Страна Изумрудного солнца

Он говорил вежливо и официально, как и полагалось сотруднику Корпорации, находящемуся при исполнении обязанностей, однако в его тоне Тлемлелху почудилась насмешка. Или он становится мнительным? По просторному коридору, устланному мягким ковром, они направились в глубь здания. Здесь все дверные арки и коридоры были отменно широкие, а потолки раза в три выше, чем в жилищах энбоно, чтобы даже самая крупная кхейгла, гуляя по этому лабиринту, не задевала боками о стенки и не поцарапала свой украшенный подвесками гребень о притолоки. В одних коридорах лежали пушистые серые ковры, в других пол был деревянный и слегка отсыревший, кое-где тронутый пятнами пестрой плесени. Тлемлелх знал, откуда на полу влага: совсем недавно здесь прошла какая-нибудь кхейгла, возвращаясь из бассейна к себе в опочивальню, и с нее капала вода… Подумав об этом, он едва не застонал от желания.

Стены покрывала сверху донизу волнистая лепнина всех оттенков серого и зеленого. В одном месте Тлемлелх заметил на стене темные потеки непонятного происхождения.

– Что это такое, энб-саро?

– А… – Провожатый остановился. – Чливьясы, бездельники, не убрали! Здесь вчера одному негу вышибли мозги, энб-саро. Милф и Жжитхан не поделили коробочку для массажной губки, а нег, как ему было велено, попытался пресечь…

– Пресек?

– Увы… Остальные неги, когда началась драка, попрятались кто где – звери есть звери, от них нельзя ждать разумных действий. У Милф прокушен гребень, у Жжитхан сломаны четыре ребра… В последнее время мы начали давать кхейглам побольше еды – когда они много едят, они становятся спокойней, но на некоторых это не действует.

«Почему он сопровождает меня? – спохватился Тлемлелх. – Я без него знаю, где находится приемный зал Бхан, и не нуждаюсь в провожатых… Или здесь теперь новые правила?»

В конце длинного бокового коридора мелькнула крохотная на таком расстоянии солнечно-оранжевая арка, оттуда доносился шум, взвизги, плеск… Внутренний двор. Сердце Тлемлелха ностальгически защемило.

«Этот проныра небось постоянно испытывает неутоленное желание, – подумал он, покосившись на своего спутника, – но приучился это скрывать…»

Может быть, стоит вступить в Корпорацию Воспроизведения Рода?.. Впрочем, не надо иллюзий, там как везде – слишком много нудных рутинных обязанностей и вызывающей оторопь закрытой информации, которая отобьет тебе и аппетит, и половое влечение, и способность получать от жизни удовольствие.

Послышались тяжелые шаркающие шаги, нежный перезвон, и из-за поворота вышла кхейгла. Она была на полкорпуса выше и Тлемлелха, и его сопровождающего, и в несколько раз толще энбоно средней упитанности – обычные для кхейглы размеры. На ее теле не было камней, их заменяли округлые коричневые пупырышки, соблазнительно темнеющие на бледно-зеленой коже. Все представители расы энбоно рождаются с пупырышками, но у энбоно, когда те достигают отрочества, их удаляют, вживляя в выемки благородные минералы, а кхейглы такой операции не подвергаются. Зато на ее щиколотках и запястьях сверкали усыпанные бриллиантами браслеты, с гребня переливчатой бахромой свисали драгоценные подвески и колокольчики. Это была старая кхейгла, ее тело покрывали морщины и полученные в драках шрамы, по бокам оттопыривались бесформенные складки – и все же Тлемлелх, вдохнув ее напоенный феромонами запах, ощутил новый прилив желания.

– Красивый энбоно, – остановившись, сказала кхейгла. – Ты пришел ко мне?

– К сожалению, нет, восхитительная кхей-саро, я пришел навестить Бхан. Но я буду счастлив вручить вам подарок. – Он вытащил из кармана нитку жемчуга и протянул ей.

Кхейгла схватила украшение, довольно причмокнула и зашаркала дальше.

– Это Ванф, – сказал служащий Корпорации. – Можно полюбопытствовать, энб-саро, почему вы отдали ей то, что предназначалось другой кхейгле?

– Неизъяснимый душевный порыв, энб-саро, – после паузы отозвался Тлемлелх.

Он и сам не понимал почему. Просто вдруг мелькнуло предположение, что эта старая кхейгла вполне могла бы оказаться его матерью, возникло мимолетное ощущение нежности. Раньше, до аргхмо, он не знал таких душевных порывов.

Знакомый коридор с темно– и бледно-зелеными чередующимися волнами на стенах – и в конце его арка с двустворчатой дверью, за которой находится приемный зал Бхан. Лиргисо уже был там – устроился в громадной ванне из желтого мрамора, под потолочным витражом, отбрасывающим на паркет множество размытых цветных ромбов. Эта световая вуаль окутывала весь зал, и преобладал в ней алый – цвет желания и чувственных наслаждений. Алой была и подкладка плаща Лиргисо, с рассчитанной небрежностью брошенного возле ванны. Тлемлелх расстегнул застежку в виде рубиново-золотого глаза птицы, и его плащ тоже соскользнул на пол. Таким образом, что можно было увидеть лишь уголок изнанки с небольшим фрагментом алой вышивки – в этом была утонченная недосказанность, которой так не хватало однозначно откровенному жесту Лиргисо. Внутренне улыбаясь своей победе, Тлемлелх растянулся на ложе.

– Как сегодня выглядят твои когти, энб-саро? – невинно полюбопытствовал Лиргисо.

Тлемлелх был готов к такому вопросу – его когти ослепительно горели в радужно окрашенных солнечных столбах.

– О да, они хороши, – промурлыкал Лиргисо, которому некуда было деваться, кроме как признать очевидное. – Я, собственно, и не ждал ничего другого, кто же может с тобой соперничать, непревзойденный Тлемлелх… Взгляни на мои когти – я придумал смешать черный лак с алмазным крошевом, получилось нечто интересное.

Его рука лежала на бортике ванны. Приподнявшись на локте, Тлемлелх посмотрел: сияющие точки-звезды в слое черного лака, это красиво, только вот когти подрезаны чересчур коротко. Иные энбоно придерживались такой моды, но Тлемлелх никогда ее не одобрял.

– Так могло бы выглядеть ночное небо, если бы звезд было больше. Однако длина твоих когтей, блистательный Лиргисо, несоизмерима с утонченностью твоего вкуса! Почему ты никак не отрастишь длинные, как у истинных ценителей прекрасного? Такие же короткие когти у бойцовых негов. Можно подумать, что ты у себя дома дерешься с негами, – он хихикнул, представив себе столь абсурдную картинку, – а когти подрезаешь для того, чтобы они не мешали тебе сжимать кулаки. Или они у тебя ломаются, когда отрастают?

– Дались тебе мои когти… – усмехнулся Лиргисо с оттенком досады. – Самое длинное – это не всегда самое лучшее, несравненный Тлемлелх. Длинные когти, равно как и длинный болтливый язык, иногда очень даже неуместны… А ты уже знаешь о нашей новой потере? Вчера Апесиго из Корпорации Хранителей Знания ушел во Фласс.

Слуховые отростки Тлемлелха от неожиданности встали торчком.

– Да? Он же всегда был так самоуверен и рассудителен и не перегружал свой мозг излишками печальных знаний… И статус имел весьма солидный для сотрудника Корпорации… Что его толкнуло на столь скорбный шаг?

– Он осрамился! – Изящные черты Лиргисо исказила сардоническая усмешка. В ней участвовали и губы, и глаза, и носовые щели – его треугольное лицо было необыкновенно подвижным, сейчас это проявилось в полной мере.

– Как осрамился? – заинтересовался Тлемлелх.

– Они с Амебелхом совокуплялись без участия кхейглы. Причем проделывали это в здании Корпорации, в присутственном месте, в рабочее время.

– О-о!.. – только и смог вымолвить Тлемлелх.

Иные энбоно предавались таким развлечениям, но тайком, при закрытых дверях, отослав прислугу, чтобы никто не смог подсмотреть и разболтать. Подобные связи не принято выставлять напоказ. Несколько раз Тлемлелх побывал в гостях у Лиргисо на загородной вилле, и они там именно этим и занимались. Но в присутственном месте – это уже ни на что не похоже!

– А что стало с Амебелхом?

– Он наконец-то обрел вожделенный статус опасного и развратного энбоно. Он ведь был инициатором этого смелого акта и соблазнил Апесиго. Руководство Корпорации Хранителей Знания присудило его к штрафу за непотребство на работе, Корпорация Поддержания Порядка тоже наложила на него штраф, но что такое потеря некоторой суммы денег по сравнению с его нынешней славой? Он теперь на гребне моды. А Апесиго – всего лишь наивная жертва, пища для Фласса, и поделом ему. Проигравший всегда виноват, мой милый Тлемлелх! Однако это хорошо, что есть такие, как он, кто-то ведь должен кормить Фласс. Чтобы Фласс не додумался протянуть свои щупальца сюда и пожрать нас с тобой…

– Не волнуйся, энб-саро, он сюда не доберется, – ощутив скользнувший вдоль позвоночника холодок, с кривой усмешкой возразил Тлемлелх. – Фласс далеко.

– Увы, энб-саро… Ученые подозревают, что Фласс научился доставать даже то, что далеко лежит. Он ведь растет быстро, и вот вопрос: где он берет питательные вещества для такого роста? Мы отдаем ему наших покойников, новорожденных уродов и приговоренных к смерти слуг, иногда ему достаются обессилевшие птицы и прочая мелочь – но это не объясняет столь внушительного увеличения его массы! И Хранители Знаний, которые знают не так уж мало, мой неученый энб-саро, предположили вот что: у Фласса иные отношения с пространством, чем у обычных форм жизни. Эта тварь научилась находить слабые места в ткани пространства и сквозь них запускать свои щупальца туда, где можно чем-нибудь поживиться. Не моргай так потешно, Тлемлелх, ты меня забавляешь. Возьми полу своего плаща, отметь на ней две точки и соедини их линией – это обычный путь через пространство. А потом сложи полу вдвое и проткни иглой – так делает Фласс.

Тлемлелх оцепенел на своем ложе. Значит, безопасности нет нигде? Даже здесь, в Обители Алых Цветов?

– Таково мнение Хранителей Знания, мой пугливый энб-саро, – рассмеялся Лиргисо. – Но не все так мрачно! Ученые предполагают, что пространство имеет неоднородную структуру – где оно более плотное, где менее плотное, я в этом, не буду таить, ничего не смыслю… По их мнению, проницаемых для Фласса участков пространства не так уж много, и раз он до сих пор сюда не наведывался – значит, этого и не произойдет… По крайней мере до тех пор, пока он не наберет еще большую силу.

Тлемлелх непроизвольно свернул слуховые отростки в спирали, и все равно приглушенный, вкрадчиво-насмешливый голос Лиргисо достигал его слуха, пробуждая дремлющие кошмары, столь неуместные здесь, в празднично-многоцветном приемном зале кхейглы. Но тут скрипнула двустворчатая дверь в глубине зала и вошла Бхан. Разошедшийся Лиргисо сразу умолк.

Бхан была больше той кхейглы, которую Тлемлелх встретил в коридоре. Ее ярко-изумрудное, покрытое аккуратными коричневыми пупырышками тело обольстительно лоснилось; карманы для вынашивания потомства, под которыми прятались сосцы – по три слева и справа, – слегка оттопыривались. Ноги, более короткие и мощные, чем у энбоно, были оплетены непонятно как закрепленными золотыми цепочками, а с гребня, выкрашенного по случаю любовного свидания в алый цвет, свисали алмазные и рубиновые подвески. От плеч до запястий ниспадали сотканные из нитей жемчуга рукава, соединенные с жемчужным воротником-стойкой. Ее широко расставленные глаза, пленительно круглые и темные, как перезрелые ягоды дурманника, были обведены блестящими контурами, темно-зеленые губы томно улыбались. Бхан была прекрасна.

– Вот я и пришла, энбоно. Вы меня ждете?

– Мы изнемогаем в ожидании, бесподобная кхей-саро. Позволь преподнести тебе вот это!

Поднявшись с ложа, Тлемлелх протянул ей алмазную подвеску и вторую нитку жемчуга.

Бхан схватила украшения, несколько раз довольно причмокнула и пропела низким грудным голосом:

– Такого у меня еще нет! Новую дырку в гребне сделаю! А такое есть, но пусть будет больше… Обрадовал ты меня, энб-саро!

Лиргисо даже из ванны не вылез, только наблюдал за ними с загадочной и немного пугающей улыбкой. Видимо, он уже успел отдать кхейгле свои подарки.

– Ух, какая прозрачная! – встряхнув алмазную подвеску-слезу, сказала Бхан. – Хочу посмотреть, как она будет на мне висеть.

И вперевалку, с тяжеловесной грацией, присущей только кхейглам, направилась к выходу.

– Ты скоро вернешься к нам, кхей-саро? – окликнул ее Тлемлелх.

– Скоро вернусь! – хихикнула кхейгла, перед тем как исчезнуть за дверью.

– Слишком ее раскормили, – с неодобрением пробормотал Тлемлелх, повернувшись к Лиргисо. – Это делают для того, чтобы кхейглы поменьше дрались, но, если они начнут страдать ожирением, это будет плохо и для любовных игр, и для потомства.

– Ты, как всегда, придирчив, энб-саро, – возразил Лиргисо. – По-моему, полнота ее не портит. А что до любовных игр – давай насладимся ими, пока наша Бхан наслаждается своим отражением в зеркале?

Он раздвинул кожистые складки в нижней части живота, до половины высунув наружу алый половой орган. Повторив его жест, Тлемлелх тоже скользнул в теплую, густую от ароматических масел воду. Мраморная ванна была достаточна просторна, чтобы вместить двух энбоно. Все шло как обычно. В Могндоэфре принято, чтобы энбоно, придя на свидание, возбуждали и ласкали друг друга, а потом вдвоем оплодотворяли кхейглу, поскольку для того, чтобы произошло зачатие, три клетки должны слиться в одну. Правда, моралисты некоторых отсталых культур осуждали этот обычай: по их словам выходило, что энбоно дозволено заниматься любовью только с кхейглой, а хотя бы посмотреть при этом друг на друга – Фласс упаси! Но Тлемлелх и Лиргисо, на свое счастье, родились в просвещенной Могндоэфре. И сейчас они до изнеможения ласкали друг друга в ожидании Бхан, а той все не было и не было…

– Где же бесподобная Бхан? – простонал наконец Тлемлелх. – Когда она вернется?

Вместо ответа Лиргисо расхохотался.

– Когда она придет? – ощутив нечто нехорошее в его смехе, повторил Тлемлелх.

– Она не придет.

– Почему? Мы же здесь…

– Потому что у нас с ней уговор! Бхан очень интеллектуальна для кхейглы, у нее даже есть чувство юмора, и она согласилась поддержать мою маленькую шутку. Думаю, она получила от этого истинное удовольствие! А ты был сегодня очень соблазнителен, несравненный Тлемлелх, – о, как ты старался мне угодить… До конца жизни не забуду это изумительное приключение!

Лиргисо снова захохотал, ему начали вторить другие голоса. Сквозь туман, застлавший глаза, Тлемлелх увидел, что обе двери в зал приоткрыты, а в стенах приотворены мозаичные створки небольших окошек, и множество народа заглядывает в зал – Бхан, другие кхейглы и энбоно, прислужники-полузвери, и все они усмехаются, ухмыляются, смеются.

Он попытался ударить Лиргисо, но только расшиб руку о зашлифованные камни. Оттолкнув его, Лиргисо выскочил из ванны. Тлемлелх тоже выскочил, поскользнулся и шлепнулся на мокрый пол. Смех усилился. Не вставая, Тлемлелх ударил подлеца ногой по лодыжке, рассчитывая разодрать когтями мякоть мышцы, однако тот успел отпрыгнуть, издевательски ухмыляясь. Вскочив, Тлемлелх вновь на него бросился, но тут два здоровенных нега-прислужника скрутили его и потащили к выходу. Он визжал и пытался укусить кого-нибудь из серых бестий. Все они с самого начала были в сговоре – Лиргисо, Бхан, тот чиновник из Корпорации Воспроизведения Рода (Тлемлелх успел заметить его среди зрителей), остальные… Это аргхмо!

– Передавай мои приветствия Флассу, энб-саро! – крикнул вслед Лиргисо.

Они оба совершили поступок, осуждаемый обществом, – совокупились без участия кхейглы, однако Лиргисо был инициатором, он сумел развлечь скучающую публику и заработал себе повышение статуса… Корпорация Поддержания Порядка наверняка оштрафует его за эту выходку, но что ему штраф? А Тлемлелх теперь уничтожен окончательно.

Неги стремительно проволокли его по лабиринту темных извилистых коридоров, вытолкнули во входную галерею и захлопнули обе створки двери у него за спиной. Звякнул засов. Тлемлелх ощупал свое тело: у него даже ничего не сломано, и нет оснований требовать, чтобы распоясавшихся прислужников отдали Флассу! И плащ остался там, в приемном зале Бхан. Показаться в общественном месте без плаща неприлично – впрочем, теперь это уже не имеет значения… Во всяком случае, для него. Ибо ненасытный Фласс ждет его, и нет для него иного пристанища, кроме Фласса.

Пошатываясь, оставляя на пыльных плитах мокрые следы, Тлемлелх побрел к своему тьянгару.

Тина шла вдоль линии пляжа. Неподалеку от берега из темной стеклянисто-тягучей массы торчали фермы каких-то разрушенных построек. Их было много, они заслоняли весь северо-западный горизонт – целый небольшой городок, невесть когда затопленный «морем». Видимо, живой студень растворял только органику. На покосившихся конструкциях сидели птицы, время от времени издававшие тонкие сварливые крики. Блики зеленоватого солнца играли на медленно движущихся горбах вязкой субстанции.

Напасть на Тину «море» не пыталось – то ли угадало в ней несъедобный продукт, которым недолго и подавиться, то ли, как Тина предположила вчера, само по себе оно не являлось плотоядным хищником и опасность представляли только обитающие в нем животные, неспособные охотиться вне студнеобразной среды. На всякий случай Тина выдерживала дистанцию, не подходя к береговой кромке слишком близко.

Теплый, зернистый, жесткий песок лежал плотным слоем, ноги в него почти не погружались. Слева пляж переходил в каменистое пространство, ограниченное далеко на юге лохматой полосой черного кустарника, а впереди, на изрядном расстоянии, виднелся зеленый массив, который Тина условно определила как «парк». Туда она и направлялась.

Раскинувшийся вокруг ландшафт безусловно принадлежал к разряду угнетающих – Тина отметила это с долей иронии, поскольку на нее это не действовало. Тронутое зеленоватой плесенью небо, пустынный серый пляж, исходящий от «моря» тошнотворный запах, тоскливые крики птиц, останки поглощенного студнем города и сам студень, необъятный, хаотично колышущийся – вся эта обстановка могла бы испортить настроение многим из ее знакомых, однако Тина смотрела по сторонам с интересом и настороженностью, но без всякой подавленности.

Кошмары – они у каждого свои, и с ее кошмарами здешний ландшафт не имел ничего общего. Ее кошмары остались на Манокаре. Многоступенчатая иерархия и атмосфера благоговейного чинопочитания; телесные наказания за любую провинность; лишенное всяких перспектив прозябание на женской половине манокарского дома; бесчисленные запреты на информацию; медоточивые и вязкие, как патока, рассуждения о том, что тебя ограничивают ради твоего же блага, – и под всем этим, как знаменатель под жирной чертой, знание: так будет всегда – сегодня, завтра, послезавтра, через десять лет, через сорок… Тина сумела оттуда вырваться, послав к черту и числитель, и знаменатель, и сейчас никакая жуть, не похожая на Манокар, не могла произвести на нее сколько-нибудь гнетущего впечатления. Студень – это всего лишь студень, пусть он и распростерся до горизонта, пусть и усваивает органику за считанные минуты. И если ее здесь убьют, это будет всего лишь смерть, которая далеко не так плоха, как жизнь на Манокаре.

Ее беспокоила разве что мысль о том, как скоро она сумеет выбраться отсюда и вернуться на Валгру, к Стиву. И мысль о еде: она уже начала ощущать голод. Если она не встретит людей, через двое-трое суток придется поставить эксперимент – съесть что-нибудь местное, плод или моллюска, если таковые найдутся, и посмотреть, сможет ли ее организм это усвоить. Хорошо еще, что надо ей немного, Омар и его приятели находятся в худшем положении…

Длинный темный язык скользнул от «моря» по песку и тут же втянулся обратно. Отскочив, Тина выхватила из-за пояса бластер, но все было спокойно, студень ограничился этим внезапным всплеском активности и больше не пытался преодолеть свои границы. Впереди на песке что-то лежало. Что-то размякшее, полупереваренное… Тина усмехнулась совпадению: как будто студень попытался ее угостить! Или, скорее, исторг недоброкачественную пищу… Пока она размышляла, на пляж спикировала птица – бесперая, с кожистыми крыльями и растопыренным хвостом, похожим на руль архаичного летательного аппарата, – схватила кусок и взмыла в небо. К ней с негодующими криками устремилось еще несколько птиц, в воздухе над пляжем завязалась драка.

Вернув бластер за пояс, Тина пошла дальше. Дистанцию, отделяющую ее от «моря», она благоразумно увеличила на десяток метров.

Вид крови всегда вызывал у Тлемлелха тошноту. Когда из рассеченного горла чливьяса фонтаном ударила яркая коричневая жидкость – ее было так много, неправдоподобно много, слишком много для маленького тощего тельца полузверя-прислужника, – на Тлемлелха волной накатила внезапная обморочная слабость. А тут еще руки и ноги прислужника начали дергаться… Такого не должно быть: перед тем как перерезать ему горло, Тлемлелх угостил его ягодами дурманника, а потом оглушил, ударив тяжелой золотой статуэткой кхейглы в висок. И все-таки чливьяс шевелился… Вдруг он сейчас вскочит, с полуотрезанной головой, и бросится на Тлемлелха?

Тихонько подвывая от страха, Тлемлелх попятился к предусмотрительно запертой двери, но бегущие по полу теплые коричневые струйки оказались проворней и достигли его ноги раньше, чем он успел отступить достаточно далеко. Тут он заметил, что его забрызгало кровью, и сдавленно захрипел, словно зарезали его, а не чливьяса.

Наконец конвульсии прекратились, тело прислужника затихло. Охваченный дрожью Тлемлелх немного успокоился. Жертвоприношение совершено, теперь надо призвать демона. Пусть он явится из первозданного хаоса в страну Изумрудного солнца и растерзает Лиргисо и всех остальных, кто был там… Книга в переплете из кожи энбоно лежала в центральной выемке низкого черного столика. Преодолев содрогание – какая-то часть его естества отчаянно бунтовала против того, что должно произойти, – Тлемлелх взял ее, открыл на том месте, где была шелковая закладка, и начал прерывающимся голосом читать заклинание на незнакомом мертвом языке. Слова звучали невыразимо мерзко, в каждом пульсировало древнее зло. Заклинание и запах крови – приманка для демона.

Подвальную комнату без окон освещали две лампы, заправленные лучезарной жидкостью, – казалось, они боялись светить слишком ярко, и по углам затаились тени. Того и гляди начнут шевелиться, уплотняться, и на середину комнаты выступит омерзительная фигура посланца хаоса… Тлемлелх не знал, как должен выглядеть демон. В книге утверждалось, что демонов много и все они разные. Среди них есть похожие на энбоно, а есть вообще ни на что не похожие, и кто из них явится на зов – заранее не известно.

Тлемлелх дочитал до конца, однако никто не материализовался. Решив, что он совершил при чтении какую-то ошибку, он начал произносить заклинание заново. Он не хотел уходить во Фласс. Все только этого от него и ждут – ну что ж, он им устроит… Он их обманет так же, как обманул всех Злой Император, отравленный своими приближенными. Конечно, это всего лишь слухи… И на тех, кто занимается распространением запретных слухов, Корпорация Поддержания Порядка налагает штрафы, а за повторное преступление могут и в ссылку отправить… Тлемлелху никогда раньше не хотелось, чтобы эти слухи оказались правдой, – но сейчас, после того, как над ним подло надругались, его охватило желание скормить всю Могндоэфру хаосу!

По слухам, отравленный Сефаргл на самом деле не умер, а с помощью специальной аппаратуры, доставшейся народу энбоно в наследство от более древней, давно исчезнувшей расы, переместил свое сознание в другое тело. И сбежал. В его усыпальнице, которая находится во чреве Фласса, покоится тело, покинутое Сефарглом незадолго до того, как придворные врачи констатировали факт смерти. Когда Тлемлелх, еще будучи подростком, впервые услышал эту историю, его охватило ни с чем не сравнимое ощущение жути – так, значит, Злой Император, будь он навеки мертв, на самом деле не мертв и может вернуться? Теперь же, подумав об этом, он испытал прилив злорадства. Сефаргл вас одурачил, и я вас одурачу! Ничего иного вы не заслуживаете!

Повторное прочтение заклинания не привело к нужному результату. Попробовать еще раз? Тлемлелх читал древний текст снова и снова, то тихо, то громко, с разными интонациями. Дрожь исчезла, ее сменило нарастающее раздражение. Ничего… В конце концов он швырнул бесполезную книжку в лужу крови, взбежал по ступенькам и с грохотом захлопнул за собой дверь. Тут силы его оставили, и он уселся прямо на пол. Это аргхмо. Он бессилен что-либо изменить.

Просидев некоторое время в лишенном мыслей и чувств оцепенении, Тлемлелх поднялся и побрел в свой кабинет. Дальше он действовал так, как надлежит действовать энбоно при подобных обстоятельствах, не пытаясь больше противиться року. Достал шелковую бумагу для официальных документов, написал завещание, назначив наследниками своего имущества двух юных энбоно – Кемсиго и Снелха. Как водится, он давно уже присмотрел себе возможных наследников, хотя и не предполагал, что в обозримом будущем до этого дойдет… Конкургла, который до сих пор считался его вероятным наследником номер один, он в завещании не упомянул, ибо слышал о том, что в последнее время Конкургла не раз видели в обществе Лиргисо. Они вполне могли сговориться, такие случаи бывали… Но Тлемлелх не настолько наивен, чтобы оправдать их ожидания.

Потом он долго бродил по комнатам и созерцал сквозь слезы свои любимые вещи. Потом вышел из дому и, переходя от одной арки к другой, ласково гладил на прощанье облачных прядильщиков: вот единственные существа в этом безжалостном мире, которые достойны привязанности, ибо они не предают. Потом пошел к конуре нега, разбудил пинком бездельника Хумаика и велел седлать тьянгара.

– Куда поедем, энб-вафо? – осоловело моргая, спросил нег.

– В гости к Флассу, – бросил Тлемлелх.

Нег отпрянул и, не задавая больше вопросов, трусцой побежал к тьянгарне. Тлемлелх поднялся на входную галерею, прислонился к колонне, зябко запахнув плащ. Фласс ждет его. Фласс всегда ждет.

Подведя итоги, Клод сунул комп в карман. Денег осталось месяца на два, если не слишком транжирить. А еще утром их было так много… Но все течет, все меняется – вот и его деньги перетекли на счета федеральных чиновников, занимающихся расследованием «Большого линобского взрыва», как уже успели окрестить это дело журналисты. Обычная для Валгры сделка. Ему намекнули, что если он будет жадничать, на него повесят минирование улья либо же пособничество тем, кто заминировал улей… Маразм. Однако он знал, что на Валгре бывает всякое, особенно если федеральным органам не удается достаточно быстро найти истинных виновников того или иного преступления. Даже если из него не сделают главного подозреваемого, его затаскают по допросам, а то и упекут за решетку на весь период следствия. Положение у него и так не ахти какое, если же еще и церковь Благоусердия подключится… В общем, взвесив свои шансы, Клод согласился раскошелиться – а его за это обещали оставить в покое. Сейчас он прикидывал, где в Линобе можно найти жилье попроще, поскольку снятый вчера вечером номер в отеле «Агатовый ферзь» внезапно оказался для него слишком дорогим.

Рано утром, еще до федеральных агентов, ему нанес визит приятель Линды Ренон. Тот самый парень, который был с ней в Аркадии, – Клод узнал его, хотя тогда он был в маске. Тоже выяснял подробности. Клод мало что мог сказать ему, разве что выразить сочувствие по поводу гибели Линды. Из всего улья в живых остались только он и Адела Найзер, и то по чистой случайности.

Адела подошла к нему, когда он стоял на засыпанном стеклами тротуаре около входа в кафе и смотрел на возникший в одночасье пустырь, одновременно пытаясь выплыть из водоворота замешательства. Он все еще находился под действием лакремы и мыслить мог на уровне: вот здесь был улей, а теперь его нет… В придачу солнце било в глаза, приходилось щуриться.

– Клод! – услышал он знакомый голос. – Господи, как же хорошо, что ты жив!

Повернувшись, он не сразу узнал ее: не то чтобы Адела была не похожа на себя – но он никогда раньше не видел ее на улице, под открытым небом. Как и все больные озомой, она избегала лишний раз показываться в общественных местах, а выходя из дому, надевала вуаль и перчатки. Сейчас она была без перчаток, вуаль откинута назад, на широком, усеянном бурыми бородавками лице блестели дорожки слез.

– Клод, я так бежала за тобой… Они все были не правы, и я была не права… Я должна перед тобой извиниться за все, что было!

– Да что ты, не за что… – пробормотал смешавшийся Клод.

Фантастический день. Никогда еще Адела с ним так не разговаривала!

Они спустились в подвальчик, заказали коньяк и крепкий кофе. Адела рассказала, что внезапно почувствовала себя полным дерьмом, наорала на них на всех и выскочила из улья вслед за Клодом, чтобы догнать его и поговорить. Клод был растерян и тронут: Адела все-таки переоценила свое отношение к нему… Он снял два номера в «Агатовом ферзе», куда они отправились после кафе. Не мог же он бросить Аделу, оставшуюся без жилья, на произвол судьбы! Он все ей простил, уже в который раз.

Стук в дверь. Адела, легка на помине.

– Клод, к тебе приходил этот маньяк? – Задав вопрос, она тяжело опустилась на стул.

– Какой маньяк? Федеральный следователь?

– Да нет, федеральный следователь – нормальный парень, если, конечно, умеет общаться с людьми. А ты, Клод, совсем не умеешь общаться! У тебя есть виски или водка? Давай, а то мне совсем худо. Он мне устроил форменный допрос!