— Ну почему же… Вполне может быть, учитывая происходящее. Тем более этим утром я действительно о тебе думала.
— Правда? — как-то по-детски пылко вырвалось у него.
— Абсолютная. Вспоминала наше вчерашнее общение. Такой был замечательный день! Не то, что сегодня… Знаешь, а эта твоя версия мне нравится. И объясняет многое, кроме одного: почему вообще состоялся переход в параллельный мир? Первично. Но верить в нее как-то приятнее, чем в то, что меня кто-то пытается устранить из этой жизни и вполне успешно.
— Ну уж нет! — с жаром воскликнул Данил. — Я не позволю!
Лицо Киры снова озарилось той самой светлой лучистой улыбкой, за которую Воронцов готов был отдать все на свете.
— Мой рыцарь! — произнесла она и положила свою ладонь ему на запястье.
Несколько секунд Данил молча млел от ее прикосновения, а сердце его просто плавилось.
На землю его вернул простой вопрос:
— Ладно, с теориями все понятно. А что делать-то?
— Главная проблема всех этих теорий, — со вздохом ответил Данил, — что неизвестно, насколько каждая из них близка к истине и близка ли вообще. Это как с болезнью: пока не поставлен диагноз, непонятно, как лечить. Поэтому я тебе предлагаю следующее. Ко мне сегодня приехали четверо друзей из Питера. Кстати, все как один — болельщики «Зенита», так что общий язык вы, полагаю, найдете. Они частично уже в курсе дела (по крайней мере, в части твоего «электронного исчезновения»). Одна из них достаточно давно и плотно занимается эзотерикой. Если устроить мозговой штурм на шестерых, возможно у нас родится какое-нибудь решение нашей проблемы.
— Я не ослышалась, ты сказал «нашей»?
— Не ослышалась, — подтвердил Данил. — Если ты полагаешь, что я оставлю тебя в такой ситуации, то ты очень плохо меня знаешь, а думаешь обо мне, видимо, еще хуже.
— Ничего подобного! — запальчиво возразила Кира. — Я просто хотела сказать, что ты ввязываешься из-за меня непонятно во что. И неизвестно, чем тебе аукнется эта история…
— Да чем бы ни аукнулась! Тебя я не брошу!
— Даня, ты не представляешь, как я рада это слышать, но ты хорошо подумал?
— Более чем. Ты, Кира, выжжена у меня на сердце каленым железом. Круче татуировки — ничем не сведешь. Так что, давай уже закроем эту тему!
Глаза Киры даже засияли.
— Как я могу с тобой спорить, когда ты говоришь такие слова?! Я согласна закрыть эту тему и больше не открывать… Ну, где твои друзья? Мне уже не терпится с ними познакомиться.
— Ей богу, Данилу можно в разведке служить. Это же надо — скрывать от нас такое чудо!
Наташа очаровательно улыбалась, но глаза смотрели холодно, оценивающе. Кира вернула ей взгляд сторицей: любезная улыбка этой жгучей брюнетки нимало ее не обманула. В глубине души возникло даже подсознательное ощущение конкуренции. Туманова сразу поняла, что с Наташей теплых отношений у нее не получится, в отличие от остальных, показавших искреннее радушие.
— Вы очень любезны, — произнесла она. — Насчет «чуда» — явное преувеличение. А Данилу — пятерка за скрытность: мне он о вас тоже ничего не рассказывал, хотя у нас, как я поняла, много общего. Я про «Зенит».
— Сине-бело-голубые, хей, хей! — жизнерадостно гаркнул Олег. — Добро пожаловать в нашу банду, Кира. Мы вам рады.
— Спасибо.
— Может, сразу на «ты» перейдем? — предложила Эжени. — Так, право же, проще будет. Какие там «вы» между нами, зенитовцами?
— Я согласна.
— Заметано, — подытожил Серж. — Честное слово, рад был бы потрепаться с тобой о футболе, и при следующей встрече непременно так и сделаю, но сегодня у нас не так много времени. Мы уже успели пообещать Данилу непременно раскрыть твое дело, а слово мы привыкли держать. Поэтому, Кира, не расскажешь ли нам свою часть истории?
Туманова окинула взглядом всю компанию. Они ей нравились. Почти все. И дело было совсем не в общей фанатской привязанности к «Зениту»: они импонировали Кире сами по себе (а она считала, что хорошо разбирается в людях). Да и тот факт, что с ними дружил Данил, говорил о многом: Воронцова просто тянуло к хорошим людям, ибо он и сам был таким же.
Олег казался бесхитростным рубахой-парнем, и, почти наверняка, был им. От Сержа прямо-таки веяло спокойствием и надежностью. Эжени… С ней все не так просто, и под спудом наверняка хранится заметно больше, чем на поверхности. Но подсознательно она к себе располагала, вызывая доверие и симпатию.
А вот «цыганка» Наташа — совсем другой коленкор. Нельзя сказать, что она — плохой человек (впрочем, для далеко идущих выводов Кира слишком мало была с ней знакома). Но эта брюнетка, похоже, сразу углядела в Кире соперницу… Интересно, в чем? Инстинктивное чувство конкуренции красивых женщин в компании, где есть мужчины, или все куда серьезнее и конкретнее? Если так, то речь может идти только о Даниле. Серж и Эжени, очевидно, — семья. Олег? Учитывая, что живут они в одном городе, Наташа, если б захотела, давно бы его уже окрутила. Да и какого-то особого отношения к себе со стороны Олега Кира не почувствовала. Присутствовали дружелюбие и объективная оценка ее привлекательности, но не более того. А вот Данил… Неужели Наташа на него запала? Не то чтобы это было очень уж удивительно, просто… Кира, сама себе не отдавая в этом отчета, привыкла воспринимать Воронцова, как некий постоянный атрибут собственной свиты, неизменного и преданного поклонника, на многое готового ради нее. И ей даже в голову не приходила мысль о том, что Данил, в общем-то, и сам по себе может оказаться привлекательным для других женщин, в том числе и весьма красивых. И что женщины эти могут попытаться прибрать его к рукам. Точнее, мысль-то приходила, но болталась где-то на периферии сознания в области событий с незначительной вероятностью.
Но тут, похоже, низкая вероятность сработала. Наташа, не влюблена, наверное, но настроена как минимум на легкий роман, и появление Киры ей оказалось очень некстати. Видимо, проницательно определив, какие чувства теснятся в сердце Данила, она автоматически перевела Туманову в разряд персон, чье присутствие поблизости весьма нежелательно. Еще недавно Кира восприняла бы подобную новость только с радостью. Во-первых, она была бы довольна, что личная жизнь ее друга налаживается, а во-вторых, его преданное курсирование поблизости существенно сократилось бы, в чем, пожалуй, тоже было больше плюсов, чем минусов. Но вот сейчас, как на грех, его роман был ну совершенно не вовремя. Именно в тот момент, когда Кира нуждается в нем больше всего, когда он является единственной связующей ниточкой между ней и тем восхитительным прошлым, где она была окружена любовью близких и множеством друзей, и в которое Туманова всей душой стремится вернуться, и появляется эта «цыганка». И отдавать ей Данила не хочется просто жутко. Не совсем еще ревность, но определенно уже соперничество.
«Нет, — решила про себя Кира, — так просто ты его не получишь. Не теперь. Подожди чуток. Вот разрулится это дело со всеобщей потерей памяти, тогда посмотрим».
Между тем молчание затягивалось, и требовалось что-то решать. Молчать из-за одной лишь Наташи, когда есть шанс с помощью друзей Данила найти решение? Ну уж нет! Кира Туманова не привыкла сдаваться и бороться будет до конца.
— Вы уверены, что хотите в это ввязаться? — спросила она для порядка. — История как минимум довольно странная.
— Обожаю странности! — улыбнулся Олег. Остальные только кивнули.
— Хорошо. Тогда слушайте.
Пока Кира рассказывала, Данил, уже слышавший эту историю, украдкой наблюдал за выражениями лиц «Великолепной четверки». И вновь, как и несколько ранее в машине, они дали ему немало пищи для размышлений. Серж слушал с едва заметным выражением удивления и недоверия. Лицо Олега демонстрировало достаточно живой интерес и участие.
Наташа… Она скорее пристально смотрела на Киру, чем слушала рассказ, и в глазах ее не было приязни. Скорее так меряют взглядом вероятного противника, прикидывая шансы на случай схватки. Данила это огорчало и вызывало искреннее недоумение. Он ума не мог приложить, чем могла Кира так с первого взгляда не понравиться Наташе. Порой какое-то сильное чувство так довлеет над человеческим сознанием, что основательно притупляет его эмоциональную восприимчивость, делая слепым к чувствам всех людей, кроме предмета своей страсти. Примерно это и произошло сейчас с Данилом Воронцовым. Слово «ревность» даже не пришло ему на ум, а потому это наблюдение вызвало горьковатый привкус неприятного удивления.
Ну а реакция Эжени и вовсе холодила позвоночник точечными касаниями ледяных пальцев страха: с каждым словом Киры она делалась мрачнее, и плечи ее опускались, будто на них все сильнее давила незримая тяжесть. А поскольку именно на нее из всей прибывшей компании Воронцов возлагал самые большие надежды, ибо не без оснований считал наиболее подкованной в вопросах неизведанного, такая реакция удручала и сильно.
Когда рассказ был закончен, на некоторое время в комнате воцарилась тишина.
— Круто! — наконец, оценил Олег. — Ну и дела!
— Кира, вы не возражаете, если мы немного пошушукаемся?
Лицо Сержа было совершенно серьезным, но глаза подозрительно поблескивали.
— Конечно. Могу понять, как вам трудно поверить в это. Сама долго сомневалась… Но, к сожалению, все именно так и было.
— Разумеется, — Серж улыбнулся, но в улыбке этой сквозило вежливое нетерпение.
Когда Туманова вышла и плотно прикрыла за собой дверь, он повернулся к Воронцову.
— А теперь колись, Данил, это ведь все розыгрыш? Вы с Кирой договорились над нами так приколоться, чтобы мы тут не скучали? Должен признать, получилось клево и оригинально, только с памятью — явный перебор. Одна твоя история — еще куда ни шло, но это…
— Могу сказать две вещи: мы с ней ни о чем не договаривались, и я не лгу. За Киру, конечно, на сто процентов ручаться не могу, но подобные шутки — не в ее стиле. Кроме того, в свете странностей, произошедших со мной, все выглядит весьма логично…
— Как хорошо придуманная история, не так ли, Олег?
— Должен признать, сюжет закручен лихо, — усмехнулся тот. — Настолько, что я даже сомневаюсь, что его можно вот так взять и сочинить. Не знаю почему, но я им верю.
— Я тоже, — вмешалась Эжени. — Я даже догадываюсь, что бы это могло быть.
— Нимало не сомневаюсь, что ты подберешь этому объяснение с точки зрения вашей, операторской картины мира, — хитро прищурился Серж. — С ее помощью, по-моему, можно объяснить все, что угодно.
— Это потому, что она верна, — парировала Эжени, с готовностью включаясь в привычную уже полемику с мужем. — А иронизируешь ты совершенно напрасно: ситуация к тому не располагает. У этой девушки реальные проблемы, причем очень серьезные, и ей нужна помощь.
— Значит, это дело может быть опасно? — задумчиво спросила Наташа.
— Если все так, как я думаю, то более чем.
— В таком случае, вечер, а точнее, день перестает быть томным. Когда Серж решил в него влезть, мы не знали всех фактов.
— Мы их и сейчас не знаем, — напомнил Серж. — Все это лишь предположения Эжени, которые я пока склонен подвергать сомнению…
— Но если тем не менее… — не унималась Наташа.
— Друзья, — не выдержал Данил. — Я не просил вас о вмешательстве. Не прошу и сейчас, раз дело поворачивается такой стороной. Я Киру не брошу, но это не ваша история, и втягивать вас в нее я не хочу. Если ты, Эжени, что-то знаешь, просвети и меня, пожалуйста. Большего и не нужно. Я все понимаю. У вас большие планы, а тут я со своими проблемами…
— Правда, твоими? — поинтересовалась Наташа. — А вот у меня сложилось ощущение, что эта Кира просто припахала тебя разруливать свои головняки. Ты влюблен и не можешь соображать нормально…
— Ничего подобного — мы просто друзья!
— Вот только не надо отрицать очевидное, — поморщилась она. — И не рассказывай мне про дружбу между мужчиной и женщиной — я знаю, что это такое, и сама тебе многое могу рассказать. А уж отличить просто друга от влюбленного мужчины могу на раз! Причем в твоем случае это не просто страсть, игра гормонов, а глубокое чувство, что гораздо хуже!
— Почему хуже? — мягко возразила Эжени. — Чего ты напустилась на парня? По-моему, любовь — это прекрасно.
— Прекрасно, когда она взаимна, а не когда один любит, а второй бессовестно использует его чувство в своих интересах! На тебя, Данил, посмотреть, так ты за нее под пули подставишься и на костер взойдешь, а ее это вполне устраивает.
— Не надо так! Ты ее совсем не знаешь! — Внутри у Воронцова все кипело, и ему с трудом удавалось держаться на низком уровне громкости. А разговор шел в таком ключе, что Кире слышать его было бы весьма неприятно. — Никто никого не использует. Она, к твоему сведению, даже отговаривала меня от вмешательства.
— Ну еще бы! Она просто решила немного поиграть в благородство, а ты, конечно, принял все за чистую монету.
— Может, прекратишь выставлять ее злодейкой?
Спор переходил в чересчур горячую фазу, и Эжени это тонко почувствовала.
— Хватит! — встала она между ними, по очереди бросая строгие взгляды на обоих. — Нашли время ссориться! Мы же друзья, забыли?
— Я-то помню… — начал Данил.
— А я, по-твоему, только о себе забочусь? — вспыхнула Наташа. — За тебя же, балбеса, переживаю!
— Стоп! — шепот Эжени прозвучал почти криком. — Разошлись по углам! Неважно, влюблен Данил или нет. Девушка эта многое для него значит, и отвернуться от нее в беде он не может. А мы, его друзья, не можем отвернуться от него.
— Я от него не отворачиваюсь, — упрямо сжала губы Наташа. — Наоборот, хочу остеречь от очень серьезной ошибки. Не знаю, как вы, а я в этом деле не участвую. И остальным не советую, включая Данила…
Но тут в разговор вмешался доселе задумчиво молчавший Серж. Причем сделал это в своей излюбленной манере — артистично. Взгляд его, буквально переполненный благородной решимостью, уперся в Данила.
— Скажите, Д’Артаньян, это нужно только королеве, — тут он мотнул головой в сторону двери, за которой осталась Кира, — или это нужно вам?
Уголки губ Данила чуть дернулись вверх — игру Сержа следовало поддержать. Он вздохнул и произнес медленно и четко:
— Никогда и ничто за всю жизнь не задевало так сильно моих интересов. Это нужно мне, Атос!
— Так в чем же дело? — улыбнулся Серж.
И Данил понял, что в эту самую минуту все решилось в его пользу: слово Сержа в этой компании было главным, а молчаливое одобрение, светившееся во взгляде Эжени, значило не меньше.
— Я с вами, — подал голос Олег.
Все повернулись к Наташе. Она дернула плечом.
— Мозги, как я вижу, отказали сразу у всех. Что же, удачи. Встретимся в аэропорту.
С этими словами она решительно вышла из комнаты. Олег дернулся было, чтобы остановить ее, но Серж придержал его за локоть.
— Не надо. Пусть идет. Это ее решение, ее право. Кроме того, тебе известно, какая она упрямая. Сейчас на эмоциях ничего, кроме ссоры, не выйдет. — Он повысил голос. — Кира!
Туманова появилась в дверях. Взгляд ее был вопросительно-тревожным.
— Тут у Эжени, кажется, есть что сказать по нашему делу. Полагаю, тебе это будет интересно.
И лицо Киры расцвело улыбкой.
— Для начала, расскажу вкратце ту картину жизни, которую исповедую я и мои единомышленники, — Эжени говорила, как заправский преподаватель. — Только не пугайся, Кира, мы не секта какая-нибудь. Скорее это философская школа со своим особым мировоззрением и жизненными принципами. Ты читала Кастанеду или Зеланда?
Туманова отрицательно покачала головой.
— Тогда в общих словах опишу базовые постулаты нашей картины мира. Основной принцип: «Не мы видим мир, таким, какой он есть, а мир таков, каким мы его воспринимаем». Понять и принять такое с ходу достаточно сложно, но очень многое говорит за верность такого подхода. Мы сами (а именно — наши мысли, чувства и эмоции) формируем окружающий мир. В нем успешно материализуются наши страхи и желания, тем успешнее, чем настойчивее мы прокручиваем их в своей голове. Поэтому второй наш принцип — позитивное мышление, ибо кому хочется жить в мире, состоящем из наших страхов и худших ожиданий? Третий принцип — осознанность, которая позволяет вовремя «просыпаться» наяву, не позволяя проблемам и заботам затягивать себя в свой конвейер отрицательных эмоций. Она же помогает вырываться из этого лабиринта на оперативный простор, в мир с максимальной вероятностью реализации хороших событий, которая создается позитивным облаком нашего эмоционального фона. Пока все понятно?
— В общем, да.
— Тогда я продолжаю. Это все базовые принципы, так сказать, основы нашей жизненной системы. Те, кто их постигает и начинает применять в жизни, становятся на первую ступень школы операторов реальности и называются Сознающими. Большинству этого хватает: они приводят в порядок собственную жизнь и ни о чем другом не помышляют. Но некоторые идут дальше. Модернизируют свою жизнь так, чтобы и самим достичь большого успеха и близким помочь. Это, однако, не предел. Не буду тебя грузить перечислением многочисленных ступеней нашей иерархии и множеством специальных терминов. Перейду сразу к высшему уровню развития операторов реальности. Это так называемые Меняющие. Их в мире вряд ли существенно больше десяти, и особенность их в том, что они способны менять реальность, причем в очень серьезных масштабах и не только для себя и окружающих, но и для всего мира.
— Ничего себе! — Кира была просто поражена. — Представить не могла, что такое может быть! И ты знакома хоть с одним?
— Да, но не здесь, а в Японии. Он живет в Саппоро.
— С ума сойти! То есть они могут творить все, что хотят?
— В принципе, могут. Но на практике существует множество ограничений. Во-первых, выходя на этот уровень, Меняющие дают клятву не использовать свои способности в корыстных целях и делать все, чтобы минимизировать вред, причиняемый людям их преобразованиями. Конечно, клятвы клятвами, но человек всегда остается человеком и в некоторых случаях склонен забывать о данных обещаниях. Меняющие — не исключение. Поэтому они стараются контролировать друг друга. Так что, если кто-то из них зарвется, слишком серьезные изменения реальности, запущенные им, будут замечены остальными, и его приструнят. Это в общих интересах Меняющих, ибо забивший на совесть, правила и принципы человек с их возможностями чрезвычайно опасен. Еще одним ограничением является цепная реакция. Меняющие — люди с чрезвычайно мощным аналитическим умом, но даже они порой не способны до конца просчитать, к чему приведет то или иное затеянное ими преобразование. А некоторые цепи событий могут откликнуться весьма неприятными последствиями и для самих Меняющих. Поэтому они вынуждены действовать очень осторожно. Кроме того, к моменту выхода на этот уровень взаимодействия с миром, операторы реальности уже успевают обеспечить себе все мыслимые и немыслимые блага, а потому корыстных соблазнов у них почти не остается…
— Мда… — Похоже, рассказ Эжени поверг Киру в состояние легкого нокдауна, как, впрочем, и остальных присутствующих, за исключением Сержа. — То есть ты считаешь, что в моем случае поработал Меняющий?
— Очень похоже на то, — Ермакова кивнула с мрачным видом. — Сейчас я поясню свою мысль. Одно из возможных преобразований реальности на этом уровне — так называемое «стирание». Заключается оно в том, что определенный человек как бы исчезает из мира вместе со всем, что стало результатом его деятельности. Соответственно, исчезает он и из памяти всех людей, которые его когда-либо знали…