Что слез туманит тень.
Не знаю ты ль моё предназначение?
Иль страстью я обязан лишь судьбе?
Когда в желанье я облек влечение,
Не полюбила ль ты во вред себе?
И из снов моих
С утра бежишь проворно.
Крыжовник терпкий,
Сладкая сирень.
Хочу во сне твой видеть
Локон черный, фиалки глаз твоих,
Что слез туманит тень.
Я пела, смотря куда-то в стену и представляя себе ту любовь, о которой пелось в песне. Это было едва ли не самым важным пунктом для той самой магии, которую называли песнями сирен. Мы должны вложить душу, сердце, проникнутся чувствами и тогда наш голос мог увести за нами кого угодно. Мне так говорили.
Люди зачарованно следили за каждой нотой, не замечая, как сами шли в пропасть, проникаясь всеми чувствами. Если сирена испытывала боль, то простой человек мог умереть от разрыва сердца, ощутив всю печаль на которое способно его сердце. Маленькие детки под колыбельные засыпали сладким сном, под веселые песни люди танцевали, кружась и смеясь от смеха. Но только если сирена чувствует. А сейчас мне было печально, и песня была под стать. Об израненных чувствах, о сомнениях, о страхе выбора. Именно это звучало в каждой ноте, в каждом слове, позволяя мне видеть, как мой голос подрагивает хрустальным светом в свободном пространстве.
Из голубых глаз девушки бежали крупные горькие слезы. Она не вытирала их, позволяя самостоятельно падать на подол ее юбки и впитываться неровными кляксами в ткань. Я видела, как ее аккуратное личико искажает неведомое ей ранее желание зарыдать от неразделенной любви, но Рария оказалась сильнее и просто опустила лицо в ладони, когда я закончила.
— Ты в порядке? — Тихо спросила я.
— Это… Это была невероятно. — Она улыбнулась и мне полегчало.
Не все так реагировали когда понимали что попали под власть сирены.
— Ирли, это было так полно, чувственно, меня просто переполняли эмоции! Невероятно. — Она обняла себя за плечи и со вздохом облегчения откинулась на спинку стула. — Мне кажется, никогда не было так легко. Словно я накопила в себе слишком много, а сейчас это вырвалось на свободы и мне, наконец, стало легче дышать. Кто тебя всему научил?
— Мама.
— Она тоже была сиреной?
— Разве что чуть-чуть. Больше всего в ней было от дриад. У нее был красивый голос, но она слишком любила природу. Растения, цветы, деревья — это была ее стихия. — Я вспомнила, как она подолгу могла возиться в саду, с нежностью и заботой перекапывая очередной кустик. Даже мое имя было отголоском ее наследия. — Ее мать была сиреной. Я не застала ее. Герда погибла во время пятой войны за истребление рас.
— Оу, это ужасно. Мне очень жаль.
— Тогда многие пострадали, не стоит. Как я и говорила, мне не удалось ее застать, но она передала моей маме все что знала, понимая, что в роду еще могут родиться сильные сирены. И оставлять их в неведенье слишком опасно.
— Опасно?
— Представь себе ребенка, который очень и очень любит петь. Его родители, например, сорятся, и что бы успокоиться он начинает петь песню. И первое что приходит ему на ум «Мясник и его жена».
— Это в той, в которой мясник зарубил свою жену, а потом продал ее в своей лавке?
— Именно. Ребенок и не поймет, как связанны эти события. Но последствия будут необратимы.
— Это все действительно так серьёзно?
— Да. Даже с моим количеством крови сирены, я могу влиять на чувства людей, могу передать им все, что чувствую, могу заставить их думать как я. Это дар, но с ним нужно быть аккуратным.
— Получается, с самими сиренами ты никогда не контактировала?
— Да, не доводилось. В Боклере их на момент приезда семьи отца уже не было. Сирены покинули весь берег и ушли на другие земли.
— Получается, ты единственная сирена на побережье, а теперь еще и на северных островах.
— Получается так.
— Насколько сильно развит твой талант?
— Я не знаю. — Я покачала головой.
— Как это? — Удивилась Рария.
Это действительно было странно, так как любой маг или человек с кровью магических существ всегда чувствует свой резерв. Но у меня в этом вопросе всегда была пропасть. Я просто старалась не пускать силу в ход, зная о том, что может произойти, оплошай я где-нибудь. Всегда была четкая и ясная грань, за которую я не переходила, опасаясь последствий. Я чувствовала ответственность за каждое свое слово и действие, и редко позволяла даже самой себе слушать свое пение. Разве что совсем чуть-чуть и далеко от людей. Как можно дальше.
— Я никогда не выплескивала силу на максимум.
— Стой, а сейчас? — Она удивленно вскинула брови.
— Я научилась чувствовать, когда я не перехожу рубеж опасности и привыкла пользоваться только тем, что выделила сама себе.
— Погоди, Бланш. Я совершенно запуталась. Ты не чувствуешь объемов своего резерва, верно? — Я кивнула, улыбнувшись тому, что девушка обратилась ко мне по имени, совершенно не заметив этого. — Но можешь пользоваться определенным количеством, так? — Я еще раз кивнула. — Ты обладаешь возможностью петь и не влиять на людей. — Я приподняла в воздух раскрытую ладонь, и покачала ей из стороны в сторону, выказывая сомнение.
— Ну, почти. Пение сирены все равно, так или иначе, влияет на сознание, но я просто чувствую в какой момент это безопасно.
— Бланш. — Девушка пересела на край постели и взяла меня за руку, преданно заглядывая в глаза. — Ты хоть понимаешь, кто ты?
Я только чуть нахмурилась.
— Ты не сирена с маленьким унаследованным даром. Ты практически полноценный представитель своего рода. У тебя нет придела резерву, потому что пение это не магия для сирены, это ее жизнь. Ты практически чистокровная.
— Ерунда, Рария. Мой отец человек.
— Конечно человек! Мужчина не может быть сиреной! — Она буквально рассмеялась от радости своего открытия. — Он же мужчина! О, боги! Это просто невероятно! Взрослая полноценная сирена!
Она была действительно счастлива, словно нашла яйцо дракона, которые к слову, вымерли больше тысячи лет назад.
— Рария, — прервала я девушку. — Это не возможно.
— Почему? — Она растерялась и, кажется, не видела иного варианта.
— В семье моего отца не было сирен. Совсем. Были маги воды, земли и даже эльфы, но не сирены. И те уже к моменту войны почти полностью выродились.
Она замерла, смотря куда-то сквозь меня, и в ее голове собиралась мозаика, которую она бережно складывала в единый рисунок.
— Бланш, а ты обладаешь чем-то из выше перечисленного?
— Нет, мне не передалось ничего. Видимо кровь сирен оказалась сильнее и подавила все остальные гены.
— Боюсь, что ты не права.
— Что? Почему ты так решила?
— Так или иначе, магия любого родителя оставляет свой отпечаток на детях. Даже магия моей троюродной тетки, которая была магом земли, законфликтовала с магией воды, которую передали мне родители. Я… Я не знаю…
— Рария, что ты хочешь сказать?
Она взяла меня за руку и успокаивающе ее погладила.
— Только не волнуйся.
— О чем ты?
— Боюсь, что ты не дочь своего отца.
123
Глава 15
Словно ведро холодной воды на голову. Сама мысль казалась настолько абсурдной, что выходила за рамки реальности и уже тем более за грань моего представления. Перед глазами встало его лицо, которое я все еще помнила в мельчайших деталях, в отличие от лица мамы, которая покинула меня слишком рано. Мне было семь, когда она ушла. И ее черты были чем-то эфемерным, расплывчатым и не ясным, а вот облик папы был свеж, не смотря на то, что прошло уже три года. Его голубые глаза, русые волосы с седыми прядками, тонкие губы бледно-розового оттенка. Всю свою жизнь я думала, что мы с ним похожи, хоть большая часть облика мне все же досталось от мамы. А сейчас, после уверенных слов Рарии, я мысленно разглядывала лицо моего папочки и понимала, что у нас с ним нет ничего общего. Совершенно другой разрез глаз, другая форма носа, улыбка, смех. Все что мне казалось самым честным, надежным в моей жизни неожиданно пошатнулось, и стены моей уверенности задрожали под весом одного лишь неподтверждённого предположения.
Невероятно.
Я пролистывала в голове все образы его родственников, начиная от моего деда, который скончался, не слишком позднее матери, до лиц двоюродных братьев, сыновей дяди Эдвина и понимала, что у нас нет совершенно ничего общего.
Я не похожа на них от и до. От кончиков волос, до кончиков ногтей. Я чужая им, не их продолжение, не их наследие. В голове одно за другим всплывали воспоминания о пренебрежении семьи Бланкар по отношению ко мне. Вспомнились все брезгливые взгляды, все тонкие шуточки в мой адрес и стал, наконец, ясен этот неожиданный разрыв общения, после которого никто из кровных родственников отца не появлялся на пороге нашего дома. Все связи были прерваны, только разве что дядя Эдвин иногда пытался воспользоваться связями отца и тот, в свою очередь, верил и надеялся, что это искреннее желание восстановить семейные узы.
Теперь нашлась и причина того, как запротестовали и отказались меня удочерять все представители семьи Бланкар. Никто не хотел брать на свои плечи ношу в виде совершенно чужого ребенка, который ну никак не мог быть представителем уважаемой семьи. Вспомнились слова отца, о его не любви к кораблям, и то, как я дышала морем, наслаждаясь свежим ветром и соленым запахом холодной воды. Как, казалось, чувствовала воду и воздух вокруг как саму себя.
Все ясно. Я не дочь своего отца. Не дочь.
Обдумать эту мысль оказалось на удивление просто, слишком много состыковок, цепочек, фактов. Все что скрывалось под подкоркой моего мозга, оказалось, на удивление, явным, очевидным. Просто присмотрись и увидишь в глубине воспоминаний все, что так долго лежало на ладони.
Рария сидела рядом, пока я приходила к своим выводам и продолжала поглаживать мою руку, передавая мне крупицы своей успокаивающей магии.
— Мне жаль.
— Мне тоже.
— Мы можем попробовать найти его.
— Кого? — Запнувшись, переспросила я.
— Твоего кровного отца.
Из головы совершенно вылетело то, что если мой папа не был моим кровным родственником, то я не взялась из воздуха, и кто-то, кто сокрыт под маской прошедшего времени, был тем самым, из-за кого я появилась на свет. Складывая в голове все возможные данные в простое арифметическое действие, я вздохнула и опустила плечи.
— Не думаю, что это возможно.
— Почему?
— Смотри сама. Допустим, мы все же правы, и я…. Моя мама родила меня не от моего папы, то получается, это был мужчина.
— Ну а кто же еще. — Улыбнулась Рария.
— Ты сама несколько минут назад сказала, что мужчина не может пользоваться магией сирен.
— Ааа, ты об этом.
— Поколение назад, вспоминай. Тогда закончилась война, и многие остались без родителей.
— Ты хочешь сказать, что возможно он даже и не знал, о том какую магию несет. И найти концов не удастся.
— Боюсь, что так. Думаю, он был приезжим, вряд ли он продолжал жить в Боклере.
— Вероятнее всего.
— Так что найти его будет не простой задачкой. — Слабо улыбнулась я, пытаясь скрыть перед девушкой свое потрясение.
Я обдумаю это после. Не сейчас.
— Сложной, но не невозможной. — Она поднялась и, шелестя юбками, заходила из стороны в сторону. — Во всех городах после войны создали книги одиноких. Тех, у кого не было родственников, которые потерялись сами или потеряли семью. В ней были записи тех, кто хотел кого-то найти или хотел, чтобы его нашли.
— Приезжие писали то, как их зовут, все информацию, которую помнили, место прошлого пункта и следующего, что бы те, кто узнали среди одиноких своих родственников, могли отследить их путь! — Закончила я за девушкой и от догадки даже приподнялась в постели.
— Осталось только отследить год и месяц твоего зачатия и проверить книгу одиноких! Найти мужчин, которые были в этот промежуток времени в Боклере и отследить путь! И возможно нам удастся найти его или хотя бы твоих родственников. Может, кто то из них и встретился. — Она, предвкушая, закусила губу.
В голубых глазах девушки горел огонь знаний. Без труда можно было понять, что ей не терпится разгадать эту загадку. Авантюризм на лицо.
— Но есть одна очень весомая проблема. — Сказала я.
— Какая?
Я подняла в воздух руку с брачным браслетом и потрясла им.
— С некоторых пор, я замужем. Мой муж, тиран, деспот и чудовище. И что-то мне подсказывает, что он будет против моей поездки в Боклер, а после возможно и еще куда-нибудь, на поиски тестя, который ему и даром не нужен.
— Мда, задачка. — Рария плюхнулась на стул и вновь погрузилась в свои мысли.