Помоги проекту - поделись книгой:
– Рви! – во всю мощь легких заорал он, надеясь, что петля сработает, и из десятков дерущихся за приманку монстров вырвет хотя бы одного. – Рви, мать твою, кому говорю!!!
Разъяснив девушке план, Данил, дождавшись, пока она на минимально безопасное расстояние подгонит машину к воротам, спрыгнул с крыши. Вытащил из ниши под жилым модулем трос, размотал его, зацепив одним концом за буксировочный крюк, подготовил петлю на конце. Осторожно подобравшись к воротам и осмотрев их, пока Юка наблюдала за обитателями гигантского курятника посредством кормовой камеры, обнаружил две петли-проушины для замка. Ну и отлично, проще будет с запорами. Закрываем ворота, накидываем стопор – тот же трос, к примеру, – и все. Ворота заперты, толпа разъяренных петухов вновь надежно отрезана от мира. Вот и славно. Ибо бегать от них в чистом поле занятие малоперспективное.
Юка с семейством тоже занималась такой подработкой, но в особо опасные места они никогда не лезли. Хотя их и было четверо, они все же не обладали умениями и знаниями для такой работы, но собрать и привезти несколько образцов с гораздо меньшим риском было несложно. Основной же их работой стало то, что в дни до Войны называлось «скорой помощью».
За город он выбрался ближе к обеду. Пока шел по улицам – был буквально раздавлен валившимися из кладовых памяти воспоминаниями. Он не был в своем городе почти два года, хотя и присутствовал здесь, сидя в детском саду, словно прячась за ширмой времени, такой эфемерной, но такой непреодолимой… Вроде и тут – но бесконечно далеко, без возможности вырваться, выйти наружу. И вот теперь каждая улица, каждый дом вызывали бурю эмоций и вал воспоминаний. Да таких, что любой мало-мальски серьезный мутант, задумай он атаковать неожиданно, мог бы легко и непринужденно получить на ужин сочного и вкусного человека. Однако – повезло: улицы были пусты, хотя время чудовищ уже наступило.
– Меня красный крест защищает, – улыбнулась девушка, крутя рулем и объезжая здоровенный булдыган посреди дороги. – Да, вооружения на нем почти нет, только ПКТМ на крыше. Управление, кстати, с твоего места – выдвижная консоль под торпедой. Но мне и не нужно. Я человек мирный.
– Ну то есть как… – принялся на ходу изворачиваться он. – Про «орудуют» это я, конечно, приукрасил… но одного такого мы буквально на днях видели неподалеку от города. Попытались отстрелить – куда там. Пух летит, а толку нет. Его только крупным калибром и валить.
Если судить по карте, от поворота до маячащего на горизонте поселка Полевого, на окраине которого и находился комбинат, было километров десять. Тракт и поселок соединяло некое подобие дороги – насыпь, на которой совсем не осталось асфальта, а поверхность была выглажена ветрами с окружающих полей до состояния стиральной доски. Чтобы не трястись по этим ребрам, Юка взяла правее, сойдя с насыпи – и «Тайфун», пробивая в высокой траве широченную колею, наперерез через поле попер к забору птицефабрики.
Примерно с минуту царило молчание. За темным водительским окошком смутным пятном маячила голова, но черты лица он рассмотреть не мог. Безуспешно попытавшись различить детали, Добрынин вскоре бросил это занятие и теперь разглядывал лишь сам броневик. Он разглядывал машину – а из машины разглядывали его. Вероятно, он своим внешним видом тоже озадачил седоков, и там не могли решить, что же делать с этим внезапно появившемся на пустом тракте персонажем.
– А чем ты вообще занимаешься, если тебя куропаты интересуют? – осведомился он. – Времени у меня вагон, помогу тебе с удовольствием. Но… может быть приоткроешь уже карты для ясности понимания? Если, конечно, информация не секретная.
Пока мылся в душе да ополаскивал комбез с рюкзаком – все крутил головой, пытаясь отыскать камеру, однако таковой не обнаружил. То ли пошутила, то ли просто скрытая установка… После того как стационарный дозиметр на стене показал приемлемый фон, Добрынин открыл внутреннюю дверь и оказался во втором тамбуре. Сгрузил тут свои вещи – сложил и оружие, и снарягу, не желая пугать гостеприимную хозяйку, – переоделся в комок и, оставив при себе только один нож, открыл третью дверь, в жилое пространство модуля.
Добрынин осторожно положил клинок на край столика, демонстративно отпихнул его от себя и развел руки в стороны:
Юка с детства питала страсть к медицине – видимо, пошла в отца, имевшего целую кучу работ по различным медицинским направлениям. Тот, начав обычным хирургом, благодаря своим знаниям и профессионализму быстро пошел в гору, и спустя несколько лет сначала занял должность заведующего хирургическим отделением, а затем и вовсе стал главным врачом больницы. И теперь, подтянув дочь поближе к медицине, благо, возможность такую он имел, он изо всех сил помогал ей постигать то, что она, не начнись Война, должна была бы изучать в медицинском институте. И успехи ее области медицины были просто поразительны.
– Есть картинка, – по внутренней связи услышал Добрынин. – Надо? Можно увеличить, уменьшить, на определенную точку навестись…
– Конечно, – кивнула Юка.
– Наведись пулеметом на фабрику и жди команды, – подумав немного, ответил Данил, стоя уже у двери в тамбур. – Дальше по обстоятельствам. Сначала понаблюдать нужно, что там и как…
– Рви по команде – и вперед, по полю. Покружи, пока дергаться не перестанет, а потом встань где-нибудь. Я тебя догоню, – по связи проинструктировал он девушку.
– Это не мое. Одолжил погонять.
– Как же они из ящиков-то повылезали?.. – пробормотал Добрынин, продолжая наблюдать эту, внушающую какой-то даже внутренний дискомфорт, картину. Столько монстров в одном загоне… Не хотелось бы оказаться у них на пути, если вырвутся!
Первое, на что сразу же обратил внимание Данил, это отсутствие наружных шумов в кабине. За стенкой отсека работал, ревя турбиной, мощный дизельный двигатель – а здесь, в кабине, стояла практически полная тишина, словно они и впрямь были в отсеке подводной лодки. Только легкий гул из-за стенки – и все.
Добрынин пожал плечами, не понимая ее реакцию, но вникать не стал. Потом с этим разберемся, не до бабских обид сейчас. Хотя тоже, знаете… непонятная реакция. Для нее же старается, ей же помогает…
Мать погибла в самом начале Войны. Шальная пуля, влетевшая в окно в одну из ночей, когда в городе свирепствовали банды, деля территории, провизию, барахло и власть. Юка не была сильно привязана к матери, но, будучи девочкой очень эмоциональной, горевала несколько месяцев, худея и хирея с каждым днем. Если бы не отец – так бы и умерла. Однако он вовремя заметил неладное и сумел вытянуть дочь из пропасти, дав новый импульс к жизни.
– Ну что? Знакомиться будем? – обернувшись, спросила она. – Я – Юка. Вообще-то – Юля, но отец меня всегда Юкой звал. В память о матери, она у меня кореянка.
– Тебе никто не говорил, что в гости с железками не ходят? – потирая правую ногу, через силу усмехнулась она. – Напугал, бугай! Ну и реакция у тебя… И нога как каменная!
Заодно уж заглянул и внутрь, воспользовавшись щелью между воротинами, величиной с ладонь. Куропаты жрали. Толпились под цистернами, пихали друг друга, огрызались, долбили короткими толстыми клювами по земле… Данил пригляделся, но понять, что они потребляют, так и не смог. Далеко, сумерки уже опустились, густея с каждой минутой. Попробуй тут, разбери. Да и какой смысл? Ночь на подходе – а значит, пора открывать активную часть фазы операции под названием «Сафари на куропата».
Сидя на ступеньках, он размышлял. Зоолог строжайше, категорически запрещал даже и думать о том, чтоб попытаться исправить все одним единственным ударом – спуститься в Убежище и предстать перед его обитателями. И Добрынин, долго думая над этим еще в аномалии, понял, что он прав.
Добрынин послушался – и, надо сказать, послушался с радостью. До Пензы тащиться – это у него дней пять уйдет. А на этой боевой колеснице еще до вечера там будет. Да и заинтересовал его сей агрегат до невозможности. Он – а еще больше та, кто им управляет. Это же недюжинной смелости девчонке нужно быть, чтоб по радиационным просторам, пусть даже и на таком броневике, мотаться.
– Ты знаешь… Я на днях проснулась и поняла, что больше так не могу. Загнусь, если все так же продолжаться будет. Ну нет моих больше сил так жить. Понимаешь ли, уже даже мысли всякие… плохие… последние полгода лезли. Это всё, это – край. И так, знаешь, до смерти захотелось, чтоб было все как раньше!.. Только мы, «Тайфун» – и дорога! КАМАЗ же… он очень просто заводится. Замка зажигания тут не предусмотрено, достаточно просто в кабину попасть и тумблером щелкнуть. В общем… украла я его. Зашла в автопарк, села, завела – и вперед. Им теперь не так часто пользуются. Вояки его редко дают, только для дальних выходов, но всегда держат полностью исправным и укомплектованным. Да тут в закутке даже лаборатория моя научная в полной исправности… Пока там охрана сообразила, кто да что; пока тревожную группу оповестили; пока они там БТР завели… Я уже километров десять отмахала. А скорость у меня выше, чем у БТР, и запас хода по топливу в два раза больше. Так и ушла.
Когда с началом Войны была уничтожена Балаковская АЭС, и Волга ниже по течению стала непригодна для проживания, в Балашов хлынул поток беженцев из Саратова и окрестностей. От Саратова до Балашова – двести с лишним километров, люди стремились в захолустье, в райцентр, ближе к земле, наивно полагая, что там проще выжить. Однако это было совсем не так. Здесь их не ждали и не желали принимать, и группы беженцев на подходе к городу безжалостно уничтожались местными бандитскими группировками, коих в городе образовалось целых три.
Данил философски пожал плечами. Надо так надо. Мужик он здоровый, стесняться ему нечего – сплошной мускул кругом, ни пузика, ни жиринки. Все в полном порядке. Причем – гы-гы – везде. А нога… Ну что – нога… Нога – это свидетельство железной воли и бойцового духа. Шрамы, опять же, украшают мужчину.
– Так дороги-то еще километров семьдесят, а то и больше, – усмехнулся Добрынин. – И это только до Пензы, а ее еще объезжать, потом по тракту М-5 до поселка… Даже не семьдесят, а больше сотни! До вечера еще пилить. Время есть.
Охота на куропата ночью – чистой воды самоубийство. Да, он хреново видит, но ты видишь еще хуже. А вот слух и обоняние у него, как и скорость… короче, вспоминаем поговорку про носорога. И потому Добрынин торопился. До сумерков по его прикидкам оставалось часа два – вполне достаточно, чтобы выйти на позиции и вылупить птенчика. А уж там… зацепить петлей за лапу, отволочь к тракту – тут и ощипать без суеты и спешки. Ничего сложного. Разве что вызывало сомнения, как он будет добывать этого зверя без крупного калибра. Придется на минимальное расстояние подходить и бить как белочку – точно в глаз… Ладно. По месту определимся.
– Понял. Мы их куропатами называем. Огромная туша, тонны три-четыре, а то и до пяти доходит. Шкура, хрящ, слой жира – пулей хрен возьмешь. А бегает так, что за твоим броневиком угонится. Ты их имеешь ввиду?
– И в душе наверно есть? – усмехнулся он.
– Ага. Я же говорила – мутант, – она решительно тряхнула головой. – Ладно. Раз все у нас нормально разрешилось – давай в кабину. Торопиться я не то чтоб особо тороплюсь, но и посреди дороги торчать незачем. Поехали.
Нож за спиной в такой ситуации был ну совершенно неуместен. Тоже мне мужик – здоровее девчонки раза в четыре, а в гости с тесаком пришел… Чувствуя, как начинает краснеть от неловкости, Добрынин повел рукой в сторону, намереваясь положить клинок на столик справа… и краем глаза едва успел уловить короткое смазанное движение. Направление удара не понял, но тело сработало само – скрутилось вправо, подставляя под удар левый бок, уводя голову под защиту плеча и бросая навстречу правую руку… Если б не это – удар пришелся бы аккурат в «солнышко». Теперь же угодило куда-то в широчайшую, в мышцу, и вреда не принесло. А следующую атаку Добрынин уже видел и реагировал соответствующе – мягко сблокировал правый прямой, нырнул под левый боковой, подставил бедро под лоу по колену, заставляя удар пройти не в сустав, а выше, и погаснуть в набитом, жестком мясе квадрицепса. И, скользнув вперед, толкнул девчонку рукой в лоб. Да так, что она, отлетев к левому борту модуля и упав на мягкий диванчик, так и осталась сидеть, глядя на него круглыми от страха глазами.
Она помолчала немного и вдруг, тряхнув головой, словно отгоняя невеселые думки, обернулась к Добрынину:
Радиационный фон здесь был жуткий, он никогда и не видывал таких цифр. Прибор орал благим матом, стрекоча, как бешеный, показывая что-то около тысячи – и Добрынин мог только благодарить судьбу, а может, Профессора, которые дали ему боевой скафандр, своей многослойной демроновой структурой нечувствительный даже к такой радиации. Это его свойство было жизненно необходимо здесь, в двадцать третьем, когда радиационный фон еще не пошел на убыль и был губителен для всего живого не приспособившегося к новым жизненным условиям.
– Мне нужна туша. Не вся, но много. Нужно отобрать пробы. Шкура, подкожный слой, оперение, мышцы, жир, мозговые клетки, ткани сердца, желудка и костного мозга. Времени на отбор обычно требуется много, часа полтора или около того. И все это должно проходить в спокойной обстановке. Так что… – она пожала плечами, – нужно будет подстрелить такого вот… эм… куропата, затем подцепить тушу и отволочь на безопасное расстояние. И там, пока я буду работать, тебе придется меня охранять. Ну а уж после этого я тебя доставлю куда скажешь. Так что? Поможешь? Мне очень надо!.. – и она, повернув голову, жалобно посмотрела ему в глаза.
– Как же ты оказалась здесь, почти за четыреста километров от дома? – спросил Добрынин, которому до невозможности стало жаль девчонку. – Что произошло?
Решение ее было верным, ворота оказались как раз с этой стороны. Они, как того и ожидал Данил, были закрыты. В этой части территории над забором возвышался целый комплекс построек: проходная, цеха и огромное металлическое сооружение, похожее на элеватор, со здоровенными цистернами наверху. С крыши модуля ему было видно, что около ворот никого не слонялось – зато уж вокруг цистерн гигантских птичек толпилось больше всего. Похоже, это было хранилище. Комбикорм, зерно, может, шелуха подсолнуха, или чем они там вообще питаются… Что-то, что пролежало достаточно долго и не сгнило, чтоб дать им пищу. Тут же находился и здоровенный, непонятно для чего предназначенный бассейн, до краев полный водой, в котором, разлагаясь и наверняка воняя на всю округу, плавали кверху брюхами туши нескольких мутантов.
– Близко не подходи, – предупредил Добрынин девушку. – Встань метров за четыреста, развернись, чтоб в случае чего можно было сразу рвануть. Связь есть?
– А во-вторых, помощь мне нужна, – кивнула девушка. – А ты в своем комбезе так внушительно выглядел – сразу понятно, бывалый. Да и оружия на тебе как игрушек на новогодней елке.
Юка помолчала немного, решая, видимо, как бы помягче преподнести, чтоб спутник сразу наотрез не отказался, и ответила:
– Да тут я, – усмехнулся Данил. Ну никакой дисциплины… – На крыше буду.
– Нет, не все. Еще есть. Во-первых, вдвоем веселее. У таких как ты, у путешественников, всегда в запасе интересные истории найдутся. А долгая дорога под интересную историю всегда короче. И если идет путник, один, сам по себе – почему бы не подвезти? Мы с отцом всегда таких подбирали.
Данил задумался. И не над тем, поможет ли он – это было и без того понятно, красивые девушки имеют определенную власть над сильной половиной человечества – а над тем, как все это провернуть. Собственно, задача была не очень сложная. Подойти на расстояние выстрела, свалить курёнка, отойти, подождать, пока спадет ажиотаж у остальных, и, снова пододвинувшись к туше, отмахнуть порядочный кусок. Ничего такого, чего бы он раньше не делал. Вот только одна проблема – ПКТ, которым вооружен броневик, для такой задачи не подойдет. Тут рисуется два варианта: либо крупным калибром тушку нашпиговать – либо попытаться винторезом точно в глаз. И раз КПВ, а тем паче 2А72 у них в наличии нет, то вариант остается один. Вот интересно, нахрена ей куропат?!
– Мой «Тайфунчик», – улыбнулась Юка, плавно трогая с места махину. – Ни разу еще не подводил, хотя пашет уже лет семь и пятьдесят тысяч по нынешним дорогам прошел.
А Добрынин, выслушав ее невеселую историю, даже и не знал теперь, что ей говорить. Врать не хотелось, девчонка открылась ему полностью, и отвечать на ее откровенность неправдой он не мог. А правду сказать… Слишком невероятна была правда, чтоб в нее поверить. И тем более для нее, девушки, которая прожила всю жизнь в закрытом поселке, в окружении семьи и в жизни пока ничего толком и не видела. Не решит ли, что он насмехается? Не обидится ли?..
– У тебя тут что, камеры что ли? – проворчал Добрынин, отыскивая глазами метелочку.
Такие показатели были буквально повсюду, в этом он убедился, побродив по окрестностям вокзала, по площади и по самому зданию. Попадались локалки и по тысяче, и по полторы тысячи рентген, а в зданиях, где ветер гулял свободно и забивал радиационную пыль в любую щель, в любую выемку, было и того больше. Но сколько помнил Добрынин, буквально через четыре-пять лет, когда Убежищу понадобятся ветряки и люди будут вынуждены выбраться на поверхность, радиация упадет, позволив человеку вновь, в который уже раз, добыть средства к выживанию своего вида – электроэнергию. А до тех пор люди были вынуждены сидеть глубоко под землей, даже и не подозревая о том, что над ними, практически по головам, бродит в одиночестве один из них. Человек, рожденный в Убежище.
И тут Добрынин вдруг понял, что сотворил глупость. Он не знал, как обстоят дела в этом времени. Это через десять лет куропаты уже будут вовсю орудовать в Сердобске. Видели они такого птенчика и раньше, во время первого долгого рейда, но как обстоят дела сейчас, на десять лет раньше, он не знал и знать не мог. Вполне возможно, курозавры еще только начали разбегаться по округе. А тут он, такой, заявляет, что очень даже с их повадками знаком, и в Сердобске их пруд пруди. Мда… надо бы поосторожнее с подобными заявлениями.
За городом разбушевавшиеся сантименты поутихли. Данил, выбравшись на тракт, оглянулся в последний раз на мост через железную дорогу, на зону и на виднеющийся вдали горб Сазань-горы, повернулся спиной к городу и зашагал мерным походным шагом, поглядывая то под ноги, то по сторонам, то на небо, продолжающее хмуриться мелким осенним дождиком.
– Подожди. Сбоку метелочка, видишь? Обмети себя, чтоб воды меньше тратить. И после уже заходи.
А вслух сказал:
Добрынин влез в кабину, закрутил штурвал, герметизируя дверцу, уселся на второе кресло и принялся с интересом осматриваться. Всяких кнопок, приборов, экранов и экранчиков тут было, пожалуй, даже побольше, чем в подводной лодке. Кресла – удобные, явно предназначенные для дальних поездок. Обзорность – отличная, несмотря на довольно узкие оконца. Может, потому что посадка высоченная, а слепую зону под носом убирало зеркало на козырьке перед лобовым стеклом? Высоко сижу, далеко гляжу…
– А ты?
– Я сам из Сердобска. У нас они вовсю орудуют.
– Мне не надо, – отозвался он уже по каналу скафандра. – Я на крышу, оттуда погляжу. Машину только не дергай. Я уже как-то летал с танка – удовольствие так себе. А тут высоты в два раза будет…
План, родившийся у него еще на первой позиции, было прост, как все гениальное. Сколько помнил он из прошлой жизни, на куропата просто так никто не охотился. Даже Счетчик не отваживался, потому что после первого же промаха нужно было искать либо толстенной дерево в три-четыре обхвата, либо крепкое кирпичное строение, чтоб на крышу влезть. При любых других раскладах куропат без труда догонит незадачливого охотника и порвет его на мелкие тряпочки. А здесь – чисто поле. Ни дерева, ни строений, если не считать корпусов птицефабрики. Но туда поди пролезь, территория-то занята. А если и пролезешь – попробуй потом выбраться, из самого гнездилища. То есть, действовать нужно мобильно. Пожалуй, трос с петлей на конце самое верное решение. Подгоняем машину кормой к воротам. Разматываем трос, но не полностью, а примерно наполовину, оставляя часть бухты смотанной, чтобы дать разгон КАМАЗу и затем, рывком сдернув многотонную тушу куропата, стянуть на нем петлю. Дождавшись сумерек, когда сей организм видит хуже всего, через приоткрытые ворота проникаем на территорию птицефабрики и выкладываем петлю на земле. После этого остается только подманить куропата и поймать его петлей. За ногу, за шею – да хоть за яйца! И по газам! Юка дергает тушу – он сразу же за ней закрывает ворота. Куры в бешенстве, но сделать ничего не могут, ибо вокруг изгородь, а ворота уже закрыты. Условный рефлекс, мать его так. Все, поздняк метаться. А еще вернее так: все, поздняк, остается только метаться. Либо, как вариант – не дожидаться, когда мутант сунется в петлю, отстрелить любого, неосторожно приблизившегося к воротам. И далее – по разработанной схеме.
– И никакого вооружения? – удивился Данил.
Различий между местностью нынешней и местностью десять лет спустя практически не наблюдалось. Может, чуть целее была дорога, чуть меньше на ней валялось различного сора и чуть меньше было поваленных, преграждающих путь деревьев. И посадки по обочине еще не столь заросли молодняком и кустарником, как двадцать лет спустя после Начала.
– И это все твои соображения? – усмехнулся Добрынин, понимая, тем не менее, что в логике ей не откажешь.
– Если ты никого не видишь, это не значит, что здесь никого нет. Сама-то кто? Скорая помощь?.. И долго еще так будем стоять? Либо внутрь пускай – либо езжай себе дальше.
– Ага. Если пробы с куропата возьму – пожалуй, легко отделаюсь. Может, и не шлепнут еще. Но на штрафные работы точно определят.
– Логично, – признал Добрынин, не так давно пришедший к такому же умозаключению. – Это во-первых. А во-вторых?..
– Опять же, есть гипотеза Совета об анабиозе эмбрионов, – отозвался наушник. – Эмбрион цыпленка находится в яйце. Опытным путем – не нами конечно, еще до Войны – было установлено, что предельный срок хранения яйца до инкубации – двадцать пять-двадцать восемь дней. Но что-то, видимо, дало толчок к тому, чтобы яйца пролежали гораздо дольше. И какое-то новое воздействие начало инкубацию. Тут разные есть гипотезы, и для того чтоб они превратились в факт, как раз и нужно изучение…
Полежав на крыше минут десять и повертев проблему с разных сторон, он понял, что просто так нахрапом ее не решить. Позиция на крыше хорошая, слов нет. Но даже если и завалить отсюда куропата, попав ему точно в глаз, что само по себе было не такой уж и простой задачей, – как достать тушу? Тут требовалось что-то иное, что-то, что позволило бы ограничиться одним-единственным экземпляром, не затрагивая остальных. Отманить бы этот экземпляр в сторону, да там уже и прикончить.
– Да шучу, шучу. А то подумаешь – вот подобрала маньяка на свою голову… Я нормальный, тихий, спокойный, если меня не трогают. Так чем помочь? Какова оплата за проезд?
– Они выросли, – пояснила девушка. – Переросли стенки ящика и перешагнули их. Меня больше другое интересует: как они выжили, спустя столько лет после Войны, если все время за забором сидели? И почему вдруг лишь недавно были обнаружены? Не может же такого быть, чтоб караваны здесь раньше не ходили…
– Но то – с отцом, – заметил Добрынин. – А сейчас ты одна. Вон каким ястребом кинулась, когда я нож из-за спины показал…
Во-первых – как он придет? Начнет долбить в гермодверь и требовать, чтоб его впустили?.. После стольких лет затворничества, привыкшие к безжизненной пустыне наверху – откроют ли ему? Кто-то снаружи стучится в дверь, при том, что народ Убежища уже знает, что творится на поверхности… Да закроются еще крепче! Тот же полковник категорически запретит открывать, а то и самолично кинет парочку гранат в приоткрытую створку двери. И эта выходка – как она отразиться на Убежище? Какую цепь совпадений и обстоятельств запустит?..
– Военный, да. Но до производства не добрались, хотя и планировалось. Война помешала. Разрабатываться они начали с десятого года. К тринадцатому уже было собрано и испытывалось около десяти модификаций. Они разные были: и с более серьезной броней, и с другими модулями, и на четырех колесах… Мой вот – именно такой. КАМАЗ-63968 «Тайфун-К». Шестиколесная формула, три ведущих моста, транспортный модуль для десанта, мощность двигателя четыреста пятьдесят лошадей, автоматическая трансмиссия, запас хода по топливу – полторы тысячи километров. И с собой у меня всегда еще столько же, в дополнительных навесных баках. Так что уехать можно черт те знает куда. А еще – кондиционер, фильтр-вентиляционная установка и мощнейшая защита от радиации.
Похоже, имело место некое недоразумение. Добрынин вряд ли мог поверить, что одинокая девушка заманила его сюда, чтобы обезвредить, набить морду и заграбастать добро. Скорее наоборот. Это она сейчас сидит, смотрит снизу вверх на здоровенного лысого мужика, и в голове полный сумбур, страх и ожидание… Наверняка видела, как он неторопливо моется и разоблачается, а не бежит сразу в кабину с автоматом наперевес – вот и расслабилась. Значит, не бандит с большой дороги, простой путник. А он как вошел – сразу давай тесак из-за пояса тянуть, грабить беззащитную девушку! Впрочем… не такую уж и беззащитную, руками-ногами махать умеет.
– Тогда понятно… Тогда еще куда ни шло. А то так сказал, можно подумать, они у вас кишмя кишат…
Пока он одевался, что внутри движущейся по неровному полю машины было не такой уж простой задачей, «Тайфун» добрался до условленной точки. Сделав широкий круг по полю, Юка выставила машину кормой к фабрике и включила камеру заднего вида, переключив ее на монитор в жилом модуле.
Ей – и брату с сестрой – повезло. Они, может быть, были одними из тех редких счастливчиков, кого почти не задела Война. В то время, как по улицам бродили голодающие дети, потерявшие родителей и родной дом, в то время как люди дрались и умирали за кусок сухаря или патрон, они сидели за крепкими стенами и прилежно грызли гранит науки. Больница продолжала существовать, ее не тронули по счастливой случайности – сначала главари одно из группировок взяли под крыло, разумно полагая ее стратегическим объектом, а затем… Затем помогли военные.
Приоткрыв ворота ровно настолько, чтоб можно было пройти по габаритам, Добрынин, держа трос с петлей, крадучись вошел внутрь и, не отрывая глаз от толпящихся у кормушки курозавров, осторожно разложил ее на земле. Того, что полузакрытые створки смогут остановить «Тайфун», он не боялся. Смешно, право слово. Куропат, пойманный в петлю, влекомый на буксире табуном в четыреста пятьдесят лошадей, скрывавшихся в силовом отсеке боевой машины, пролетит сквозь них, как кусок мыла меж ладоней. И заботой Добрынина будет вовремя их прикрыть, чтобы отсечь возможную погоню.
Глава 4. ОСТРОВ РЖАВОГО ГЕНЕРАЛА
Осень и зиму две тысячи двадцать третьего-двадцать четвертого года они провели в поселке. Юка поправилась быстро – ребра были целы, всего лишь сильный ушиб, а запястья зажили за три недели. Но все это время Добрынин был ее руками: ухаживал, как за малым дитем, кормил с ложечки, одевал и раздевал, водил на прогулку – словом, сопровождал ее везде, разве что не в туалет.
Понятно, что при таких отношениях между двумя людьми, мужчиной и женщиной – тем более, если они одиноки и интересны друг другу – наступает определенный момент… Чего уж таить – девушка ему нравилась. Очень нравилась. И судя по всему – он ей тоже, ибо не единожды ловил на себе ее заинтересованные взгляды. Да и в разговоре иногда что-то такое проскальзывало… Твердая и сильная внешне, внутри она, как и подавляющее большинство женской половины человечества, была нежной и хрупкой, искала защиты и убежища. Она словно увидела в нем этакую каменную стену, за которой можно укрыться от бед и невзгод этого мира, этакого здоровенного невозмутимого и надежного мужика, который одним плечом разгоняет тучи, а вторым отражает набеги бесчисленных полчищ врагов и может защитить от чего угодно. И она искала этой защиты.
– Что-то мне боязно, Дань… Вдруг подведу?..
– Ты в комбинезоне? – обеспокоился он. – Упакуйся плотнее, капюшон накинь! Наружу не вздумай лезть, даже в демроне опасно! Внутри ты сейчас ноль принимаешь, а снаружи сорок будет!
Оба мутанта появились в поле зрения разом. Первый, коротко глянув внутрь, тут же остановился и настороженно уставился на безмолвно стоящий КАМАЗ. Второй же повел себя по-другому: плавным движением перетек влево, уходя с открытого пространства и полностью укрываясь за воротиной, выставляя наружу только часть сферы и автомат, и немедленно прицелился в стекло броневика, туда, где неясным пятном маячила девушка. И тогда Добрынин, не раздумывая больше ни мгновения, нажал спусковой крючок.
– Добрыня – Матильде! Уходи с улицы! В здание, ко мне, быстро!
Нельзя утверждать, что никто и никогда не проводил экспериментов по заражению живого организма штаммами вирусов биологического оружия с одновременным облучением радиацией. Результаты, конечно же, были засекречены, и широкой общественности о них не докладывали и кто знает, что могло получиться и как могла пойти мутация. Вполне возможно, что организм просто умирал, не выдержав страшнейших нагрузок. Но если выживал?.. Выродки – одичавшие люди – и их детеныши во втором-третьем поколении, попавшие под воздействие малых и средних доз радиации – свидетельства тому. А еще – полковник Родионов, который, судя по рассказам Данила, тоже мутировал в предельно короткие сроки. А ведь здесь дело могло обстоять и похуже… И если догадка о происхождении такого высокого радиационного фона верна, и где-то на окраине объекта есть она, эта проплешина с остекленевшей от страшных температур поверхностью, вполне может быть, что кроме атома тут поработали и отравой. А если это так, то эти существа на плацу прямое следствие этой работы.
Политическая обстановка на тот момент в городе была таковой. Вояки сидели на горе и пока никуда не рыпались – но собственный периметр держали железно. Арбеково и цыганский поселок жили своей беззаконной жизнью: кто-то там кого-то время от времени убивал, грабил или жрал со всеми потрохами – словом, жизнь била ключом… Заводские еще только сбивались в плотную ремесленную общину, но уже могли постоять за себя и в обиду друг друга не давали. А за рекой Сиплый строил бандитскую империю в рамках одного отдельно взятого города и уже посматривал на соседей, приглядываясь пока, от какой бы еще откусить кусочек. Он уже брал дань с Тепличного, обитатели которого предпочли откупиться малой кровью, чем поиметь большой геморрой, и конечно же, игнорировать такой лакомый кусок, как поселок энергетиков, тоже не собирался.
– Что впереди?
Юка помотала головой:
Слухи о том, что Сиплый собрался пощупать энергетиков за мошонку, доходили. Но слухи – это всего лишь слухи, а не агентурные сведения, проверенные и надежные. На основе слухов спецоперацию не провернешь и засадные мероприятия не выстроишь. Недавний зимний накат небольшой банды – лишь легкая разминка. Тогда бойцы поселка без потерь ухлопали полтора десятка индивидов, и все потому, что грамотно отработала разведка и секреты, выставленные начальником охраны и правой рукой Мамонова. Олег Хрусталев, в просторечии «Хруст», до Начала служил погранцом, успел получить старлея и, подписав второй контракт, прибыл в родной город в отпуск. Здесь его и застало. И хотя больших звезд он не выслужил, но охраной руководил умело и знал достаточно, чтобы Мамонов поставил его на стражу границ общины. Однако теперь, похоже, предстояло что-то более серьезное, чем отстрел банды лихих ребят, сдуру сунувшихся под стволы автоматов. Но что?.. Агентурных сведений об этом не было, а слухи, меж тем, бродили.
– С одуванами поосторожнее, – не забыв отметить этот момент, предупредил Юку Данил. – Семечки опасны.
– К ангарам! Вперед! – заорал Добрынин.
– Ворота метров через триста. Дорога чистая. КПП слева от ворот, но тоже никого не вижу. Что делать?
– Вообще никого! Хватило мясорубки, избегают прямого контакта! Но позицию на дороге правильно выбрали. Я только нос высуну – тут же ракетой получим.
«Тайфун» за спиной взревел и, выкатившись из ворот, открыл огонь. ПТРК дернулся несколько раз под попаданиями и, опрокинувшись набок, треногой кверху улетел к зарослям. В таком ракурсе он уже не внушал того уважения, что еще несколько мгновений назад, а выглядел как-то беспомощно и жалко. Готов.
Мучительно пытаясь вспомнить, понять, что же это и почему стойкое ощущение зловещей опасности не покидает его, он словно приоткрыл какую-то дверцу в мозгу – и на него вдруг выплеснулся целый водопад ярких образов и воспоминаний. Но теперь это были воспоминания жизни не
Таких он еще не видывал. На плацу ровными шеренгами стояли огромные жуткие уроды. Сколько их было?.. Начав считать, он сбился на пятом десятке, не дойдя и до середины. Несомненно, это были гуманоиды, ибо стояли они прямо, имели две нижние и две верхние конечности. Однако на этом все сходство и заканчивалось. Данил, ощупывая взглядом крайнюю фигуру, пытался понять, что же здесь не так, в чем подвох – и наконец, сообразив, в очередной раз был просто поражен изобретательностью матушки-природы, помноженной на радиацию и химию-бактерию. Несомненно, когда-то это были люди, и скорее всего, солдаты этой же части. Но за годы, прошедшие с Начала, облик их кардинально изменился. Каждый – как минимум на две головы выше и в два раза шире обычного человека. На каждом – вросшая в голову каска, делавшая ее похожей на большую зеленоватую сферу, и так же вросший в тело бронежилет. Кроме этой, то ли искусственной, а то ли ставшей уже естественной защиты, каждый из солдатиков имел толстые плоские наросты на руках и ногах, сродни поножам и наручам у рыцарей на картинках в книгах. Верхние конечности – здоровенные, мощные, с цепкими длинными пальцами; нижние – огромные ляжки, указывавшие на невероятную силу ног, толстые бугры икроножных… и дополнительный сустав внизу, типа скакательного у лошади или собаки, мутировал из пятки.
Добрынин обернулся. Глаза девушки за стеклами противогаза были как никогда внимательны, да и вся фигура ее буквально излучала этакую собранность, сосредоточенность. Хорошо.
Юка наблюдала минут пять. Сопела под нос, бормотала что-то тихонечко на одном ей известном языке, вроде бы и русском, но пересыпанном таким количеством специальных терминов, что Данил, как не вслушивался, так и не смог ее понять. Наглядевшись, вернула бинокль и разразилась речью, суть которой сводилась к следующему.
Поделиться книгой: