Именно такие мысли посещали голову Шарлотты - и довольно часто - до памятного бала. Сейчас больше всех на свете титулов ей хотелось получить послание от мсье де Руана, от Шарля. Любое - пусть даже записка, состоящая из двух слов, лишь бы знать, что он к ней неравнодушен. Что после их встречи в графском лесу он думал о ней хотя бы минуту.
Проснувшись по обыкновению с рассветом, Шарлотта оглядела стены и потолок из неровного серого камня, покрытые гобеленами, на которых, впрочем, все равно нельзя было разобрать орнамента - настолько они были старыми и пыльными. Узкая комната - не от недостатка места в замке, а, чтобы меньше топить; старая кровать, пара сундуков в углу, стол с письменными принадлежностям да зеркало, у которого Шарлотта причесывалась.
Барышня с грустью посмотрела на роман, который читала ночью - в нем прекрасную героиню каждое утро будила горничная в залитой солнцем спальне, потом приносила ей ароматных булочек на завтрак и ежеминутно говорила, какой же красавицей уродилась ее госпожа.
Вздохнув и в который раз пообещав себе выгнать Брижит, Шарлотта откинула одеяло и сама подошла к окну, раздвинула занавески. Солнце давно встало, но во дворе были тишь да покой - слуги в этом доме вставали, похоже, позже господ.
- Брижит! - крикнула, как могла громко Шарлотта во двор. Ответом ей было лишь кудахтанье кур из птичника. - Ох, и достанется же когда-нибудь этой девчонке!
Ворча в адрес горничной, Шарлотта сама принялась стягивать на себе корсет, влезать в домашнее платье и заплетать в простую косу волосы.
- Сильва, - влетая в кухню, все еще кипела она, - верно, во всей деревне нет более ленивой крестьянки, чем моя Брижит! Хоть бы раз она разбудила меня, как полагается будить барышню… Полей мне, кормилица, умыться хочу.
- Батюшка ваш тысячу раз предлагал взять другую девчонку. - Сильва нехотя обтерла руки о передник и лила воду из кувшина на руки девушки. - Вон управляющего дочка уж такая умелица растет…
- Она и двух слов сказать не может - скучно с ней.
- Люсиль можно взять, птичницу, она вашего возраста как раз.
- Эта страшная как смертный грех, ночью увижу - испугаюсь.
- Ну а Николь, племянница моя, чем не угодила? - уже со смехом спрашивала Сильва.
- Племянница твоя просто глупа: что на уме, то и на языке - разве такой должна быть горничная?
- Тогда и мучайтесь с этой неумехой: какие господа, такова и прислуга.
- Что?! - возмутилась было Шарлотта, но быстро стихла - кормилица позволяла себе и не такие вольности.
К тому же появилась, наконец, Брижит - невысокая чернявая девушка в розовом, некогда господском платье. Она, кокетливо покачивая бедрами, прошлась по кухне и с лукавой улыбкой смотрела на хозяйку.
- Где ты пропадала все утро?! Ни платья мне не приготовила, ни воды для умывания, и я уже молчу о ванной!… И, кроме того, ты должна помочь мне истолковать сон!
- Сон? Вам приснилось что-то о мсье…
- Не здесь, я тебя умоляю, пойдем, - барышня вскочила из-за стола и, бросив сердитый взгляд на Сильву - не дай Бог расскажет папеньке - повела горничную в свои покои.
Лучшими подругами Шарлотты считались мадемуазель де Бриенн и мадемуазель де Жув. При встрече они радостно бросались на шею друг дружке, целовались в щечки и, тепло пожимая руки, начинали говорить о моде и провинциальных сплетнях. Однако свои сердечные тайны и мечты о будущем Шарлотта поверяла лишь своей горничной, которую и в мыслях не могла назвать своей подругой, и была полностью уверена, что та ее тайн никому не выдаст - просто потому, что Шарлотта в равной степени владела и сердечными тайнами своей служанки…
Заперев поплотнее дверь спальни, Брижит села на кровать подле госпожи и со всей серьезностью принялась толковать давешний ее сон. По словам служанки выходило, что со дня на день Шарлотту ждет встреча, которая изменит всю ее жизнь.
- Кроме того, сегодня вас ждет письмо! - радостно объявила Брижит.
- Письмо? Да нет, ты что-то путаешь - сон мой совсем не об этом.
- Сон, может быть, и не об этом, но… - Недоговорив, девушка извлекла из-за корсажа запечатанный конверт. - Письмо вам, барышня. Крестьянка из соседней деревни сегодня передала, сказала, что вашей госпоже - вам, то есть - лично в руки. Ну же, открывайте, что там?
Шарлотта медлила. Неужто мечта ее сбылась, да так скоро? Чуть подрагивающими пальцами она сломала печать и развернула послание:
«
Перечитав письмо трижды, Шарлотта отложила послание, не в силах разобраться. С чего это Жоржетте, которая и здоровается-то с нею сквозь зубы, вдруг называть себя подругой Шарлотты? И когда та успела стать столь набожной? Шарлотта действительно пропустила вчерашнюю службу, потому что папенька в единственной коляске уехал по делам - не являться же в церковь на телеге или верхом?
С чего бы вообще Жоржетте печалиться о грехах Шарлотты? Или же… ведь та говорила, что с детства знакома с мсье де Руаном, должно быть, они сохранили дружбу и сейчас. Что, если Жоржетта пригласила ее по просьбе Шарля?!
Осененная этой мыслью, Шарлотта подхватила юбки и со всех ног понеслась к папеньке - ей нужно быть на завтрашней службе во что бы то ни стало!
Без стука она вбежала в батюшкин кабинет, где тот, как всегда перед обедом, разбирал счета:
- Папенька, моя подруга, Жоржетта де Мирабо, писала мне - она просит меня быть завтра на утренней службе! Умоляю вас, можно мне взять коляску?
Батюшка тяжело смотрел из-под бровей и, казалось, дословно знал, о чем думает его дочь:
- В церковь, говорите? А с каких это пор дочь герцога числится в ваших подругах?
- Ах, папенька, на этом балу в замке де Граммон я так сдружилась с мадемуазель де Мирабо, что теперь считаю дни до следующей нашей встречи… Вы же знаете, мы, провинциальные девушки, живем от бала до бала, а в остальное время только и перебираем в памяти наши разговоры, тоскуя за пяльцами о приличном обществе…
- Помню-помню я тот бал, - папенька, кряхтя, пересел на софу с побитой молью обивкой и ладонью похлопал по месту рядом, приглашая сесть дочку. Шарлотта не замедлила присесть: она с ногами забралась на софу и положила голову на плечо папеньки.
Девушка вспомнила, как любила сидеть точно так же на этой софе в детстве: папенька читал бумаги и, бывало, даже «советовался» с ней по вопросам ведения хозяйства. Сейчас Шарлотта понимала, что батюшка играл с ней, но тогда полагала свои советы очень важными и правильными. Нет, хотя и было ее детство бедным, но Шарлотта всегда была счастлива.
- Бал-то я помню, - продолжал папенька, - да только вы не с барышнями, а молодыми дворянами все больше разговоры водили. Эх, была бы мать жива, никогда бы такого не позволила…
- Да что вы, батюшка, рано мне еще о молодых дворянах думать! - горячо возразила девушка.
- В самый раз вам о них думать, в самый раз, - вздохнул отец. - Уже семнадцатый годок пошел, давно невеста.
- Восемнадцатый, - поправила Шарлотта.
- Тем более! Ну да ладно, ваш брак - моя забота. А дочку герцога уважьте, раз сама в подруги набивается. Возьмите коляску, я Жану сам велю, чтоб отвез вас завтра в церковь.
- Спасибо, папенька! - Шарлотта звонко чмокнула отца в лоб, вскочила на ноги и понеслась к себе: еще ведь надобно обсудить с Брижит наряд для завтрашней встречи.
Глава 6. ЦЕРКОВЬ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ
Шарлотта извелась, пытаясь выбрать платье для завтрашнего свидания - ничего не подходило. Самое красивое - бальное - было слишком открытым и блестящим для посещения церкви, а простое платье из серой шерсти, в котором она обыкновенно ходила на воскресную службу, не произведет никакого впечатления на мсье де Руана. Остальные же наряды Шарлотта сочла либо не к лицу себе, либо безнадежно вышедшими из моды.
- Мне совершенно нечего надеть… - простонала Шарлотта, в то время как птичница Люсиль, срочно вызванная на помощь барышне, с трудом прижимала крышку сундука, не сходящуюся на ворохе неподошедшей одежды.
- Вот! Вы только поглядите, какое чудо, - в комнату ворвалась Брижит, бережно неся в руках нежный шелк глубокого синего цвета, сходу прикладывая его к домашнему платью госпожи. - Очень вам идет!
Шарлотта рассматривала свое отражение в потемневшем от времени зеркале и не могла не согласиться - ее и без того нежная кожа стала как будто еще белее и прозрачней, оттеняемая платьем.
- Где ты взяла его? - заворожено глядя в зеркало, поинтересовалась она.
- В сундуках вашей маменьки - вот уж модница была.
Наваждение схлынуло, едва Шарлотта поняла, что платью столько же лет, сколько и ей самой, а то и больше. Сразу стало видно, что фасон безнадежно устарел, рукава протерлись в районе локтей, а подол изъеден молью.
- Как же обидно, Брижит: такая красота, и невозможно носить…
Она опустила руки, и платье скользнуло на пол. Но горничная моментально его подхватила и принялась убеждать:
- Это поправимо, барышня, я уже все придумала! Рукава ведь можно и отпороть, и пришить, скажем… - она выдернула из сундука снежно-белое платье, давно ставшее Шарлотте малым, - вот эти! Синее с белым будет смотреться великолепно! А юбку украсим кружевами - тоже белыми!
Горничная чуть ли не прыгала вокруг Шарлотты, то тут, то там прикладывая ленты и уже начав отпарывать рукава. И, в конце концов, глаза Шарлотты снова вспыхнули зелеными искрами:
- А вышедший из моды вырез я прикрою кружевной пелериной!
Работа закипела. Всех дворовых девушек, оказавшихся в поле зрения, Шарлотта, к превеликому их возмущению, пристроила перешивать платье. Конюшему Жану срочно было велено чистить и приводить в порядок лошадей и коляску, и только Сильва, уперев руки в бока, наотрез отказалась участвовать в приготовлениях:
- Стыд совсем потеряли, барышня! Где это видано - в церковь, и так наряжаться!
Видя, что криворукие крестьянки все делают не так - пачкают кружева и пришивают их не по моде, Шарлотта не утерпела и сама принялась помогать и показывать, как надо.
Засиделись до поздней ночи. Уже и папенька начал ворчать, что опять без толку свечи жгут, и Брижит намекнула:
- Коли не выспитесь, будете завтра бледны - никакое платье не поможет.
Шарлотта не могла не согласиться и, оставив Брижит за старшую, удалилась в опочивальню. В третьем часу ночи горничная, держа в одной руке едва тлеющую свечу, на цыпочках пробралась в спальню барышни и, тщательно расправив складки, разложила бело-синее шелковое чудо поверх сундуков. Залюбовавшись, снова поправила что-то и потом только отошла. Правда, не удержалась, и на обратном пути хорошенько опрыскала себя парижскими духами из красивого, украшенного каменьями, флакончика. Духи были ужасно дорогущими, подаренными барышне кем-то из ее поклонников, и та сама ими пользовалась только по особенным случаям. Но не одной же мадемуазель Шарлотте блистать! Брижит тоже нужно выглядеть великолепно - ее уже полтора часа, как дожидался Жан…
Шарлотта никогда не была ревностной католичкой - ее этому просто не учили. Если бы не влияние кормилицы-итальянки, верно барышня и вовсе выросла бы безбожницей, как папенька, и не знала даже «Отче наш».
То и дело поправляя пелеринку, чтобы никто не увидел ужасно немодный вырез, Шарлота наскоро перекрестилась и вошла под своды величественной и мрачной церкви Святой Елены. Она немного припозднилась: отец Иоанн уже начал службу, и даже в полутьме и издалека Шарлотта увидела его укоряющий взгляд, брошенный ей. Барышня тихонько села на краешек скамьи у самых дверей, достала Библию, и лицо ее приняло покорное выражение. Живые и любопытные глаза тем временем скользили по залу, надеясь отыскать… нет, его здесь не было.
Прихожан в этот день было немного - все-таки не воскресенье. Голос проповедника звучал монотонно и несколько усыпляющее. Все-таки аукнулось вчерашнее бодрствование до полуночи… Вдруг у противоположной стены мелькнула тень в знакомом сером бархате - Шарлотта затрепетала и с непонятным для себя испугом, уткнулась взглядом в строчки. Неужели он! Но когда собралась с силами и снова подняла глаза - никого уже не было. Ах, показалось…
Тем временем проповедь закончилась, и наступило время песнопений: прихожане начали подниматься, затягивая «Спаситель наш, приди», встала и Шарлотта… Как вдруг, через три ряда впереди увидела тонкий женский стан, затянутый в зеленый атлас, лицо и волосы закрывал капюшон, но дама была очень похожа на Жоржетту де Мирабо.
Шарлотту даже в жар бросило от этой мысли - хороша же она будет, если выяснится, что Жоржетта всего лишь пригласила ее разделить проповедь, а она вырядилась как на прием у королевы и мечтает непонятно о чем…
Впрочем, не успела Шарлотта и закончить свою мысль, как совсем рядом сквозь нестройный хор прихожан услышала голос, который узнала бы и из тысячи:
- Сударыня…
Шарлотта сбилась на строчке «…под скорбным бременем вины» и резко обернулась на голос. Это все-таки был он, она не ошиблась. В том же потертом сером камзоле, что и на балу - но мсье де Руан казался красивейшим из мужчин.
- Вы меня напугали, мсье… - неожиданно для себя ответила Шарлотта и, отводя глаза к сводчатому потолку, продолжила петь.
- Простите, сударыня, - ответил де Руан, вставая рядом с ней, чтобы не привлекать внимание, - я был уверен, что вы догадаетесь, кто просил вашу подругу Жоржетту написать то письмо.
- Я догадалась. «…От пут греховных огради». Но мне пришлось лгать папеньке, и теперь мне хотелось бы знать, ради чего вы устроили это? Право, ваше послание сбило меня с толку. «…Дитя небес, мольбе внемли».
Внутренним чутьем Шарлотта догадывалась, что не надобно кокетничать с мсье де Руаном, но другого способа общения с мужчинами она просто не знала.
- В таком случае вы должны были догадаться и о том, какое впечатление произвели на меня на том памятном балу.
- Осмелюсь предположить, что впечатление я произвела не только на вас, сударь, однако писать осмелились мне лишь вы.
Сказав очередную обидную для мсье глупость, Шарлотта хотела прикусить собственный язык, но вместо этого стояла с невинным выражением лица и дрожащим голосом вытягивала новую строчку.
- Должно быть, я просто самый смелый из ваших поклонников. Или, скорее, самый наивный. - Шарлотта своим тоном наконец-то добилась желаемого: мсье де Руан помрачнел, голос его сделался холодным и, кажется, он даже чуть отступил: - Словом, простите мне мой порыв, сударыня. Желание увидеть вас снова было так велико, что, верно, разум мой помутился.
Шарлотта все еще смотрела на ангелов, изображенных на потолке, и выводила «…к моленьям верных снизойди», потому не заметила, что де Руан отвесил ей короткий поклон и тут же поспешил к дверям. Запоздало обернувшись, она увидела только его спину и осознала, что это не тот мужчина, с которым можно безнаказанно кокетничать, и что второй раз он ни за что ей не напишет.
«Господи, что же я делаю!…» - хотелось закричать Шарлотте.
Путаясь в собственных юбках, она, не обращая внимания на прихожан, почти бежала следом и нагнала мсье де Руана только во дворе церкви, пустынном во время службы.
- Шарль! - крикнула Шарлотта, и он тотчас обернулся.
Она благодарила Господа, что успела вовремя: де Руан не злился - он, мгновенно просветлев лицом, бросился ей навстречу. Шарлотта сама взяла его за руки и, с мольбою глядя в ласковые, стального цвета глаза, говорила:
- Простите меня, мсье де Руан, это мой разум помутился, а не ваш. Я так рада, что вы мне написали!… Я места себе не находила, пока не получила вашего письма.
Она говорила слишком громко и эмоционально - быть может, даже кучера, дожидавшиеся своих господ, слышали ее слова, но она видела только глаза Шарля, полные любви, и ей не было ни до кого больше дела. Более того, Шарлотта мечтала сейчас, чтобы мсье де Руан заключил ее в объятья и поцеловал. Она даже подалась губами ему навстречу, и Шарль, казалось, подался вперед, но, опомнившись, припал к ее рукам и принялся осыпать поцелуями их.
Глава 7. УТИНАЯ ОХОТА
Комар мерзко жужжал, нарезая круги возле лица Жоржетты, и, наконец, приземлился на ее левую щеку. Девушка сморщилась, пытаясь согнать насекомое, но оно, похоже, устроилось вполне уютно, а через мгновение вогнало острый хоботок под кожу… Жоржетта, смирившись, более на него внимания не обращала, а только поудобнее перехватила рукоять лука и снова замерла.
Она уже тридцать минут лежала в одном положении - на животе и на голой земле, если не считать настил из сухого камыша, сделанного ею же. Жоржетта выслеживала жирного селезня - огромного и при этом необыкновенно проворного. Селезень появлялся здесь, в камышовых зарослях, каждое утро и кормился на мелководье. Жоржетта заприметила его еще в начале весны и сама себе поклялась, что этот экземпляр достанется ей. Она была хорошим стрелком, и обычно для нее не составляло проблем подстрелить до десятка его сородичей, но мерзавец всякий раз умудрялся сбежать… Это стало уже делом принципа!
Накануне вечером Жоржетта уговорила Шарля помочь ей. Конечно, намного приятнее было бы изловить селезня в одиночку, но задача Шарля сводилась лишь к тому, чтобы подманить птицу с помощью свистка, имитирующего голос самки.
И вот сейчас она залегла недалеко от мелководья - не шевелясь и практически не дыша. Шарль точно так же устроился в трех туазах [3] от нее и должен бы начать «крякать». Почему молчит, интересно?
Жирный селезень уже приземлился на поверхность озера, но осторожничал - держался вдалеке от Жоржетты. Как кстати был бы сейчас свисток Шарля! Почему он медлит?
Селезень, между тем, не собирался делать Жоржетте одолжение и подплывать ближе - он, пригревшись на солнышке, расправлял перья и деловито их чистил. Самый подходящий момент, чтобы выстрелить - не близко, но попробовать стоит! Не став больше медлить, Жоржетта натянула тетиву, прищурилась, высунув кусочек языка, и… лесную тишину пронзил треск сухого камыша в трех туазах от Жоржетты.
Селезень тотчас насторожился, уставился на кусты, где прятался Шарль, и - счел лучшим убраться от греха подальше.
- Нет, нет, нет! - уже не опасаясь, закричала Жоржетта, мигом поднимаясь на ноги и через камыш и по мелководью пытаясь нагнать утку.
Первая стрела просвистела в паре дюймов от птицы, вторая и третья, выпущенные следом, не достигли цели даже и близко. Тут же полетел град стрел, выпущенных Шарлем, видимо осознавшим свою вину, но селезень был уже высокого в небе и звонко крякал, как будто насмехаясь над Жоржеттой.
- Тысяча чертей! - стоя по колено в мутной воде, Жоржетта не сдержала ярости и швырнула лук в сторону, впившись теперь гневным взглядом в де Руана: - Шарль, как вы могли?! От вас всего-то требовалось приманить его!
Тот стоял тоже в полный рост и смотрел на Жоржетту виновато: