Помоги проекту - поделись книгой:
— Раньше ты выходил только на соревнованиях. После периода подготовки. А сейчас вышел на тренировке, и на каждой из дистанций. — Выдержав мхатовскую паузу, едва не светится Смоляков.
— Ух ты. — А вот тут от радости и я готов его расцеловать. — Я же силы экономил, рассчитывал и растягивал! Чтоб все пять раз нормально доплыть!
— А я о чём, — довольно улыбается Смоляков.
— Это же если настроиться, то…
— Вот-вот. — Суеверно перебивает он меня, не давая завершить самовосхвалительную фразу.
Вообще, хвалить себя на перспективу у нас в команде считается и правда плохим тоном.
— Я тебе что сказать-то хотел… — Смоляков начинает в каком-то странном возбуждении ходить по бортику, даже не глядя на остальных спортсменов, которые ещё тренируются. — Как ни смешно, но лично твои результаты растут. Ты бы всё же подумал, чтоб не зарывать талант? Стоит, как думаешь, подумать о сборной?
— Там надо сфокусироваться только на этом, — машинально отвечаю ему. — На самой сборной, в смысле.
Результат сегодня действительно более чем не плох, но в сборной всего себя нужно отдавать только сборной. А у меня несколько сместились приоритеты.
— Да, там первое дело — концентрация. — Обречённо кивает Смоляков.
— Ну видите… Виктор Александрович, я бы и рад. Не смогу. Мне это просто не интересно, понимаете?
— Саша, ну как может быть не интересным плавание человеку, который однозначно выше норматива мастера спорта гребёт? — Начинает горячиться Смоляков.
— Виктор Александрович, не подменяйте понятия. Плавание мне интересно. Мне неинтересно сто процентов своего личного времени по факту отдать в управление чужому человеку.
— Ты сейчас о чём? — Смоляков отвлёкся на промежуточные финиши женской команды и не понял, что я имею в виду.
— Все мои результаты в плавании — это итоги работы над собой под лично вашим руководством. Вы согласны?
— Ну-у-у, тебе и от природы много дано, — не соглашается Смоляков. — Мне кажется, у тебя бы с любым тренером результат был бы таким же.
— У меня совсем другое мнение. Виктор Александрович, вы согласны, что при работе «на результат» в сборной неизбежны и конфликты, и ругань, и напряжёнка в отношениях?
— Не согласен. — отрезает Смоляков. — Очень зависит конкретно от тренера.
— Вот. С вами я сработался. Сплавался. А доверие к чужому человеку — тренеру гипотетической сборной — у меня будет нулевое. И полный негатив на все его замечания, которые будут расходиться с моим видением тренировочного процесса. А они будут. Эти замечания…
— То есть, если предположить, что программу тренировок сборной ты бы проходил лично со мной, а не с кем-то незнакомым, то ты бы мог согласиться просто попробовать?
— В таком разрезе — да, — задумчиво отвечаю. Уж больно сегодня результат хорош… — Но всё равно график тренировок нужно будет согласовывать чуть не вручную: у меня есть не менее важные вещи. При всём уважении, Виктор Александрович, просто поверьте, — кладу ладонь на руку вскинувшемуся было Смолякову и бросаю на него частоту покоя.
Глава 4
Заболтавшись со Смоляковым, который не упускает инициативы в разговоре и таки выдавливает из меня намерение попробовать потренироваться ещё плотнее, в бассейне задерживаюсь. До КЛИНИКИ опять бегу пешком, поскольку Лена на дежурстве. И экономить моё время некому.
Хорошая идея Вовика о том, что меня возят они с Леной, частично накрылась: во-первых, Вовик свободен далеко не всегда. Во-вторых, Лена периодически дежурит сутками.
С другой стороны, спасибо за любую помощь.
— Что, Анна опаздывает? — добродушно спрашивает Котлинский, традиционно разливая чай по чашкам.
Мне на телефон, по пути в КЛИНИКУ, позвонила Анна, извинилась и сказала, что сегодня будет чуть позже.
— Да, — киваю ему. — Я на автомате согласился, теперь вот думаю. Не погорячился ли. Время расписано, как бы дальше из графика не выбиться…
— Тебя подброшу, — по-прежнему добродушно бросает Котлинский, отпивая из чашки. — Форсмажор, так сказать, по вине клиники: опоздание пациента. А у неё ж тот случай, когда терапию пропускать нельзя…
Котлинский с постоянством, заслуживающим лучшего применения, продолжает называть наши действия терапией, а я уже и не спорю.
— Тем более, они сейчас начали погашение дебиторской задолженности, по их собственной инициативе, — продолжает прихлёбывать чай Котлинский, — не будем обострять. Подождём её сегодня, сколько надо.
— Что есть дебиторская задолженность? Раньше не сталкивался.
— А-а-а, да, ты ж не в курсе… Это их финансовые обязательства в наш адрес, исходя из подписанных обеими сторонами договорных обязательств.
— Ничего себе. Так у нас с ними и договор есть? — широко раскрываю глаза от удивления.
— А ты как думал? — не менее удивлённо смотрит на меня Котлинский. — Есть, как говорят по телевизору, правовое поле. Есть Гражданский Кодекс. Во всех действиях нужно стремиться оставаться как можно ближе к законодательству.
— Да мне как-то кощунственно, — откровенно делюсь ощущениями, — сама идея поднимать тему договора в отношениях с конкретно Анной.
— Знаешь, тут не согласен. — Отрезает Котлинский. — Не буду ни спорить, ни аргументировать, но именно по этому пункту предлагаю тебе лично дорасти до директора и хозяина в одном лице хотя бы компании из двадцати человек, а потом вернёмся к этому разговору. А я с удовольствием у тебя поучусь, как управлять отношениями без договоров. Со всеми… С поставщиками, клиентами, сотрудниками…
Похоже, Котлинский обиделся на слово «кощунство».
— Извините, — улыбаюсь. — Не хотел обидеть. Видимо, в силу возраста, склонен недооценивать материальные аспекты. Вообще, с самого начала же договорились, управление финансами и отношениями с клиентами — не моя тема. Простите дилетанта, мне вообще не следовало озвучивать точку зрения по вопросу…
Котлинский ощутимо смягчается, подливает в обе чашки чая и тоже отыгрывает назад:
— Согласен. Знаешь, справедливости ради, ты не один такой. Недооценивающий материального… Стеклов вон — твой астральный близнец… Так что это было абсолютно правильное решение: лечит один человек, очередью и финансами управляет другой…
— Кстати. Я вот хотел спросить. Сегодня один из СГО надоумил. Игорь Витальевич, а что вы можете сказать об отторжениях при трансплантации?
Котлинский на секунду замирает с чашкой в руке, переключая мозги на другую тему, а я продолжаю:
— При трансплантации, при анализе совместимости, тест на совместимость какие пункты анализирует? Чтоб донорский орган реципиентом не отторгался?
— Если без длительных пояснений, то комплекс антиген-антитело. — Смотрит на меня поверх чашки Котлинский. — Там сложно сходу быстро объяснить. Учитывая нашу разницу в подходах. У нас сейчас столько времени нет. Но если вопрос серьёзно задан, то давай займёмся твоим дообразованием. Стеклов так вообще счастлив будет. Тест называется HLA. Можешь сам почитать на досуге. Только по-моему это тупик… конкретно в нашем с тобой случае.
— Спасибо, не надо ничего глубоко объяснять. Мне как раз в таком виде ваш ответ и годится. Я уже вижу, что, как и в случае с онкологией, наша медицина на клеточном уровне анализирует, как мне кажется, «химию», а не «физику». Уже из ваших слов вижу. Что рабочие частоты не сравниваются и не анализируются. Соответственно, сверка частот имплантируемого органа с частотами «системы» реципиента не производится. В итоге, резонанс там, или его полное отсутствие — это угадайка. А далее, все терапии по подавлению отторжения имплантированного органа — видимо, корявая попытка стабилизировать частоты химическим путём… вводя в каналы коммуникации нервной системы некие «усредняющие» колебательные контуры… В виде добавок…
Лицо Котлинского, по мере моей тирады, вытягивается, потом он осторожно ставит чашку на стол:
— Ты не слишком с места в карьер? Может, лучше вначале «на кошках» потренируемся? Лет хотя бы пять, а лучше десять? Отторжение донорских тканей — та ещё проблема… Я, честно говоря, слегка в шоке. Знаешь, есть такой «комплекс бога»…
— Знаю, — перебиваю Котлинского. — Это не проект, Игорь Витальевич, это просто попытка проанализировать сферы применения нашего… м-м-м… метода. — Дальше широко улыбаюсь и продолжаю, — Пользуясь свободной минутой. Я вот совсем не понимаю, как два разных набора частот, донорский орган и реципиент, приводить к общему знаменателю. Одна из частей системы однозначно будет угнетаться…
В этот момент с извинениями входит Анна и Котлинский, выходя из-за стола и незаметно указывая глазами на Анну, на ходу к двери завершает:
— В отличие от текущего профиля, в этом вопросе понадобится же, сам понимаешь, целая смежная клиника, ещё и за рубежом. Трансплантологи для совместных исследований — это никак не у нас…
Бокс чуть не накрывается медным тазом.
Сергеевич в зале смешно вертится перед зеркалом, с разных сторон рассматривая, как на нём сидит новый костюм, с которого даже не спороты этикетки.
Зеркала в залах бокса, как и в танцевальных, большие, во всю стену, от потолка до пола.
Лицо Сергеевича излучает одухотворённость, мечтательность и полное творческое удовлетворение. Каждому приходящему он, не отрываясь от своих мыслей, кивает на скамейку, где мы переодеваемся, и говорит одно слово:
— Разминайтесь!
Понаблюдав за Сергеевичем минут пятнадцать, потихоньку спрашиваю Севу до шестидесяти килограмм:
— Что это с ним?
— Вот уже скоро третий час как разминаемся, — раздражённо бормочет Сева. — Сейчас ещё минуты три повертится, потом сам увидишь…
Через три минут Сергеевич, кивнув очередному вошедшему на скамейку, говорит ему же:
— Вот подарили сегодня! — и зардевается лёгким румянцем. — НО есть «но». На семнадцать лет моложе! Вот думаю… Не вернуть ли…
Скамейка, включая меня, в этом месте взрывается мало не лошадиным ржанием (видимо, эту сентенцию Сергеевич уже повторял сегодня не раз), и Дима-полутяж рубит в лоб:
— Сергеевич, мы вас уважаем. Если она моложе вас на двадцатку и дарит костюмы, то лично я уважаю втройне! Но это, Сергеич… А БОКС СЕГОДНЯ БУДЕТ?!!
Это вырывает Сергеевича из сонма грёз о какой-то загадочной сорокатрёхлетней красавице, которая, судя по всему, взялась подкатывать к Сергеевичу. Либо, как вариант, решила благосклонностью ответить на его подкат. Сергеевич рассеянно оглядывает нас, видимо, выныривая из каких-то грёз, и растерянно отвечает:
— Бокс будет. Но — на семнадцать лет моложе!
— А вроде и не весна, — бормочет Дима-полутяж, семеня с пятки на носок от скамейки в сторону зала. — Сергеич, у меня со связкой что-то, это точно не от ваших гантелей вчера?..
Наконец, приход Вовика ставит точку в душевных метаниях Сергеевича. Вовик, перекинувшись парой слов с остальными, сразу со скамейки тащит Сергеевича в тренерскую, где они отсутствуют в течение трёх минут, а потом появляются вместе, при этом Сергеевич уже полностью адекватен.
Когда очередь в тренировочном процессе доходит и до меня, он спрашивает:
— Лена где?
— Сегодня ж на дежурстве, они же сутками.
— А-а-а, ну ладно…
— Она будет ходить. Мы это обсуждали. Просто во все дни, кроме рабочих.
— Да без проблем. Лишь бы на пользу.
После тренировки, от греха подальше, Сергеевича домой везёт Вовик. Который в итоге отбивает в наш спортчат смску:
Вовик: Довёз. Домой проводил. Эта фемина на кухне, звала пить чай, но Сергеевич сказал выметаться.
Дима_вес: А что за фемина-то?
Вовик: Очень даже вполне…[1]
После бокса, забегаю на мойку. Стёпа с Андреем, судя по тому, что вижу, набрали уже четыре машины, две из которых — большие джипы.
— Привет, братва, — здороваюсь с каждым по отдельности.
Они синхронно отвлекаются от работы, подходят и улыбаются, но Стёпа сразу обозначает:
— Привет маленьким боссам! Рады видеть, но давай болтать на ходу, — нам уже в два ночи две машины сдавать, так что… Давай мы будем драить, а ты вон кресло подкати и рядом садись.
— Да я по делу, ненадолго…
— Можешь себе кофе сделать, сам знаешь где и как, — не слушает меня Андрей, выкатывая из угла кресло, которое подталкивает ко мне.
Отвлекаюсь на три минуты в «стекляшку», где делаю, понятно, три кофе, с которыми возвращаюсь в бокс:
— Братва, такой вопрос. Есть один пацан, совсем молодой — десять лет. Вначале думал к Илье сразу, но потом решил к вам посоветоваться…
— … ну я не тупее твоего деда. Я лет с семи поросят кормлю. — Склоняет голову к плечу Степан, поднимая левую бровь, видимо, для иллюстрации. — Так что, всё правильно. Не знаю как там с законом, но в десять лет вон южные соседи уже выпас небольшой отары могут поручить…
— Для тех, кто не в курсе, детям асфальта, то есть, — продолжает Андрей, поскольку Степан отхлёбывает кофе. — Поросятам варится большая кастрюля. Как бы не на двадцать литров. Если их много — то сорок. Потом это все на вытянутых руках — потому что ты ещё маленький — нужно перегрузить в вёдра и перетаскать. Переступая через всякие пороги, балки, в селе их куча…
— Да-да, потому что свинарник обычно отдельное здание, га-га, — подключается Степан. — И свиней на кухне никто не держит, ааа-га-га. А варить один хрен им можно только на кухне — потому что печка нужна.
— Ну-у-у, есть ещё летняя кухня, но суть эта, да. — Андрей забирает у Степана остатки кофе и выпивает сам. — Потом вода. Тоже вёдрами. Поилку перед этим обязательно помыть! Моется она под шлангом на улице.
— И весит как та кастрюля с кашей, — морщится Степан. — Её надо вытащить и затащить. Чтоб помыть. Блядь.
— То у вас, жлобов, — смеётся Андрей. — У нормальных людей деревянными никто уже сто лет не пользуется… Цинк или нержавейка. Но всё равно, «зарядка для хвоста» ещё та. И так каждое утро. Без выходных, праздников, опозданий.
— Поросята ужасно нежная сволочь, — компетентно кивает Степан. — Хоть график собьёшь им, ну, позже накормишь… Хоть температура не та… В общем, вплоть до того, что передохнуть могут… Батя потом тебе — …, да…
— В общем, десять лет — это у вас в городе типа дитё. У нас уже вполне работник, прав твой дед, — доносится из джипа голос Андрея, который вернулся к оттиранию пятна на полу.
— Или вон у соседей на юге. Отара баранов так на полста. — Степан выбирает тряпку для полировки пластика, — каждый баран считай сто баксов. Грубо. Ну ладно, пусть полсотни…
— Так и отара бывает не на полсотни, а на три сотни! — доносится из машины Андрея.
Поделиться книгой: