Помоги проекту - поделись книгой:
Вот Император и решил воспользоваться гением этого природного злодея. Пусть проверяет работу других. И докладывает лично ему. И подчиняется лично ему. Он, конечно, оказался не в восторге, от нового дела…
— Константин Петрович, вы поймите, мне просто больше некому доверить это дело. Ибо либо трусы, либо балбесы, либо и то, и другое одновременно. Вы же не хуже меня понимаете — беда пришла в Россию. Падение нравов отразилось на всем вокруг. И, прежде всего, на делах. Отсутствие крепкой веры в сердце ведет к самого мрачным мерзостям. Кому как не вам доверить это? Никто больше не справится.
Победоносцев промолчал, борясь с эмоциями. Обида из-за снятия с должности по церковному ведомству была сильна.
— Подумайте, Константин Петрович, — меж тем продолжал Император. — Я вас не неволю и не тороплю. Нет, так нет. Бросите меня в столь тяжелые дни, посчитав недостойным дело, что я вам доверить хочу? Так и пусть. Не обижусь. Ибо понимаю… все понимаю…. А теперь ступайте. Возьмите назначение и ступайте. Не примете — так и сожгите…
Победоносцев ушел. А уже утром следующего дня вышел на работу. В новом статусе. И принялся сразу же за Морское ведомство, как Император и просил. Именно просил, сетуя на то, что дела там запущенны до совершеннейшего запустения, а осатаневший от своей безнаказанности Алексей Александрович спускает броненосцы на своих баб. Образно говоря. В формате стоимости.
Был ли уверен Николай Александрович в том, что этот гений реакции сможет разобраться в хитросплетениях морского ведомства? Нет. Он вообще не сильно надеялся на то, что Победоносцев справится. Полагая, что Кони в принципе нужен кто-то для конкуренции. А именное его он хотел натравить на ведомство следом. А Константин Петрович? Он был предельно опасен для Императора из-за своих убеждений и веса в обществе. Его требовалось как можно скорее куда-нибудь утилизировать. Вот Николай Александрович и решил столкнуть этого экзальтированного психа с врагами Императора. Погибнет? Не беда. А хоть немного пожует супостатов — польза великая. Главное же, что в этой борьбе просядет и его общественный статус, растеряется и его общественный вес.
Понимал ли это сам Победоносцев? Неизвестно. Но Морское ведомство застонало в голос от того, с какой отчаянной яростью на него напрыгнул этот проверяющий…
Глава 4
Фактический домашний арест Великого князя, да еще в такой оскорбительной форме, взбудоражил не только всю общественность России. Нет. Прежде всего он растревожил Августейшую фамилию, которая настояла на скорейшем Семейном совете…
Николай Александрович вошел в помещение последним и едва не присвистнул. Здесь были все. Вообще все. Кроме совсем уж детей. Прибыли даже те родственники, что постоянно проживали за границей. Неслыханное дело! Разве что Алексей Александрович не мог присутствовать из-за домашнего ареста, от которого его никто не освобождал.
В общем, прошел Император в помещение. Сел удобнее. То есть, так, чтобы никто сзади не подошел. И началось…
Буквально каждый считал своим долгом донести до Императора, что это позор, что нельзя вот так взять и посадить под домашний арест члена Августейшей фамилии, да еще столь мерзко публично оскорбив. И по кругу. И заново. Дескать, теперь не отмыться перед обществом. Теперь об членах фамилии будут думать черт знает, что!
— А что, — наконец произнес Николай Александрович, — когда член Августейшей фамилии открыто гуляет по всей Европе со шлюхами, спуская на них огромные деньги, это не позор? Не позор, когда Великий князь устраивает пьяные дебошы в публичных местах?
— Это не то! — Воскликнул Великий князь Сергей Александрович.
— ЭТО ТО! — Рявнул Император, заставив всех удивленно замолчать. Тихий, милый и застенчивый Ники «подал голос», да так, что завибрировали окна от это выкрика. — Совершенно неприемлемое поведение дядюшки поставило под сомнение наше благородство, оно словно говорило обывателям — вон, смотрите какие эти августейшие особы. Что твой пьяный матрос, вернувшийся из дальнего плавания. И мужчины, и дамы. Все. Из-за выходок нашего горячо любимого дядюшки все вокруг считают нас ничтожествами! Все, включая многих дворян, что честно пытаются служить Империи, а не кутят по ресторанам, борделям да театрам в безудержном празднике жизни. Какой пример окружающим показывает Алексей Александрович? Пьянствуй, блядствуй и воруй у своих?
— Сынок! — Воскликнула Вдовствующая Императрица. — Что ты такое говоришь?!
— Причесанную и адаптированную версию, чтобы не поранить тонкую душевную организацию. Про дядю же нашего Алексея Александровича люди такое говорят, что и пересказывать тошно. Его поведение — позор! Настоящий позор! Или, вы скажите, что о британском королевском доме говорят что-то подобное? Многие члены их фамилии себе такое позволяют?
— И все равно, — хмуро произнес Владимир Александрович, — нельзя было с ним так поступать. Это урон чести! Несмываемый!
— Дядя, вы хотите утонуть?
— Что?
— Алексей Александрович жил на средства Морского ведомства во Франции широкого и богато. А чтобы деньги добывать, в Морском ведомстве развел ворье, которое лишало корабли наши должного содержания. Вот и представьте, дядя. Пошли бы вы на таком корабле по Финскому заливу. А он возьми, да и утони, ибо не имел надлежащего ухода, выучка же экипажа под стать слугам или официантам, умело полирующих блестящие поверхности. Вот я и спрашиваю, дядя, вы хотите утонуть? Или предпочитаете не плавать на российских кораблях?
Владимир Александрович ничего не ответил, нахмурившись. Император же продолжил:
— Почему при Константине Николаевиче этого не было? Почему он себе не позволял таких выходок? Что помешало ему воровать столь чудовищными объемами у своих? Да, человек слаб, дядя. Любой. Каждый из нас. И слабость можно простить. Однако не стоит путать слабость с преступной распущенностью, которая вредит всем нам…
Благодаря этому спичу разговор резко сменил свой формат. Настолько, что Николай Александрович в дальнейшем практически в нем практически не участвовал, лишь время от времени делая острые и очень болезненные уколы своими вопросами и ремарками. Основной же диспут завязался между Константином и Михаилом Николаевичем с одной стороны и Владимиром Александровичем с другой, подпираемым своими сторонниками.
Тут нужно пояснить, что и Константин Николаевич, и Михаил был с детьми Александра II если не на ножах, но в весьма напряженных отношениях. Ведь после того, как Александр III взошел на престол, их серьезно подвинули. А в 1886 году, после принятия закона об Императорской фамилии, так еще и по потомству их ударили.
Константин Николаевич, к примеру, был в 1881 году отстранен от руководства Морским ведомством. Весьма недурным, надо сказать, руководством. И отправлен в бессрочную отставку. Михаил Николаевич же был снят с должности Наместника на Кавказе и вроде как повышен до председателя Государственного совета. Но там, на Кавказе у него была и реальная власть, и свои люди, и большие финансовые поступления. А здесь, в Санкт-Петербурге, он превратился в парадного генерала, который был буквально повязан по рукам и ногам. Так что им хотелось бы многое вернуть. И этот намек Императора они прекрасно поняли.
Единственным сыном Николая I, который буйствовал и отчаянно отстаивал невиновность Алексея Александровича был Николай Николаевич. Да и то, он так действовал только потому, что имел очень близкое положение. Ведь в 1882 году Александр III наложил арест на имущество этого Великого князя из-за того, что тот вел слишком расточительный образ жизни. Гулял, пил и по бабам лазил без всяких тормозов и ограничений.
Официальной причиной столь дикого поведения была злокачественная опухоль десны, давшая метастазы в головной мозг. Но, зная нравы Великих князей Николай Александрович сильно сомневался в этом. Да, опухоль десны вполне могла иметь место. Но она вряд ли была виной такому вызывающему поведению… Особенно если знать одну любопытную деталь. В конце войны 1877–1878 годов Александр II не позволил брату занять Константинополь. А ведь его уже никто не защищал и достаточно было только войти. Остановил в Сан-Стефано экстренной телеграммой. Вот Николай Николаевич с тех пор и в депрессии. Ведь ему обломили совершенно невероятный триумф — освобождение Константинополя — одного из трех наиболее значимых христианских городов — из векового плена магометан. С тех печальных дней Николай Николаевич и пошел вразнос, словно с цепи сорвавшись. И закономерное наказание в 1882 году принял как новое желание его унизить и оскорбить. Поэтому углядев в Алексее Александровиче собрата по несчастью бросился с яростью его защищать. Как самого себя.
Так и сидели.
Николаевичи с Александровичами увлеченно ругались, стараясь не скатываться к откровенному мату. Император и его мама больше наблюдали за этим цирком. А остальные члены августейшей фамилии разделились между полюсами. Среди Александровичей только у Владимира были дети, но мало. А вот у Николаевичей потомства хватало. Из-за чего их сторона выглядела более значимой.
Однако такое положение дел не вводило Императора в чувство блаженных иллюзий. Он прекрасно знал, что за Александровичами стоит как минимум львиная доля флота, Гвардия и столичный военный округ. Благодаря прикормленным людям, обязанных им карьерой и положением, связывающих свое будущее с этими Великими князьями. То есть, несмотря на малочисленность, реальная власть была за ними, во всяком случае в столице.
Поэтому-то Император сам и не стал с ними особенно собачиться, позволив заслуженным, но серьезно ослабленным в политическом плане старикам отчитывать дураков-племянников. Внемлют? Нет. Без всякого сомнения. Но Николаю это и не требовалось. Он вел другую игру. Из-за чего Мария Федоровна бросала на сына задумчивые, подозрительные взгляды. Она очевидно не понимала цель всей этой буффонады…
Глава 5
Семейный совет закончился ничем. Августейшие особы не сумели договориться. Скорее окрысились друг на друга. Чего, среди прочего, Император и добивался.
А так как никакого единого мнения вынести по провинившемуся генерал-адмиралу утвердить не удалось, Николай Александрович начал действовать самостоятельно. По своему усмотрению. То есть, 13 марта 1889 года был подписан указ об отстранении Великого князя Алексея Александровича от всех должностей и снятия со всех постов по состоянию здоровья. Более того, ему надлежало пройти комплексное обследование у ведущих медицинских светил, которых требовалось пригласить в Российскую Империю. Когда-нибудь. А до того он садился безвыездно в своем дворце на набережной Мойки, придерживаясь строгой «лечебной диеты» и предельно суровой изоляции. Ни гостей принимать, ни письмами обмениваться ему не разрешалось. Сиди, жри овсянку на воде да читай книжки. И ни на йоту больше. Более того — дам нетяжелого поведения туда также не пускали, а слуг женского пола заменили мужчинами, утвердив для Великого князя строгое воздержание.
Суровое наказание для человека, который привык жить весело, пышно, безудержно и ни в чем себе не отказывать. Очень суровое. Даже смертная казнь и то была бы гуманнее. Но Николай Александрович сделал то, что сделал не просто так. Опальный генерал-адмирал должен был выполнять роль «красной тряпки» в предстоящей комбинации.
А чтобы все еще сильнее усугубить, он поставил новым командующим Морского ведомства Великого князя Константина Николаевича. Своего двоюродного деда, который и руководил военными моряками с 1853 по 1881 годы. В самый сложный и ответственный момент истории. Фактически, именно Константин Николаевич и стоял у истоков русского парового флота. Конечно, и до него тоже ходили пароходы под Андреевским флагом, но их было очень мало. Он в кратчайшие сроки модернизировал имеющиеся линейные корабли и фрегаты в парусно-винтовые «посудины». А потом, с началом броненосной лихорадки в 1860-е годы, занялся этим новым и перспективным направлением. А так как промышленность в России в те годы была на организационном и технологическом уровне XVII века, то ему, по сути, пришлось с нуля создавать целый комплекс судостроительных предприятий, без которых строительства броненосного современного флота было бы невозможно. И знаменитый рывок Империи в 1880-1890-е по военному судостроению — всецело его заслуга.
В 1881 году его уволили и за минувшие годы многих его ставленников уже подвинули. Однако не всех. Да и подвинутых можно вернуть. Кроме того, связи с промышленными и инженерно-техническими кругами у него оставались. Конечно, тот же Путилов Николай Иванович, звезду которого зажег Константин Николаевич, уже умер. Но хватало и других деятелей, общение с которыми у бывшего главы Морского ведомства не прерывалось.
Его назначение отлично сочетался с ударом силами Победоносцева. Император был уверен — эти двое смогут в кратчайшие сроки перетряхнуть все Морское ведомство. А вместе с тем и лишить клан Владимира Александровича реальной поддержки среди моряков. И денег, что Морское ведомство позволяло откачивать из казны в их интересах. Ведь Алексей Александрович прогуливал в Париже далеко не все.
И все бы ничего, но Николай Александрович изначально не планировал так поступать. Это все вышло спонтанно. Не удержался. Нервы сдали.
Первый удар по слишком сильному и крайне опасному клану своего дяди он планировал нанести через Военное ведомство. Ведь солдаты — вот они, а корабли в стороне. Поэтому еще в Москве после коронации вызвал телеграммой из Крыма бывшего военного министра Дмитрия Алексеевича Милютина. Без всякой надежды, впрочем. Тут и годы у него были немалые, и обида, полученная в 1881 году — существенна. Да и последующая травля консервативными силами мало хорошего несла. Так, на всякий случай отбил телеграмму и начал искать, кандидата по моложе и сговорчивее. А Милютин взял и прибыл 14 марте в Санкт-Петербург. И без всякой раскачки сразу поспешил на прием к монарху.
Николай Александрович еще там, в XXI веке знал о том, что Милютин, уйдя в отставку продолжил бумажную работу в своем крымском имении. И даже читал кое-какие из этих трудов. Так, выборочные фрагменты для ознакомления. И находил его размышления, несмотря на возраст и специфическую эпоху весьма трезвыми и адекватными. Да чего и говорить? Милютин уже в 1890-е годы прорабатывал концепцию употребления автомобилей на войне. В 1890-е! В то время, как и двадцать лет спустя, вплоть до начала Первой мировой войны ни один генералитет Мировых держав не видел в них особого смысла. Максимум — генеральскую задницу возить.
Именно этому человеку в свое время выплата тяжелая участь расчистки «Авгиевых конюшен «Николаевской армии». Той самой, что до «блистательно» проиграла Крымскую войну. Он был тем, кто принял армию, законсервированную в эпохе Наполеоновских войн и оставил ее во вполне современном состоянии. Именно созданное им армейское устройство с незначительными изменениями воевало в Русско-турецкую 1877–1878 годов, в Русско-Японскую, в Первую Мировую… и даже в Великую Отечественную. Ведь РККА была построена на фундаменте Русской Императорской армии, которой и подражало. Да, конечно, после того, как в 1881 году Милютина отправили в отставку, наша армия пошла весьма заковыристым путем. Но не он тому виной. «При нем такой фигни не было…»
Сменивший Милютина Ванновский не был таким уж плохим министром. Нет, отнюдь. Он просто по своему духу, характеру и образованию совершенно не подходил на эту должность. Ведь на дворе была эпоха безудержного научно-технического прогресса. Эпоха, про которую конструктор-оружейник Федоров позже скажет, что в эти годы оружие уже успело получить нарезы, а мозги генералов — нет. Ванновский был неплохой генерал. Он просто категорически не поспевал за эпохой, не мог поспеть и не видел в этом смысла. Из-за чего выглядел изрядным обскурантом и якорем, тянущим Русскую Императорскую армию назад…
— Добрый день Ваше Императорское величество, — произнес не по-старчески бодрый и подтянутый генерал, «упакованный» по полной программе. Прибыл он в старой форме с погонами, которые украшали вензеля Александра II. Вполне правомерный шаг. Он ведь служил при нем. Да и форму имел право носить. В том числе и ту, старую. Что специально и подчеркнул, явно настраиваясь на сложный и неприятный разговор.
— Дмитрий Алексеевич, — вполне благожелательно произнес Император. — Проходите, присаживайте. В ногах, как говориться, правды нет.
— А в чем она есть, Ваше Императорское величество?
— В делах, Дмитрий Алексеевич. В делах. Ибо сказано — по делам их узнаете. Давайте не будем ходить вдоль да около. Я вызвал вас, чтобы вы вернулись на боевой пост. Не прошло и десяти лет с вашего ухода, как наша армия вновь зарастает коростой, стремясь к блаженному состоянию болота или, если вам будет угодно, Авгиевых конюшен.
— Я уже стар Ваше Императорское величество, — уклонился от прямого ответа Милютин, хотя в его глазах вспыхнул живой интерес.
— Знаю. Но кто если не вы? Этот воинственный клоун Драгомиров? Пустой служака Ванновский? Кто? В наши дни нужно отчаянно бежать вперед, чтобы просто не свалиться с корабля современности. Научно-технический прогресс неумолим и не дает никому спуска и поблажек. А эти ломовые бараны все за старину цепляются своими кривыми рогами.
— И как вы видите будущее? — Осторожно спросил Милютин.
— Понимаю ваши опасения, — улыбнувшись, ответил Император. — Армия с каждым годом будет все сильнее и сильнее насыщаться техническими средствами и новыми видами вооружения. Например, прямо сейчас я вижу острую необходимость в том, чтобы на корпусном уровне создать постоянные парки паровых дорожных тягачей. Их много производят в Великобритании и Соединенных Штатах. Этот шаг позволит не только увеличить обоз в плане весовой нагрузки, но и уменьшить его протяженность на дорогах, что поднимет подвижность всего соединения.
— О… — выдохнул Милютин, подавшись вперед.
— В будущем, конечно, появятся более интересные виды техники. Например, весьма прогрессивный двигатель Отто сейчас работает на газе, но ничто не мешает адаптировать его к другим видам топлива. Например, к керосину или сырой нефти. Что, в свою очередь позволить изготавливать более компактные, легкие и удобные в управлении двигатели, нежели паровые машины. А это даст нам новые технические средства. И более компактные, но мощные тягачи, и воздухоплавательные машины, что в корне перевернет все представление о войне.
— Ваше Императорское величество, я никогда не слышал, чтобы вы увлекались техникой. Вот ваш брат — да. И я безмерно рад, что вас это волнует.
— Да, Дмитрий Алексеевич. Волнует. И мои представления о технике и ее роли армии необычны, непривычны и в корне противоречат современному понимаю военной теории. Ведь тот же Драгомиров за что стоит? Чтобы оттащить нас в старину далекую. Отбросить все новшества и воевать как древние варвары — на одной лишь силе духа. Против туземцев этот подход еще сгодится. Но не против цивилизованных народов. А Драгомирову подобные мелочи не интересны. Его голова настолько крепка своей массивной, звонкой костью, что он даже идеи Суворова осознать не в состоянии. Пуля — дура, штык молодец! И все тут! А то, что главной идеей Александра Васильевича было удивлять своего противника и действовать неожиданно для него — он осознать не в состоянии. Вот и возносит отдельный тактический прием, связанный с особенностью оружия тех лет, в стратегическую доминанту.
— Не все идеи Михаила Ивановича плохи, — возразил Милютин.
— Не все, — согласился Император. — Но с такими теоретиками как Драгомиров, и такими практиками как Ванновский мы обречены повторить позор Крымской войны. В самом скором времени. Вы нужны мне, Дмитрий Алексеевич. Мне и Империи. Понимаю, что вы уже не в тех годах, чтобы лихо скакать на коне. Но этого и не прошу. Разгоните всю эту шайку мракобесов да подготовьте себе смену. И этого уже довольно будет.
— Вы ставите невыполнимую задачу, — горько усмехнувшись, заметил Милютин.
— Если бы она была легкой, то я вас не стал тревожить. А так… если честно, то я и сам не понимаю, что делать с этими баранами. Хоть по примеру Петра Великова зубы дергай из их консервированных рож.
— Каких-каких? — Переспросил Дмитрий Алексеевич, мягко и как-то по-доброму улыбнувшись.
— Консервированных. Он же ратуют за консервацию всего и вся, помидоров там, огурцов, грибов, общества и даже собственных мозгов…
Если поначалу Милютин держался напряженно и отстраненно, то очень скоро оттаял и активно включился в беседу. Долгую и безумно интересную для него. Окрыляющую и вдохновляющую. Императору это не составляло трудов. Он-то знал, каким будет это самое будущее. Поэтому «футуристические фантазии» имел самые, что ни на есть, детальные. Отчего Дмитрий Алексеевич стал считать, будто бы наш герой просто ранее стеснялся своих убеждений, держась в тени отца. Ну или что-то в этом духе. А теперь получил возможность раскрыться.
Когда же он ушел, имея на руках указ о назначении новым военным министром, Император нервно выдохнул. И даже проглотил маленькую рюмочку коньяка. Больше он себе не мог позволить, а для успокоения нервов требовалось хоть что-то.
Так промахнуться… он ведь собирался заходить на своего главного оппонента с другого фланга. Через армию. Через постановку над Гвардией и столичным военным округом человека, который Владимира Александровича на дух не переносит. Взаимно. А потому приведет очень скоро к серьезным затруднениям у «любимого» дядюшки.
В частности, наш герой планировал людей Владимира Александровича выводить «на повышение» за пределы округа, где и давить потихоньку. Благо, что дисциплинарных и технических возможностей сломать карьеру офицеру было достаточно. Год, может быть два, и опора на воинские контингенты у дяди поплыла бы, став зыбкой и крайне ненадежной. А там и с Морским ведомством удалось бы что-нибудь сделать, также аккуратно и осторожно. Но не выдержал. Психанул. Снял Алексея Александровича. И вся затея полетела коту под хвост. Пришлось импровизировать. А тут еще и Милютин приехал. Неожиданно. Не оправлять же обратно? Второго такого шанса уже не будет.
Эти ключевые перестановки в Морском и Военном ведомстве, вкупе с травлей Победоносцевым, что развил бурную деятельность против моряков, выглядели очень рискованным занятием. Почти блефом. Одной сплошной провокацией. Партией в «русскую рулетку», которая ставила на кон его жизнь самым натуральным образом. Потому что и дядя, и стоящий за ним клан, могли начать бороться за свое положение. И пойти в этом деле до последней крайности. Ведь боролись бы не за страх, а за бабло и власть, которые стремительно начали утекать у них из рук.
В свое время Павел I в близкой ситуации попытался защититься посредством окружения себя верными бойцами гвардии. На этом и погорел, ибо гвардия оказалась не так надежна, как ему думалось. Вот и Николай Александрович из-за этого немало мандражировал, больше держась лейб-конвоя из казаков и горцев, чем гвардейцев. Да выбирая тех, что как можно более дикие и мрачные, желательно из самых глухих станиц и дальних горных аулов. Чтобы эти ребята видели в службе свой единственный шанс.
Но этих бойцов было мало. И наращивать свою личную охрану наш герой не мог. Точнее мог, но боялся через это привлечь излишнее внимание и спровоцировать своих оппонентов. А потому и нервничал, отчетливо понимая — в случае «серьезного дела» этой горстки защитников может не хватить. Особенно сейчас, когда все неожиданно пошло вскачь…
Глава 6
Император вышел из Зимнего дворца. Вдохнул прохладного, свежего мартовского воздуха. И направился к поданной ему коляске. Обычной черной и, на первый взгляд, не приметной. Таких было масса в столице.
Рядом с ней находились две ее товарки — вышедшие словно из-под одного и того же штампа. Даже лошади одной масти. Только в этих колясках, идущих авангардом и арьергардом сидели бойцы лейб-конвоя. И не просто так, а на стороже.
У каждого кроме карабина Winchesterобразца 1873 года с магазином на дюжину патронов.44–40 WCF было и по шестизарядному самовзводному револьверу S&W «новой модели» образца 1881 года, приспособленному под такие же боеприпасы. Конечно, совсем недавно небольшую партию подобных револьверов, но под более слабый патрон, приобрели и поставили на вооружение в Русской Императорской армии под громким названием «револьвер Смит-Вессон, офицерского образца, двойного действия». Однако бесспорная тактическая выгода от унификации карабинного и револьверного боеприпаса лейб-конвоя вынудили Николая Александровича озадачить Шувалова «мониторингом» каталогов продавцов оружия. И очень скоро оказалось, что нет никакой необходимости делать срочный «дозаказ». Все уже имелось в наличии на рынке оружия.
Тут, правда, имелся важны нюанс. В те годы револьверы, а позже и пистолеты, удерживали одной рукой. По старинке. Как старые кремниевые поделки. Из-за чего быстрая стрельба из такого оружия была затруднительна, особенно из мощного. Вон армейские да флотские офицеры и от «облегченного» патрона в их S&W были не в восторге, стеная в голос. Поэтому Император решил немного помочь своим подчиненным, введя новый для них хват «короткоствола» двумя руками, а также новую стойку и манеру передвижения. Благо, что, в свое время посещая тир и стреляя «для успокоения души», он мог кое-что показать. Самые азы. Но и этого хватило, чтобы, казалось бы, тяжелый и неудобный револьвер заиграл новыми красками, открывшись с неожиданной стороны. Особенно самовзводный.
Аналогично обстояли дела с карабином, хват и манера употребления которого серьезно изменилась, под «реверсным» влиянием традиций штурмовых винтовок. Во всяком случае Императору так было удобнее стрелять, особенно если стрелять требовалось в движении. Так что получилась по тем годам уникальная ситуация. Каждый из бойцов лейб-конвоя мог не только обрушить на противника настоящий град пуль, но и сделать это быстро и относительно точно. Во всяком случае на импровизированном стрельбище их показатели неуклонно росли день ото дня.
Вот эти ребята и сопровождали Императора практически всюду, готовые в любой момент открыть огонь. Одна пролетка с бойцами спереди — авангардом, вторая сзади — арьергардом, ну и наш герой посередине. А то мало ли? Слишком много в те годы было идейных психов. А умирать из-за навязчивых идей очередного безумца в планы нового монарха не входило.
Поднялся Николай Александрович в коляску. Уселся по удобнее. Подождал пока рядом пристроится двоюродный дед — Константин Николаевич. И поехали. Разумеется, никаких прямых маршрутов. Он старался не быть предсказуемым. Командиру первой коляски сообщали куда они отправляются, вот он и рулил, выписывая кренделя и петли.
В этот раз Император устремился на Балтийский завод. По пути планируя многое проговорить с новым Морским министром. А то, как тот взялся за удила своего ведомства, так особо и не заглядывал с докладом.
Балтийский завод… краса и гордость Российской Империи. Завод, который в 1890-1910-е годы построит львиную долю всех кораблей первого ранга. Нередко спорных конструкций, но это уже другой вопрос. И эти производственные мощности закладывались ни один год. Что он забыл на нем?
Зайдем издалека. Император был прекрасно осведомлен о том, какие цели преследовала Мария Федоровна, проталкивая через своего супруга проект Транссибирской железнодорожной магистрали. В будущем. В том, которое уже не случиться, ибо Александр III умер в 1888 году в железнодорожной катастрофе, в которой должен был бы выжить. Но не суть. Главное, что к этой дороге пока еще даже и не подступились, ведя разве что осторожные разговоры.
Зачем она была нужна? Николай Александрович откровенно потешался над «великими мыслителями» XX и XXI веков, что мнили, будто бы такой монументальный проект строили ради «маленькой победоносной войны». Бред же. К счастью, в реальности, до такого уровня маразма в Российской Империи не скатывались.
Принято считать, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. Это очевидный перегиб. Потому что начинал он не только с остатками промышленности Российской Империи, разгромленной за годы Гражданской войны. Да, она была не такая большая и развитая, как хотелось бы, но она была. И про Балтийский, Путиловский, Тульский и многие другие заводы забывать не стоит. А чего стоил Донбасс с окружающими его предприятиями? Проблемы у Иосифа Виссарионовича были не столько с заводами, сколько с рабочими. Ведь их много погибло в Гражданскую, сражаясь по обе стороны «баррикад». По обе, это не ошибка. Рабочий ведь совсем не синоним слова «красный». Хватало и тех, кто поддерживал белых, были и те, что выступали за зеленых, а имелись и те, что вообще пытались держаться сами по себе.
Смешно сказать, но в 1913 году в Российской Империи квалифицированных рабочих было больше, чем, например, в СССР в 1935-1936-х годах. Кто-то из этих спецов остался в промышленно развитой Польше или в иных осколках Империи. Кто-то эмигрировал в США или Западную Европу. Ища там лучшую долю. А кто-то и погиб. Что же до неквалифицированной рабочей массовки, то ее и в середине XIX века хватало. Ведь до трети крестьян постоянно отходили на заработки. Именно эти, вроде бы как селяне, строили дороги, заготавливали лес, работали на шахтах и рудниках, выполняли обширные подсобные работы на заводах. Но они не считались рабочими, они числились крестьянами, в отличие от советского времени, где их учитывали так, как надо хотя бы частью…
Но Россия после Гражданской, несмотря на разруху, имела все-таки относительно современную промышленность. Там было от чего плясать. Александр II же принял Россию у отца в таком состоянии, что хоть стой, хоть падай. Убогая полуфеодальная экономика с примитивной, архаичной и очень слабой мануфактурной промышленностью. В России не могли делать должным образом никаких современных промышленных товаров, а те, что как-то удавалось выпускать, были малочисленны и очень дороги. Не говоря уже про качество. И Александр II попытался это исправить.
Очень скоро выяснилось, что стремительно растущей промышленности тупо не хватает рынков сбыта. Российский был очень узким. Да и на нем хватало серьезных иностранных конкурентов. Но даже если бы все иноземные товары с него выгнали, все одно — он оставался слишком маленький и не позволял российской промышленности выйти на достойный мировой уровень.
Начали думать о том, где брать эти самые рынки сбыта. В Европе страшная конкуренция и своих товаров некуда девать, которых не только много, но и качеством они были много лучше отечественных. Требовалась какая-нибудь большая и сочная колония. Но все уже поделили серьезные игроки, без участия России. Вот и получалось, что нам оставался только один путь — в совершенно средневековый Китай, который лежал слишком далеко для наших геополитических противников. Для этого Транссиб, как будущая торговая магистраль, и строился.
Уже там, в XXI веке Николай Александрович знал, что экспансия в Китай для России на рубеже XIX–XX веков также естественна и необратима, как и столкновение с Японией. Ведь геополитические противники России просто не успевали застолбить бы за собой Китай, как ни крути. А потому, безусловно, стали бы выращивать боевого хомячками — Японию — дабы сдерживать на этом направлении Россию. Пока они туда сами подтянутся. Завершение индустриализации и дальнейшее усиление нашего Отечества никому из наших крупных мировых игроков было не нужно. Даже для тех, что прикидывался нашими друзьями, той же Франции.
Посему и строительство мощного современного флота выглядело неизбежным. Конечно, можно было бы и отказаться от экспансии на китайские рынки. Но тогда что дальше то? Задыхающаяся промышленность Империи не имела бы должного развития и все сильнее отставала бы от своих конкурентов. А Россия в конечном счете начала дробиться и рассыпаться из-за чисто экономических проблем, как бывало неоднократно в этом мире.
Можно, конечно, попытаться концентрировать все ресурсы по советской схеме. То есть, загнав все производительные силы в руки единой управляющей компании в рамках всеобъемлющего государственного капитализма. Но история показала — это тоже не выход. Потому что, даже при таком подходе рынок России оказывался слишком узким и маленьким для развития современной промышленности. И чем дальше, тем это становилось сильнее заметно. Уголь копать, сталь выплавлять и танки строить Союз еще мог, агрегируя для этих целей доминирующую массу прибавочной стоимости. А вот с товарами народного потребления уже не справлялся.
Николай Александрович прекрасно это осознавал. И много думал об этой ситуации, оказавшись здесь в теле новоиспеченного Императора. И каждый раз приходил к выводу — за Китай нужно драться. Отчаянно. Самозабвенно. До последней крайности. Потому что он — единственный шанс для России, выбраться из этого тупика. И другого такого уже, вероятно, никогда не будет. А значит требовалось готовиться, строя, в том числе, и мощный современный флот. Посему он и отправился на Балтийский завод… посмотреть, подумать, а, возможно, и серьезно поговорить. Ведь интриги интригами, а и про дела забывать не стоило…
— Почему вы такой недовольный? — Тихо спросил Император, въезжая на территорию завода. — Михаил Ильич же ваш ставленник. Я правильно понимаю.
— Правильно, — выдавив из себя кислую улыбку, ответил Константин Николаевич.
— Думаете, он вас неприятно удивит?
Поделиться книгой: