Костёр в ночи

От этой фразы по залу раскатился негромкий смех. Натсэ, почувствовав, что что-то происходит, повернулась на круглом табурете и уставилась на нас. Она набрала полный рот пива, но проглотить пока не успела, так что я, под защитой шлема, улыбнулся, глядя на её надутые щёки.

Шумно сглотнув, Натсэ махнула рукой, не то приветствуя, не то посылая нас в пешее эротическое путешествие. После чего успокоила завсегдатаев:

— Это за мной. — И повернулась обратно к стойке, стукнула кружкой, привлекая внимание бармена.

Переглянувшись, мы с Авеллой приблизились, ненавязчиво погромыхивая доспехами. Я, собственно, уже мог бы и избавиться от брони — тут, в кабаке, эротические мысли сами собой испарились. Однако раз уж соврал про солидарность, надо стоять до конца.

Авелла села на табурет слева от Натсэ, я — справа.

— Пить будете что-нибудь? — спросил бармен.

— Да! — сказала Авелла прежде, чем я успел отказаться. И на стойке мгновенно появились ещё две кружки с тёмным пивом почти без пены. Ну, ок…

Мы сняли шлемы. В шлемах пить было как-то неудобно. Натсэ сперва придирчивым пьяным взглядом окинула меня, потом — Авеллу. И вдруг захихикала.

— Вы что, во что-то играли? Почему она в одеяле?

— Не смешно, госпожа Тавреси! — мрачно отозвалась Авелла и сделала глоток. — Мы видели призрака!

— Да вас вдвоём на минуту оставить нельзя. Либо всю академию перетрахаете, либо в плен к моему бывшему попадёте, либо, вот, призрак… — Натсэ, вздохнув, отпила единым духом половину здоровенной кружки. — Так во что, говоришь, играете? Я в деле.

И на ней тоже появились доспехи. Знакомые, серебристые. Только без шлема. А я-то думал, что тогда, на турнире, она их просто где-то раздобыла… Хотя и раньше можно было догадаться — я ведь видел, как она без проблем «поглощает» металл и создаёт металлические клинки.

— Это что за фигня? — понизил я голос. — Ты что, в ордене состоишь?

— Не-а. — Натсэ покачала головой. — Просто был один парень… Ты не поймёшь. Впрочем, он умер. Ну, я добила. А он умел взламывать ветви древа заклинаний. Вот и мне сломал. Храни его Земля! — И снова она приложилась к кружке.

— Слушай, ты же не пропила все наши деньги? — поинтересовалась Авелла.

— У! — Натсэ начала было отвечать, не отрываясь от пива, но получилось только «у», пришлось поставить кружку. — Нет. Но у меня большие планы. Я бы и сама справилась, но спасибо, что пришли. Я до конца сама не знала, хочу быть тут одна, или не хочу…

Что-то с ней было неладно. Утром она была угрюма, потом вдруг развеселилась, а сейчас, кажется, была на грани пьяной истерики. Это всё из-за Искара?.. Почему-то простой вопрос: «Что с тобой?» — никак не мог доползти от головы до языка. Я предчувствовал, что Натсэ замкнётся и вообще ничего больше не скажет.

А может, это из-за нас с Авеллой? Всё-таки одно дело — смириться на словах, что у нас вот такая необычная семья, а другое дело — знать, что в соседней спальне может происходить… К тому же, по местным понятиям, «настоящая» моя супруга — именно Авелла, а Натсэ — что-то вроде невозбраняемой законом любовницы. Вряд ли она в восторге от такого статуса, но тут уже я ничего переиграть не смогу. Разве что всех победить, стать властелином мира и ввести свои собственные законы, с блэкджеком и многожёнством, где все жёны равны, и пусть никто не уйдёт обиженным.

— Так что за призрак? — спросила Натсэ.

— Та девушка с картины, — объяснила Авелла. — Мекиарис. Она погибла на том чердаке из-за своих дурацких родителей-простолюдинов!

— И что, она на вас напала? — заинтересовалась Натсэ.

— Нет, — сказал я. — Она просто смотрела… А потом ушла.

— На что смотрела?

Мы промолчали. Натсэ посмотрела на Авеллу, покрасневшую от смущения, на меня. Махнула кружкой бармену. Тот приблизился со страдальческим выражением лица:

— Госпожа, может, вам уже хватит?

— А ты прав. Тащи чего покрепче, я достаточно размялась. Дистиллят есть? Хотя откуда в вашей помойной яме дистиллят…

Бармен заволновался не на шутку.

— Эм… А может, лучше пива?

— Эх, уговорил. Налей кружку, раз угощаешь.

Дядька помрачнел, однако кружку наполнил и отошёл.

— Что мы можем с этим сделать? — спросила Авелла, неуклюже пытаясь перевести разговор в другое русло.

— Ну… — Натсэ задумчиво постучала металлическими пальцами по кружке. — Для начала нужно точно понять, что вы видели. Призрака? Зомби? Какую-то дуру, которая запёрлась в дом переночевать? Надо пойти и посмотреть.

— Я туда ночью не вернусь! — категорически заявила Авелла.

— Поняла тебя, счастье моё! — захохотала Натсэ. — Бухаем до утра!

Я подождал, пока она сделает очередной глоток — и как только в ней всё это помещается?! — и спросил:

— А что ты тут отмечаешь?

Рука у неё дрогнула. Натсэ посмотрела на меня с неожиданной обидой.

— Ну прости, что не спросила у тебя разрешения!

— Я просто хочу понять…

— А ты не поймёшь! — Она злилась всё сильнее и сильнее. — И никто не поймёт, кроме вот этих забулдыг, — обвела она широким жестом помещение. — Потому что они — простые, а вы — все такие особенные! С этой вашей Благословенной неделей. Рождаетесь все в одно и то же время, вам плевать, вы и слов таких не знаете!

— О чём ты? — изумилась Авелла. — При чём тут Благословенная неделя?

— А я вообще не из этого мира, — вставил я. — Там у нас никаких Благословенных недель нет. Может, объяснишь всё-таки?

Натсэ посмотрела на меня. Глаза у неё были совершенно пьяные, но я увидел, как в них забрезжила надежда на понимание. Она приоткрыла рот, но вдруг будто что-то сломалось. Доспехи исчезли, Натсэ уронила голову на руки и заплакала.

Меня как ломом по голове ударили. Натсэ — плачет! Я видел такое лишь однажды, кажется, — когда она упала в объятия Искара. Но тогда это, очевидно, была ловкая симуляция. Сейчас же рыдания были самыми настоящими.

Авелла первой стащила перчатку и робко положила руку на плечо Натсэ. Та вздрогнула, но не сделала попытки сбросить руку. Я вовсе отозвал доспехи и приобнял свою мирскую супругу. Склонился к ней и сквозь рыдания расслышал невнятные слова:

— У… У меня… С… С-с-сегодня… День рожде-е-е-ения!

Глава 16

Натсэ была права. Абсолютно. Чтобы понять, почему она среди ночи ушла из дома и напилась в одиночестве, надо было родиться и вырасти в этом мире, причём, будучи именно безродным магом. Ну, или быть мной. Я-то ведь всех всегда понимаю, в этом моё проклятие. Я и Мелаирима с Талли понял, когда узнал, что они убили мою сестру, принеся в жертву Огню. Такая вот у меня способность…

Авелла так толком и не сообразила масштабов трагедии, но, чувствуя атмосферу, помалкивала и проявляла сочувствие. А Натсэ говорила, говорила, путаясь в словах, сбиваясь на рыдания.

Она родилась в северной деревеньке, относительно недалеко от Дирна. Отца до поры не знала, мать же была обычной простолюдинкой. Появилась Натсэ глубокой осенью и, как ей казалось, помнила себя чуть ли не с рождения. Рано начала говорить, рано — ходить. И ещё до года обнаружила магические способности — она лепила причудливые фигурки из камней, и камни послушно принимали странные формы, подчиняясь неуклюжим детским пальчикам.

Она прекрасно помнила дни рождения. В той деревне было мало людей, и когда у кого-то наступал этот праздник, гуляла вся деревня. Сама Натсэ успела отметить день своего рождения трижды, а незадолго до четвёртого её забрал у матери Магистр. Мама успела шепнуть ей, что этот страшный дядя — её отец. Папа. Это слово, которого Натсэ раньше не знала, превратилось для неё в синоним слова «хозяин». Потому что никаких отцовских чувств Магистр не демонстрировал. Он муштровал дочь хуже, чем солдата. Учил её убивать.

В новом доме Натсэ пришлось многое изучить и со многим расстаться навсегда. В доме висел календарь, и, когда Натсэ робко намекнула Магистру, что завтра у неё день рождения, тот запер её в подвале на неделю. Не давал ни воды, ни еды. Ей приходилось слизывать конденсат с холодных стен, чтобы не умереть от жажды. А когда она вышла, то узнала, что «день рождения» — презренный праздник простолюдинов. Маги рождаются примерно в одно и то же время, если не считать безродных, и никакой торжественности в этих датах нет. Маг, празднующий день своего рождения, — это примерно как в нашем мире аристократ девятнадцатого века, вместе с крестьянами сжигающий чучело в Масленицу. Бред и сюрреализм.

Натсэ должна была вести себя, как благородный маг. Даже больше, чем просто благородный. Она должна была вести себя, как обычная безродная выскочка, изо всех сил старающаяся соответствовать нормам высоких родов. Всю жизнь она была должна людям, которых боялась и ненавидела, но кроме которых у неё никого не было. А потом появился Искар. Потом — я. И больше она уже не хотела отдавать придуманные долги. Заплатив кровью всем, кто делал из неё чудовище, она всего лишь захотела стать немножко собой. А тут мы с Авеллой припёрлись.

Всё время, пока она говорила, я то и дело поглядывал по сторонам и, главным образом, на бармена, который явно пытался греть уши. Но я старался так на него смотреть, чтобы он и не думал приближаться. Получалось. Всё-таки легко вести себя мужественно, когда понимаешь, что, случись чего, тебе и минуты не потребуется, чтобы испепелить этот кабак со всеми, кто в нём сидит.

Наконец, сумбурная исповедь закончилась. Авелла молчала, держа руку на плече Натсэ. Нужно было что-то сказать, и я, глубоко вдохнув, решился:

— А я лет с двенадцати стараюсь не отмечать день рождения.

— П-п-почему? — подняла голову Натсэ, глядя на меня покрасневшими от слёз глазами.

— Ну, был там случай… Я пригласил несколько одноклассников и одноклассниц, которых считал друзьями… И никто не пришёл. Все пообещали, а потом благополучно забыли. Я и подумал, что если на мой день рождения плевать всем, то почему не должно быть плевать мне?

— Но он же твой! — всхлипнула Натсэ. — Какая разница, что там думают другие.

— Если бы у меня была возможность сбежать от всех и напиться в одиночестве — я бы, наверное, думал так же, как ты.

— А ч-ч-что, не б-было?

— Не-а. — Я отхлебнул пива. — У нас до восемнадцати вообще не наливают.

— Какой-то чудовищный мир…

— И не говори. Здесь я, по крайней мере, не один. Никто из нас не один. И ты постарайся больше не убегать, хорошо?

— Хорошо, — печально кивнула Натсэ.

— С днём рождения тебя! — Я поднял кружку.

Авелла последовала моему примеру:

— С днём рождения, госпожа Тавреси! Хотя, учитывая время, он уже несколько часов, как…

— Ура! — перебил я её.

Вот что за дотошность такая?! День рождения — это ведь не обязательно день. Это может быть и неделя, и месяц — до тех пор, пока помнишь, почему пьёшь. Ничего эти высокородные не понимают в простых человеческих радостях.

— Ура!!! — завопили все присутствующие. — С днём рождения!

И Натсэ, вдруг засмеявшись, тоже подняла кружку. Я чувствовал её расслабление так, будто у меня самого с сердца камень свалился.

Наш маленький междусобойчик незаметно превратился в общую попойку. Местный народ оказался отзывчивым и понимающим. Слова «день рождения» комментариев не требовали, предложения «выпить за мой счёт» сыпались со всех сторон, дешёвое горьковатое пиво лилось рекой. Потом начали петь песни… Я к этому времени уже с трудом соображал, что я, где я и почему… И почему я танцую на столе вместе с Натсэ под звуки чего-то вроде губной гармошки? Я что, опять напился? Какой ужас…

Закончилось всё внезапно. Сквозь пьяный туман в уши просочился голос бармена, который, кажется, уже не в первый раз говорил:

— Всё, народ, всё, расходимся! Четыре часа, туман. Домой идите! Я закрываю.

И как-то вдруг все резко унялись. Кто-то недовольно поворчал, но не на бармена, а на туман. И люди потекли к выходу. Натсэ повалилась на меня. Я сам стоял, покачиваясь, и разрабатывал сложный план по спуску со стола на пол.

— Да что вам этот туман? — услышал я знакомо-незнакомый голос. Давненько такого не слышал: пьяная Авелла превратилась в супергероя и жаждала подвигов. — Подумаешь — туман!

— Туман людей жрёт, — ответил кто-то. — Там, девочка, мечом не навоюешь… Идите-ка домой лучше.

— И то правда, — икнула Натсэ и постаралась отстраниться от меня — без особого успеха. — Домой сейчас бы лучше всего. Господин хозяин заведения, где у вас такое место, чтобы…

Она замялась, но бармен и так сообразил, махнул рукой:

— За углом, на улице.

* * *

Домой нас вёл автопилот и карта у меня в голове. Крайне удобная приспособа. И, кстати, очень здорово, что интерфейс на алкоголь никак не реагирует. Вроде как дополнительное сознание в голове, всегда трезвое, на которое всегда можно положиться. Неспроста местные так его и называют: Магическое сознание.

Туман медленно полз по улицам, стелясь по самой земле. Редкие фонари открывали нам эту жутковатую картину. А без фонарей нормально было — темно да темно.

Авелла размахивала мечом и, если бы я не придерживал её за локоть, она уже неслась бы куда-нибудь, в великую битву. Натсэ шагала слева от меня, мы держались за руки. Выпила она больше всех, но сейчас непостижимым образом казалась самой трезвой. Она то и дело с улыбкой поглядывала на Авеллу.

— Белянка, я смотрю, в тебе проснулась отвага, — заметила она.

— Мы всех победим! — отозвалась Авелла. — Всех до единого!

— Начнём с призрака?

Я вздрогнул. От воспоминания о жуткой и молчаливой фигуре хмель немного отступил. А она ведь до сих пор там…

— Начнём! — Авелла вскинула меч над головой. Впрочем, она тут же притихла и более спокойным тоном спросила: — А как воюют с призраками?

— Я покажу, — пообещала Натсэ.

С трудом, едва не падая, мы взобрались на холм. Я попытки с пятнадцатой попал ключом в скважину. Внутрь дома мы ввалились, хохоча, как трое пьяных идиотов. В упор не помню, закрыл я дверь, или нет. Авелла рвалась сражаться с призраком, Натсэ велела следовать за ней.

Мы поднялись на второй этаж. Моя спальня была первая по коридору, и Натсэ зашла туда.

— Первое правило борьбы с призраками, — пробормотала Натсэ. — Надо…

Кажется, она ещё что-то бормотала, но я уже ни слова не разобрал. Натсэ рухнула посреди кровати лицом вниз и засопела.

— Отличная стратегия, — заметил я.

Авелла разочарованно сказала: «Пф!» Но, видимо, тоже уже поняла, что находится не в том состоянии, чтобы с кем-то воевать.

— Мортегар, мы должны помочь ей разуться, — сказала она и, убрав, наконец, меч с доспехами, осталась в одном одеяле, как и была.

— Обязаны! — подтвердил я.

Действуя сообща, как настоящая команда, мы помогли Натсэ разуться, потом — раздеться (убей не помню, чья была гениальная идея), потом упали по обе стороны от неё, укрылись одним одеялом и, кажется, всё.