воспрянуть ардены. Но - не давало покоя прорицателю то, что три века назад был избран иной путь.

Ничего хорошего не ждал он от этого брака. Именно брака. А как еще можно объяснить то, что Эрви - судьба Эрика? И Филласт вот, тоже так считает.

Как-то не приходило ему на ум, что близкие ему люди могут быть ключевыми фигурами в грядущих событиях. Готовый пожертвовать собой ради своего народа, он никогда не думал, что в жертву потребуется не он.

Все это он выложил Филласту в тот же день ближе к вечеру, не в силах сделать шаг от судьбы.

-Ты староват для героя, Уивер, - вот все, что ответил ему эльф.

Действительно, староват. Двести семьдесят семь ему. Триста считается разумным пределом. А вот кто не староват в замке Скассл, так это сам Филласт. Пять тысяч лет - и еще столько же, если повезет. Не бессмертны эльфы, как считается. Но при таком веке особой разницы нет. Как только душа не устает?

Он вернулся в свои комнаты. Все тут было устроено, как он привык: серый камень стен, грубый и необработанный, камин в полстены и клыки дракона над ним, простая деревянная кровать и прочий суровый аскетизм, содранный с типичных помещений замка Тислари, ставший почерком и стилем ЭахТислари за долгие века, а когда-то давно просто-напросто продиктованный бедностью рода. В эпоху ЭахРимморов-императоров над ЭахТислари смеялись; в правление ЭахРимморов-герцогов стиль островных аристократов чуть не стал повсеместным. То было время угасания, ошибочно считаемого временным упадком и даже новым рассветом. А на самом деле был вечер мартовского дня. Впереди была ночь и весенние заморозки для народа, так и не увидевшего лета.

Прорицателю не нравилась эта пародия на родной замок, пусть искусная и достаточно древняя. От самого Аори ЭахРиммора место Верховного прорицателя почему-то стало наследным для ЭахТислари. Так случилось - никто не делал это законом, но закономерность была. После смерти очередного главы Круга самым сильным прорицателем из оставшихся почему-то оказывался именно отпрыск островного рода, и так каждый раз. Поэтому и устройство апартаментов Верховного прорицателя за шесть веков не изменилось. Но прорицателя тянуло туда, где эта обстановка была на своем месте. Он устал и хотел дожить жизнь дома. И знал, что скорее всего никогда больше не увидит родной дом. Не то время. Он хлопнул в ладоши.

-Готов ли ужин? - спросил он у пришедшего на зов слуги. Тот кивнул. - Накрывай. Потом пригласишь Эриоха ЭахВеррела.

Слуга был арденом, но вот повара прорицатель держал из завоевателей. Одним умением обделил Катаар искусных арденов - вкусно готовить.

Подняв к глазам висевший на шее темно-бордовый камень, он с усилием глянул сквозь него на камин, и вспыхнуло пламя. Камень был древним, гномьей работы, и позволял пользоваться магией тому, кто от природы к ней неспособен. Что для людей, колдунов среди которых было не намного больше, чем провидцев среди эльфов, было весьма немаловажно. Пламя быстро разогнало прокравшийся в сумерках холод, и прорицатель немного воспрянул духом. Он любил тепло.

Он не услышал, как вошел Эрик. Все его внимание было поглощено глубинами хрустального шара.

-Я вижу часть пути, - произнес он, заметив наконец вошедшего, когда тот появился в поле его периферийного зрения. Прорицатель говорил, потому что пророчеству нужны уши или бумага; растаяв в воздухе, оно может забыться. - и не знаю, куда этот путь приведет. Мы должны взять в руки оружие и встать рядом с завоевателями, защищая Риммарави.

-Что толку? - спросил Эрик.

-Не знаю, - прорицатель оторвался от шара и потер мизинцами заслезившиеся глаза. - Нас все равно побьют. Я так видел, и так будет. Завтра же я вышлю гонцов по всей Риммарави.

-Странно, что ты вспомнил это название, Верховный прорицатель. Не то три, не то все шесть веков мы его не используем.

-Да, - согласился прорицатель. - так когда-то звалось княжество, основанное Риммором и наследовавшееся его потомками до Сигаиха. И так же порой называли основанное Аори герцогство. Может, это значит, что страна вновь обретет имя, а с ним и будущее?

-Как знать? По мне, все слишком туманно. Скажи, не видел ли ты, что за судьба идет по моим следам?

-Нет, - ответил прорицатель, и это была правда. Он не видел. Ему сказал об этом Филласт.

Утаивать предсказания Уивер ЭахТислари научился давно. Примером ему послужил старший брат Дегарт со своим знаменитым пророчеством. Всю жизнь прорицатель видел в его глазах, что тот знал больше, гораздо больше, чем сказал Эргану Второму.

-Ты ведь знал Серого волка, Верховный прорицатель! - вдруг выпалил Эрик. - Скажи мне, как принял он тогда нашу сдачу, скрепленную договором с завоевателями?

-Тебе это так важно, Эриох?

-Да, - ответил Эрик, подумав. - я хочу знать.

-Он ушел на то озеро, где ты его и нашел, и жил там до самой смерти. Я знаю, потому что встречался с ним пару раз, и мне же пришлось сообщить ему о смерти Маргена. Но охотник на бобров солгал тебе - Серый волк никогда никому не служил. Он так и остался непокоренным.

-Я завтра покину замок, - добавил прорицатель чуть позже. - и хочу просить тебя ждать здесь. Ко дню, когда тебя настигнет судьба, я вернусь.

Лорбаэн. Сегодня ты, а завтра я, и пусть побежденный плачет.

Крики, визги, вопли. Ветки хлещут по лицу, но она не замечает и бежит, продирается сквозь густой подлесок. Опять крики - радостные и злые детские крики. В ком, как не в детях, столько восторженной жестокости? Волчата, загнавшие жертву. 'Шакалята', - зло думает она, зная, кто жертва. Дети шакалов загнали волчонка и грызут. Она бежит, и ветки наотмашь бьют ей в лицо, оставляя царапины на коже. Подол платья путается в ногах, дыхание сбивается. В криках она не слышит лишь одного голоса. И это хорошо. Когда она услышит крик Рава, это будет значить, что уже поздно.

Лорбаэн вырвалась из зарослей на поляну и наконец увидела то, что слышала и ожидала увидеть. Шестеро или семеро соседских мальчишек проверяли крепость кулаков на Раве. Увидев ее, большинство отступило от жертвы, но двое самых самоуверенных не прервали развлечения даже теперь, избивая ее младшего брата прямо-таки с остервенением. Рав, уже неспособный защищаться, только прикрывал голову руками, а живот - коленями, скорчившись на земле.

-Остановитесь, - произнесла она властным, насколько это было в ее силах, голосом.

Шакалята прекратили грызть волчонка и с вызовом уставились на нее.

-Чем ты сможешь нам помешать, красотка? - ехидно спросил самый старший из них, Длух. - Прикроешь этого гаденыша своей юбкой? Арденская юбка миакрингу, знаешь ли, не преграда.

Мальчишки дружно заржали. Длух был младше ее всего лишь на полгода; почувствовав, что краснеет, Лорбаэн с усилием взяла себя в руки.

-Я не собираюсь тебе мешать, Длух, - проговорила она, безошибочно и даже инстинктивно выбрав своим противником самого петушистого, как гласило первое правило одиночки, оказавшегося против стаи. - Ты избил ардена. Теперь мы уйдем, а за тобой придет Серый волк.

-Он не арден! - выкрикнул Длух, чувствуя, как уверенность и задиристость на глазах покидают остальных. - Он полукровка! И ты полукровка, Лорби! Вам не будет защиты ни от них, ни от нас, завоевателей!

С большим трудом она сдержалась, чтобы не выпалить в ответ какую-то гадость. Это погубило бы все.

-Вставай, Рав, - позвала она. - мы уходим.

Равераэх с трудом поднялся на ноги. Лорбаэн ни сделала и шагу в его сторону, хотя сердце рвалось помочь младшему брату. Морщась от боли, он отряхнул куртку и, прихрамывая на правую ногу, подковылял к Длуху.

-Сегодня ты, а завтра я, - сказал он, криво улыбаясь в лицо вожаку шакалят. - и пусть побежденный плачет.

Брат и сестра ушли, не сквозь заросли - по тропе, что вела в город, гордые и довольные собой. Знали: в словах Рава была правда, которую еще не осознал никто в Гирисе, кроме них.

Отцом Лорбаэн и Рава был арден, матерью - миакоранка. И другой причины их несчастий не было.

Родители понимали, что ничего хорошего на севере их не ждет. Не знали, ведь никогда не бывало такого, чтобы смешалась кровь Старших и Младших, пусть вторые и произошли от первых; не знали, но чувствовали и, как показало время, не ошиблись. А тогда, полюбив друг друга, они тайно покинули Гирис и переехали в Кагонис, большой город на востоке Латонсы и своего рода столицу дессалиев. Сначала родилась Лорбаэн, потом Равераэх, каждого из детей в свое время отдали учиться в закрытую и очень престижную школу, которой не чурались даже аристократы долины Сакара. Отец и мать зарабатывали вполне достаточно, чтобы позволить себе учить детей в таком дорогом заведении.

Только друзей у детей не было уже тогда. Их считали арденами, Старшими, что для детей, да и взрослых дессалиев было почти то же самое, что и боги Звездного пика. Они были чужими, и это было едва ли не важнее. Но дома дети были счастливы, и счастливы были их родители - даже постоянно хмурившийся, словно чем-то обеспокоенный отец. Так продолжалось до тех пор, пока Лорбаэн не исполнилось тринадцать.

Она смутно помнила ту ночь. Проснулась от чьего-то негромкого, но властного голоса. Сонная, вышла из своей спальни и спустилась вниз. В открытую дверь гостиной девочка увидела пятерых незнакомых мужчин. Все они были чем-то похожи на ее отца, и Лорбаэн поняла, что это ардены. Тот, что стоял впереди, был стар, одет в странное платье с широкими, свисающими рукавами, черное, без пояса и украшений, и держал в руках оправленный в серебро темно-красный, почти бордовый камень, висевший на его шее на цепи. Он и говорил. Против него стоял отец Лорбаэн, чуть позади - мать.

Так никогда и не вспомнила она, что за слова звучали тогда в их доме. Все было словно в тумане, а потом во вспышке багрового пламени исчезли пришельцы и ее отец, а у матери подкосились ноги и она тяжело осела на пол. Отца Лорбаэн и Рав больше никогда не видели. Мать говорила, что он умер.

Вскоре, в конце очередного месяца учебы, мать не забрала в положенный час детей домой. Лорбаэн, терзаемая наихудшими предчувствиями, как только не упрашивала ректора отпустить ее. Наконец тот смилостивился или просто устал слушать ее рыдания, и спустя еще месяц она вернулась домой.

Дом был пуст и, видимо, давно покинут. Все в нем словно говорило: не ищите меня, я ушла и никогда не вернусь.

Лорбаэн и Равераэх выросли одиночками. Закрытая школа приучила их подолгу, большую часть времени, жить без родителей, а отчуждение со стороны других детей лишило детской тяги к дружбе со сверстниками. Они верили и полагались только друг на друга, а в родителях была отдушина для груза сдерживаемых эмоций. Потеря отца и матери была тяжелой, но переносимой. Вот только в Кагонисе им больше делать было нечего, хотя их обучение в школе было оплачено вперед.

Однажды Лорбаэн, идя вместе с Равом по мощеной крупным камнем набережной эстуария Сакара, увидела странного человека, шедшего неспешной походкой ей навстречу. Он был высок, как мало кто из жителей Кагониса, даже выше ее отца. Темно-рыжие волосы волнами ложились ему на плечи, и сверкали серые глаза на лице с правильными, аристократическими чертами. Медная овальная бляха без украшений скрепляла на груди его серый до земли плащ, из-под которого показывался то правый, то левый сапог выше колена, из серой кожи. Большая двулезвийная секира торчала из-за спины. Только описав про себя этого человека, поняла Лорбаэн, что он - эйторий. Ни мгновенья не раздумывая, бросилась к нему и стала поперек пути Старшего.

-Что тебе, девочка? - спросил он, нахмурившись, но не зло, скорее удивленно.