В сердце Африки

Африканский тиран

После многих тяжелых дней пути Нахтигаль вступил в новую для него страну. В этой стране в то время шла междоусобная война. Негритянское племя Багирми восстало против жестокого тирана султана Абу-Секина.

Проживая при дворе султана, Нахтигаль понемногу познакомился с нравами людей Багирми. Он узнал, как султан обирал свой народ и как этот народ до сих пор безропотно переносил все несчастия.

В течении 14 лет Абу-Секин царствовал в богатой стране, как хотел, занимаясь больше всего грабительскими походами. Он был известен, как беззаботно-легкомысленный и жадный правитель. Но этого было мало. Он был, кроме того, нерасчетлив, коварен, мстителен и жесток. Жизнь Абу-Секина превратилась в отчаянную борьбу с его же народом. Его изгоняли из одной области в другую, и всюду он со своей шайкой придворных вселял к себе ненависть. В плодородной стране шайка его могла не бояться голода, зато у него не было денег. Он, однако, не унывал и надеялся раздобыть себе деньги тем же способом, каким их добывают все властители Судана: ловлей и продажей в рабство негров.

При дворе Абу-Секина было непрерывное веселье. Султан и его приверженцы не теряли надежды на успех. Султан грабил пока у населения съестные припасы. В лагере варили много туземного пива, которым упивались и старый и малый. Напившиеся придворные, их жены и слуги веселились и бесчинствовали самым гнусным образом.

Нахтигаль избавлялся от этого зрелища только тем, что уезжал в соседние негритянские сечения. Там обитали мирные, трудолюбивые негры. Среди их простой обстановки путешественник забывал о наглом блеске султанского двора. Эти негры были подданные Абу-Секина. Султан и его войско без зазрения совести отбирали у них все, что им были угодно, а те были довольны тем, что султан по крайней мере не трогал их самих.

Дальше в округе жили племена, которые не признавали власти султана, и вот на их-то счет султан и его приверженцы рассчитывали пополнить свою пустую казну. Особенно прельщало султана независимое племя округа Кимре, которое ему хотелось поработить. Эти негры имели запасные жилища на вершинах громадных ваточных деревьев. Как только показывался неприятель, они забирались в свои гнезда с семьями и животными.

Султан и его войско чувствовали себя бессильными против непокорных воздушных жителей, но это именно и раздражало их. В то время, как Нахтигаль прибыл в лагерь султана, там шли совещания, как овладеть воздушными крепостями и их обитателями. Поход против них был уже решен, и Нахтигаль присоединился к отряду в качестве зрителя. То, что он увидал, безмерно возмутило его.

Так же, как в Европе

Отряд выступил в поход на восходе солнца. После нескольких часов пути по нивам и рощам воины султана приблизились к лесу Кимре. Над лесом там и сям подымались столбы дыма, которыми жители давали друг другу знать о приближении неприятеля. Прежде чем вступить в лес, начальник отряда обозрел свое войско, которое состояло из 60 всадников и 400 человек пеших, вооруженных копьями. Кроме того, к грабителям присоединилось столько же туземцев-добровольцев из числа наиболее богатых, шедших избивать бедняков своего же племени.

Рис. 10. Ткач-негр.

Осмотрев воинов, "фатча (генерал) взял из рук раба что-то вроде жезла и знамени и помахал ими при громких криках воинов в воздухе. Затем вся толпа кинулась в лес. В чаще его попадались поляны и возле них хижины негров. Но они были пусты, потому что со времени прибытия султана жители жили на деревьях.

Вскоре воины султана открыли их там. Они сидели высоко в своих гнездах и довольно равнодушно поглядывали на приближавшихся врагов. Деревья-ваточники подымались выше всех других деревьев леса. Их большая высота, прямой ствол и широкие ветви, расположенные очень густо, делали ваточник очень удобным для устройства воздушной крепости. Обыкновенно гнездо располагается у второго или третьего венца ветвей.

Сначала на нижних ветвях были устроены хижины, в которых хранились съестные припасы, кувшины с водой, лучшее добро и даже находились втащенные туда козы и куры. Над хижиной устраивалась вторая площадка с крепким плетнем. Здесь сидят вооруженные воины, которые отражают нападающих, если тем удастся взобраться на дерево. Обыкновенно на одном дереве спасается несколько семей. Ночью под покровом мрака осажденные спускаются с дерева за водой и припасами.

О каком-нибудь правильном нападении на обитателей деревьев не было и речи. Воины султана окружали деревья и стояли внизу. Они угрожающе махали оружием, в то же время заботливо прикрываясь щитами от снарядов, которыми осыпали их осажденные. Другие рассеялись по лесу. Они надеялись изловить оставленных внизу коз или кур, отыскать яму со спрятанным в ней зерном или схватить какого-нибудь несчастного негра, не успевшего спастись на дерево.

Беспомощно стояли кругом воины султана, не решаясь лезть на деревья, потому что тем, кто решился бы на это, угрожала неизбежная смерть. Срубить дерево не было никакой возможности. Стрелы и копья не долетали до осажденных. Правда, в войске было несколько человек с ружьями. Но, к счастью, они не умели стрелять и скорее могли повредить своим, а не врагам. Они пытались поджечь хижины пучками соломы, но осажденные легко тушили пламя запасенной водой.

С молчаливой радостью смотрел Нахтигаль на безуспешные попытки нападающих. Он думал уже, что бедные негры благополучно выдержат осаду, как дело приняло вдруг дурной оборот.

Абу-Секин и его люди несомненно потерпели бы неудачу, если бы им не удалось поджечь лес и прилегающее к нему селение. Тщетно обитатели его пытались погасить пламя. Несмотря на все усилия их, оно разгоралось все больше и шире, и к полудню на месте деревьев и хижин дымились груды угольев. Тогда негры, забрав жен и детей, отступили в самую густую чащу рощи, в надежде пробить себе дорогу сквозь кольцо осаждавших. Несколько раз повторяли они эту попытку, но тщетно. Судьба их была решена. Между тем, люди султана, увидев, что победа остается за ними, уже приступили к грабежу.

Они выволакивали из леса раненых и добивали их, охотились по чаще за спрятавшимися женщинами и детьми и ожесточенно дрались между собою из-за добычи. Нахтигаль, потрясенный до глубины души всем происходившим, видел, как попадали в плен несчастные дети. Он видел, как грабители вырывали за руки или ноги грудных детей друг у друга или у обезумевших от ужаса матерей.

В два часа дня после десятичасового боя судьба осажденных была решена. Жалкая кучка уцелевших воинов объявила, что сдается и готова предстать перед фатчей (генералом), если он обещает нм пощаду.

Фатча готов был сделать это, но уже не в его власти было остановить озверевших воинов: только двух сдавшихся он успел спасти от избиения; прочие, видя, что пощады не будет, предпочли лучше погибнуть в геройском сопротивлении. Они пали все до единого в неравном бою, после отчаянной попытки прорвать плотное кольцо врагов.

Наступило последнее действие борьбы. Селение, лишившись всех защитников, лежало открытым для грабежа. Жадные люди Багирми смело бросились теперь в чащу для охоты за притаившимися еще там женщинами и детьми. Картина грабежа бича еще отвратительнее, чем зрелище зверского боя, потому что жадные победители дрались и спорили из-за добычи, как стая голодных зверей вокруг павшего животного.

Рис. 11. Султан Багирми.

Их взаимное озлобление, яростные крики, рев, толкотня и драка принесли хоть ту пользу, что многие спрятавшиеся негры уцелели. Победите ли обратили свою ярость друг на друга и забыли о неприятеле.

Нахтигаль, невольный зритель всех ужасов этого дня, тоже пострадал. Он как-то выдвинулся слишком вперед и не заметил, как попал в свалку. Спасаясь из нее среди боевых криков и размахиваемого оружия, Нахтигаль потерял свои последние туфли, феску и знаменитые синие очки. В поспешном бегстве он еще упал в канаву, поранил себе ногу и с трудом добрался до своей свиты. С сердцем, переполненным негодованием и печатью, с головой, обернутой для защиты от солнца какой-то тряпкой, Нахтигаль объехал поле битвы, считая убитых. В глубине рощи на дымящемся пожарище он насчитал не менее 27 полу-обгорелых трупов маленьких детей. Эти трупики матери в отчаянии побросали в пламя, чтобы избавить их от мучительной смерти в плену у рабовладельцев. Картина эта, разумеется, не произвела никакого впечатления на ожесточенных и жадных победителей. Ликуя, они тронулись, наконец, в обратный путь. Султан и его люди разбогатели на сотню-другую рабов и залили кровью и огнем до того счастливую и мирную местность.

Ночь Нахтигаль провел в наскоро разбитом лагере, ухаживая под проливным дождем за ранеными. Многие из них умерли в ту же ночь.

Султан и его воины вернулись с богатой добычей, но Нахтигаль и его люди остались без всего, так что путешественник должен был укрываться от беспрерывных ливней в шалаше из древесных ветвей.

Дождь лил почти каждый день, так что невозможно было высушить вещи: одеяла и одежда оставались постоянно влажными, кожаные вещи быстро портились, а железные вещи ничем нельзя было уберечь от ржавчины. К тому же в этом месте оказалось мало топлива, а ходить за ним подальше было опасно вследствие враждебного настроение туземцев. То же было со съестными припасами.

Устроившись в своей новой временной столице. Абу-Секин начал собирать дань с туземцев. Обыкновенно дань выплачивается в Судане самым ходким и ценным товаром, т. е. рабами. Скоро лагерь оказался до того переполненным этими несчастными, что для сковывания их нехватало железных цепей, и их стали заменять кожаными ремнями. Скудное питание, тоска, страх, побои и другие ужасы рабской доли привели несчастных в такое подавленное состояние, что они стали заболевать и умирать. Теснота, грязь, небрежное погребение умерших и жизнь впроголодь вскоре распространили в лагере заразу, от которой рабы умирали десятками.

Как ни крепился Нахтигаль, но вскоре болезнь эта свалила и его. Присоединилась еще лихорадка. Силы его падали с тревожной быстротой; вместе с ними угасала и энергия. Только одно желание теплилось еще в его изможденном теле — вырваться как можно скорее из лагеря смерти. Иногда он приказывал слугам посадить его на коня и ехал, поддерживаемый ими, качаясь от слабости в седле, к султану просить отпустить его домой. Но Абу-Секин не хотел расставаться с гостем так скоро, — очевидно, он держал его на всякий случай в качестве заложника.

— Но ведь я на краю могилы, — говорил ему Нахтигаль, — мне хотелось" бы умереть на руках своих друзей.

— Если судьба обрекла тебя смерти, белый, — ’ отвечал в таких случаях султан — то решительно все равно, умрешь ли ты здесь, на родине ли, или по дороге к ней.

Все доводы путешественника разбивались о жестокость султана.

Дни тянулись за днями в мучениях голода и болезни, в тоске и нужде. В этом состоянии Нахтигаль дошел, наконец, до того, что решил покинуть лагерь без разрешения султана. Но всякий раз, как вещи его оказывались навьюченными, приходил посланный от султана и приказывал сложить их снова в хижину. Наконец, Абу-Секин уступил настойчивым просьбам путешественника. Он подарил вьючную лошадь, дал ему в провожатые одного из своих придворных" и послал вперед гонца с письмами к старшинам разных городов и селений, чтобы всюду пропускали путешественника и его вещи.

Нахтигаль должен был сделать вид, что расстался с Абу-Секином дружелюбно. Но все, что он пережил за четыре месяца пребывания в гостях у черного повелителя, наполняло его душу отвращением к черному варвару.

Наградой за опасности и лишения служило путешественнику лишь то, что он проник глубоко внутрь Африки. Он прочитал еще одну страницу из жизни населяющего землю человечества, и той борьбы, которая постоянно ведется между сильными и слабыми.

Обратный путь

Нахтигаль благополучно ускользнул из страны палача-султана. Но это еще не означало, что он избавился от всех опасностей и отвратительных зрелищ, которые мучили его в лагере Абу-Секина.

Первая неприятность заключалась в том, что Нахтигаль опять, как в первые два путешествия, возвращался оборванным скитальцем, почти нищим. Средства его почти истощились, — между тем съестные припасы были дороги, и их не всегда можно было достать.

Второе было то, что вместе с ним в Куку двинулся целый караван с невольниками, которых гнали туда на продажу. Эти бедняги уже в лагере Абу-Секина страдали от голода и болезней. Когда же начался утомительный путь, они стали умирать, как мухи. То и дело один или другой из них падали от изнеможения, и никакие удары плетью из кожи гиппопотама не могли принудить их подняться и брести дальше.

Нахтигаль даже втайне радовался за них. Он думал, что брошенный по дороге раб возвращается к свободе и как-нибудь да оправится среди роскошной и родной для него природы. Он как-то даже поделился свою мыслью с Хаму, своим слугой. Тот принялся хохотать над простодушием Нахтигаля.

— Вот погоди, свалится который-нибудь из них, ты отстань и посмотри, что будет, — смеялся Хаму.

Смех и речи его так задели Нахтигаля, что тот решил воспользоваться первым же случаем. Этот случай, разумеется, представился очень скоро. Несколько времени спустя он заметил в стороне дороги одного из своих странников в общем довольно простодушного жителя Борну. Этот купец хлестал молодую негритянку, которая от усталости и болезни свалилась и не могла подняться. Нахтигаль проехал было мимо, но вспомнил слова Хаму и оглянулся. То, что он увидел, подняло дыбом волосы на его голове: несчастная валялась уже на земле в луже крови, а добродушный торговец спокойно вытирал свой окровавленный нож. Онемев от ужаса и негодования, путешественник безмолвно пропустил мимо себя палача, который, как ни в чем не бывало, заметил ему:

— Да, да, европеец, от этих проклятых негров не добьешься верности, — одни только убытки.

Оказалось, что торговцы и погонщики живого товара спокойно убивали всех изнеможденных и больных рабов, чтобы другим неповадно было притворяться. И эта жестокость оказывала свое действие. Ведь толпы рабов состояли из молодых женщин и подростков, которые всеми силами молодой души цепляются еще за жизнь, потому что не потеряли веры в лучшую участь.

Долго стоял путешественник недвижим в ужасе и в глубоком негодовании. Наконец, очнулся и поскакал вперед. Раньше, когда он встречал толпы исхудалых рабов в Сахаре, он не подозревал, что они представляют лишь малую и самую выносливую часть тех несчастных товарищей, которые погибли от руки подлых и жадных торговцев. Усталость, голод и опасности пути казались Нахтигалю ничем в сравнении с чувством бессильного негодования, которое он ощущал перед лицом таких злодеяний. В конце концов жестокость и варварство торговцев рабами не приносит им никакой выгоды. Ряды невольников редели с каждым днем от истощения, голода и болезней. Уцелевшие напоминали скорее движущиеся скелеты, чем людей. У кого еще были силы, — а такими чаще всего, оказывались подростки, — те пользовались всяким случаем и убегали с единственной целью избавиться от изнурительного шаганья и отдохнуть.

Случаи для побегов представлялись всякий раз, как только караван проходил через какое-нибудь селение. Улучив момент, когда надсмотрщик или хозяин отходили подальше, невольники убегали в стороны и забивались в первую удобную хижину. Хозяин её, вместо того, чтобы выдать беглеца, прятал его, потому что беглый оставался его рабом.

Если принять, что из сотни рабов только двадцать доходят до рынка исхудалыми от голода, полуживыми от утомления, все же остальные восемьдесят погибают в пути, то можно себе представить, как выгодна для одних эта торговля, и сколько несчастий она приносит для других.

Покинув лагерь Абу-Секина больным, чуть не умирающим, Нахтигаль быстро оправился в дороге. Уже через несколько дней пути лихорадка оставила его, и скоро стали возвращаться силы, несмотря на то, что дорога была убийственная. Тропические ливни размыли глинистую почву и образовали на ровных местах настоящие болота. Тяжело-навьюченные лошади, изнуренные невольники и наш путешественник ежеминутно скользили в липкой грязи и падали.

Раз караван несколько дней подряд употребил на переход болотистой местности: лошади и люди утопали в почве по брюхо. Едва животное падало, — а это случалось то и дело, — как люди должны были снимать с него вьюки и тащить их на своих плечах дальше, а лошадь вытягивали из трясины за хвост и гриву.

Так добрался Нахтигаль до Лагона. Здесь бегство невольников стало почти поголовным. Жители сами сманивали и прятали их. А когда, по жалобе собственников, местные власти обходили дома обитателем и заставляли клясться на священной книге в том, что в доме не скрывается невольник, хозяева с легким сердцем выполняли эту формальность.

Переправившись здесь через реку на плотах, которые жители устраивали из жердей и пустых тыкв, Нахтигаль двинулся дальше и после долгого странствования добрался, наконец, до Куки.

Здесь его ждало много печальных и неприятных известий. Купцы из Мурзука сообщили, что тамошние приятели Нахтигаля скончались. Бедуин из племени повстанцев, с которым Нахтигаль скитался по пустыне, пал в стычке с работорговцем. Из Европы не было ни писем, ни денег.

Но как ни грустны были эти обстоятельства, они не могли смутить предприимчивого путешественника. Он уже привык к ним и угадывал, что и теперь выпутается из беды, как и раньше. Конечно, он мог бы возвратиться немедленно домой по старой дороге на Мурзук, если бы у него были деньги. Но их отсутствие заставило его предпринять еще одно путешествие, только после которого он мог вернуться обратно в Мурзук. Оттуда ему уже удалось после долголетнего отсутствия переправиться к себе на родину.

Вопросы по прочитанному

1. Как удалось Нахтигалю снарядить караваи в Судан?

2. Какие трудности встретил Нахтигаль на своем пути?

3. Как вы теперь представляете себе пустыню Сахару?

4. Как орошаются ноля в Фецане?

5. Почему финиковая пальма является истинным благодетелем страны?

6. Что вы узнали о быте туземцев?

7. Как управляются негритянские племена?

8. Почему среди них так часты междоусобные войны?

9. Что любопытного увидел Нахтигаль в негритянской столице страны Борну?

10. Что испытал Нахтигаль при обратном возвращении?

Словарь малопонятных слов

Бегемот — травоядное, толстокожее, млекопитающее животное; водится в реках Африки; клыки его заменяют слоновую кость, а кожа идет на бичи.

Бурнус плащ из белой шерстяной материи, носимый арабами.

Оазис — место в пустыне, где растут пальмы.

Термиты — особый вид муравьев; живут в жарких странах обществами; причиняют страшные опустошения в жилищах.

Тиран — жестокий человек.

Триполи — страна в Африке, итальянская колония.

Тропические ливни — дожди, выпадающие между тропиками в определенное время года.

Туареги — арабское племя.

Финиковая пальма — дерево из семейства пальмовых, дающая сладкие, очень питательные плоды.

Финики — плоды финиковой пальмы.

Циновка — соломенный коврик.

Шейх — начальник племени.