Две столицы

— Тоже затрудняюсь сказать — замялся Иван — На лице вуаль, молодая. Точно из дворянок. Породистая такая, осанка, голос…

— Ладно — я заинтересовался — Не будем заставлять даму ждать

До подворья мы добрались быстро и я тут же пошел в кабинет. Но у дверей меня остановил хмурый Никитин:

— Царь-батюшка, охолони… Мы ее досмотрим поперву! А вдруг у нее с собой пистоль али кинжал отравленный?

В комнату сначала зашли оба младших Творогова, через пару минут озадаченные парни вышли обратно.

— Да нет у нее ничего с собой — произнес Игнат — А под платье лезть… Мы постыдились.

Парни опустили глаза в пол, Афанасий крякнул.

— Я сам

Никитин вошел внутрь и сразу раздался молодой, гневный возглас:

— Да, что вы себе позволяете?!

Тут уже я не выдержал, зашел в кабинет. Там у окна стояла… княжна Агата Курагина. Собственной персоной. Никакая ваулетка не могла спрятать прекрасные голубые глаза, которые сейчас метали настоящие молнии.

— Афанасий, оставь нас — я сел за стол, приглашающе указал на один из стульев, что стояли рядом.

Никитин тяжело вздохнул, вышел. Агата, сняла вуаль, уселась и вызывающе на меня посмотрела. Я тоже принялся разглядывать княжну. В прошлую нашу встречу девушка, отсидевшая в казанской тюрьме месяц, выглядела бледной, осунувшейся и заплаканной. Нынче Курагина имела румянец, округлилась во всех нужных местах. Одета просто — в синее, дорожное платье, шаль и шляпку.

— Разве вы не должны быть в ссылке в Челябе? — первым начал я беседу

— Должна! Но я сбежала — Агата опять ожгла меня взглядом

— Неужели? — я лишь поднял бровь, отдавая инициативу в разговоре

— Ваши, царь-батюшка — княжна произнесла это издевательски — казаки перепились на первом же ямском дворе. Уехать оттуда не составило труда.

— И что вам угодно? — коротко поинтересовался я — Вряд ли желаете вернуться обратно?

— Я совсем чуть-чуть не застала вас в Казани, следовала с ямщиком по Волге. Но ледоход нас застал у Лысой горы

— Это там, где стоит древнее городище?

— Имеено. Там в тысячу лет назад жили савроматы, а позднее — сарматы

— Откуды вы это знаете?? — разговор становился все более интересным

— Если бы вы соблаговолили принять Иоганна Фалька… — презрительно усмехнулась Агата — То знали бы, что он изучал городище у Лысой горы

Фалька, как и других полезных людей я уже вызывал из Казани. Они должны были прибыть в Нижней Волгой сразу после окончания ледохода.

— Сударыня, вы впустую тратите мое время! — я начал раздражаться — Мне позвать обратно охрану? Ваш приговор никто не отменял, вас сей же час отправят обратно в Челябу на поселение

Агата смутилась, опустила голову.

— Я… я сбежала не просто так… Отец… он не выживет на соляных промыслах.

Ясно. Творогов определил старого князя добывать соль.

— А судьба Державина вас не интересует? — я все еще не мог принять решения, что мне делать с Курагиной. Сослать повторно? Она была среди активных заговорщиков, ни секунды не раскаивается. Так ведь опять сбежит.

— Гавриил Романович, умер в моих глазах — Агата подняла голову, твердо на меня взглянула — Какая пошлость! Петь бунтовщику и самозванцу гимн с эшафота!

— Что ж — я резко встал — Вы только что повторно приговорили своего отца.

Курагина сломалась. Заплакала, попыталась упасть в ноги. Я подхватил девушку, усадил обратно на стул. Подал платок.

— Норов свой мужу будешь показывать — я перешел на «ты» — Это если тебя еще кто-то возьмет в жены. От Лысой горы как добирались?

— Окольными дорогами — Агата вытерла слезы, взглянула на меня с надеждой

— А ежели бы повстречали башкир? Ты представляешь, что они бы с тобой сделали? Сидела бы в Челябе, учила детей в школе! Нет, сбежала…

Я все никак не мог принять решения, поэтому по мудрому управленческому правилу — никогда ничего не давать просителям все и сразу — отложил его.

— Позже решу, что делать с твоим отцом. Отказное письмо он же не подпишет?

Агата замотала головой.

— Вот упрямцы! Пойми. Нынче все по-другому. Россия поднялась с колен. Это такая буря, которая сметет на своем пути все…

Княжна смотрела на меня непонимающе.

— Как там у Державина? — я нагло вложил в уста поэта стихи Лермонтова:

«…И зарево окрасит волны рек:

В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь — и поймешь,

Зачем в руке его булатный нож…»

— Это про вас Гавриил Романович написал? — удивилась Агата

— Про всех нас — отказался я от лавров — Ладно, все бестолку. Есть где встать на постой в городе?

— Нет — княжна помотала головой — Войска то по домам расквартировались. Я пока ехала — видела, что все дворянские усадьбы да дворцы заняты… Наш дом поди тоже…

— Оставайся пока тут — я тяжело вздохнул. У меня опять было плохое предчувствие — Я скажу Жану выделить тебе комнату на подворье. Потом решу насчет отца.

Сразу после Агаты я позвал к себе Шешковского. Тот был бледен, под глазами — круги. Работал всю ночь.

— Новый заговор — это просто вопрос времени — я позвонил в колокольчик и велел Жану заварить нам крепкого кофе — Пущай Агата поживет в доме, а ты приставь за ней следить — пройдет неделя, другая, кто-то до объявится

— Сделаю — коротко ответил Степан, потер глаза — Сегодня ночью устроили облаву в городе. Триста двадцать человек дворянского сословия обоего пола схватили. Половину горожане сами нам сдали. Допросили пока не всех. Какие насчет них распоряжения будут, ваше величество?

Я подумал, что дворяне как рабочая сила не слишком полезна. Мало кто из них владеет нужными мне ремеслами. Но бездельников кормить тоже не вариант.

— Отправляй мужчин пока в Кремль, на разборку пожарища и развалин. Если там найдется инженер, ко мне веди. Хотя вряд ли. Немощных, буде такие, направь точать обувку солдатскую. Женщин содержать от мужей отдельно и направить в работные дома — я договорюсь об открытии с нижегородскими тузами. Пущай шинели шьют для армии.

Вот так и появляются в истории «трудовые армии».

— Перемрут — махнул рукой Шешковский — Больно нежного обхождения баре пошли.

— Чем ближе к столицам — тем нежнее будут — засмеялся я, глядя вопросительно на толстый фолиант, что Степан держал в руках

— То есть бархатная книга — пояснил дьяк Тайного приказа — Захвачена нами в Дворянском собрании.

Ага, знаменитая родословная книга наиболее знатных аристократических фамилий России.

— Копию для нижегородских дел мы уже сняли — Шешковский замялся — Можно было бы прилюдно сжечь. Али еще как ознаменовать новые порядке.

— Нет, сделаем еще лучше.

Я взял в руки увесистый том, распахнул его посередине. Вышел из кабинета в приемную и бросил на пол перед входом. Канцелярия во главе с Ваней Почиталиным вопросительно на меня уставилась.

— Это бархатная книга барей — пояснил я в ответ недоуменные взгляды — Пущай все, кто приходят ко мне — вытирают об нее ноги.

Теперь глаза у канцеляристов стали квадратные. Некоторые пооткрывали рты. Да, вот так, железной рукой, мы будем продвигать бессословное общество.

— Приедет Новиков — произнес тихо подошедший Шешковский — Надо бы ему указать прописать сию шутку в Ведомостях.

— Точно! Пущай в Питере почитают и посмеются!

* * *

Очередное заседание старейшей московской масонской ложи проходило прямо в городской ратуше, как назвали бы это заведение немцы. Впрочем, здание земского приказа расположенное на Красной площади было не только прибежищем московского самоуправления, но и домом для первого российского университета. Увы, по сравнению с горячо любимым Лейпцигским, Московский университет показался Радищеву убогим — маленьким, малолюдным…. Ещё раз он убедился, насколько отстала России на пути просвещения.

Александр вообще-то не собирался надолго задерживаться в Москве и тратить время на пустую выспренную болтовню в ложе, но его закадычный друг и сокурсник Петр Челищев категорически настоял на визите вежливости. По его словам там должны зачесть письмо Новикова. Якобы послание масонам России от воскресшего из небытия царя Петра третьего.

Сам Челищев с трудом вырвался из расположения отдельного батальона томского пехотного полка, поручиком в котором он был с начала этого года.

Александр опять мысленно покривился. Что за бездарное использование человека, на обучение которого в Саксонии казна потратила значительные средства? Пять лет штудирования римского права и прочих наук для Челищева закончились глупой шагистикой на плацу. Неужели в России мало безграмотных дворян, желающих сделать воинскую карьеру?

Зал собраний на втором этаже здания был оформлен в полном соответствии с масонскими канонами. Черно белые плитки пола, потолок усеянный изображениями звезд. Две колонны при входе в зал. Единственное что не соблюдалось, это геометрия расположения трона председательствующего, он не был не на востоке, а на юге, судя по солнечным лучам льющимся через окно.

Зал был полон. Пока заседание не началось, разночинный народ гудел переговариваясь. Как и во всяком большом скоплении народа, складывались группки по интересам. Молодежь отдельно, старики отдельно, а люди зрелые концентрировались вокруг князя Николая Васильевича Репнина, масонский фартук, которого выглядел очень невзрачно на фоне золотого шитья и орденских звезд его генеральского мундира.

Наконец прозвучал сигнал, и церемония началась. Досточтимым мастером ложи был профессор математики Иоганн Рост. Примечателен он был не только тем, что прекрасно излагал физические и математические начала наук для студиозов, но и тем, что вел весьма успешную коммерцию. Будучи акционером и агентом голландско-российской компании, Иоган сколотил очень большое состояние.

Собрание быстро покончило с текучкой и перешло к главной теме, тайному посланию Николая Ивановича Новикова братьям масонам. Зачитывать его стал сам досточтимый мастер:

— Высокопросвященный и высокодостойный Начальник! Достойные и просвещенные братья мои! С радостным сердцем оповещаю я вас, что всемогущий и всемилосердный Триединый Бог, в своей бесчисленной щедроте и милосердии явил волю свою и посылает Отечеству нашему помазанника своего благословенного всякими добродетелями и преисполненного тайного знания.

Иоган прервался — внимательно и строго посмотрел в зал. Присутствующие почтительно молчали. Профессор продолжил:

— Благодарю и прославляю всемогущую десницу Спасителя нашего, что даровал мне недостойнешему уразуметь замысел посланника сего к пробуждению Отечества нашего погрязшего в невежестве и скверне духовной. И во исполнение пути предначертанного, я просвещенным братьям своим пишу призыв к деятельной помощи во исполнение чаяний и надежд наших. И прошу всем разумом своим и знаниями воспомоществовать в совершенствовании декларации, коя будет оглашена в Москве летом этого года.

«Какой хитрец этот Новиков — подумал Радищев, переглянувшись с Челищевым — Ни разу не упомянул имени Петра третьего, но всем все понятно. И какой наглец этот Пугачев! Уже объявить о своем восшествии в Москву. Или это признак авантюризма или свидетельство силы».

А председатель продолжал зачитывать письмо:

— Посланник постановил, а я довожу до вас! Внемлите! Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства.

Зал насторожился. Все это было очень созвучно идеям масонства, но считать Пугачева ожидаемым Посланником?.

— Каждый человек имеет право на жизнь и на свободу.

— Никто не должен содержаться в рабстве или в подневольном состоянии; рабство и работорговля запрещаются во всех их видах.

— Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию.

Напряженное внимание зала нарастало по мере чтения текста и взорвалось ещё до окончания чтения. Эпицентром взрыва был князь Репнин.

— Какое лицемерие и ложь! — Вскочил он со своего места звеня шпорами, медалями и блестя золотым шитьем. — Этот самозванец и князь тьмы только и творит что пытки и жестокие насилия на своем пути. Виселицы и плахи его путь украшают. Вы что не видите, что не свободу он несет, а только новую тиранию и иго похлеще батыевского. Иго черни невежественной и чуждой всякого просвещения. Устами гнусных своих холопов, он дурачит нам головы! Не может быть никакого созидания с берегов Яика! Только тьма и разрушение. Истинный свет просвещения и свободы сияет нам из Европы, и мы совершим разрушительную глупость, если пойдем на поводу этого приспешника Сатаны!

Далее собрание превратилось в скандал на базаре. Даже досточтимый мастер не смог успокоить своих подопечных. Более того он в эту свару ввязался с пылом молодого, когда ему в лицо бросили обвинение в крепостничестве.

— Да я хоть завтра всех освобожу! — Кричал он в ответ. — И поверьте, никто не уйдет от меня, ибо лучших условий для работников никто в Москве не установил ещё!

Дело перешло уже во взаимные оскорбления, и даже вызовы на дуэль. Радищев с трудом удержал Челищева от подобной глупости. Наконец князь Репнин с группой прихлебателей покинул заседание, громко стукнув дверью.

Чтение «Декларации прав человека и гражданина» продолжилось и позже вылилось в бурную дискуссию уже намного более деловую и содержательную. Около четырех часов текст документа разбирали на части и спорили о формулировках. В итоге просвященное собрание родило письмо с возможными поправками к документу, и возник вопрос, кто его отвезет.

— Досточтимый мастер, братья, — поднялся Радищев. — Я готов, и лично этого хочу отправится к Петру Третьему в Нижний Новгород и передать ему наше послание.

С этими словами он склонил голову и услышал сначала одинокие, а потом все ширящиеся аплодисменты.

— Благодарим нашего брата за предложение и благословляем на этот путь! — Торжественно провозгласил мастер. Обнял Александра и шепнул ему на ухо. — У меня для Вас будет ещё одно послание от одной высокородной персоны. Сделайте все, чтобы письмо попало к адресату и ни в чьи иные руки.

Расставаясь с Радищевым после собрания Челищев вдруг встрепенулся и решительно заявил:

— Александр. Я поеду с тобой. В Нижний.

— Уверен? — Переспросил Радищев. — Это может привести тебя на плаху.

— Или к счастью созидания нового мира. Такой выбор дается только раз в жизни и я его сделал.

* * *

Третий Казанский полк был расквартирован в деревне Ляхово примерно в восьми верстах от Нижнего Новгорода. Сам полковник и его офицеры поселились в реквизированном в казну имении Летицких, коим и принадлежала эта деревня. Полк же, не отягощая обывателей, обустроил палаточный городок за околицей. Хоть погода была ещё прохладная, но армии прошедшей зимними маршами от Оренбурга до Нижнего Новгорода, весенние холода за беду не считались. А вот весенняя грязь была проблемой.