Это все - я! [СИ]

Сил добраться верхом точно хватит — тут можно и скорость уменьшить. Уж очень мне хочется ворваться в свой особняк на кобыле: чтоб, так сказать, всем продемонстрировать, что хозяйка — дома!

Но стоит мне добраться до ворот, как в игру вступает репутация Марьянеллы фон Баркентон: простой люд шарахается от моей кобылки так, словно верхом едет сам сатана. Хмурюсь, но головы не опускаю, гордо еду вперед.

— Где тут мой дом? — громко спрашиваю у народа.

Те молча протягивают руки в сторону одной из развилок дороги, уложенной брусчаткой.

Столица! Тут тебе не тропинки среди травки!

С легкой улыбкой еду вперед, разглядывая яркие ларьки, украшенные цветами двухэтажные дома, фонтанчики и прочую атрибутику «большого города». Наконец, вижу впереди особняк, вполне достойный красавицы Марьянеллы. А, судя по лицам моих провожатых, так и есть — свой дом разглядываю. Притормаживаю кобылу и разворачиваюсь к ним лицом.

— А теперь ответьте мне, золотые мои, от кого был получен приказ ехать медленно?

— Не можем, госпожа, — каются детины, покрываясь стыдливым румянцем.

А мне другого ответа и не надо: главное, что сам факт признали.

— Хорошо, ответьте, что было бы, если бы мы не попали в столицу до вечера? — спокойно спрашиваю у них, закатывая глаза.

— Ворота бы закрылись, и мы бы остались ночевать под стенами, — жмет плечами детина в карете.

Ага, а меня бы атаковала новая шайка разбойников. Или еще кто похуже.

Уже люблю своих столичных родственников!

Другой вопрос: сколько заговоров против меня плетется? Два или больше? И это план одного человека или заказчиков было двое?.. А если в игре не только члены моей славной семейки… то кто еще?

Разворачиваюсь на кобылке и пришпориваю ее, сокращая расстояние между собой и своим особняком.

Не знаю, сколько времени мне отведено в этом мире, и чего от меня вообще хотят, но раз я оказалась здесь — считаю своим долгом укрепить, так сказать, семейные узы. Чтоб Марьянелла, когда соизволит вернуться, оценила качество работы и больше не сбегала отсюда в чужие тела.

Да, я не попадала в аварию, не входила в душ, (а выходила в новый мир), не умирала и даже не засыпала: я именно отключилась на приеме у астролога, перенюхав тех самых восточных палочек во время разговора о чем-то очень важном… выходит, меня сюда забросило по какой-то конкретной причине. А, раз я ее не помню, стоит разобраться с чужими проблемами, в которые меня забросило провидение.

Глава 2

Как здорово, что все мы здесь…

Спрыгиваю с кобылы. Не дожидаясь своих провожатых, вхожу в арку, ведущую к особняку, быстро пересекаю ухоженную дорожку, ведущую к входной двери, и распахиваю последнюю настежь.

— Как я соскучилась по столице! — провозглашаю, входя внутрь просторного холла.

Да, мой первоначальный план — заехать на кобылке, — провалился из-за той самой арки (высота не позволила), но я решила не сбавлять градус пафоса и протопала в грязной обуви до самой гостиной, которая, как и холл первого этажа, была оформлена в бело-золотых тонах.

Оглядываю помещение. Вся мебель — произведения искусства; огромные, сияющие чистотой, окна, зрительно увеличивают пространство; дорогой паркет на полу приятно радует глаз, а о коллекции ваз во всех уголках гостиной я вообще молчу. Богато живет… Марьянелла. А теперь — ее тетка. Которая, к слову, стоит у софы и смотрит на меня во все глаза.

— Призрака увидели, тетушка? Вы ведь моя тетушка? — улыбаюсь ей в тридцать два зуба и начинаю по-новому осматривать гостиную, но на этот раз — уделяя внимание присутствующим, а не мебели.

Тетушка — баронесса Тиссотская, оказалась женщиной за пятьдесят, активно пытающейся доказать всем, что ей — за сорок. Прямая спина, высокая тугая прическа из черных с проседью волос, выбеленное непонятно чем лицо и платье не по возрасту. Да, забыла сказать — у нее нос с горбинкой. Не то, чтобы важно, но не могла не отметить.

Я ее узнала по портрету в глухоманьском поместье, так вот там горбинка была намного меньше, — тетка явно подкупила художника, чтоб приукрасил ей внешность…

Рядом с ней, на софе, сидел (по всей видимости) мой двоюродный дядюшка — Барон Тиссотский (вот им не повезло с названием родовых земель!).

— А вы, должно быть, мой дядюшка! — вежливо здороваюсь и с ним, а затем с любопытством и в гробовой тишине рассматриваю родственника.

Рыхлый лысеющий мужчина пожилого возраста с несчастным, немного потерянным выражением лица. То, что он закладывает по-черному — видно не вооруженным глазом. Видать, пилит его женушка своими непомерными амбициями. На живую пилит. А вот то, что он не встал, чтобы меня поприветствовать — я запомню. Не уверена, что это было проявлением неуважения — скорее он просто растерялся, — но это не отменяет факта отсутствия манер…

Перевожу взгляд на следующего члена своей семьи.

— И, полагаю, моя сестрица Мерцелла?..

На диванчике, напротив софы, сидела курносая блондинка — по всему видно: дочь барона и баронессы. Этой осенью ее собирались представить ко двору и явно планировали прибавить к ее имени все мои титулы, — вот прям тем самым местом чую.

Почему? Потому что доченька моих дражайших родственников была одета, как коронованная принцесса — в великолепное воздушное платье бледно желтого цвета с кучей оборок и драгоценных нитей, — а на шее у нее висело родовое колье фон Баркентонов. Какаааая прелесть! О том, что это колье не принадлежит Мерцелле я знаю абсолютно точно: на портрете матери Марьянеллы оно было нарисовано очень качественно и красовалось прямехонько на шее покойной. А портрет сей я увидела в том же самом тьмутараканьском поместье.

Улыбаюсь еще шире.

К слову, выражение лица Мерцеллы трудно передать словами, но я все же попытаюсь: кажется, она готова пойти на кухню, взять уксус, залить в мою глотку и выжечь мне все внутренности. Милая сестренка. Думаю, мы подружимся.

Тем временем молчание в гостиной становилось… гнетущим.

Пытаясь понять, в чем дело, перевожу взгляд к шкафу с книгами, расположенному у огромного панорамного окна. Там, с томиком стихов на древне-сарамнийском в руках (а мир тут зовется Сарамния), стоял незнакомый мне мужчина лет тридцати пяти. Его пристальный взгляд было сложно игнорировать, отчего я сделала вывод, что мы-таки знакомы… Точнее — они с Марьянеллой. Осматриваю незнакомца с ног до головы: черный фрак, черные брюки, черный шейный платок, черные чуть вьющиеся волосы до плеч, черные глаза и чувственные, хвала небу, не черные губы.

Нормальные такие. Человеческого цвета.

О! Белая рубашка.

А ничего себе — экземплярчик. Хоть посмотреть есть на что. А то я уж испугалась, что в Сарамнии Марьянелла — единственная представительница прекрасного от обоих полов.

Ну… и кто мы будем? Случайно забредший жених Мерцеллы? Еще один родственник, о котором я ничего не знаю? Брат короля? Пусть будет — брат короля!

— Марьянелла, что ты здесь делаешь? — вопрос тетки вырывает меня из раздумий и бестактного осматривания темноволосого незнакомца.

— Стою, — отвечаю по факту, решив не вдаваться в подробности при неопознанном объекте… и вообще… притормозить пока — и некоторое время поиграть в воспитанницу пансиона.

— А что с твоей одеждой?! — продолжает изумляться тетка.

Опускаю взгляд на грязное и мятое платье.

— Я ехала верхом. Карета, которую мне одолжили мои дорогие родственники, грозилась развалиться по пути, — отвечаю как можно проще, после чего ловлю на себе заинтересованный взгляд таинственного незнакомца в углу.

— Но почему ты здесь?! — уже откровенно недоумевает баронесса.

Ага! А разбойники и впрямь — твоих рук дело?..

Беру себя в руки и продолжаю разыгрывать спектакль для одного зрителя.

— Как? Разве вы не получали моих писем?.. — «искренне» удивляюсь, стягивая кожаные перчатки и по-хозяйски бросая их на ближайший столик, отчего у тетки начинает дергаться глаз, — Но… я могу показать послание, написанное дядюшкиной рукой, в котором он ждет моего приезда сегодня днем. Место встречи — мой столичный особняк, — добавляю, как бы, невзначай, — или я что-то напутала, дядюшка? — поворачиваю голову к барону.

— Это не твой особняк, — сквозь зубы цедит тетка, не давая мужу возможности ответить и пытаясь при этом улыбаться незнакомцу у шкафа с книгами, — государь наш отобрал его у тебя и отдал нам. Ты и в столицу-то попала лишь по милости своего дядюшки, так что помни свое место и будь благодарной, племянница.

— Давно ли мой дражайший дядюшка получил право отказывать мне во въезде в столицу? — с еще более «искренним» изумлением поднимаю брови, прохожусь по гостиной, с любопытством осматривая все вокруг, — Насколько я знаю, я нахожусь под протекторатом короля, и лишь ему решать — отказывать мне в этом праве или нет. А вы — лишь временные опекуны до моей свадьбы. Или я опять что-то напутала, дядюшка?.. — вновь поворачиваюсь к барону, с которым мы вели переписку.

Но тот явно не готов отвечать на мои вопросы — ровно, как и соглашаться или спорить со мной.

За него это продолжила делать моя тетка:

— Какая свадьба, Марьянелла! — едва не взвизгивает она, краснея от злости, улыбаясь незнакомцу, бросая на Мерцеллу напряженные взгляды и все это — одновременно, — Да и кто за тебя пойдет? — она выдавливает из себя неорганичный смех, — Ты опозорилась перед всем светом, дорогуша!

— Вы забыли, тетушка, что я нынче потеряла память, а потому — не отвечаю за свои поступки, совершенные в прошлой жизни, — растягиваю на губах искрящуюся вежливостью улыбку.

Моя новейшая версия событий! Поскольку слушать о том, что я — не Марьянелла, никто не захотел, я решила прибегнуть к проверенному методу и объявила о том, что лишилась своих воспоминаний. Как, почему — это вообще не ко мне вопросы. Я ничего не помню. Захотят проверить — милости прошу. Заодно подтвердят мою версию. К слову, стоило мне написать письмо во дворец с упоминанием своего новоприобретенного недуга, ответ пришел незамедлительно: ехать в столицу! По велению его королевского-бла-бла-бла.

Но я отвлекалась, а тем временем, мои слова произвели впечатление на таинственного незнакомца в углу: по крайней мере он отложил томик стихов и внимательней присмотрелся ко мне.

— Да кто тебе поверит, дорогая племянница! — едва не захлебываясь ядом, пытается отстаивать свою позицию тетушка; при этом она продолжает улыбаться в сторону темноволосого красавца одной стороной своего лица, и убивать меня — второй половиной.

Ее полное нежелание верить мне вполне понятно. На кону — мой родовой особняк и титул Мерцеллы при дворе. Но тут уж я честна с собой: какой смысл нести ответственность за чужие ошибки? А о том, что натворила Марьянелла, мне действительно неизвестно.

— Надеюсь, что его королевское величество, — скромно потупившись, сообщаю.

Совершенно очевидно, что таинственный брюнет с пристальным взглядом — не прост и имеет какие-то связи: иначе Мерцелла не сидела бы сейчас при полном параде, а тетку не мучил бы нервный тик от одного только моего присутствия.

— Вы имеете какую-то просьбу к королю, которую бы хотели озвучить до вашей официальной встречи? — не разочаровывает меня мужчина, обращаясь ко мне своим мягким бархатным голосом.

— Лорд?.. — предлагаю ему представиться, чтоб было проще вести разговор.

— Какой лорд, Марьянелла! — взвизгивает моя тетка, — Граф! Своим вопросом тебе оказал честь граф Дроттер!

Держаться… ДЕРЖАТЬСЯ!

— Граф Дроттер, — чуть опускаю голову, скрывая красный цвет лица (исключительно из-за желания заржать в голос), — простите мне мою неосведомленность. Потеря памяти плохо сказывается на моих манерах.

— Присядь в реверансе, Марьянелла! — шипит тетка.

— Если меня не обманули в том поместье, где я очнулась после потери памяти, мой титул не ниже графского, — замечаю сдержанно.

Достала уже. Быстрей бы граф свалил — хоть потолкуем по-свойски.

— Был! — сверкает глазами баронесса.

— Я этого не помню, — скромно улыбнувшись, ставлю жирную точку, а затем разворачиваюсь к графу, — Граф Дроттер, — не ржать, НЕ РЖАТЬ! — Могу я через вас передать прошение его величеству Королю Контраду Четвертому?

— Конечно, леди, — вежливо кивает граф.

Да, теперь я просто леди. Пока король не решит меня помиловать.

— Я бы хотела пройти магическую процедуру проверки памяти, — выдаю на волне искреннего желания закончить с этим фарсом.

У тетки едва не выпадает челюсть, а Мерцелла начинает нервно ерзать на своем месте.

— С целью? — сверкнув на меня пристальным взглядом, уточняет граф.

С целью выкинуть тетку из своего поместья.

— С целью доказать, что я действительно лишилась памяти и не помню ничего из своей прошлой жизни в столице, — потупившись, отвечаю; я ведь сама наивность и невинность, — и никого, — добавляю, хлопнув в его сторону пышными ресницами.

Граф Дроттер выпрямляется, окидывая меня странным и невероятно многозначительным взглядом, а затем переводит его на баронессу.

— Я передам прошение его величеству, — провозглашает он.

— Что? Нет! Я имею ввиду… это же такая болезненная процедура! — протягивает тетка, пытаясь убедить меня отказаться.

— Да нет, вполне себе безобидная, — не соглашается граф Дроттер.

— Но подвергать ей невинное дитя, не помнящее ни себя, ни своих поступков! — продолжает наседать тетка.

— Надеюсь, после нее моя невиновность и впрямь будет доказана: разве можно обвинять человека, чья память — чистый лист? — продолжая скромнеть на глазах, замечаю я.

— Но король сам отправил Марьянеллу к дальним родственникам! — резко меняя курс, восклицает тетка.

— Но я даже не помню — за что именно! — сложив ладошки на груди, тихонько отвечаю, глядя на графа Дроттера честными пре-честными глазами, — Разве это справедливо?

— Она сама стерла себе память! — не выдерживает баронесса, вперившись в меня взбешенным взглядом.

— Это официальное предъявление обвинения? — ровным голосом уточняю.

Тетка быстро затыкается, бегая глазами от меня к графу Дроттеру.

— Я передам королю ваше прошение, леди. Баронесса, барон, — граф кивает моим опекунам, затем переводит взгляд на бледную от злости Мерцеллу, — леди, — кивает он, после чего вновь поворачивается ко мне, — Было приятно вновь увидеть вас… Марьянелла, — многозначительно произносит он и растворяется в пространстве.

О-пань-ки! А тут у нас маг затесался!

— Ты что творишь, несносная девчонка! — баронесса стремительно идет ко мне и замахивается для пощечины.

Совершенно случайно отбиваю удар небольшим подносом, резко поднятым с ближайшего столика.

Тетка с визгом отскакивает и начинает растирать ушибленную ладонь.

— Матушка! — как ужаленная, подскакивает Мерцелла.

— Сидеть! — рявкаю на сестрицу, и та от неожиданности падает обратно на диван.

Перевожу раздраженный взгляд с одного экземпляра «родственника обыкновенного» на другой.

— Значит так, родимые, ваше поведение меня слегка достало, — сообщаю очень неприятным голосом.

— Чего?! — недоуменно переспрашивает баронесса.

— Мам! Она там совсем свихнулась! — хнычет Мерцелла.