Колдун (СИ)

«Постой, — испугался хан. — Солгал я. Осталась одна вещь от того, кто для Сёйне дороже жизни стал. Портрет, нарисованный тонкой кистью на белом холсте. На нем колдун, как живой».

Обрадовался старик:

«О, мне это подойдет. Вели принести портрет в шатер к жене твоей. Я же войду в тот шатер с закатом. И пусть до рассвета никто меня не тревожит, иначе лечение не выйдет».

А у хана уже от запаха дыма и цветов голова кругом пошла. Каждое слово старика верным ему казалось; кивнул он, в ладоши хлопнул, призвал слуг — и точь-в-точь повторил им просьбу странника.

Как только пала на землю ночь, черная, как перья птицы нарун, слуги принесли в шатер, где лежала Сёйне, драгоценный портрет, проводили к изголовью северянки старика со всем почтением — и удалились. И только они вышли, как сбросил старик рваные покрывала, подошел к портрету — и провел по нему рукою.

«Не время, — прошептал старик. — Пусть луна взойдет».

Сказал так — и прорезал в шатре узкую щель. А когда поднялась царица небес на звездное пастбище, когда заструились бледные лучи на помертвелую степь и один самый тонкий луч проник в шатер и коснулся портрета — стал вдруг старик молодеть. Глядь — почернели седые волосы; расцвели в них розы, прежде сухие; кожа, коричневая от солнца и ветров, стала снова белой и нежной, как молоко; а глаза его стали как черное стекло.

Посмотрел Аю на свои руки молодые, рассмеялся и сказал:

«А вот теперь пора».

Вынул он из своих волос синие травинки, растер их с лепестками степной розы, искупал в лунном свете — и возложил на губы Сёйне. И мгновения не прошло — распахнулись ее глаза.

Увидела Сёйне колдуна и улыбнулась:

«Так я и знала, что ты обманул меня. А говорил ведь, что сильней яда, чем жар-траве, во всей степи не сыскать».

Аю только рассмеялся:

«Да разве б я тебе смог яд отдать? Нет, царевна. И не надейся, что убежишь от меня в смерть. Пойдем лучше отсюда вместе, — вздохнул, глаза смущенно опуская: — Правда, жизнь у меня нелегкая. То там, то тут на костер отправят… Я уже весь до костей дымом пропах, а им все мало».

«Ничего, — утешила его Сёйне. — Я к запаху краски с детства привыкла, меня каким-то дымом не напугаешь».

И долго еще они разговаривали, но неумолимо было время, и рассвет в двери небес постучался. И с первым лучом солнца растаяла, как весенний лед, северянка, и с нею исчез Аю.

Утром хан со своей свитою вошел в шатер, но увидел там лишь портрет. Смеялся с белого холста Аю:

«Глупый, глупый! Не уследил за женой — она теперь моя будет».

И никто, кроме хана, этого смеха не слышал; захотел хан выбросить тот портрет в огонь — но не смог, рука плетью повисла, язык онемел — и не прикажешь даже ничего.

Молча развернулся хан и покинул шатер. А портрет на месте оставил. Говорят, что нашел его потом странствующий мудрец, отвез на север и продал за большие деньги какой-то знатной госпоже.

А хану младшая жена весной родила сына.

Черноволосого, белокожего и черноглазого.

То-то было шуму…

Анонс

Портрет колдуна

(Текст в процессе написания)

Он был не похож на других. Сейчас бы сказали — псих. Тогда говорили — колдун. Мне сдается, тогда были правы… Он смеялся порой без причин. В свои волосы цвета ночи Он вплетал опьяняюще алые розы И ядовитые травы… В свете луны Очи черны, Руны сочатся кровью. Тем, кто не спит, Зависть таит, Змеи ползут к изголовью. Говорят, что он мог — босиком по огню, Говорят, мог приказывать ночи и дню, Говорят, — и я этому верю! — Что все это его не спасло. …был дурманяще, горько, волшебно красив, Словно фейри, иль демон, иль сказочный сид, Говорят, он был многими тайно любим… Красота провоцирует зло. Чары и знаки Беспомощны в драке — Сталь и кулак верней! Без сожаленья — Маслом поленья, Смейся теперь в огне! …Я любуюсь на твой портрет, Пусть в истории этого нет, Я верю, костер погас, Дождь тебя уберег от расправы. Ты был не похож на других. Сейчас бы сказали — псих, А я говорю — колдун, А все остальные не правы… Через портрет, Будто рамок и нет, Протяни мне руку, прошу. И с собой забери. Там, где тлеют угли — Счастья нашему шалашу… Рулетка

.